«…болезнь еще его не отпустила.
На небо к Уту воздел он очи,
Словно пред отцом родным, пред ним заплакал,
Свои руки благие во мраке гор к нему поднял:
«Уту, приветствую тебя. Да не буду я больше болен! (представьте себе, что в горах взошло солнце, и он увидел это солнце и молится, ведь воздевание рук – это одна из форм молитвы).
Герой, сын Нингаль, приветствую тебя,
да не буду я больше болен!
Уту, с братьями в горы ты дал мне подняться!
В мрачном горном ущелье, в ужасающем месте,
да не буду я больше болен!
Там, где матери нету, где нету отца,
Где нет знакомых, где нету близких,
Там, где мать моя - «О, дитя мое!» – мне не скажет,
Братец мой - «О, мой брат!» – мне не скажет,
Соседка, что к матери в дом придет, обо мне не заплачет,
Боги - хранители материнские,
боги-хранители отцовские об уходе,
Боги -хранители ограды - «Вот, исчез он!» – скажут!
Незнакомый пес – плохо,
человек незнакомый – ужасно,
На путях неизведанных, что по краю гор вьются.
О, Уту, человек незнакомый - человек страшный!
В месте гиблом, да не растекусь водою,
Землю горькую вместо зерна есть да не стану!
В степи неизвестной, подобно палке, да не буду брошен!
Дабы братья меня не дразнили, да не буду брошен!
Дабы друзья надо мной не смеялись, да не буду я больше болен!
Не явлю горам моей слабости!».
И Уту внял его слезам, жизненной силе его в ущелье горном, мрачном вернуться дал.
Та, кто бедным радость там, где поют и пляшут,
благородная Инанна, что из ворот святого храма выходит,
та, что ложе делает сладостным,
Она бедняку - пища радости…»
(В.К. Афанасьева. От начала начал. С. 185).