Есть еще одно интересное замечание, что на четырех ковчегах речь идет от первого лица, и мы так и будем переводить, а на двух ковчегах речь идет от третьего лица. Например, скажем, «я сотворил» или «Пепи сотворил». Очевидно, когда-то это было ритуальное речение, которое произносил сам умерший, в вечности. И, как я уже вам говорил, письменность возникает для того, чтобы эти слова в вечности звучали всегда. Но постепенно сама письменность, если угодно, отчуждает человека от текста, и о нем уже говорится в третьем лице. То есть письменность – это, одновременно, и великий хранитель, и причина отчуждения сказанного от человека: уже не «я сказал», а «Толстой сказал». Когда некий сказитель поет какую-то песню, он поет всегда свою песню, а когда мы читаем некий текст, мы уже читаем текст определенного автора, примерно вот так. Однако здесь мы видим саму эту грань, когда кто-то еще пишет от первого лица текст, а кто-то уже от третьего.