1. Изменения ритуала священного брака.
2. Царь-жрец.
3. Функции царей. Царь – Нинурта.
4. Божественный статус царя.
5. Царь-бог и царь-раб.
6. Праздник акиту.

1. Изменения ритуала священного брака

Итак, дорогие друзья, на прошлой лекции мы с вами говорили о тайне любви, о том, что зародившееся в древности таинство, которое символически отображалось в известной нам форме любви, сватовства и брака Инанны и Думузи, давало бессмертие, и о том, что впоследствии оно претерпело деградацию. Мы говорили о царской власти, о царском ритуале, о том, что отношения, свойственные любому юноше и девушке, которые и до этого в такой естественной тайне любви открывали друг в друге личность, брачная церемония превращала в таинство.

Как вы помните, мы говорили о том, что особенность человеческих отношений полов – именно их абсолютно личностная центрированность - не просто на партнера, как сейчас говорят, а на конкретного человека, которого ты любишь, за которого ты готов отдать свою жизнь. Вот эта сила любви, которая сильнее, чем смерть, через таинство уподобления божественной священной паре - Инанне и Думузи - делала возлюбленных мужем и женой, а их брак – орудием, средством достижения вечности. Не только родового бессмертия через рождение детей, что, собственно говоря, осуществляет любое высшее биологическое существо, но и чисто человеческой тайны достижения уже не родового, а личного бессмертия.

И мы сказали, что вначале каждая любовь, каждый брак, который осуществлялся в этом таинстве, видимо, был на всю жизнь, на вечность. Но потом люди почувствовали, что их отношения несовершенны, и что этот вечный брак они, как правило, обеспечить не могут. И как в Древнем Египте священными сделали отношения сына и отца через отношения царя и его умершего отца, и, соответственно, всех умерших египтян, точно так же в Месопотамии в царе укоренили образ священного брака. Можно сказать, что царственность возникла как переход от массового таинства к таинству уникальному. Потому что есть единственный человек, совершенный человек, который совершает это таинство – и так возникла царственность. Мы вернемся к этому чуть позже, когда будем говорить именно о царственности.

Но потом люди быстро убедились в том, что этот человек, царь, как бы красиво, как бы пышно ни обставлялся царский священный брак, как бы не имитировалась в нем любовь, которая столь естественна в отношениях возлюбленных, тем не менее, царский священный брак тоже далек от совершенства. И так же, как и в Египте, в конце III – начале II тысячелетия до Рождества Христова, в Месопотамии также происходит кризис этой священной формы. После III династии Ура, после I династии Исина, уже аморейской, но пытавшейся имитировать шумерские образцы, идея священного брака как центральная государственная идея исчезает, уходит. И люди возвращаются к первоначальной форме этого таинства, но уже в ином виде – не в виде естественного брака юноши и девушки, их любви, а в виде, похожем на царский брак, то есть это уже не воспроизводство отношений простых, деревенских молодых людей, а воспроизводство отношений царских.

В царских отношениях царь вступал в брак со жрицей Инанны. И вот, собственно говоря, то же самое делают теперь все жители Месопотамии, мы говорили с вами об этом на прошлой лекции, но, пожалуй, две важные вещи я не сказал. Первая – это то, что от Шумера, от III тысячелетия, до нас не дошло упоминаний священного брака, который был бы распространен между человеком и храмовыми жрицами. Впервые о том, что существуют такие храмовые жрицы, одной из обязанностей которых, видимо, является священнодействие половой любви, мы узнаём из повести о Гильгамеше, но это старый вавилонский текст, примерно 1800-го года. И я напомню в двух словах о том, что там происходит, там тоже все не так просто.

Речь идет о том, что богами создается некий дикий человек, совершенно не цивилизованный, покрытый шерстью, на самом деле, можно сказать, что-то вроде снежного человека. Он дружен со зверями, он вселяет ужас в цивилизованных жителей Месопотамии, и люди жалуются царю Гильгамешу: «Как быть? Вот ты великий герой, ты должен его победить». А тот отвечает, что «Не я его должен победить, его должна победить женщина». И дальше они обращаются к некой Харимту Шамхат. Харимту – это «женщина, посвященная богу», «жрица», Шамхат – личное имя, по всей видимости, оно означает «веселая женщина».

И вот ей говорят, что «ты должна его соблазнить, и он, соединившись с тобой, станет нормальным человеком». Так оно и происходит. Но здесь важно то, что этой жрицей выполняется, в общем-то, священная функция – превращение через соединение с ней дикого, не только нецивилизованного в нашем смысле слова, но и вообще как бы не-человека, не способного к священнодействию, не способного к вечной жизни, в человека цивилизованного. После шести дней и семи ночей общения с этой Шамхат Энкиду как цивилизованный человек вступает в город Урук и становится другом Гильгамеша, и становится вполне нормальным.

Мы видим здесь, что такое священный брак – это превращение нечеловеческого по сути, а человеческого только по форме, в человеческое по сути. И здесь, опять же, нужна если не любовь в современном сентиментальном смысле, то хотя бы резко персонализированная страсть. Потому что этот Энкиду должен страстно пожелать, полюбить вот эту женщину, и тогда все произойдет.

Но в поздний период, о котором я вам говорил, ни о какой любви речи уже нет. Раз в году мужчина должен соединиться с жрицей Инанны, раз в жизни каждая женщина должна соединиться с первым прохожим как жрица Инанны. Помните, на прошлой лекции мы читали 199-й параграф из первой книги Геродота? И таким образом осуществляется священный брак, в нем было соединение, но не было любви. Так же, как и в отношениях между отцом и сыном в Египте была любовь, а в отношениях между умершим отцом и нанятым за деньги или за землю заупокойным жрецом любви не было. Он не любил этого умершего, у него не было причин его любить, он просто поминал его по долгу, так же, как и здесь эти отношения происходили из чувства долга.

Мы видим, что развитие идеи священного союза от обычного брака на всю жизнь мужчины и женщины через царский брак превращается в то, что называют храмовой проституцией. И в этой третьей форме отсутствует любовь, так же как и в третьей форме отношений в Египте тоже отсутствует любовь. Царь – это уже другое, царь продолжает быть правителем, хотя первоначально он должен был стать осуществителем священного. А отношения, которые должны были обеспечить вечность, становятся отношениями, если угодно, почти магическими – нужно было вычитать определенные формулы, совершить половой акт, тоже с определенными формулами, которые надо произнести, что это – жертва Инанне, отдать деньги, и так далее.

Там, где есть любовь, присутствуют мощнейшие личные отношения – и между родителями и детьми, и между юношей и девушкой, потому-то и появляются песни. А там, где нет любви – там в дело вступает размеренный холодный ритуал, который якобы все совершит. Но он, видимо, мало что совершает. И люди не удовлетворены, инее уверенны, должно быть, внутренно, что набор механически совершаемых действий и произносимых речений обеспечит им вечность. Они жаждут вечности, но не ведают, как ее достичь. Древний искренний и простой метод переформатирован до неузнаваемости.

Что приносит потом Христос на землю? Он приносит любовь, веру и любовь. Как раз то, чего нет на этом последнем этапе развития древних дохристианских религий. В них любовь уходит, замещаемая холодным магическим ритуалом. Царская власть отделяется от священного действа. Естественно, сама власть остается, но любви нет; в священнодействии остается последовательность ритуала, но любви тоже нет. Что возвращается во Христе? Любовь, которая становится главной ценностью, центром во всех отношениях, в том числе и в отношениях брачных, и в отношениях между Христом и Церковью. Возвращается самопожертвование.

Как видите, в этом развитии древнего ритуала хранится некая потребность в новом тезисе. Потому что в древнем таинстве брака мы видим тезис, в царском священном браке – антитезис к нему, в так называемой храмовой проституции - синтез. А новый тезис, возвращающий нас к древнему началу, дает христианство. Но вернемся к царственности, потому что мы оставили царственность только в сфере отношений Инанны и Думузи, в отношениях священного брака. Но когда она разделяется, как же дальше? И до того, как она сложилась, как было?

2. Царь-жрец

Во-первых, хотя взгляды ученых, изучавших царственность в Месопотамии, очень различаются, они как правило приходят к выводу, что когда-то эта царственность была чисто священнической функцией, в ней не было власти. Есть два шумерских термина: Эн – это, в первую очередь, «священник», «священник-властитель», и Лугаль – по-аккадски Шарру, «царь». Эти две функции были разными, и когда-то существовала только функция Эн, как раньше часто произносили это слово в аккадской форме - Патеси.

В Ассирии примерно с 1800 года до Р.Х. было понятие Ишакку, отсюда – Исаак, это жрец-царь. Интересно, что в раннем договоре Лагаша и Уммы цари вообще не упоминаются; договариваются боги – покровители городов. Еще в начале ХХ века исследователи указывали: «Патеси (Эн) включают в себя идею священства, и порой бывало, что тот, кто фактически был царем, сохранял старую форму и даже ставил священническое звание первым в своем титуле».
[Encyclopaedia of Religion and Ethics. Ed. J. Hastings. VII, 726.]

Выстраивалась даже некая модель: представитель Бога, проявление Бога – и непосредственно Бог. Так и развивалась в III тысячелетии царственность. Но боюсь, что все на самом деле еще сложнее. В III тысячелетии и вплоть до I династии Вавилона, то есть до 1800 года в Месопотамии встречаются личные имена, элементом которых является царь как податель жизни – Лугаль. Например: Лугаль Лу Тильтиль – «царь дарует мне жизнь», Лугаль Зиму – «царь – моя жизнь», итти Саррибалату – «с царем жизнь», Шульги У Намтиль – «бог Шульги – древо жизни», Шарру Иль – «царь Бог», Римсин Или – Римсин – мой бог.

Вот, собственно говоря, формулы , провозглашающие, что царь – это Бог. Для современного человека, для человека ХХ-XXI века это какая-то крайняя форма тоталитаризма, тем более, для человека христианской культуры, который понимает, что Бог – всецелый, всемогущий правитель, властитель всевидящий. И царь вроде бы претендовал на эту позицию. Однако все далеко не так просто.

Дело в том, что основа царской власти в Месопотамии – это, конечно, двойственная природа священника, исполняющего роль Думузи, как человека (он – человек), и как Думузи, который становится богом через брак с Инанной. И поэтому божественность через священный брак достигается каждым. Это далеко не всегда понимали ученые. Даже такие крупные исследователи царственности, как Генри Фрэнкфорт, сравнивая совершенно очевидную божественность фараона с положением царя в Месопотамии, пишет:

«Избирая царя, боги дают ему знак, свидетельствующий об их благосклонности, но дело, за которое ему теперь предстоит взяться — крайне опасно. Коронация, хотя она и делает его способным царствовать, не перебрасывает, однако, мост через пучину, разделяющую царя и богов. Великий, благодаря своей власти, в сравнении с подвластным ему народом, он, из-за человеческого своего ничтожества, остается лишь подданным в отношении к природе. Природа — это владение богов, и ассирийский монарх пребывает вне его, являясь слугой своих господ, в то время как фараон сам — один из них (один из богов)».
[H. Frankfort. Kingship and the Gods: A Study of Ancient Near Eastern Religion as the Integration of Society and Nature. Chicago, 1948. p. 296]

И действительно, о Месопотамии после падения касситской вавилонской династии в XII веке до Рождества Христова (эпоха Третьего переходного периода в Египте), это, можно сказать, божественный детерминатив у царского имени более не ставился. Ассирийские цари его действительно никогда не имели. Но в Вавилонии от Саргона Древнего до времен Хаммурапи (Саргон Древний – это династия Аккада, примерно 2200-й год до Рождества Христова, Хаммурапи – 1800-1700-й год до Рождества Христова), слово «Бог» – Дингир – часто соединялось с царским именем. Его носили все монархи третьей династии Ура, кроме первого, Ур-Намму, и цари I династии Иссина, несколько правителей Эшнуны, Рим-Син из Ларсы принял божественный детерминатив на 23-м году своего царствования.
[H.Frankfort, W.Lloyd, T. Jacobsen. The Gimilsin Temple and the Palace of Rulers at Tell Asmar. P. 116—117].

А о его противнике, Хаммурапи, можно сказать, что он, хотя и никогда не носил божественного детерминатива, но о нем говорится, что он «произнесен Энлилем», «создан Сином», он «брат любимый Забабы», «супруг Инанны», он «Бог царей, знающий мудрость», он «солнце Вавилона (Шамаш Вавилона)», и «возлюбленный богини Иштар». Все эти выражения – из преамбулы законов Хаммурапи. Обычно считается, что эти формулы родства имеют метафорический смысл. [F. Dvornik. Early Christian and Byzantine Political Philosophy.. P. 28; H. Frankfort. Kingship and the Gods. P. 308].

Но это совсем не так. Дело в том, что через священный брак Хаммурапи – Бог. Раньше им был каждый – а теперь богом является царь. И как Бог он, естественно, находится в родстве с богами, он действительно «произнесен Энлилем», и так далее. Преемник Хаммурапи на вавилонском престоле, Самсу-илуна, включает в свое имя слово илум – «бог» (акк.). И ряд касситских династов следует этой традиции. В течение восьми веков, с 2300 до 1500 года до Р.Х., божественный детерминатив перед именем правящего монарха в Месопотамии не был редкостью.

Так что монарх назывался богом. Но назывался богом он, по всей видимости, потому, что он обретал божественные качества так же, как Думузи – в браке с Инанной. Помните это выражение? «Я не человек, я супруг великой богини», это слова самого Думузи.

Иногда говорят, что цари выполняли функции бога-хранителя своего города. Цари действительно так именуются, например, иль-Ак-ка-де – «бог-хранитель Аккада»; царь может быть личным богом любого другого города, но в той же самой формуле. Царь хранит город благодаря тому, что он стал богом из-за брака с Инанной, и именно поэтому ему принадлежат все эти божественные титулы и божественные определения.

То есть не идеология делает царя Богом, чтобы все ему подчинялись, а священный брак. Священный брак, который существовал еще задолго до царя, в доисторические времена, как обычный брак мужчины и женщины, прошедших через таинство посвящения Инанны и Думузи. И здесь для нас путеводной нитью должна стать категория, о которой мы с вами говорили еще в начале нашей лекции по Месопотамии – категория Ме, категория энергий и сил.

Эти силы, видимо, были присущи всему живому, хотя в историческое время и говорится о том, что Ме обладают только боги и цари, которые стали богами благодаря священному браку. То есть, цари получили энство, жречество, Ме в священном браке. Но раньше это было не так, раньше любой человек был обладателем Ме, поскольку он проходил таинство священного брака.

А в эпоху, как пишет Емельянов [В.В. Емельянов. Шумерский календарный ритуал - с.382], III династии Ура и династии Иссина, а я думаю, что и раньше, с возникновением царственности, цари присваивают эту функцию себе, то есть не столько присваивают, сколько ее им отдают. Мы не в силах нести эту божественность, она нам не по плечу, нам тяжело. Помните роман Стругацких «Трудно быть богом»? Вот нам трудно быть богами, поэтому – ты будь богом за нас. И цари – это те люди, которые принимают жребий и становятся за всех участниками священного брака, но постепенно они обретают и полноту власти.

Первоначально царь – это жрец, его титулы жреческие. Как бог ритуала, он теперь обладает божественными Ме. Задача царя – исполнять должное, па-е, совершенно исполнять ритуалы, точно отмеряя форму и количество жертв, шу-ду, возобновлять утраченное, забытое, разрушенное – ки-би-ше ги. Вот, собственно говоря, таковы функции царя в этот первоначальный шумерский период. Они абсолютно жреческие. То есть царь должен делать то, чего не делают люди. Люди не исполняют форм ритуала, как мы, скажем, плохо исполняем наши ежедневные и включенные в цикл года ритуальные обязанности – а царь должен их исполнять, потому что он их исполняет за всех.

Мы не приносим должные жертвы, потому что или у нас нет возможности, или нам жалко, или почему-то еще, а царь должен приносить эти жертвы. Наконец, из-за нашего неправильного поведения мир разрушается, а царь должен его восстанавливать – возвращать утраченное, помнить забытое. В этом функции царя.

В древнейших шумерских текстах говорится, что Энлиль зачинает, а Нинлиль, его супруга, рождает Ме в Экуре Ниппура. Вы помните, что Экур – это храм Энлиля в Ниппуре, духовной столице всего Шумера. И оттуда их получают цари. Царь II династии Лагаша – это XXIII век до Р.Х. – Гудеа получает Ме от Инанны. В тексте Энмеркара «Владыка Аратты» говорится, что он получает Ме, и это помогает ему стать мужем Инанны, и после этого утвердиться как царю. Вы помните, я читал этот текст в прошлый раз.

В этом замечательном тексте подробно говорится о том, что владыка Аратты хочет быть мужем Инанны, а Энмеркар им является. И поэтому, соответственно, обретает великие силы. Вот как этот фрагмент текста переводит Емельянов:

«Когда мне в Абзу хвалу пропоют (Абзу – это бездна, на границе которой стоит город Эриду, «Город Правды», где Энки является главным божеством),
Когда из Эриду Ме я получу, Когда в должности Эна короной Мен (Эн, вы понимаете, это патеси, – должность царя - священника, корона Мен – это божественная корона, видимо, связанная с категорией Ме, это венец обладателя Ме),
Подобной святилищу, я украшусь,
Когда священную корону Мен на голову надену,
Тогда из великого святилища в гипар пусть меня доставят.
Из гипара в великое святилище пусть меня доставят.
Люди пусть удивленно возглашают,
Уту пусть радостно на меня взгляд бросит».
[В.В. Емельянов. Шумерский календарный ритуал. (Категория МЕ и весенние праздники). СПб. 2009. С.371]

Когда эн обретет Ме, то сможет совершить священный брак с Инанной. Так же, как и в Египте, в Шумере знали две короны: Мен и Ага. Ага – это корона нижнего мира, корона земная, ее именовали Ага-нам-Лугаль-ла – «Корона царственности», Ага-зи – «Корона истины», Ага-нам-тил-ла – «Корона жизни». А Мен – это «Небесный венец», это «Венец богов». Мен-ку – «Венец священный», Мен-ан-ки – «Венец неба и земли», Мен-хуш – «Красный венец». И вот этот венец Мен носят обожествленные цари, его не могут носить люди, это божественное нечто.

Теперь на минуту вспомните, что даже у нас в церкви во время венчания на головы венчающимся одевают венцы. Вот через сколько тысячелетий сохранилось воспоминание о царственности каждого жениха и каждой невесты. И эта традиция говорит о том, что каждый когда-то был обладателем этих венцов, но потом эти венцы стали уделом царей и стали означать две вещи: власть над этим миром – корона Ага, и власть над отношениями неба и земли, отношениями, ведущими к спасению – венец Мен. Ага – символ власти Лугаля, Мен – символ власти Эна. Так первым написал Самуэль Крамер.

Емельянов пишет: «В эпоху Урука (2615-2500) высший тип власти, воплощенный в короне MEN, давался смертному правителю вместе с Ме, полученными в Абзу, и с богиней, предназначавшей его для священного брака…»

Обратите внимание, что именно богиня предназначала его для священного брака, то есть в отношениях Думузи и Инанны избирает всегда Инанна, а Думузи сразу соглашается. То есть корона Мен – это был такой же атрибут, как и священный брак, и Ме, полученный в бездне, в той бездне, где творится человек.

«…Значит, в ту эпоху владеть Ме и MEN мог и человек, совсем не имевший божественного статуса – избранник – праймак Богини типа Думузи».
[В.В. Емельянов. Шумерский календарный ритуал. С.372]

Надо понять, что не просто один-единственный избранник богини, но еще чуть раньше – любой избранник, прошедший священнодействие посвящения, имел право на обладание Ме. То есть, брак творил человека божественным, могущественным, всемощным существом. Вот так глубоко в Месопотамии это понимали. А впоследствии, уже в эпоху Урука, это был тот единственный, кто вступал в священный брак. Он не обязательно был Лугалем, это мог быть и Эн - священником. Но он мог постепенно обретать и функции гражданского правителя.

Напомню, что в Древней Месопотамии было народное собрание, был совет. И, соответственно, совет управлял городом, совет назначал военного предводителя, видимо, совершались и соответствующие священнодействия. И в совете, конечно, совершенно особую роль занимал Эн, священник, муж Богини.

Мы скоро увидим по аналогии, что эта традиция была очень широко распространена даже в обществах, в которых монархии давным-давно не было. Об этом мы скоро вспомним. В Раннединастический период цари Ура именовались «сыны Солнца», «сыны Уту». Вплоть до III династии Ура правители носили только венец Ага. И только в эпоху Иссина и Ларсы активно упоминается то, что венец Мен тоже кладется на голову царя.

То есть, эта древняя идея обладания Ме на какое-то время уходит и затем опять возвращается. Например, Шульги называют «великий ураган, украшенный Ме, определяющими судьбы». Ишме-Даган (1953-1935 годы династии Иссина) «По слову отца Энлиля… Ме Экура он собрал, древние предначертания почтил, ритуалы заброшенные восстановил». Ишме-Даган получил эти Ме и потому смог исполнить то, что должно исполнять царю. «Энки украсил Липит-Иштар Ме владычества…». Липит-Иштар – это следующий царь после Ишме-Дагана, то есть Энки дает Ме царю. «В место определения судеб, где среди великих богов распределяются истинные Ме, в Экур – священное жилище Ана и Энлиля, испускающее священный ужас, за руку царя (Лугаль) она (Инанна) привела. Робко войти заставила Инанна, любимая дочь Суэна, возлюбленная супруга Ур-Нинурты (годы правления 1923-1896 до Р.Х.) собрала в связку все Ме и вложила в его руку. – О, Ур-Нинурта, я решила дать тебе твои драгоценные Ме!».
[В.В. Емельянов. Шумерский календарный ритуал. С.367, запись в Экуре, в храме Энлиля в Ниппуре].

Вы видите, что здесь Инанна приводит, Инанна дает Ме, и царь становится обладателем Ме. Древняя шумерская царская традиция знает два варианта получения Ме. Первый – когда сначала некоему жрецу даются Ме, например, Энки дает ему Ме из Эриду. И благодаря этому он становится Думузи, участником священного брака и, таким образом, тем, кто приводит к божественной жизни всех своих поданных.

Другой вариант – он становится участником священного брака, потому что его избрала Богиня - она его привела за руку. А уж почему она его избрала – никто не знает. И после этого, и благодаря этому, она же вручает ему связку всех Ме. Последний из известных нам царей, о котором тексты свидетельствуют, что он наделяется Ме, это царь старовавилонской династии Хаммурапи.
[В.В. Емельянов. Шумерский календарный ритуал. С.369]

Стефана Лэнгдон в 1917-м году писал: «Прежде 3000 до Р.Х. древнейшие шумерские цари городов заявляли, что они зачаты семенем Бога и рождены из лона Богини… И хотя цари той эпохи не обожествлялись и им не оказывали почитания и поклонения как божествам, тем не менее, надписи показывают, что их подданные верили, что они – божественные посланники, искупители и наместники богов…. Молитва к умершим царям воспрещалась, если они не были обожествлены при жизни. Только какое-то посвящение живых смертных людей давало им шанс обладать бессмертием. Храмы повсюду воздвигались таким царям Шумера».
[S.Langdon,// The Musem Journal. Philadelphia, vol.8, 1917 – p.166].

Сейчас хронологические рамки немножко откорректированны, разумеется, мы уже знаем, что это было не прежде III тысячелетия до Р. Х., а практически все III тысячелетие до Р.Х. А что было раньше, мы практически не знаем. Как вы помните, тексты об Инанне и Думузи открывали вплоть до 70-х годов ХХ века. И поэтому Лэнгдон действует наощупь. Теперь мы понимаем: царь, если он вступал в брак с Инанной, таким образом становился Думузи. И, как Думузи, он получал божественные Ме при жизни, а после смерти он, естественно, воскресал, как Думузи. И поэтому ему можно было молиться. Он был ходатаем среди богов за людей.

В доисторическое время, начиная чуть ли не с раннего палеолита, и уж точно – со среднего, с эпохи неандертальца, было почитание предков - умерших почитали, умершим молились, умершим приносили жертвы. Это мы знаем совершенно точно. А для чего? Потому что они были божественны. Значит, идея того, что человек после смерти обретает божественность, если он правильно прошел эту жизнь –древняя мысль. И потом, если угодно, эта роль была не узурпирована царями, а передана им.

Но что такое – «правильно прошел жизнь»? В нашем современном мире мы в первую очередь считаем, что это предполагает соблюдение некоторых нравственных принципов. Это и так, и не так. Мы на одной из прошлых лекций говорили о том, что эти нравственные принципы –отражение небесного в земном. Поэтому они необходимы. Но важно то, что человек правильно прошел посвящение, правильно прошел таинство, тогда он действительно обретает вечность. Если же он не прошел эти таинства, то как он может обрести вечность? Мы этого не знаем. И в Древней Месопотамии этого не знали. Царь, правильно пройдя посвящение, обретал вечность для всех. А потом уже, когда люди перестали верить в царя, как в спасителя, это правильное прохождение таинств, но уже без любви, распространилось в поздний период, чтобы впоследствии быть снятым пришествием Христа, когда таинства обрели смысл в вере и любви.

Примеры иных религиозных традиций подтверждают наше предположение о священнической первоначально и главным образом функции царя. В Риме был так называемый Rex Sacrorum, царь-священник. Так римляне называли священника, который после упразднения царской власти должен был совершать некоторые обряды, связанные с именем царя. Он напоминает архонта басилея Афин, это точно такая же функция (В республиканских Афинах был архонт басилей, то есть старейшина – царь). В Риме это всегда патриций, человек из знатного рода, избираемый пожизненно понтификом максимусом. Сейчас понтификом называют Папу Римского. Но что означает слово «понтифик»? Мостостроитель. Понтус – «мост». Какой мост строит понтифик максимус? Мост между небом и землей. И он выбирается пожизненно всей понтификальной коллегией и посвящается в свой сан авгурами. Авгуры – это древние священники, гадатели. Понтифик максимус имел резиденцию в царском дворце Нумы Помпилия, последнего римского царя. Его жена участвовала в священнодействиях.

И то же самое – у архонта басилея. Он имел специальную резиденцию в Афинах на царском холме, и его жена участвовала в таинствах, в частности, в дионисийских и в элевсинских мистериях. Она выполняла вместе с царем совершенно особую функцию.

То есть, опять же, это образы брака. Вы видите, как все эти образы сохраняются. Обязателен священный брак, обязательно это соединение, хотя даже уже нет монархии, уже республика, но перепоручить это некому. Уже не могут себе представить, что это обычный брак, как было раньше. Как сейчас у нас в некоторых странах есть монархи безвластные, примерно то же самое было и тогда. Эти люди не имели никакой власти, а только совершали некоторые священнодействия, но эти священнодействия мог совершать только царь. Поэтому «должность» царя сохранялась даже в таких республиканских сообществах, как римское и афинское.

Для шумерских монархов это очень характерная формула тотальной божественности. О каждом человеке это уже не говорится. А в то время, когда об этом, может быть, говорили, тогда еще не писали. Но здесь, в Шумере, писали, что царь «получил жизнь от Энлиля, наделен разумом от Энки, избран сердцем Нины, вскормлен молоком Нингирсу». [Надпись Энметены. Первая половина III тыс. до Р.Х. - В.К. Афанасьева. От начала начал. С.229-230] . Эти эпитеты древнего шумерского царя говорят о его тотальной божественности. Будучи вскормлен молоком богини, получив божественную пищу, он наделен разумом божественным, жизнью божественной. Он может все это сделать.

3. Функции царей. Царь – Нинурта

Каковы же функции царя? Их как бы две группы – это функции Думузи и функции Нинурты. Нинурта – «плуг», сын Энлиля, он ориентирован на эту жизнь. Думузи – пастух, но идеальный жених, он ориентирован на смерть и воскресение, на искупление человека и победу над смертью. И в Шумере эти два аспекта, они присутствуют постоянно.

Что касается функций Нинурты, то это обычные царские функции – управление земледельческими и ирригационными работами, командование войсками, повиновение во всем Богу-правителю города и правильный брак со своей супругой. Со своей супругой, не с Инанной. То есть, правильное отношение полов – это абсолютно необходимая вещь. Царь именуется подчиненным Нингирсу и управителем его хозяйства. Про Гудеа, царя третьего тысячелетия, говорится: «Энлиль наделил Нингирсу пятьюдесятью Ме, и теперь Гудеа должен заставить эти Ме воссиять в стране».

То есть, с одной стороны, это функция царя-спасителя через Думузи, а с другой стороны – функция царя-устроителя. И эти Ме, которые божественные силы направили на организацию земной жизни, царь должен заставить воссиять в стране. А царь Шу-Суэн в его цилиндре D говорит: «О Нинурта – досточтимый великий герой, единственный избранник! Пусть Шу-Суэн, которого в оракуле владыке Нинурте царь Энлиль даровал, порученцем Твоим будет!» [53-55]

Порученец, машким, – буквально «судебный исполнитель» в Шумере. То есть, говорится, что пусть царь будет исполнителем твоей воли, исполнителем твоего судебного решения, исполнителем твоих указаний. Значит, в этом земном мире царь – исполнитель воли Нинурты. Соответственно, Нинурта – сын Энлиля. Вот это функция Лугаля – быть исполнителем воли Бога.

А в другом своем аспекте, как Эн, он – спаситель черноголовых. Но постепенно меняется и эта позиция. Вообще, нам надо понимать, что строгой теологии в Месопотамии не было. Нам сейчас это сложно понять, потому что наша религиозная культура абсолютно книжная. Соборами приняты определенные решения, написаны определенные правила, правила великих и поместных соборов. И любой богослов может посмотреть, что сказано в канонах. Другое дело, что все это нарушается в жизни, иногда и очень сильно нарушается, но наша религиозная культура зафиксирована в букве. А вот в Месопотамии было не так, и в Египте тоже. Там был ритуал. А ритуал подвижен, и понимание ритуала менялось.

Царь, который является богом, великим небесным драконом в священном браке, здесь – только порученец Нинурты. Это совсем разные уровни. И поэтому уровень начинает подниматься. Уже царь Шаркаллишарри (династия Аккада, 2200-2176 год) именуется «дорогим сыном Энлиля», думу да-ди. То есть, он сам именуется Нинуртой. И, наконец, у Ишме-Дагана (династия Иссина, это XVIII век, 1953-1935 годы до Р.Х.) царь именуется «великим богом», а Нинурта называется его порученцем.

Вот что говорится в тексте «А» Ишме-Дагана: «Нинурта, могучий герой Энлиля (Обратите внимание, уже герой, уже не царь, ур-сагх)… Срок моей царственности (Лугаль) увеличил. В энстве моем (то есть в священном жречестве) меня возвеличил – да будет он моим помощником. В Экуре он предо мною поклонился (буквально – «коснулся носа рукой») – да будет он порученцем моей царственности!» [81; 84-87]

В Шумере был такой знак почтения к высшему, когда низший закрывал свой нос, показывая этим, что он не хочет, чтобы его грязное дыхание оскверняло того, кому он выказывает знаки уважения. Нинурта, божественный сын Энлиля, выражает знаки уважения, так, чтобы его дыхание не оскверняло царя Ишме-Дагана. Видите, как все меняется.

Это, пожалуй, самое решительное определение, когда, действительно, царь себя весьма возносит. Помните, я на прошлой лекции читал, как над этой претензией царей смеялись еврейские пророки. Мистическое забывалось, а на его место становилось просто человеческое тщеславие. Мистический смысл царственности никак не говорит о том, что этот человек чем-то больше других. Он получает больше благодаря определенным священным действиям, которые, в сущности, ему поручили исполнять сограждане. Но царям это уже не хочется осознавать.

Липит-Иштар в своем тексте «D» пишет:

«Нинурта, герой Энлиля (опять Нинурта, только теперь – герой Энлиля, ур-сагх, а не сын)! Пусть у сиденья твоего престола твоя супруга, истинная госпожа (нин-зид) Нин-Нибру, тебя обнимая, c прекрасными словами для Липит-Иштара до захода солнца стоит (пусть твоя супруга стоит со мной, с царем)!
Ута-улу! Пусть в его храме (месте воздеяния рук) ты будешь ему в помощь!
Пусть он будет царем, чью судьбу определил Нинурта!...
Липит-Иштар – твой вельможа, сын Энлиля,
Справедливость в Шумере и Аккаде (ки-ен-ги ки-ури) установил –
Телу страны радость доставил».

То есть, Липит-Иштар – сын Энлиля, а Нинурта – только герой Энлиля. И царь аккадской династии Нарам-Суэн, (2236-2200 до Р.Х.), изображается на знаменитой стеле покорения лулубеев восхящим в горную крепость в рогатом шлеме, в два раза выше своих солдат. Он уже божественен.

Цари приносят жертвы своим статуям. Лугальбанда приносил своей статуе 1 ка елея и 1 ка фиников. Гудеа – постоянно 1 ка вина, 1 ка хлеба, пол-ка муки и пол-ка ячменного печенья. Статуя – это божественный царь. И царь земной – одно целое с ним, он своему божественному образу приносит жертвы. Вы видите, как величие царя, божественность царя все возрастает. Это заканчивается III тысячелетие.

Цари создают статуи и для своих предков, умерших царей, и приносят им жертвы как умершим Думузи. «Из гор Магана вывез Гудеа диорит и вытесал из него статую, дав ей имя – Моему царю Нингирсу построил я храм – жизнь да будет моей наградой». На самом деле он ставит статую себе, а пишет, что воздвиг храм Нингирсу.

4. Божественный статус царя

От второй половины III тысячелетия до Рождества Христова сохранилось несколько шумерских текстов, явно свидетельствующих о божественном зачатии царя. Вот что говорится в одном из этих текстов о царе, восстановившем Экур в Ниппуре: «Если добрый домовладелец восстановит Экур, то продлятся его дни. Будет сын у доброго домовладельца долгодержавен, не перейдет престол их (к иному роду). Потому Аш-имбаббар (Суэн, Нанна) ради умножившего великолепия Экура создаст в уме образ отца своего Энлиля и подыщет подходящую мать. В спальном покое свершил назначенное о сыне князя Нанна, и энту (это верховные жрецы Инанны) родила доброму домовладельцу от того [семени], что он (Нанна) вложил в ее утробу. Энлиль (новый, младой), пастырь с мощной дланью, вождь, появился через нее, чадо, подходящее для царства и престола – Шульги-Лугаль имя ему». [T. Jacobsen. Early Political Development in Mesopotamia,— Toward the Image of Tammuz. Cambridge, 1970, p. 387—388. Note 80.]

Вы видите, снова этот образ. Вроде бы, конечно, у этого царя есть папа и мама, но по-настоящему это зачатие совершено богами, ему дало рождение семя не человеческое, а божественное. И постепенно к концу III тысячелетия божественность царя утверждается максимально. Известно, что тот самый Шульги, о зачатии которого здесь говорится, почитался как бог в Лагаше, Умме, Дрехеме и Уре, есть данные о его культе в Ниппуре. Ему были возведены специальные святилища в Лагаше и Умме и учреждены празднества. [T. Fish. The Cult of King Dungi during the Third Dynasty of Ur.— Bulletin of the John Rylands Library.Vol. 11, Manchester, 1927, No. 2, p. 328]

Поэтому земной отец Шульги, Ур-Намму, основатель III династии Ура, оказывается лишь смиренным просителем о даровании потомства. Наследник же происходит от брака Нанны, то есть Суэна, со жрицей-энту, земной супругой городского бога. Впрочем, совершенно очевидно, что функции Нанны выполнял Ур-Намму. И Шульги действительно сын Ур-Намму, который и сочетался с энту во время празднества в Экуре.
[T. Jacobsen. Op. cit., p. 388, note 80.]

Но царь в момент брачного торжества как бы исчезает, и о Нанне даже не говорится, что он принял облик Ур-Намму. К энту вошел сын Энлиля, рожденный от Нинлиль, «внук» верховного Ану. Тут обыгрывается другой образ: Энлиль – Нинлиль. Если в отношениях Инанны и Думузи постоянно меняются функции человека и бога, то здесь однозначно говорится о божественности зачатия. Не человеческим семенем зачат Шульги, а божественным семенем. Ур-Намму не имеет божественного детерминатива, а Шульги имеет божественный детерминатив.

Значит, уже не только священный брак отделяет царя от простого месопотамлянина, но и само зачатие. Уже оказывается, что царь – это особое существо, а не наилучший супруг Богини, избранный народом своего города. Прошла тысяча лет, или даже меньше, и он превратился в особое существо в умах людей. Или, по крайней мере, царь теперь хотел, чтобы его считали особым божественным существом.

Это не значит, что он полностью элиминировал свое человеческое существо и свою функцию исполнителя воли богов. Он в этом же тексте именует себя «Шульги, рожденный в доме раб Экура», «раб храма», то есть, это тот самый иеродулос. Мы говорили об иеродулах, когда речь шла о храмовой проституции. Разумеется, ни о какой проституции тут речи нет, но он – раб, он, как говорят христиане, «раб Твой», «раб Божий». Но одновременно любой человек во Христе – великое, божественное существо.

5. Царь-Бог и царь-раб

Другой, более ранний шумерский правитель, Эаннатум, который правил около 2400-го года до Рождества Христова, лугаль Лагаша, никогда не соединял свое имя со словом дингир и всегда упоминал к месту имена вполне земных отца и деда. И при этом повесть о его рождении не менее замечательна: «Нингирсу вложил семя [с зародышем] Эаннатума в утробу, и Нинхурсаг (богиня) родила его. Возрадовалась Нинхурсаг об Эаннатуме; Инанна приняла его на руки свои и назвала его "Достойный Эанны Инанны Ибгальской". Она вернула его на колени Нинхурсаг и дала ему Нинхурсаг млеко груди своей...» [F. Thureau-Dangin. Les inscriptions de Sumer et d'Akkad. P., 1905, p. 41, galet A, col. vii.]

Как вы видите, Нинурта и Нинхурсаг все равно фактически являются его матерью и отцом. Генри Фрэнкфорт, интерпретируя этот текст, указывает, что он настолько отличен от «обычных представлений о царственности, что его буквальное прочтение, видимо, не будет верным. Текст, скорее всего, имеет ритуальное или символическое значение, ускользающее от нас». [H. Frankfort. Kingship and the Gods: A Study of Ancient Near Eastern Religion as the Integration of Society and Nature. Chicago. 1948, p. 299-301.]

Но, по сути говоря, это тот же Эаннатум, что и на Стеле коршунов, о которой я уже рассказывал, где он восходит в крепость лулубеев, будучи изображенным как божественное существо.

То есть, как вы видите, в Месопотамии III тысячелетия, особенно в середине III тысячелетия, борются две эти тенденции. Тенденция, что царь раб богов, просто назначенный в боги, такой же, как и любой другой человек – и тенденция, что царь совершенно отличен от всех, особое существо, от утробы матери избранный. И вторая тенденция постепенно усиливается, чтобы потом стремительно рухнуть. Об этом мы сейчас и поговорим.

Месопотамские цари III тысячелетия любили подчеркивать свою безродность. Эта традиция сохраняется даже в I тысячелетии у ассирийских монархов. Например, гимн воцарению знаменитого Саргона Древнего, основателя I династии Аккада, которая писала еще по-шумерски, но по языку это была уже семитская династия, начинается так, что ученые до сих пор верят всему, что написали писцы, и повторяют в биографии Саргона совершенно невероятные сведения, которые на самом деле намекают на иное. Это XXIII век до Рождества Христова:

«Я — Шаррукен, царь могучий, царь Аккада. Мать моя — жрица (энту), отца я не ведал. Брат моего отца в горах обитает. Град мой — Ацупирану, что лежит на брегу Евфрата». [Повесть о Саргоне Древнем. 1—4.— Cuneform texts from Babylonian Tablets, (далее — CT). Vol. 14, No. 42. Русск. пер. И. Дьяконова в кн.: «Я открою тебе сокровенное слово». М., 1981, с. 249—250.]

Исследователи пишут, что, видимо, это какой-то горный житель, безродный пришелец соединился со жрицей. В результате - родился Саргон и стал царем. Хотя на самом деле здесь зашифровано совершенно другое: то, что он – дитя священного брака. Отец его – божественное существо, брат его отца обитает в горах. Что это за брат отца? Если отец – Думузи, то это одно. Если же отец – это Энки или Суэн, то это совершенно другое. То есть, совершенно очевидно, что речь тут идет о тайном божественном рождении. Я не знаю своих земных родителей, потому что я не от них, по сути, родился, а родился от богов.

Родители Ашшурбанапала, о котором мы много раз говорили, всем отлично известны, это уже I тысячелетие до Р.Х.; его отец – Ассархаддон, а дед – Синаххериб, но вот что пишет о себе Ашшурбанапал: «Я – Ашшурбанапал, потомок Ашшура и Белит (как вы помните, Ашшур – это великий, чуть ли не единственный бог Ассирии), старейший князь дома наследования, имя мое Ашшур и Син, владыка венца царского, нарекли на владычество в древние дни, создали меня в утробе матери моей для пастырства над Ассирией». Это уже I тысячелетие, но принципы – те же самые. Отречение от земных родителей в пользу божественных, как пишет Р. Лаба, один из исследований Месопотамии, – «это почти стереотипная формула для Вавилонии, и, позднее, для Ассирии». [R. Labat.La caractere religieux de la royaute assyro-babylonienne. P. 1939, p. 63—69]

Цари пытаются доказать, что они – особые существа. Опять же, в этом есть какой-то свой маленький резон, поскольку народ выбирает особого человека на то, чтобы он стал ритуальным богом. Выбирает не кого попало. Не первого проходимца, который в горах обитает, ловили, тащили и назначали, а назначали, видимо, того, кто действительно отличался своими качествами – особым благочестием, честностью, достоинством, какие-то еще, наверное, были качества, которые ценились жителями Месопотамии. И этими качествами он отличался, и действительно, был богоподобен. Поэтому легко было сказать, что «я изначально такой», «я такой от чрева матери, от утробы», и это утверждается. Надо сказать, что в Ассирии на уровне царской идеологии это продолжалось, но на уровне народной веры уже закончилось.

Это закончилось, я думаю, во время III династии Ура. По многим признакам эта династия, которая создала империю, простиравшуюся до берегов Средиземного моря, по всей видимости, как любая империя, строилась на жестоком принуждении людей. Цари III династии Ура, кроме первого, Ур-Намму, все именовали себя богами. Они все присваивали себе совершенно исключительные качества и полномочия, и возможности. Гробницы их были исключительно богаты.

Именно при III династии Ура практиковались, и мы даже до конца не знаем, добровольные, или же нет, человеческие жертвоприношения. Эти гробницы были найдены в Уре в 1930-е годы, и многие сокровища из них до сего дня являются украшением Британского музея. Но не об этом речь. Думаю, что этот образ жизни, конечно же, бесконечно далекий от простой деревенской жизни догосударственного Шумера, вызывал в людях негодование. Люди ведь не так глупы, люди понимают, когда человек слишком многого требует для себя, слишком высоко себя ставит. А при этом нет гарантий, что через него можно спастись. По традиции он является божественным Думузи, является Нинуртой, но люди слишком ясно видят, что он занимается самовозвеличиванием. И происходит обвал. Как вы знаете, III династия Ура гибнет от нашествия амореев и эламитов – как раз тогда, когда, видимо, начинается история израильского народа.

Именно из-за гибели Ура Авраам уходит оттуда в Харран; это знаменует конец древней царской эпохи. Интересно, что потом иудеи очень долгое время, когда они вернутся в Землю Обетованную, не будут ставить себе царя. Сама идея царя – она очень надолго будет проклятой, и когда они наконец упросят Бога поставить им царя, как другим народам, то будет специально указано пророком Самуилом, что царь – это только вождь, никаких божественных функций у него нет. Настоящим царем иудеев является сам Бог Яхве, а не царь, который только занимается земными делами; если угодно, он только Лугаль, он не Эн, и никогда им не будет.

Вот таково было обрушение царственности, но это был будущий Израиль, а в самой Месопотамии такого произойти не могло. Там сначала аморейские династии пытались полностью восстановить божественную царственность и еще больше называли себя обладателями Ме. Это именно цари Иссина называли Бога Нингирсу исполнителем своей воли, прямо как в «Сказке о рыбаке и рыбке»: «Чтоб служила мне рыбка золотая/ И была б у меня на посылках».

Но потом все это кончилось. Уже I Вавилонская династия, в которой шестым царем является Хаммурапи, не использует божественных титулов. Хаммурапи именуют «солнцем Вавилона», говорят, что он рожден богами, но впрямую божественные имена в его отношении уже не используются. И чем дальше, тем больше. Жрецы еще помнят, что царь является священным спасителем, но люди уже не верят в это и к царю относятся очень требовательно.

Со второй половины II тысячелетия до Р.Х. в в Ассирии, в более консервативной северной провинции, в основания храмов и крепостей уже вкладываются тексты предупреждения, которые ранее были немыслимы, если представить себе божественное лицо правителя: «Если какой-либо будущий царь забросит город, не будет уважать труды своих предков, то его и его страну ждут мятежи, нужда, голод, засуха. Ану, Энлиль, Эа… великие боги, Игиги на небе, Анунаки на земле гневно посмотрят и дурным проклятием свирепо проклянут его семью и его род, из страны искоренят. Превратит Адад в мусор и обломки его места жительства». [W.Andrae. Die Festungswerke von Assur. 1913. p.159.]

Вот что произойдет, если царь будет вести себя неправедно. Значит, мысли о божественности царя уже уходят, сами цари понимают, сколько раз они сами или их предки совершали неправедные, гнусные деяния по отношению даже к делам предшественников, и поэтому предупреждают, что если вы вот так сделаете, вас проклянут. То есть царская власть как некая идеальная форма, возникшая в Месопотамии на грани IV и III тысячелетий, теперь быстро деградирует.

И, с одной стороны, сохраняются формулы, что ассирийские цари не знали ни отца, ни матери, но с другой – появляется множество интересных оговорок. Например, в коронационном гимне Ашшурбанапала, казалось бы, должны быть всяческие восхваления царя. Ничего подобного. Встречаются восклицания: «Бог Ашшур – царь, только бог Ашшур – царь», значит, царь Ашшурбанапал – только исполнитель божественной воли, а это - великий царь. Из той же библиотеки Ашшурбанапала известно выражение, которое потом использует апостол Петр: «Илу тапалах, шару танаад», «Бога бойтесь – царя чтите».

Мы иногда забываем точный смысл этих слов, а они означают, что бояться-то надо Бога, ведь Бог может лишить тебя жизни, спасения, имущества, здоровья, чего угодно. Царь вроде бы тоже может все это сделать, кроме спасения. Он почти всевластен, тем не менее, бояться его не надо. Его надо просто почитать как избранника Божьего, как того, кого Бог поставил управлять народом. Почитать, уважая волю Бога, избравшего царя, но бояться надо не царя, а Бога.

6. Праздник акиту

Царь – это весьма другое, нежели Бог, это прекрасно понимали в Ассирии, я думаю, что и в Вавилоне это понимали. Это особенно ясно проявляется во втором важном царском обряде, тоже очень древнем. Но, видимо, сначала возникло таинство, связанное с браком. И именно священный брак заставил людей избрать царя. А уже когда царь появился и был избран, то добавилось второе очень важное священнодействие, связанное, скорее, не со спасительной функцией царя, а с его мироустроительной функцией. Это - новогодний праздник, так называемый а-ки-тиль, что в переводе с шумерского означает «власть, дающая миру новую жизнь». По-аккадски – загмук. Эти первые 12 дней весеннего месяца нисана, потом будут почитать как пасхальное время.

До нас дошло чинопоследование этого праздника в Вавилоне. Статуи богов из других городов привозились в Вавилон, в жертву приносился агнец в отпущение грехов. Голова жертвенного агнца выбрасывалась далеко в степи. Проходила всенародная процессия в Вавилоне. Но, что очень важно для царя, это священнодействие было связано с повторением космического творения. Текст «Энума Элиш» сохранился именно благодаря тому, что это был важнейший текст праздника а-ки-тиль, акиту – да, это то самое новогоднее празднество, о котором я с вами уже не раз говорил. Оно связано с победой над Тиамат, с победой над хаосом, с устроением мира. Каждый год царь должен был совершать это священнодействие, причем не где бы то ни было, а в Вавилоне, в вавилонском храме Энмедуранки. Если царь по каким-то причинам не совершал а-ки-тиль, то он на этот год не считался царем, а считался лишь местоблюстителем царственности, лишь наместником.

В это таинство включался и священный брак, так что в Вавилоне происходило все вместе. И царь должен был фактически выполнить функции Энлиля, а в Вавилоне – Мардука: победить Тиамат и устроить жизнь. Год – это как мир, каждый год – возобновление таинства, каждый год возобновлялось мироустроение. Так же, как каждый год царь мира Христос празднует Свою Пасху, мы все празднуем Пасху Христову. Это такое же мироустроение, но об этом мы часто забываем. Это происходит не в память воскресения Христа, это реальное со-бытие Его воскресения, а в Вавилоне была реальная победа Мардука над Тиамат. Так же, как царь выполнял функции Думузи в священном браке, он выполнял функции Энлиля, Мардука в новогоднем поединке. Но что было перед этим?

За 12 дней до наступления нового года царь снимал с себя все знаки царского достоинства – тиару, скипетр, который был посохом, которым он как бы управлял народом, царское оружие, так же как Инанна входила в подземный мир, отдавая свои одежды, тем самым лишаясь своей силы. Эти знаки царского достоинства были, если угодно, материализованными образами Ме власти, Ме царя. И все это царь снимал с себя и клал к подножию статуи Мардука в храме Мардука, а сам облачался в рубище и 12 дней соблюдал полное воздержание, пост, смирялся, плакал, произнося форму: «Я не грешил, о Боже, владыка Земли, я не пренебрегал Твоей Божественностью» - то есть «я не ставил себя на Твое, о Боже, место».

Священник, который принимал эту покаянную исповедь, должен был обязательно в ее конце совершить немыслимые и страшные вещи. Я представляю себе, как бы к этому отнесся современный правитель. Он должен был, по-моему, несколько раз, три раза или больше, дать царю пощечину, а потом еще ударить его коленкой под зад как следует. И чинопоследовании ритуала есть специальное указание: если царь при этом расплачется, это хорошо. Царь – это просто обычный грешный человек, и побои и заушения от жреца Мардука – знаки того, что царь – отнюдь не Бог. Он – человек, и не должен забывать об этом. Тиара, скипетр, знаки Ме, - они делают царем, а сам по себе их обладатель – просто человек.

После этого царь совершал омовение в Абзу, он смывал с себя весь прошлый год, все вольные и невольные грехи, которые совершил в прошлом году, и после этого вновь облачался в царственные одежды, получал Ме, и в образе Мардука шел на бой с Тиамат. Мы не совсем представляем себе, как происходил этот бой, было ли это театрализованное представление или просто чтение некоторых текстов.

Но ведь посмотрите, и у нас в церкви на Пасху в любом, даже самом захудалом сельском храме, происходит некое театрализованное представление: во время крестного хода, который начинается в полночь, поют «Воскресение Твое, Христе Боже наш». Когда же священник обходит церковь и возвращается в нее, он стучится в двери храма, как в гробницу Христа. То есть, это театрализованное представление пустой гробницы: Христос Воскрес!

Мы не знаем, как происходило в Вавилоне все это действо, но после победы над Тиамат был банкет. Пиры царские всем известны, они до сих пор происходят даже не у царей, а у других правителей, но смысл этого пира совсем другой – это воспроизведение пира богов после победы над Тиамат. Помните, победив, боги ликуют – их же хотели всех опять обратить в ничто, а они победили.

И в Вавилоне собираются вельможи, гуляет весь Вавилон, столы выносятся в город, возможно, царь ест и пьет с народом, потому что он, на самом деле, только представитель народа в этом священнодействии. И потом происходит священный брак со жрицей Инанны, с энтум. Он остается, он сохраняется как традиция, хотя уже в вавилонский период на него мало надеются. И после этого определяются судьбы года на все двенадцать месяцев, то есть происходит предречение будущего, гадание. Эти гадания не всегда бываиют благоприятными для царя и для царства, и для народа, и тогда считали, что люди заслужили что-то плохое, и они с ужасом этого ждут. То есть всякое бывало.

Именно это состояние царя, вновь полного сил, изображается царским сиянием, которое по-шумерски именовалось мелламму, по-аккадски – гадиа, «удача», по-персидски – хварена, фарн. Это сияние божественной силы, которое обретается после того, как царь правильно и целиком совершил новогодний ритуал. Царь получал опять эти великие силы, опять становился земным воплощением Шамаша, солнцем, дающим жизнь всему миру. А царь давал жизнь своей стране. Его так и именуют – Шамаш земли, Шамаш людей.

В эпилоге «Вавилонской теодицеи», которую мы уже читали, говорится: «Пусть бог Нинурта... окажет помощь; Пусть богиня Иштар... будет милосердна ко мне; Пусть пастырь, Шамаш людей...». То есть, царь сделает то-то и то-то, но эти строки не сохранились. [Вавилонская теодицея, 295—297.— J. A. Craig. Babylonian and Assyrian Religious Texts. Vol. I. Pis. 44—52.— «Я открою тебе сокровенное слово». Литература Вавилонии и Ассирии. М., 1981].

Вот так возникает то, что в римский период именовалось фортуна региа, фортуна императорис, «царское счастье», «царская удача». Царь именно этим вновь утверждает свою силу. В эпоху III династии Ура, в эпоху Исина, царям, видимо, вскружил голову их статус, все рухнуло и больше никогда не вернулось. Но представление о том, что царственность сходит с небес, что эти Ме добываются в Абзу, это представление сохранялось.

Вот, например, из преамбулы к законам Липит-Иштар: «Когда Ану и Энлиль призвали Липит-Иштара на управление этой землей, дабы утвердить справедливость на этой земле, я Липит Иштар, смиренный пастырь Ниппура, утвердил справедливость в Шумере и Аккаде в соответствии со словом Энлиля». [Ancient Near Eastern Texts Relating to the Old Testament. Ed. James B. Pritchard. 159]

Как видите, это совсем другое: царь – смиренный пастырь Ниппура. Мирча Элиаде пишет: «Для шумерийцев царственность нисходит с небес, ее природа божественна и это воззрение оставалось в силе до самого конца Ассиро-Вавилонской цивилизации». [М.Eliade. A History of Religious Ideas. Vol. I, p.75]

Что произошло с царственностью во время потопа по представлениям жителей Месопотамии? Царственность вернулась на небо, она была отобрана с земли, но потом, как говорится в списке Фары, вновь возвращена на Землю. Идею того, что когда-то каждый был царем, когда-то каждый был Думузи, и каждая девушка – Инанной, если она правильно совершала священнодействие, это мы только реконструируем. Потому что до нас дошли тексты уже, естественно, царского периода, когда эту царственность пытались, если угодно, направить на тысячи лет назад и сказать, что царственность была всегда, что иного строя не было никогда. Есть несколько текстов, где прорывается все-таки, что, было время, когда люди жили совсем дикими, так, как Энкиду.

Но в целом, если вы посмотрите на список Фары, вы увидите, что первые цари правили сотни тысяч лет, то есть это вечная царственность, которая может быть у людей отобрана, и это будет очень плохо. В этом смысле титул любого царя – это «властитель четырех сторон света», в Шумере не было единого царства. Урук, Ниппур, Лагаш – все это были самостоятельные государства, и претензии этих царей маленьких городов, маленьких стран, вспомните, когда Иисус Навин покорял Палестину, он в маленькой Палестине за короткое время только от Евфрата до Средиземного моря отнял царство у 21 царя. Это были очень маленькие царства.

Так же и в Шумере практически каждый из правителей именовался царем четырех сторон света. Это не потому, что он был безумцем-властолюбцем. Никто над ним за это не смеялся, потому что он в своей маленькой стране воспроизводил ту божественную гармонию, которую Ану и Энлиль, действительно правящие всем миром, создали во всем мире. Он был смиренный пастырь Ниппура, и одновременно – царь четырех сторон света, властитель мира, по-аккадски шар киссати, «царь мира». Каждый царь претендовал на это. И идея этого величия, иногда, надо сказать, понималась ошибочно, потому что титул «царь четырех сторон света» для амбициозного царя означал, что он должен попытаться завоевать весь мир.

В Индии, вы знаете, был образ царя - чакравартина, всемирного держателя власти. Царя, который совершал Ашвамедху - специальное жертвоприношение, которое должно было сделать его царем мира. Но никто царем мира так и не стал, хотя многие старались.

Вот и в Шумере, и в Аккаде при третьей династии Ура, находились люди, которые стремились завоевать все, что можно, чтобы действительно создать вселенскую империю. Но это обычная ошибка – символическое превратить в фактическое, это всегда чревато неудачей, а то и катастрофой и в человеческой жизни, и в жизни царства. И ассирийский царь Саргон Второй говорил о себе: «Я, Шарукин, охраняющий правду, не преступающий перед начертаниями Ашшура и Шамаша, смиренный, непрестанно чтущий Набу и Мардука, с их верного согласия, и достиг желания сердца, и над гордым врагом моим я встал победоносно, с радостным сердцем, ликуя с певцами, арфами и кимвалами, вошел я в мой стан, Нергалу, Ададу, Ишту, владычице битвы, богам, населяющим небо и Землю, и богам, населяющим Ассирию, принес я славную и чистую жертву, повергаясь ниц и молясь, я стоял пред ними, и их божественность славил».

От Ассирии сохранилась примечательная пословица, сообщаемая придворным священнослужителем царю: «человек – это тень Бога, раб – тень человека, но царь подобен самому образу Божьему».

Эта поздняя, VII века до Рождества Христова, фраза никак не объясняет, что именно включали ассирийцы в понятие царя как подобия образа Божьего. Но совершенно ясно, что между царем и человеком жрецы делали колоссальное разделение, хотя, по сути говоря, к тому времени сами люди между царем и обычным человеком такого разделения уже не делали. Уже наступило время, когда люди сами спасали себя и только чувствовали, что они отступают от какой-то, видимо, правильной формы, прибегая к некоторым ритуальным, устоявшимся способам спасения.

Царь продолжал править, умные цари смирялись, глупые уподобляли себя Богу, воспевали себя, думали, что это привлечет на их сторону любовь людей, но люди ждали уже совершенно иного. Еще задолго до прихода Христа в Месопотамии появилась одна удивительная, редкостная поэма, которая, на самом деле, показывала всю предосудительность царской гордости, всю губительность царской претензии, а шире человеческой претензии – создать себе счастье без Бога. Мы теперь знаем, что с этой мудростью люди вошли в историю, это, безусловно, совершенно уникальное творение месопотамского гения, это – «Поэма о Гильгамеше, или Всё Видавшем». Она показывает суть месопотамской религии от противного – как не надо верить, как не надо строить свою жизнь.

И на последней лекции по Месопотамии, мы поговорим об этом учении от противного, потому что это прекрасно поможет нам вспомнить все то, что мы с вами обсуждали на предыдущих лекциях о вере этой удивительной страны, лежащей между Тигром и Евфратом.