НОВЫЙ КУРС ЛЕКЦИЙ ПО ИСТОРИИ РЕЛИГИЙ
Модуль 2. МЕСОПОТАМИЯ
лекция 60
Человек противостоящий Богу - Эпос о Гильгамеше



аудиозапись лекции


видеозапись лекции
содержание
  1. Гильгамеш – эн Урука, сын Лугальбанды и Нинсун
  2. Шумерские сказания о Гильгамеше
  3. Гильгамеш – лугаль юношей
  4. Энкиду – друг Гильгамеша
  5. «Подвиги» Гильгамеша и Энкиду
  6. Смерть Энкиду
  7. Путешествие за бессмертием
  8. Смерть Гильгамеша
источники
  1. В.К. Афанасьева. От начала начал. Антология шумерской поэзии. СПб.: Петербургское Востоковедение, 1997 (см. раздел IV).

  2. В.К. Шилейко. Ассиро-вавилонский эпос. СПб.: Наука, 2007.

  3. Когда Ану сотворил небо. Литература древней Месопотамии / Сост. В.К. Афанасьевой и И.М. Дьяконова. М.: Алетейа, 2000.

  4. Я открою тебе сокровенное слово. Литература Вавилонии и Ассирии / Пер. с аккадск. Сост.: В.К. Афанасьева, Н.М. Дьяконов. М.: Художественная литература, 1981.

  5. A. Cavigneaux, F. N. H. Al-Rawi. Gilgamesh et Taureau de ciel (shul-mè-kam) (Textes de Tell Haddad IV) // Revue d'Assyriologie 87 (1993), pp. 97–129.

  6. A. Cavigneaux, F. N. H. Al-Rawi. New Sumerian Literary Texts from Tell Haddad (Ancient Meturan): A First Survey // Iraq 55 (1993), pp. 91–105.

  7. A. Cavigneaux, F. N. H. Al-Rawi. Gilgamesh et la mort: Textes de Tell Haddad VI. Groningen, Netherlands, 2000.

  8. A. Cavigneaux, F. N. H. Al-Rawi. La fin de Gilgamesh: Enkidu et les enfers d'après les manuscrits d'Ur et de Metura (Textes de Tell Haddad VIII) // Iraq 52 (2000), pp. 1–19.

  9. D.O. Edzard. Gilgamesh und Huwawa A // Zeitschrift fur Assyriologie 80 (1990), S. 165-203; 81 (1991), S. 165-233.

  10. D.O. Edzard. Gilgamesh und Huwawa. Zwei Versionen der sumerischen Zedernwaldepisode nebst einer Edition von 'Version B'. Munchen, 1993.

  11. D. Ferry. Gilgamesh: Tablets X and XI // A Journal of Humanities and the Classics, Third Series, Vol. 1, No. 3 (Fall,1991), pp. 93-116.

  12. A.R. George. The Epic of Gilgamesh: The Babylonian Epic Poem and Other Texts in Akkadian and Sumerian. London: Penguin Books, 1999.

  13. A.R. George. The Babylonian Gilgamesh Epic: Introduction, Critical Edition and Cuneiform Texts. Vols. I & II. Oxford: Oxford University Press, 2003.

  14. S. Parpola. The Standard Babylonian Epic of Gilgamesh (SAACT 1). Helsinki: The Neo-Assyrian Text Corpus Project, 1997.

  15. ANET - Ancient Near Eastern Texts Relating to the Old Testament / Ed. by Pritchard J.B. Third Edition with Supplement. Princeton: Princeton University Press, 1969.

  16. ETCSL - The Electronic Text Corpus of Sumerian Literature. Oxford: Faculty of Oriental Studies, University of Oxford, 1998–2006. URL: http://etcsl.orinst.ox.ac.uk/

список рекомендованной литературы
  1. В.К. Афанасьева. Гильгамеш и Энкиду. Эпические образы в искусстве. М., 1979.

  2. В.К. Афанасьева. Орел и змея в изобразительности и литературе Двуречья. М.: Водолей, 2007.

  3. В.В. Емельянов. Ниппурский календарь и ранняя история зодиака. СПб., 1999.

  4. В.В. Емельянов. Ритуал в древней Месопотамии. СПб., 2003.

  5. В.В. Емельянов. Гильгамеш. Биография легенды. М.: Молодая гвардия, 2015. – (Жизнь замечательных людей: Малая серия).

  6. T. Abusch. Ishtar's Proposal and Gilgamesh's Refusal: An Interpretation of "The Gilgamesh Epic",Tablet 6, Lines 1-79 // History of Religions, Vol. 26, No. 2 (Nov., 1986), pp. 143-187.

  7. T. Abusch. Mourning the Death of a Friend: Some Assyriological Notes // The Frank Talmage Memorial Volume, Part I. Edited by B. Walfish. Haifa: University of Haifa Press, 1993, pp. 53–62.

  8. T. Abusch. Gilgamesh's Request and Siduri's Denial, Part I: The Meaning of the Dialogue and Its Implications for the History of the Epic. // The Tablet and the Scroll: Near Eastern Studies in Honor of William W. Hallo. Edited by M. E. Cohen, D.C. Snell, and D.B. Weisberg. Bethesda, MD: CDL Press, 1993, pp. 1-14.

  9. T. Abusch. Gilgamesh's Request and Siduri's Denial, Part II: An Analysis and Interpretation of an Old Babylonian Fragment about Mourning and Celebration // Comparative Studies in Honor of Yohanan Muffs = JANESCU 22 (1993), pp. 3–17.

  10. T. Abusch. Gilgamesh: Hero, King, God and Striving Man // Archaeology Odyssey 3, no. 4 ( July/August 2000), pp. 32–42, 58–59.

  11. T. Abusch. The Development and Meaning of the Epic of Gilgamesh: An Interpretive Essay // Journal of the American Oriental Society 121 (2001), pp. 614–22.

  12. T. Abusch. Male and Female in the Epic of Gilgamesh. Winona Lake, Indiana Eisenbrauns, 2015.

  13. J.A. Bailey. Initiation and the Primal Woman in Gilgamesh and Genesis 2–3 // JBL 89 (1970), pp. 137–50.

  14. J.A. Bailey. Male, Female, and the Pursuit of Immortality in the Gilgamesh Epic // La Parola del Passato Rivista di Studi Antichi 31 (1976), pp. 435–37.

  15. C.R. Beye. The Epic of Gilgamesh, the Bible, and Homer: Some Narrative Parallels // Mnemai: Classical Studies in Memory of Karl K. Hulley. Edited by H. D. Evjen. Chico, CA: Scholars Press, 1984, pp. 7-19.

  16. J. Bottéro. L'épopée de Gilgameš. Paris: Gallimard, 1992.

  17. G. Buccellati. Gilgamesh in chiave sapienziale // Oriens Antiquus 11 (1972), pp. 2–36.

  18. J. S. Castillo. Nagbu: Totality or Abyss in the First Verse of Gilgamesh // Iraq, Vol. 60 (1998), pp. 219-221.

  19. G.S. Cooper. Gendered sexuality in Sumerian love poetry // Sumerian Gods and Their Representations, ed. by I.L.Finkel, M.J.Geller. Groningen, 1997, pp. 85-97.

  20. R. M. van Dijk-Coombes. "He rose and entered before the goddess": Gilgamesh's interactions wtih the goddesses in the Epic of Gilgamesh // Journal of Northwest Semitic Languages 44/1 (2018), pp. 61-80.

  21. M. deJong Ellis. Gilgamesh' Approach to Huwawa: A New Text // Archiv für Orientforschung, 28. Bd. (1981/1982), pp. 123-131

  22. W. Empson. Reading the Epic of Gilgamesh // The Journal of General Education, Vol. 27, No. 4 (WINTER 1976), pp. 241-254.

  23. D. E. Fleming and S. J. Milstein. The Buried Foundation of the Gilgamesh Epic: The Akkadian Huwawa Narrative. Leiden, Boston, 2010.

  24. B.R. Foster. ed. The Epic of Gilgamesh. New York: Norton, 2001.

  25. G. Furlani. L'epopea di Gilgamesh come inno all'amicizia // Belfagor 1 (1946), pp. 577–589.

  26. J. Gardner, and J. Maier. Gilgamesh: The Version of Sîn-leqi-Unninnî. New York: Alfred A. Knopf, 1984.

  27. A.R. George. The Civilizing of Ea-Enkidu: An Unusual Tablet of the Babylonian Gilgameš Epic // RA 101 (2007), pp. 59–80.

  28. A. Green. Myths in Mesopotamian art // Sumerian Gods and Their Representations, ed. by I.L. Finkel, M.J. Geller. Groningen, 1997, pp. 135-158.

  29. O.R. Gurney. Two Fragments of the Epic of Gilgamesh from Sultantepe // JCS 8 (1954), pp. 87–95.

  30. A. Heidel. The Gilgamesh Epic and Old Testament Parallels. Chicago, 1967.

  31. T. Jacobsen. The Gilgamesh Epic: Romantic and Tragic Vision // Lingering over Words: Studies in Ancient Near Eastern Literature in Honor of William L. Moran. Edited by T. Abusch, J. Huehnergard, and P. Steinkeller. HSS 37. Atlanta: Scholars Press, 1990, pp. 231-249.

  32. D. Katz. Gilgamesh and Akka: Was Uruk Ruled by Two Assemblies? // Revue d'Assyriologie et d'archéologie orientale, Vol. 81, No. 2 (1987), pp. 105-114.

  33. A. D. Kilmer. Crossing the Waters of Death: The "Stone Things" in the Gilgamesh Epic // Wiener Zeitschrift für die Kunde des Morgenlandes, Vol. 86, Festschrift für Hans Hirsch zum 65. Geburtstag gewidmet von seinen Freunden, Kollegen und Schülern (1996), pp. 213-217.

  34. G. S. Kirk. Myth: Its Meaning and Functions in Ancient and Other Cultures. Berkeley, 1970 (см. pp. 132–152).

  35. S. N. Kramer. The Death of Gilgamesh // Bulletin of the American Schools of Oriental Research, No. 94 (Apr., 1944), pp. 2-12.

  36. S. N. Kramer and T. Jacobsen. Gilgamesh and Agga // American Journal of Archaeology, Vol. 53, No. 1 (Jan. - Mar., 1949), pp. 1-18.

  37. M. Krebernik. Šiduri. RlA 12 (2009-2011), p. 459.

  38. H. Mason. The Death of Enkidu: From Gilgamesh // The American Scholar, Vol. 40, No. 1 (Winter, 1970-71), pp. 138-141.

  39. A. R. Millard. Gilgamesh X: A New Fragment // Iraq, Vol. 26, No. 2 (Autumn, 1964), pp. 99-105.

  40. W.L. Moran. The Gilgamesh Epic: A Masterpiece from Ancient Mesopotamia // Civilizations of the Ancient Near East. Vol. 4. Edited by J. M. Sasson. New York: Scribner, 1995, pp. 2327-36.

  41. K. Oberhuber. Das Gilgamesch-Epos. Darmstadt, Germany, 1977.

  42. W. Sallaberger. Das Gilgamesch-Epos: Mythos, Werk und Tradition. Munich: Beck, 2008.

  43. A. Shaffer. Gilgamesh, the Cedar Forest and Mesopotamian History // Journal of the American Oriental Society, Vol. 103, No. 1, Studies in Literaturefrom the Ancient Near East, by Members of the American Oriental Society, Dedicated to Samuel Noah Kramer (Jan. - Mar., 1983), pp. 307-313.

  44. R. Temple. He Who Saw Everything: A Verse Version of the Epic of Gilgamesh. London: Rider, 1991.

  45. J.H. Tigay. The Evolution of the Gilgamesh Epic. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1982; reprint: Wauconda, IL: Bolchazy-Carducci Publishers, 2002.

  46. R. A. Veenker. Gilgamesh and the Magic Plant // The Biblical Archaeologist, Vol. 44, No. 4 (Autumn, 1981), pp. 199-205.

  47. N. Veldhuis. The Solution of the Dream: A New Interpretation of Bilgames' Death // JCS 53 (2001), pp. 133–148.

  48. N. Vulpe. Irony and the Unity of the Gilgamesh Epic // Journal of Near Eastern Studies, Vol. 53, No. 4 (Oct., 1994), pp. 275-283.

  49. D. J. Wiseman. A Gilgamesh Epic Fragment from Nimrud // Iraq, Vol. 37, No. 2 (Autumn, 1975), pp. 157-161+163.

  50. H. N. Wolff. Gilgamesh, Enkidu, and the Heroic Life // Journal of the American Oriental Society, Vol. 89, No. 2 (Apr. - Jun., 1969), pp. 392-398.


текст лекции
1. Гильгамеш – эн Урука, сын Лугальбанды и Нинсун

Дорогие друзья, сегодня мы будем говорить об удивительном литературном памятнике, который сохранила для нас культура Месопотамии. Это древнейшее художественное произведение, сознательно созданное человеком. И это памятник религиозный, облеченный в литературную форму. Я имею в виду эпос или предание о Гильгамеше. Это предание несет в себе немало странного, таинственного и требует глубокого продумывания, но если мы его изучим, оно даст нам некие ключи к пониманию месопотамской религии. И совершено естественно закончить рассказ о месопотамской религии именно анализом предания о Гильгамеше.
Эта поэма в вавилонской версии была найдена Джорджем Смитом при раскопках дворца Ашшурбанапала в Ниневии в 1872 году. Когда эти таблички были переведены и опубликованы, они произвели невероятное впечатление сходством содержания в ряде моментов с Библией – в частности, при описании потопа. Но постепенно, входя в этот текст, ученые открывали все новые и новые его аспекты и все новые и новые версии текста.
Фрагмент глиняной таблички с эпосом о Гильгамеше из библиотеки Ашшурбанипала. Новоассирийский период (930-612 до Р.Х.). Британский музей, Rm-II.399
Оказалось, что предание о Гильгамеше очень древнее. Вскоре была найдена старовавилонская версия, датируемая примерно 1700 годом до Р.Х. Были найдены и шумерские предания о Гильгамеше, и переводы этого предания на западносемитские и хеттский языки. То есть это произведение оказалось крайне популярным на Переднем Востоке. Впоследствии обнаружилось, что в той или иной форме оно продолжало существовать под другими именами в эллинистическое время и даже в средневековье.
Наш российский ассириолог Владимир Владимирович Емельянов даже издал специальную книгу «Гильгамеш. Биография легенды» в серии «Жизнь замечательных людей» - потому что это, быть может, один из первых действительно замечательных людей, о которых мы можем знать. По крайней мере, если он действительно существовал (а ученые по-разному к этому относятся), он был, как минимум, ровесником царя Хеопса, а, возможно, и старше. Но, безусловно, жизнь Гильгамеша это уже государственное и письменное время, то есть не раньше самого конца IV тысячелетия до Р.Х. Но «исторический» Гильгамеш, который весьма интересует Емельянова, нас не очень интересует. Мы мало что можем сказать о нём. Нас интересует именно то, как запомнился, чем был дорог этот удивительный герой в месопотамской культурной и религиозной жизни. И для этого мы должны совершить некий экскурс.
Обложка книги В.В. Емельянова о Гильгамеше
Во-первых, само слово «Гильгамеш» - это, конечно, аккадское слово. По-настоящему же значимым является имя, которым этого героя называли в Шумере, ведь он был шумерский правитель. И шумерское его имя — Бильгамес. Он был эном – то есть жрецом, и царем Урука.
Рельеф из дворца Саргона II в Хорсабаде, изображающий Гильгамеша. VIIIв. до Р.Х. Лувр
«Урук» по-шумерски произносился как Унуг, но это нам не так интересно. Это тот же город, что и библейский Эрех, арабская Варка). Это один из древнейших городов Шумера. Как вы помните, в шумерских текстах Урук именуется «мастерской богов», то есть тем местом, где боги начали творение культурного мира. «Урук огражденный», как переводит название этого города И.М. Дьяконов, или, если говорить более точно, «Урук пространный» был расположен на большом пространстве, и действительно жители этого города очень гордились его неприступными стенами. Возможно, это один из первых исторических городов, но мы знаем, что еще более древний Иерихон, раскопанный Кэтрин Кеньон, тоже был огражден стенами. Но Урук – это один из первых городов Месопотамии. И в этом шумерском городе правил Гильгамеш – мы точно не знаем, когда, но не позднее XXVIII-XXVII века до Р.Х.
Раскопки Урука (совр. Варка) в Ираке
Раскопки древнего Иерихона
Что же означает его имя? В тексте конца XXVII века из архаического Ура мы уже встречаем его имя, и оно читается как Пабильга-мес-уту-пада. Однако мы должны помнить, что тексты этого времени очень тяжело читаются, они еще наполовину рисунчатые. В имени Пабильга-мес-уту-пада «па» — это артикль, «бильга» — это отец, мужской предок, отпрыск мужского рода, «мес» — это герой, юноша-герой, муж-герой, а «уту-пада» означает «названный, избранный Уту (то есть Солнцем)». То есть Пабильга-мес-уту-пада – это Пабильга-мес, избранный Уту. И вот это последнее будет для нас очень важно. Впоследствии это длинное имя редуцируется до имени Бильгамес или, в аккадском произношении, Гильгамеш.
Отцом Гильгамеша был Лугальбанда, эн Урука. Имя «Лугальбанда» содержит некое противоречие. «Лугаль» - это, как вы помните, большой человек (то есть великий человек) – так именовали правителей или хозяев каких-то больших поместий. А «банда» означает маленький. То есть Лугальбанда – это буквально «маленький великий человек». Видимо, он был невелик ростом. Лугальбанда тоже является героем многих шумерских преданий, и сам Гильгамеш его почитает не просто как отца, но как обожествленного отца, который помогает ему.
От XXIV века, то есть от эпохи Текстов пирамид, до нас дошла урукская булава с надписью: «Бильгамесу, лугалю юношей, могучему сыну Нинсун, Ур-Нингирима, сын Лугальдугани, пастырь, эту булаву, изготовленную из алебастра, ради своей жизни, жизни своей жены и своих детей посвятил». Оказывается, Гильгамеш – не просто лугаль, как обычно называют правителей, особенно верховных правителей, а он лугаль юношества, лугаль молодых, и мы увидим, что этому есть основания в самом предании о Гильгамеше.
Также он сын Нинсун. Нинсун – «Госпожа (нин) дикая корова (сун)». Вы помните, что дикий бык и дикая корова - это то, что вошло в культурную жизнь Востока и даже вообще всего мира, еще от палеолита, от времени неодомашненных животных, когда настоящим образом Бога могло быть только дикое свободное животное, а не то, которое уже подчинялось человеку и находилось в стойле. Неслучайно Осириса часто именуют «диким быком». И мы увидим, что образ дикого быка очень часто присутствует в Месопотамии. И Нинсун, мать Гильгамеша, это Госпожа дикая корова – именно дикое животное, не одомашненное.
Богиня Нинсун, мать Гильгамеша. Новошумерский период
(III тыс. до Р.Х.) Лувр, АО 2761

И еще мы узнаем из этой надписи, что данная булава посвящается Ур-Нингиримой пастырем Гильгамешу ради жизни своей и жизни жены и детей. То есть Гильгамеш, хотя он уже давно, лет 400-500, как умер, является тем, кто дает жизнь, кто обеспечивает жизнь. Это очень интересно. Вы не думайте, что я объясню вам все до последней буквы. Этот текст имеет много загадок, и ученые до конца его не понимают и строят разные предположения. И мы попробуем построить свое предположение.
Изображение черной коровы из пещеры Ляско.
Солютр (XVIII-XV тыс. до Р.Х.). Франция, Дордонь

Изображение зубра из пещеры Нио.
Мадлен (XV-XI тыс. лет до Р.Х.) Франция, Арьеж

Богиня Хатхор в образе Небесной Коровы. Рельеф храма Хатшепсут в Дейр эль-Бахри (XV в. до Р.Х.)
Победитель кутиев, урукский эн Уту-хегаль написал: «Инанна, моя госпожа, была мне поддержкой, Думузи – великое знамя небес – изрек мне судьбу, Гильгамеш, сын Нинсун, был дан мне в хранители». Это написано чуть позже, чем надпись на Урукской булаве, но мы видим здесь, что Инанна, Думузи и Гильгамеш идут рядом, и их всех почитает Уту-хегаль. Вот это самые древние упоминания о Гильгамеше в синхронных памятниках, не в литературных памятниках.
Уже в XXV веке в текстах из Абу-Салябиха Нинсун именуется супругой или возлюбленной Лугальбанды, богиней, которая является его ламассу, то есть его покровительницей, которую он хочет привезти с гор в свой город Урук и сделать своей женой. Наиболее простое предположение – что речь идет о женщине, которая была жрицей, совершающей священный брак в храме Инанны. Но возможны, конечно, и другие предположения.
И в шумерских, и в аккадских текстах о Гильгамеше говорится, что он на две трети - бог, на одну треть – человек. И это тоже очень интересно. Если говорить в христианских богословских терминах, то Гильгамеш – богочеловеческое существо. В нем есть и божественное, и человеческое. Но, в некотором роде, в любом человеке есть божественное, и в этом смысле Гильгамеш просто выражает, показывает богочеловеческую сущность любого человека.
2. Шумерские сказания о Гильгамеше

От Шумера до нас дошло пять преданий (сказаний) о Гильгамеше, но, возможно, будут открыты и новые. В 1990-е годы, то есть 20-30 лет назад, были сделаны очень важные открытия в этих текстах. Что же это за тексты? Я пока только назову их, говорить же о них подробнее мы будем, когда перейдем к основному эпосу, хотя не все они вошли в окончательный вариант эпоса о Гильгамеше.
Первый текст - это «Гильгамеш и послы Агги». Агга – это царь Киша, соседнего с Уруком города, который был главным городом, а Урук был вассальным, подчиненным ему городом. В 1975 году в Тель-Мардихе (Эбле) была найдена библиотека 2500-2400 гг. до Р.Х. И в этой библиотеке обнаружен текст о войне царя Урука с царем Киша и с царем Аратты. О таинственной Аратте я уже рассказывал.
Второй шумерский текст - это «Гильгамеш и Хубаба». Он тоже очень древний - 2500-2400 гг. до Р.Х. Хубаба – это какой-то демон, дух, великан, хранитель кедров, хранитель хвойных деревьев в одной из сопредельных стран. Я говорю так уклончиво, потому что в шумерских текстах он, безусловно, живет в восточной стране - там, где встает солнце, то есть это, видимо, горы Загроса, а в более позднем вавилонском тексте он уже живет в горах Ливана на западе.
Третий текст - это «Гильгамеш и Небесный Бык». Это центральный текст всего предания о Гильгамеше, о нем мы будем подробно говорить, соединяя шумерское и аккадское предания.
Следующий, очень известный, текст, который я уже не раз цитировал – это «Гильгамеш, Энкиду и подземный мир». Вы помните, что Энкиду – это друг Гильгамеша, о нем мы тоже будем подробно говорить, пока же я скажу только о его имени. «Энкиду» можно переводить с шумерского двояко: или Энки-ду («Энки добр», ду – «добрый хороший»), или Эн-ки-ду («Господин места доброго, земли доброй», то есть священной). На мой взгляд, верно первое понимание имени. Шумерский текст «Гильгамеш, Энкиду и подземный мир» в переводе на аккадский язык помещают в виде XII таблички вместе с вавилонским текстом. О нем мы тоже потом поговорим.
И, наконец, пятый текст, который, как и первый, отсутствует в вавилонской версии – это «Смерть Гильгамеша», сохранившийся на трех табличках первой половины II тысячелетия из Ниппура. Новая, более полная, версия этого текста найдена в 1979 году в Ме-Туране. Там упоминается Ур-Лугаль, сын Гильгамеша и его преемник на престоле Урука, а в других текстах об этом сыне Гильгамеша нет ни слова. Вот, собственно говоря, и все шумерские тексты о Гильгамеше.
И, наконец, вавилонская поэма о Гильгамеше, о которой мы даже знаем, кто её автор. В авторском списке из библиотеки Ашшурбанапала говорится, что автором вавилонской поэмы о Гильгамеше является жрец, изгоняющий духов, священник-экзорцист по имени Син-леки-унини. Именно он предложил нам этот полный текст. Морис Ламбер, который в 1962 году опубликовал эти таблицы с повестью о Гильгамеше, предложил считать, что Син-леки-унини по целому ряду признаков жил в XIII-XII веке до Р.Х., в конце касситского периода, но, скорее всего, годы его жизни - более раннее, старовавилонское, время. Тогда он решил - или по царскому заданию, или по собственному почину - создать некий эпический текст из старых, в основном, шумерских, преданий о Гильгамеше, что-то добавляя, а что-то убирая из шумерских текстов.
После открытия этой поэмы примерно до середины 1920-х годов ученые однозначно говорили, что это символический текст, что за ним нет никакой исторической подоплеки, что это попытка описать движение солнца и луны, что луна – это Энкиду, а солнце – это Гильгамеш. Об этом писались большие книги, тем более, что каждая новая таблица поэмы о Гильгамеше вводилась одним и тем же стихом: «лишь только заря показалась…» (шери ина намари). Совсем как у Гомера в Илиаде: «Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос». Раз «заря показалась», значит, это солнечный миф. Его называли инвариантом всемирного сюжета, говоря, что странствие Одиссея и деяния Гильгамеша - это примерно одно и то же.
Но в 1924 году Герман Хафкер высказал мнение, что Гильгамеш - это историческое лицо, а сама поэма - это драматическое повествование о жизни и смерти. Сейчас уже мало кто сомневается, что это драматическое повествование о жизни и смерти — сделаны новые находки, и археологические, и текстовые.
В 1937 году шведский ученый Зигмунд Мовинкель предположил, что это предание об умирающем и воскресающем Боге, но эта гипотеза не получила распространения, и к тому же, хотя Гильгамеш и имеет какое-то значение в культе мертвых, но никакого умершего и воскресшего Бога в Гильгамеше нет.
Другой ученый, Бенно Ландсбергер, предположил, что эпос о Гильгамеше – это национальный вавилонский эпос, главная тема которого - попытка обретения вечной жизни, а Гильгамеш - идеальный герой. Он сравнивает его с Фаустом и отмечает, что особенностью этого эпоса является совершенная мужская дружба и презрение к женщинам. Презрения к женщинам там нет, есть совсем другой сюжет, но совершенная мужская дружба - это точно. И несколько раз в эпосе о Гильгамеше говорится о том, что так же горячо, как любят друг друга мужчины и женщины, любят друг друга Гильгамеш и Энкиду. Энкиду – ближайший друг Гильгамеша, и мы знаем, что очень часто настоящие друзья, совершенно не думая обо всех этих современных интимных глупостях, имеют удивительную любовь - мужчина к мужчине, женщина к женщине. Это и есть дружба.
В 1958 году Франс Мариус Теодор Боль предположил, что в основании эпоса лежат воспоминания религиозной войны между последователями Думузи и последователями Шамаша, и это, я думаю, небезосновательно. Неслучайно Гильгамеш - избранник Уту, избранник Солнца.
Много писал об этом эпосе и хорошо нам известный Торкильд Якобсен, который говорил, что эпос о Гильгамеше - это возмужание народа, это привычка, необходимая народу для рефлексии, для саморазмышления о том, кто ты и для чего ты, что ты не предназначен к тому, чтобы вести просто животную жизнь. Я думаю, что никакой просто животной жизни в Месопотамии не было уже задолго до Гильгамеша, и, тем более, задолго до эпоса о нем.
Наиболее четко высказался о «Гильгамеше» Джузеппе Фурлани в 1946 году. Он сказал, что эпос о Гильгамеше - это действительно гимн дружбе, которую не может прервать даже смерть, дружбе между Гильгамешем, эном Урука, и Энкиду. Их дружба сияет как пример вечной преданной дружбы. Это – главное. Вторая проблема эпоса – это мысли о смерти и жизни. Но гимн дружбе даже вытесняет идеи смерти и жизни.
Лео Оппенхейм, наоборот, говорил, что главное - это неизбежность смерти и жажда вечной жизни.
3. Гильгамеш – лугаль юношей

Но давайте теперь посмотрим сам текст. Я прочитаю пролог аккадской поэмы в переводе В.К. Шилейко (Ассиро-вавилонский эпос, с. 355).
Об увидавшем все до края мира,
О проницавшем все, постигшем все.
Он прочел совокупно все писанья,
Глубину премудрости всех книгочётов.
Потаённое видел, сокровенное ведал,
И принес он весть о днях до потопа.
Далеким путем он ходил, но устал и вернулся,
И записал на камне весь свой труд.

Есть и другие переводы, и важно, например, что В.В. Емельянов усмотрел в этом «все видавшем» другой глагол, и перевел эту фразу иначе: «О всё познавшем до глубин Абзу», «об увидевшем все (ша нагба имуру), познавшем все» – оттенки здесь очень важны. То есть он «познал» в смысле «соединился» и «испытал» все. Вот такой удивительный человек Гильгамеш.
Однако начинается эта поэма с описания неуемного и разгульного веселья. Гильгамеш, эн и жрец Урука, древнего славного города, окружил себя молодыми людьми, и вместе с ними проводил дни и ночи в битвах или в игре в мяч. Тут есть интересный момент: долгое время ученые переводили аккадское слово пукку и его шумерский прототип элага как «барабан», и И.М. Дьяконов перевел в эпосе о Гильгамеше, что «встают они каждый день по барабану». То есть юношей будят барабанной дробью. А более точные исследования современных ученых, в том числе и В.В. Емельянова, показали, что речь идет о какой-то игре с деревянным шаром и колотушкой – о чем-то наподобие гольфа.
И вот, юноши Урука под предводительством Гильгамеша день и ночь проводят за этой игрой с колотушкой и шаром. Или, говоря по-нашему, гоняют в футбол. Надо сказать, что в шумерском предании есть такой намек, что эти шар и колотушка были выточены из священного дерева Инанны, дерева Халуппу. То есть на самом деле для этой игры, для развлечения было осквернено, было загублено дерево Инанны. Запомним это. В Вавилонской версии про дерево Халуппу уже ничего не говорится.
Второе, о чем говорится в старовавилонской версии, а потом это исчезает – это то, что, подобно Владимиру святому до крещения, Гильгамеш был абсолютно безумным в отношении женского пола. Написано, что он не давал ни одному жениху войти к своей невесте после брачной церемонии, а сам вместо него входил к каждой невесте. Или, по крайней мере, пытался это сделать. И ни одна женщина не могла пройти спокойно. Это все не просто разврат, хотя это, конечно, ужасный разврат. Но вы помните, что брачная церемония - это таинство Инанны и Думузи. И фактически Гильгамеш своей похотью мешал совершению этого таинства. Поэтому в вавилонской версии говорится о том, что стон стоит в городе, что и матери, и дочери стонут от поведения Гильгамеша. Он юношей отвлек от дела, девушек он портит, молодые женщины не имеют от него прохода - в общем, все в полном ужасе. Гильгамеш описывается как сильный молодой мужчина, выше среднего роста, но абсолютно безумный.
Гильгамеш борется с быком и со львом.
Цилиндрическая печать из раннединастического некрополя Ура.
Музей университета Пенсильвании, B16861 (U7641 )

В шумерском сказании «Гильгамеш и послы Агги» очень интересно рассказывается о политической структуре древнего шумерского города. Агга - это царь Киша, и он присылает послов в Урук с требованием уплаты дани. Также он говорит, что жители Урука должны исполнять некоторые работы, в частности, копать колодцы, что очень важно в Нижней Месопотамии, где вода в реках грязная и не годится для питья. А Гильгамеш говорит, что мы не будем больше подчинятся городу Кишу, мы на него пойдем войной. Старцы, то есть совет старейшин, городской совет, ему говорит: нет, нет, нет! Ради того, чтобы сохранить город, мы будем служить Кишу, как и раньше. Тогда Гильгамеш обращается к молодежи – к той самой, с которой он гонял мяч. Давайте, говорит, пойдем и проучим этот Киш. Ну и вроде бы они пошли, вроде бы проучили Аггу, и Урук после этого освобождается от власти Киша. Но обратите внимание, что старцы против, они считают что надо сохранять традиционные отношения и ничего нет страшного в том, чтобы выкопать колодцы для города- сюзерена, а Гильгамеш опирается на молодежь, и мы здесь впервые понимаем, что такое лугаль молодежи. Гильгамеш – не просто лугаль, а лугаль молодежи, то есть он некий вождь нового типа, который презирает народное собрание, что неслыханно в Месопотамии.
Во многих городах Месопотамии вообще не было эна, – если шла война, выбирали временного военного диктатора, как в Риме, а правило народное собрание и градоначальник, который сменялся каждый год. Почти как в древнем Новгороде. А тут, Гильгамеш пытается захватить власть. Поэтому этот эпизод вообще опущен в вавилонском предании, потому что к тому времени, когда было старовавилонское царство, когда формировался уже авторский эпос, это уже никому не было интересно, уже все себя вели так, как вел себя Гильгамеш — все захватывали власть, все владели властью, давно была царская власть. Но в раннединастическом Шумере претензия разрушить народное собрание и захватить власть считалась такой же предосудительной, как гоняние мяча или осквернение молодых невест. То есть, хотя Гильгамеш вроде бы добился успеха, но этот успех не был санкционирован, как мы бы сейчас сказали, парламентом, – и поэтому он не имел силы.
Древний Урук – зиккурат и храмовый участок Эанны
(A. Parrot. Sumer: the dawn of art. N.Y., 1961. P. 65, fig. 82)

Мы видим, что Гильгамеш описывается как буйный человек, в вавилонском эпосе так и сказано, что днем и ночью он буйствует плотью. Народ Урука страшно тяготится Гильгамешем. А Гильгамеш, хитро используя свою власть, свой авторитет, используя то, что он сын царя и, видимо, жрицы, то есть божественное лицо, становится узурпатором и бесчинником в городе. Полным бесчинником. Согласитесь, что для эпоса и для героя довольно странное начало. Обычно мы встречаемся с героями другого типа. И вот народ взмолился, он идет в Эанну и молится Ану, Инанне и просит унять этого ужасного человека.
4. Энкиду – друг Гильгамеша

Поскольку боги не вторгаются непосредственно в жизнь людей, Ану предлагает Аруру, матери богов, создать кого-то, кто мог бы утихомирить Гильгамеша. Аруру берет глину и создает того самого Энкиду. Энкиду, как его именует эпос, - это «порожденье полуночи, воин Нинурты» (Эпос о Гильгамеше, I.ii.36-50). Вы помните, что Нинурта – это персонаж, связанный, в том числе, и с подземным миром. То есть «порожденье полуночи» - это некая альтернатива культуре, городу. Это некий иной, и это вообще очень интересно. Давайте послушаем, как описывается Энкиду в первой таблице эпоса о Гильгамеше.
«Жалобу их (то есть людей) услышал Ану.
Воззвали они к великой Аруру:
«Аруру, ты создала Гильгамеша
(она создает любого человека),
Теперь создай ему подобье!
Да соревнует его бурному сердцу,
Да состязаются, Урук да отдыхает».
Аруру, услышав эти речи
Подобье Ану создала в своем сердце.
Умыла Аруру руки,
Отщипнула глины,
(смотрите: сначала она замыслила в сердце подобие небесного Бога, а потом сотворила человека. То есть каждый человек замыслен в божественном сердце – сравните египетскую категорию Ка)
Итак,
Отщипнула глины, бросила на землю,
Слепила Энкиду, создала героя,
Порожденье полуночи, воин Нинурты,
Шерстью покрыто всё его тело,
Подобно женщине, волосы носит,
(то есть не стрижется)
Пряди волос, как хлеба густые;
Ни людей, ни мира не ведал,
Одеждой одет он, словно Сумукан.
(мы не знаем, кто такой Сумукан, но, по всей видимости, он никакой одеждой не одет)
Вместе с газелями ест он травы,
Вместе со зверьми к водопою теснится,
Со скотом водой веселит свое сердце» [Табл. I].
Вот таково описание Энкиду. Как видите, это дикий человек, человек-зверь. Вы помните, что в Месопотамии было представление, что когда-то такими были все люди, и вот снова творится как бы первобытный человек. Естественно, любители всяческих обобщений скажут, что это снежный человек, но я думаю, что речь идет совсем не об этом. Естественно, охотник и скотопас, который идет к реке и вдруг видит этого страшного Энкиду, пугается и не смеет к нему приближаться:
«Человек — ловец-охотник
Перед водопоем его встречает.
Первый день, и второй, и третий, —
Перед водопоем его встречает.
Увидел охотник — в лице изменился,
Со скотом своим домой
Вернулся,
Устрашился, умолк, онемел он,
В груди его — скорбь, его лик
затмился,
Тоска проникла в его утробу,
Идущему дальним путем стал
лицом подобен.
(«Идущему дальним путем» — значит, умершему).

Я вырою ямы — он их засыплет,
Я поставлю ловушки [для зверей] — он их вырвет,
Из рук моих уводит зверье и тварь степную, -
Он мне не дает в степи
трудиться!» [Табл. I]
И вот отец этого человека советует ему обратиться к Гильгамешу. Мол, есть в Уруке эн Гильгамеш, он такой бравый, не знает куда силы девать, вот ты к нему обратись, он тебе что-нибудь подскажет. И идет скотопас к Гильгамешу и излагает свою просьбу. Но Гильгамеш, как говорится, тоже «не лыком шит», он не собирается идти с ним сражаться, ему это, видимо, неинтересно. А он говорит совершенно по-другому, и это тоже очень интересный и глубокий образ. Он советует ему поговорить со жрицей Ишхарой.
Ишхара — это буквально «веселая женщина». И Гильгамеш советует этому охотнику пойти поговорить с Ишхарой, чтобы она соблазнила Энкиду. Ишхара соглашается и соблазняет – все это достаточно подробно описывается. Энкиду с ней соединяется в течение семи дней и ночей, не переставая. И после этого все звери от него уходят. То есть он получил в себя уже некое естество человека. Здесь очень ясно показано священное значение брака, соития. Через брак Энкиду перестал быть диким, он окультурился.
Смотрите, его создала Аруру, его создали боги, но первые люди уже давно были созданы, уже дальше рожали себе подобных сами и входили в культуру, а тут опять новое творение, новый дикий человек, и он через соединение с Ишхарой входит в культуру.
Энкиду теперь не знает куда деваться. Он наг. Ишхара взяла свою одежду, разорвала пополам, половиной сама как-то прикрылась, половиной он прикрылся, чтобы голым-то не ходить. И она его ведет в ту деревню, расположенную где-то, видимо, на границе культурных земель, где эти отец и сын страдали от дикого Энкиду. И там его принимают, угощают, ему там наливают пиво, а он не знает, как есть хлеб, он ведь траву ел, и ему говорят, что люди едят хлеб, вот и ты попробуй, люди пьют пиво, вот и ты выпей, и он выпил, захмелел, и ему очень нравится Ишхара. И он хочет чем-то помочь этим людям. И они ему говорят: «знаешь, наши стада львы одолевают». И он пошел и всех этих львов, которые вчера еще были его друзьями, разорвал в клочья. Все очень благодарны, но Ишхара говорит, что теперь надо пойти в Урук и познакомиться с Гильгамешем - он же ее послал к Энкиду.
Сцена борьбы двух обнаженных героев (Гильгамеша и Энкиду?) друг с другом и со львом.
В центре – изображение богини Иштар и обнаженная женская фигура (Ишхара?).
Старовавилонская цилиндрическая печать (ок. 1800 до Р.Х.).
Британский музей, 86267

И она берет его за руку, приводит в Урук, и там все люди на него дивятся. И Гильгамеш его видит, тоже его приветствует, но потом он идет к Ишхаре – она то ли жрица, то ли просто красивая женщина, непонятно, - но Гильгамеш с ней решил провести ночь. Но не тут-то было. Энкиду встает в дверях, и это очень красочно описано, что он поставил ногу, чтобы Гильгамеш не мог закрыть дверь, и его не пускает. Гильгамеш, естественно, рассвирепел, и они бросились в драку. И в этом поединке за право возлечь с Ишхарой Энкиду поставил Гильгамеша на колено, то есть он ему показал, что он сильнее, чем Гильгамеш. Но потом они как бы забывают уже про Ишхару, расцеловались и решили быть друзьями – и становятся абсолютно неразлучными друзьями. И сказано, что женщины их больше не интересуют, что им вдвоем хорошо.
5. «Подвиги» Гильгамеша и Энкиду

А дальше начинается следующее повествование. Жители Урука в ужасе, потому что раньше там был один Гильгамеш, а теперь их двое, и они делают все то же самое, что раньше делал один Гильгамеш, но теперь они вдвоем, и совершенно непонятно, как от них избавиться. Но, слава Богу, Гильгамешу приходит светлая мысль, что надо совершить какое-то великое деяние. Он слышал, что где-то на краю мира есть такой Хубаба или Хумбаба – это имя пишется по-разному. Он хранитель девственных лесов, и его надо убить, чтобы искоренить из мира все зло, и эти деревья, – а в Шумере нет деревьев, там ничего не растет, кроме пальм, – привезти в Шумер.
Гильгамеш (справа) и Энкиду (слева) борются с дикими животными.
Цилиндрическая печать из раннединастического некрополя Ура.
Музей университета Пенсильвании, 30-12-28 (U 11961)

Сцена борьбы: слева - бык-андрокефал и Гильгамеш, справа – лев и Энкиду. Аккадская цилиндрическая печать (2400-2200 до РХ) . Британский музей, 104488
Вот это говорит Гильгамеш, причем в его словах мы сразу замечаем нечто более глубокое, нежели просто веселую героику. Он идет на стену города и обращается к Уту, то есть к Солнцу. А вы помните, что он носит имя Уту, что он посвящен Солнцу.
Старовавилонская глиняная маска Хумбабы (1800-1600 до Р.Х.).
Британский музей, 116624

«Уту, слово тебе скажу, к моему слову ухо склони!
О моих замыслах скажу, к моим надеждам слух обрати!
В моем городе умирают люди, горюет сердце!
Люди уходят, сердце сжимается!
Через стену городскую свесился я,
Трупы в реке увидел я,
Разве не так уйду и я?»
А почему трупы в реке? Потому что во время разливов размывало кладбища, и к тому же люди иногда в реке тонули. И, видимо, мертвые тела в реке были достаточно обычным печальным зрелищем, поэтому из рек и не пили.
«Разве не так уйду и я?
Воистину так, воистину так!
Самый высокий не достигнет небес.
Самый огромный не покроет земли….
В горы пойду, добуду славы!
Среди славных имен себя прославлю!
Где имен не славят – богов прославлю!»
[Гильгамеш и Хувава, пер. В.К. Афанасьевой]
Таблички с текстом «Гильгамеш и Хумбаба» из Сиппара. Старовавилонский период (2000-1600 до Р.Х.).
Британский музей, 54731

И он отправляется в эти горы за Хумбабой, за кедрами (шум. эрен). В древней шумерской традиции употребляется слово эрен. Эрен — это ствол можжевельника. Кедры не были известны в Древнем Шумере, они росли на Ливане, и наиболее крупным хвойным деревом был большой древовидный можжевельник.
Древовидный можжевельник
И вот Гильгамеш отправляется на восток, в страну Уту, за можжевельниками и чтобы убить страшного Хумбабу. Уже в вавилонской версии, когда Ливан уже был отлично известен, когда жители Месопотамии осваивали побережье Средиземного моря, тогда он отправляется на запад за настоящими кедрами, которые и мы называем ливанскими кедрами. Текст содержит очень красивое описание того, как они идут в диких горах, какие сновидения Гильгамешу приходят, но обо всем не расскажешь. Те, кто заинтересуются, могут прочесть всю эту замечательную поэму в переводе И.М. Дьяконова (https://www.proza.ru/2015/11/22/814).
Ливанский кедр
Гильгамеш обращается к Энкиду: «Давай его (Хумбабу) вместе убьём мы с тобою и всё, что есть злого, изгоним из мира. Нарублю я кедра, заросли им горы – вечное имя себе создам я». То есть здесь мы опять видим желание вечности. Во-первых, он изгонит зло из мира. В мире есть зло – это знал древний человек. И он решил не просто победить зло в себе, он решил изгнать зло из мира – такой вот высокий идеал. Если угодно, это такая героическая претензия, что он, человек, может изгнать зло из мира. И, второе, он говорит, что он создаст себе вечное имя – то есть он уже думает своими силами достичь бессмертия.
Надо сказать, что Энкиду намного более разумен. Он говорит: «Кто входит в тот лес, того ужас объемлет». Ведь Хумбаба хранит эти кедровые леса по повелению Энлиля и Шамаша. И это значит, что он исполняет волю богов. Но Гильгамеш тверд:
«Кто, мой друг, вознесся на небо?
Только боги с Солнцем пребудут вечно,
А человек - сочтены его годы,
Что б он ни делал, - все ветер!
Если паду я - оставлю имя.

Подниму я руку — нарублю я кедра.
Вечное имя себе создам я
Последняя фраза идет постоянным рефреном. В древней шумерской версии говорится, что он отправляется туда с пятьюдесятью молодыми юношами Урука. Тем, у кого есть жена, дети, он позволяет остаться, а остальным повелевает идти с ним. И молодежь с удовольствием с ним уходит. Я думаю, что остальные жители Урука спокойно при этом вздохнули.
А в вавилонской версии они идут вдвоем с Энкиду. Причем старейшины опять их не пускают. Им говорят, что не надо туда идти, что это совершено не ваше дело, что вы должны остаться. Но Гильгамеш не слушает старейшин и отправляется в горы за кедром.
Есть разные версии этого предания. В шумерской версии он обманывает несчастного Хумбабу. Вообще Хумбаба ужасен, он дикий, жуткий, но Гильгамеш его обманывает. Он ему предлагает двух своих сестер, одну как жену, другую как наложницу. Хумбаба, хотя и дикий, но на это дело он, видимо, падкий. Он и говорит: «а что ты хочешь?». «А я, - говорит, - хочу, чтобы ты отдал один из своих лучей». А у Хумбабы было семь лучей, семь его энергий. Гильгамеш потихонечку выманивает у него семь этих лучей, и Хумбаба оказывается бессильным. Тогда Гильгамеш с Энкиду его убивают и обезглавливают.
В вавилонской версии Гильгамеш обращается уже к Шамашу, то есть к Уту, к Солнцу. И Шамаш посылает страшные ветры, восемь ветров, которые обессиливают Хумбабу, и потом его тоже убивают. В любом случае, Хумбаба убит, кедры вырублены. Это очень не нравится Энлилю. Энлиль возмущен тем, что устроили «эти ребята» в его заветных горах. Мы снова видим, что Гильгамеш предстает как богопротивник, но с помощью Шамаша. То есть здесь намечается какой-то странный разлад. Энлиль - против, Шамаш - за.
Нет ли здесь какой-то очень древней попытки создать новую религию, новую традицию, в которой надо опираться не на старинные ритуалы, то есть, в первую очередь, на ритуалы священного брака, а на Солнце, на солнечного бога, который правит всем миром, который освещает мир, и быть его представителем на земле, а, может быть, даже и больше – и таким образом достичь бессмертия. По крайней мере то, что потом, через тысячу с лишним лет задумал Эхнатон, Аменхотеп IV, в Египте, то, возможно, уже было задумано Гильгамешем в самом начале шумерской государственности, и это поразило людей. Поразило стремление презирать одних богов и опираться на других и создавать какую-то иную священную форму, помимо традиционной, относиться к царю не как к совершителю ритуала, а как-то совершено иначе. И мы очень скоро увидим, что эти намеки перейдут в реальность.
В тексте описывается, как Гильгамеш – грязный, замученный, в рваной одежде – после победы над Хумбабой возвращается в Урук. Он моется, умащается благовониями, надевает светлую одежду, надевает тиару эна. Он снова становится прекрасным. И богиня Инанна возжелала его и хочет сделать его своим мужем. Это шестая таблица, это ключ, это центральное место всего повествования. Инанна предлагает ему то, что, собственно говоря, было нормой для шумерского правителя – быть участником, совершителем священного брака. Гильгамеш, видимо, и сам родился от священного брака Нинсун и его отца, маленького лугаля Лугальбанды. И здесь Инанна предлагает ему то же самое, предлагает ему священный брак. Давайте послушаем этот текст, VI таблицу, в очень красивом переводе В.К. Шилейко (Ассиро-Вавилонский эпос, с. 358-361).
«Он (Гильгамеш) омыл свой меч,
он очистил свой меч,
по спине своей он
распустил свои кудри,
снял он грязное платье,
чистым платьем облекся,
увенчался тиарой
и нагрудник надел,
увенчался короной
и нагрудник надел;
на красу Гильгамеша
подняла свои очи
царица Иштар:
"Пойдем, Гильгамеш,
любовником будь мне,
твою прелесть мужскую
подари мне в подарок!
Будь моим мужем,
возьми меня в жёны

дам тебе я повозку
из лазури и злата,
с золотыми колёсами
и с ярмом из каменьев.
Будешь ты запрягать

каждый день в неё мулов.
Так войди же в наш дом
в благовонии кедров!
Когда войдёшь ты
в нашу обитель,

обладатели тронов
упадут тебе в ноги,
пред тобою согнутся
цари и владыки,
и долины и горы

принесут тебе подать,
овцы стад твоих будут
рождать тебе двойни,
перед стягом твоим
мул твой будет идти.

Конь в твоей колеснице
будет бегом могуч,
твой осел подъяремный
не изведает равных»
То есть Инанна предлагает ему некий великий статус. Она говорит, что в священном браке он станет великим лугалем, и все будут ему поклоняться. В то время это уже норма в разных городах Месопотамии, тем более, в Уруке.
«Гильгамеш уста открыл, говорит,
так изрекает царице Иштар:
"Оставь для себя тысвои богатства,

прикрасы тела и одеянья!
Оставь себе ты питьё и пищу,
вино и хлебы, усладу божью,
хмельную брагу, царей усладу!
Ты - негодная дверь, не держащая ветра,

ты - дворец, что погубит, развалившись, героя,
ты - как слон, разодравший свои покровы,
ты - как факел, ожёгший факелоносца,
мех, обливший водою своего водоноса,
камень ты, разваливший свою крепкую стену

Кого из любовников любила ты долго,
какой супруг твой ещё тебе мил?
Смотри, я открою тебе весь блуд твой!

Богу Думузи, дружку твоей юности,
из года в год судила ты плач.
Пёструю птичку алаллу любила ты,
и её ты избила, поломала ей крылья,
и живёт она в чаще, и кричит она: каппи

Здесь перечисляются образы, которых мы не знаем, которые, видимо, происходят из доисторического времени. Она перечисляет семь образов:
«Полюбила ты льва, совершенного силой:
семь и семь ты ему вырыла ям.
Полюбила коня ты, гордого в битве:
удила ему, шпоры ты судила и бич,
семь двойных часов бега ты ему присудила,

ты его заставляешь пить гнилую воду,
его матерь Силили ты заставила плакать.
Пастуха ты любила, пасущего стадо:
каждый день сожигал он тебе куренья,
каждый день приносил он тебе ягнят;

ты избила его, обратила в шакала
и его прогоняет его же стадо,
и его же собакиего кожу кусают.
Ишуллану любила ты, садовника отчего,
каждый день приносил он тебе плодов,

каждый день украшал он твой стол цветами,
на него подняла ты свои глаза:
"Ишуллану мой сильный, давай насладимся,
протяни свою руку и коснись моих прелестей!"
А Ишуллану тебе ответил:

"Что тебе до меня, чего тебе надо?
Разве мать не варила, разве я не вкушал?
Для чего ж ты даёшь мне снедь стыда и проклятий,
для чего ж одеваешь ты в терновник меня!"
Ты услыхала такое слово,

ты избила его, обратила его в паука
Ты его заключила внутри его дома,
он не выйдет на кровлю, не сойдет...

(Непонятно куда, там потерян текст).
И меня, полюбивши, как других, превратишь ты!"
Когда Иштар услыхала такое -

рассердилась Иштар, поднялася на небо,
и приходит Иштар пред Ану-отца,
перед матерь Анту приходит и молвит:
"Мой отец, мой отец, Гильгамеш меня проклял,
Гильгамеш назвал мои злодеянья, мои проступки!»

И дальше Инанна просит, чтобы в наказание Гильгамешу был послан Небесный Бык, который показал бы всему Уруку, как жить без священного брака. И в шумерском тексте «На смерть Небесного Быка, светлая Инанна, хвала Тебе сладка!» есть такие слова:
«Бильгамес!... В моей Эанне (то есть в храме, Эанна – «Дом Неба») суд ты судить забыл. В гипаре (в брачном покое), на бреге моём, судебные решения выносить забыл!» «Дикий Бык мой, муж мой меня забыл!»
Инанна говорит, что Гильгамеш не совершает необходимого, он не судит народ как Бог, потому что, если он с ней соединяется, он обретает качество Бога и дает божественный суд народу. Но он ничего этого не делает.
Гильгамеш в этом тексте отвечает Инанне: «Инанна! Дары в Твой гипар никогда я не внесу! Нинэгаль (госпожа Великого Дома, т.е. преисподней)! Силой своей доблести никогда я тебя (не покрою)! Ты, госпожа Инанна, мою улицу не переходи!»
Мы видим, что Гильгамеш очень грубо отвергает Инанну-Нинэгаль. А, между тем, Нинэгаль – это образ Инанны, возрождающей из мертвых. В текстах III династии Ура говорится, что Нинэгаль растит царя, как «пальму Дильмуна», а Дильмун - остров бессмертия. Недалеко от Ура был храм Инанны Э-Дилмунна – «дом Дильмуна». То есть Инанна давала бессмертие. Но Гильгамеш отвергает все это. И Инанна просит Ана послать Небесного Быка Гуданна (Гуданна – это созвездие Тельца). Ан отвечает, что это же Его сын! Как же он может его послать? Он же разорит всю землю, ведь он пасется на горизонте, и ему не хватит ни травы, ни воды на земле. Все погибнет. Но Инанна говорит, что это ей и нужно, ведь Гильгамеш оскорбил ее. Она говорит: «Я закричу так, что Небо сойдется с землей». А в вавилонской версии: «Я закричу так, что из преисподней выйдут мертвецы», что будет больше мертвых, чем живых, на земле. И Ану соглашается и посылает этого Небесного Быка.
Изображение быка на фризе храма Нинхурсаг. Убейд. Раннединастический шумер (ок. 2500 до Р.Х.)
Британский музей, 116740

Небесный Бык действительно разоряет весь Урук, все съедает, все выпивает и убивает множество людей. Сказано, что он один раз вздохнул, и образовалась яма, и в неё свалились сто человек и погибли. Во второй раз вздохнул - разверзлась яма, и в неё триста воинов свалились.
Пластинка из Убейда с изображением быка и птицы на его спине (ок. 2000 до Р.Х.). Британский музей, 116758
Но Гильгамеш с Энкиду выходят на этого Небесного Быка, хотя Бык испустил огненный ветер из своей пасти, и Энкиду вроде бы закачался, но все-таки он его схватил за рога, сел на него и закричал Гильгамешу: «рази!», и Гильгамеш поднял медный топор весом в 7 талантов, то есть 212 килограмм, и этим медным топором врезал ему промеж рогов, и Бык испустил дух. Гильгамеш его расчленил и половыми органами Быка швырнул в святилище Инанны – вот, мол, бери себе свое. И дальше он произносит такие гордые слова: «Мы Быка небесного гнали во гневе. Не достигла Богиня исполнения желаний. Только наше с тобой (с Энкиду) исполнилось желанье!»
Гильгамеш и Энкиду убивают льва и быка. Староэламский период (2500-1500 до Р.Х.). Лувр, SB1277
6. Смерть Энкиду

Видите, какое явное противление всей традиции! Естественно, после этого возмущенные боги совершают в небесном чертоге Ана суд над Гильгамешем, хотя он и герой, и царь, и на две трети бог. И боги говорят, что Гильгамеша нельзя убить, нельзя покарать смертью — он сын богини. Но, говорят, давайте покараем Энкиду. И Энкиду присуждают смерть, и он видит сон, что такое решение о нем принято. И он говорит Гильгамешу:
«Друг мой, кто в сраженье падет – тот славен
Я же смерти страшился – умираю с позором»
И далее описывается, как он умирает, как он становится все слабее и слабее. А Гильгамеш сидит рядом с ним и рыдает:
«Энкиду, друг мой, которого любил я так сильно,
С которым мы все труды делили, -
Его постигла судьба человека.
Дни и ночи над ним я плакал, не предавая его могиле
- Не встанет ли друг мой в ответ на мой голос?
Шесть ночей миновало, семь дней миновало (это священная формула),
Пока в нос его не проникли черви.
Устрашился я смерти, не найти мне жизни,
Словно разбойник брожу по пустыне…
Энкиду, друг мой любимый, стал землею.
Также как он и я не лягу ль, чтобы не встать во веки веков?
Смерти, что страшусь я, пусть не увижу!».
[Табл. IX]
Это строки из таблицы Мейснера со старовавилонской версией, в «каноническом» тексте поэмы они убраны. Гильгамеш плачет, переживает, но не показано, до какой степени он переживает. Более древний текст показывает, что он исключительно страдает. После этого Гильгамеш приносит жертву богам, чтобы оживить Энкиду и себя.
Надо вам сказать, что в древней, шумерской, версии, которая называется «Гильгамеш, Энкиду и подземный мир», все немного иначе. Там Энкиду погибает не по приговору богов после убийства Небесного Быка, а потому что он отправляется достать биту и мяч из подземного мира. И там, в подземном мире, Энкиду умирает. Не совсем ясно, как эти версии сочетаются.
Итак, Гильгамеш молится богам, и вот что боги ему отвечают – это составные ответы из разных вариантов. Энлиль говорит: «Ты же хочешь, Гильгамеш, чего не бывало с тех пор, как мой ветер гонит воды». То есть ты хочешь, чтобы мертвый вернулся к жизни по твоей воле. Так не бывает. А Шамаш, друг Гильгамеша, говорит: «Гильгамеш! Куда ты стремишься? Жизни, что ищешь – не найдешь ты!» Но, возможно, эти слова говорит совсем не Шамаш. Мы их встретим чуть позже. Возможно, это ошибка восстановителей текста.
7. Путешествие за бессмертием
Но, так или иначе, Гильгамеш отправляется странствовать, он уходит из Урука:

«И сам я не так ли умру, как Энкиду? Тоска в утробу мне проникла, Смерти страшусь и бегу в пустыню. Под власть Утнапишти – сына Убар-Туту».
Гильгамеш вспоминает, что, оказывается, есть человек, который не знал смерти, который обрел бессмертие. Это уже известный нам Утнапишти. Тот, который, как вы помните, по указанию Энки построил ковчег и спасся. И вот Гильгамеш решает отправится на остров, где живет Утнапишти, и там узнать тайну бессмертия. Но пока он ночью, в отчаянии, рубит львов в горах. Он совершено безумен. Он боится смерти, он ужасается смерти. Конечно, все мы боимся смерти, но для жителя Месопотамии это не вполне нормальная ситуация, потому что ведь обычный житель Месопотамии знал, как преодолеть смерть. Для этого он совершал определенные ритуалы, определенные священнодействия. А Гильгамеш в своей гордыне все это отверг. И он действительно ужасается смерти. Но у него надежда, что есть некий Утнапишти, который спасся от смерти. И он идет к нему.
Мужчина в рогатом головном уборе и женщина у дерева жизни (?)(Утнапишти со своей супругой?). За спиной женщины – змея.
Печать III династии Ура (2200-2100 до Р.Х.). Условные названия печати в ассириологии – «Адам и Ева» или «Эдемский сад».
Британский музей, 89326

Гильгамеш убивает льва.
Цилиндрическая печать из раннединастического некрополя Ура.
Музей университета Пенсильвании, B16870 (U 8416)

Он проходит дальние горы, проходит какой-то таинственный туннель в горах, простирающийся на двенадцать поприщ, он идет в кромешной тьме двенадцать дней. Встречает каких-то людей-скорпионов, которые вроде бы страшно опасны, но к нему они благосклонны и позволяют ему пройти. И, наконец, он выходит на берег океана смерти, океана, воды которого несут смерть. За этим океаном и находится остров, где живет Утнапишти.
Люди-скорпионы. Изображения на сосуде из Нимруда. Новоассирийский период (850-750 до Р.Х.)
Британский музей, 91941

Вавилонская карта мира (VI в. до Р.Х.) с указанием места, где пребывает Утнапишти.
Британский музей, 92687

На берегу океана он встречает некую богиню, хозяйку богов, что живет у пучины моря - она именуется Сидури. Сидури - это хмельной напиток, брага. Некоторые ученые думают, что она дает чашу с брагой Солнцу, когда оно восходит из-за восточного горизонта. Но, как бы там ни было, это второстепенное божество, связанное именно с приготовлением браги. И вот, в старовавилонской версии, она спрашивает Гильгамеша, зачем он пришел, чего он хочет. Он ей описывает всю свою жизнь, как они с Энкиду убили Хумбабу, а потом Небесного Быка, а об Инанне умалчивает. И она ему говорит знаменитые слова, которые всегда приводят как иллюстрацию месопотамских представлений о судьбе человека. Но эти слова обращены к Гильгамешу именно потому, что, хотя он невероятным подвигом и достиг берега океана смерти, он не совершил тех ритуалов, которые должен был совершить – и как царь, и просто как человек Шумера.
Уту-Шамаш, восходящий из-за гор.
Фрагмент аккадской цилиндрической печати (III тыс. до Р.Х.).
Британский музей, 89110

Итак, хозяйка вещает Гильгамешу:

«Гильгамеш! Куда ты стремишься?
Жизни, что ищешь, не найдешь ты!
Боги, когда создавали человека, -
Смерть они определили человеку,
Жизнь в своих руках удержали.
Ты же, Гильгамеш, насыщай желудок,
Днем и ночью да будешь ты весел.
Праздник справляй ежедневно.
Днем и ночью играй и пляши ты.
Светлы да будут твои одежды,
Волосы чисты. Водой омывайся,
Гляди как дитя твое руку держит,
Своими объятиями радуй подругу –
Только в этом дело человека
[Табл. X]
Вы чувствуете, дорогие друзья, что эта богиня Сидури над ним издевается. Она ему перечисляет именно то, чем Гильгамеш и занимался в Уруке – он там пел и плясал. Он развлекался с женщинами. Он действительно, видимо, был человеком, склонным к высокому качеству гигиены – мылся, расчесывал волосы и так далее. Вот это, говорит, и делай. А потом женишься, детки пойдут. Но никакого бессмертия. Тайна бессмертия совсем другая.
Однако Гильгамеш настаивает, и, наконец, Сидури говорит, что переправиться через это море невозможно. Ты умрешь. Но если хочешь встретится с Утнапишти, сюда приплывает Уршанаби, корабельщик Утнапишти. И он тебя перевезет на этот остров. Тут Гильгамеш опять в каком-то невероятном приступе ярости уничтожает все те священные предметы, которые стоят там вокруг и которые связаны с Уршанаби и Утнапишти (мы не до конца понимаем, что все это значит). И когда Уршанаби приплывает, он говорит, что не может его теперь перевезти – он же сам все уничтожил. Но, говорит Уршанаби, если уж ты так хочешь, то давай, за очень короткий срок выруби новые шесты, и тогда я тебя перевезу. Гильгамеш все сделал, просмолил, и в итоге они приплыли на этот остров к Утнапишти.
Причем там есть такая подробность, что поскольку корабль-то заново сделан, они шестами отталкивались от дна - они не могли касаться воды, - и в итоге они потеряли все шесты, а остров, хотя был уже виден, но еще далеко, и тогда Гильгамеш снимает с себя всю одежду и использует ее как парус и на этом парусе, наконец, приплывает. Он приплывает, его встречает Утнапишти и расспрашивает, откуда он и зачем прибыл. Гильгамеш отвечает, что хочет достичь бессмертия. И Утнапишти ему говорит: «Почему, Гильгамеш, ты исполнен тоскою? Потому ль, что плоть богов и людей в твоем теле, потому ль, что отец и мать тебя создали смертным?». То есть быть смертным – такова твоя доля.
«Ярая смерть не щадит человека:
Разве навеки мы строим домы?
Разве навеки ставим печати?
Разве навеки делятся братья?
Разве навеки ненависть в людях?
Разве навеки река несет полые воды?
Стрекозой навсегда ль обернется личинка?
Взора, что вынес бы взоры Солнца,
с давних времен еще не бывало.
Спящий и мертвый друг с другом схожи —
не смерти ли образ они являют?
Человек ли владыка?
Когда близок он к смерти,
Ануннаки собираются, великие боги,
Мамет, создавшая судьбы,
судьбу с ними вместе судит:
Они определили смерть и жизнь.
Смерти дня они ведать не дали»
[Табл. X]
То есть Утнапишти тоже говорит о том, что смерть неизбежна. И тогда Гильгамеш изумляется: «а как же ты обрел бессмертие?» И тут Утнапишти ему рассказывает о потопе, о том, что боги и ему, и его жене дали бессмертие. Не он сам, но боги ему дали, поселили его в этом месте. А я, говорит, тебе ничего не могу дать.
Там еще есть интересный момент со сном, Он напоминает сон учеников Христа во время Его моления о Чаше (Мф. 26:36-46) перед тем, как Его взяли под стражу. Гильгамеш не может удержаться от сна – это понятно, он же устал. Причем он спит шесть дней и семь ночей, не прекращая. А хитрый Утнапишти, чтобы показать потом Гильгамешу, сколько он спал, - он-то понимает, что Гильгамешу потом будет казаться, что он спал только мгновение — велит своей жене каждый день печь хлеб и класть около Гильгамеша. И вот к тому моменту, когда Гильгамеш проснулся, первый хлеб уже рассыпался, второй заплесневел — и Утнапишти объясняет Гильгамешу, что он спал семь дней. «Смерть и сон подобны, - говорит Гильгамешу Утнапишти. – А ты даже над сном не властен. Как же ты хочешь одолеть смерть?» Но, в конечном счете, он жалеет Гильгамеша.
Причем интересно, что говорит Гильгамеш Утнапишти:

«Гляжу на тебя я, Утнапишти – не чуден ты ростом
таков как и я, ты.
И сам ты не чуден – таков как и я, ты.
Не страшно мне с тобою сразиться;
Отдыхая и ты на спину ложишься –
Как ты, выжив, в собранье богов был принят и жизнь обрёл в нём?»
[Табл. X]
То есть ты обычный человек, такой же, как я (подразумевается, что даже хуже). Но как же тебе это удалось? Тут Утнапишти и рассказывает о потопе и говорит, что ничем не может помочь Гильгамешу. Только боги могут дать бессмертие. «Поэтому, - говорит Утнапишти, - отправляйся обратно в свой Урук, к своим гражданам. Я бессилен тебе помочь».
И тут Гильгамеш, этот великий герой, взмолился: «О Утнапишти, куда пойду я? Телом моим овладел похититель. В моих покоях смерть обитает. Куда не взгляну я – смерть повсюду!». Видите, какой ужас смерти! Из глубочайшей древности до нас доносится это известие об ужасе смерти. Древний человек был обуян этим страхом. Отсюда все ритуалы, вся вера, все то, о чем мы с вами говорим. Мы видим только эту внешнюю, красивую вещь – древний текст ритула, но мы не видели, а здесь вдруг увидели, какой ужас испытывает человек перед смертью.
Мы-то с вами часто об этом забываем, и забываем мы об этом по той простой причине, что даже если мы неверующие люди, у нас есть традиция веры, традиция надежды. А когда человек отвергает эту веру и надежду и хулит Бога, перед ним разверзается бездна страха, бездна кошмара. Даже перед таким великим героем, который убил Хумбабу и несчастного Небесного Быка, который не испугался людей-скорпионов. Даже у него ужас полный: «Куда мне деваться?» И жена Утнапишти — женщины всегда более жалостливы — говорит: «слушай, давай его пожалеем. Ты же знаешь, что есть морская роза. На большой глубине она растет. Если её Гильгамеш достанет, то он сможет обрести бессмертие. А роза – это один из символов Инанны, образ Инанны.
Каменная розетка – символ Инанны, из храма Ока в Тель-Браке.
Поздний Урукский период (3300-3000 до Р.Х.)
Британский музей, 126397 A

Розетки на головном уборе царицы Пуаби из раннединастического некрополя Ура.
Музей университета Пенсильвании, B16693 (U10937)
И, поскольку в море нельзя лезть, то Гильгамеш через колодец (так же как река с плохой водой, а колодец с хорошей) опускается на дно и там находит этот цветок с колючими шипами, срывает его и поднимается с ним на поверхность. И после этого Уршанаби опять перевозит его на берег, он отправляется в обратный путь и говорит:
«Цветок тот – цветок знаменитый, ибо им человек достигает жизни. Принесу я его в Урук огражденный. Накормлю им людей – цветок испытаю. Если старый от него человек молодеет – я поем от него – возвратится моя юность».
Здесь, конечно, могут быть разные интерпретации – почему он хочет его испытать на людях. Но, скорее всего, он действительно его несет в Урук, чтобы всем дать бессмертие. То есть он понимает, что нельзя только веселиться и плясать, он понемногу взрослеет и понимает, что, как царь, он должен дать бессмертие людям. Только он хочет дать его сам, не через священный брак, не через установленный ритуал, а сам - «вот, я принесу этот цветок!».
Змея и скорпион на раннединастической печати (В.К. Афанасьева. Орел и змея в изобразительности и литературе Двуречья. М., 2007. Таблица XXXII, 99)
Но ничего не вышло. Гильгамеш, храня заветный цветок, прошел много дней по пустыне, прошел все горы людей-скорпионов, достиг Месопотамии и уже, совершенно замученный, видит Урук. И тут на его пути предстает прекрасный, холодный, прозрачный водоем с пресной водой. Конечно же он, как большой любитель личной гигиены, тут же сбрасывает с себя всю свою грязную одежду и бросается в эти воды. А в это время земляной лев, то есть какая-то змея, вылезла, понюхала, почувствовала запах розы Инанны и съела её. Змея сбросила кожу, и обновилась, а Гильгамеш выходит — и ничего нет. Этим и кончается поэма:
«Между тем Гильгамеш сидит и плачет,
По щекам его побежали слезы.
Для кого же трудились руки,
для кого же кровью истекает сердце?
Себе самому не принес я блага,
Доставил благо льву земляному».
[XI, 290-296]
То есть оказывается, что самочинное стремление даже сделать благо своему народу, хотя, на самом деле, - самому себе, - ни к чему не привело. Все съел земляной лев. Вавилонская версия поэмы заканчивается XI таблицей, потом к ней приложена XII таблица - «Гильгамеш, Энкиду и подземный мир».
Я еще забыл сказать одну вещь. Эпос был очень знаменитый, поэтому его многократно переписывали и переводили на другие древние языки. Но при этом зачастую уже не понимали его духовного смысла, и поэтому многие вещи убирали.
Например, в Богазкее, столице древнего хеттского государства, был найден перевод «Эпоса о Гильгамеше» на хеттский язык. И в этом переводе отсутствует весь фрагмент с проклятиями Гильгамеша в адрес Инанны из VI таблицы. Оказывается совершенно непонятным, зачем же тогда боги прислали Небесного Быка. Или в старовавилонской версии есть рассказ о развратной жизни Гильгамеша, а в более поздних версиях его нет. Дело в том, что люди другой культуры, но примерно тех же религиозных взглядов, не могли себе помыслить такого богохульства, и они эти фрагменты просто убирали. То есть происходит цензура текста. Но нам интересна именно полнота версий.
8. Смерть Гильгамеша
Он лежит уже при смерти.

«Эн Кулаба лежит, подняться не может» — не забудем, что Кулаб - это священный участок Урука, на котором стоит храм Эанна.
«Эн Кулаба лежит, подняться не может,
Тот, кому сужден ясный взор, лежит, подняться не может,
Разоритель стран лежит, подняться не может,
Покоритель гор лежит, подняться не может!
На одре судьбы он лежит, подняться не может!
Ох, в опочивальне он лежит, подняться не может!
Не сесть ему, не встать ему – горько причитать ему!
Не есть ему, не пить ему – горько причитать ему!
Крепки засовы Намтара – ему не подняться!
Подобно рыбе, схваченной сетью, он опутан недугом!
Подобно газели, попавшей в силок, он на ложе схвачен

Такой вот печальный образ этого юноши.

А дальше идет суд богов:

«Когда в предвечном месте пред Собранием богов
Эн Бильгамес предстал,
Они сказали по поводу Бильгамеса:
«Что касается тебя, то все пути, что есть, ты обошел,
Можжевельник - дерево одинокое - из гор вынес,
Хуваву в лесу его убил,
Стелы на вечные времена, на постоянные МЕ, навсегда,
В домах богов ты установил,
Зиусудры в жилище его достиг (Зиусудра — это Утнапишти),
МЕ Шумера, навсегда утраченные,
Советы, обряды в Страну вернул,
Обряды омовения рук, омовения уст… в порядок привел…»
Это говорит Энлиль. Но вердикт неизвестен – это часть потеряна. И вроде бы получается, что Гильгамеш сделал много хороших дел.

А Энки отвечает Энлилю:
«С тех дней, с давних дней,
С тех ночей, с давних ночей,
С тех лет, с давних лет,
Когда Собрание потопом все смело,
Семя человечества погубило,
Среди вас лишь я один оставил в живых,
Зиусудру – имя человечества – оставил в живых!
Тогда жизнью небес, жизнью Земли поклялись мы,
Что ни один человек больше бессмертен не будет…
Теперь же смотрите на Бильгамеса –
Не избежит ли он (смерти)?»
То есть получается, что Энки, а, может быть, и Энки, и Энлиль, обрекают Гильгамеша на смерть.

Энлиль говорит:

«Великая Гора – Энлиль, Отец богов, о Бильгамес, имя твое для царственности назвал, для вечной жизни не назвал…»
И Гильгамешу дается титул «шагина – шакканаккум» – генерал в царстве мертвых. Видимо, он становится таким знатным начальником. Но где? В подземном мире. Все! Он умер. Он умер и ушел в подземный мир, он отправился к Эрешкигаль. Это человек, который пытался своими силами создать новую религию, опереться не на ритуалы Думузи и Инанны, а только на Шамаша. Хотя Шамаш - брат Инанны и ближайший друг и помощник Думузи. Но – тем не менее. Гильгамеш обретает такой печальный конец. Он действительно все изведал. Он и побеждал, и убивал, и беседовал с Утнапишти, и достиг края мира. Но бессмертия он не получил. Бессмертие обретается иначе.
И в этом смысле, я думаю, очень верны слова Мирчи Элиаде об Эпосе о Гильгамеше: «На Эпос о Гильгамеше смотрят как на драматическую иллюстрацию человеческого состояния, обусловленного неизбежностью смерти. Однако этот первый шедевр мировой литературы может быть также понят как иллюстрация веры, что некоторые существа способны даже без помощи богов достигать бессмертия при условии, что они успешно прошли через ряд посвятительных испытаний. С этой точки зрения повесть о Гильгамеше может рассматриваться как драматический рассказ о посвящениях, закончившихся неудачей» (M. Eliade. A History of Religious Ideas. Vol. 1: From Stone Age to the Eleusinian Mysteries. Chicago, 1978, p. 80).
Что касается посвящения – это, во многом, домыслы Мирчи Элиаде. На мой взгляд, все проще. Древние жители Месопотамии и восторгались, и ужасались величию человека, который решил все сделать сам, как и строители Вавилонской башни. Помните: «построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя...» (Быт. 11:4)? Но они прекрасно понимали, что вечного бессмертия, вечной жизни этим не достичь. Что это достигается совершенно другим путем, путем простой любви мужчины и женщины, путем обычного брака, путем благоговения перед богами, путем жертвоприношений, которые замещают твою собственную жертву собой, путем Думузи и Инанны – вот на этом пут обретается бессмертие!
И повесть о Гильгамеше – тот завет Месопотамии, который, может быть, наиболее ясно должен быть нами услышан именно сейчас. Мы своими силами можем многое: и развлекаться, и веселиться, и совершать героические деяния. Но, если мы желаем достичь бессмертия, то для этого есть только один путь. Это путь следования Божественной воле. Тогда человек обретает божественность, тогда божественное в нем становится действенным. Тогда, в некотором таинственном смысле, совершается брак, где божественное человеческое соединяется с божественным небесным.
Если же этого брака в ритуале, в священнодействии, в таинствах не совершается — я имею в виду не брак между мужчиной и женщиной, а брак между Небом и Землей, — то тогда человек остается только человеком, и, как человеку, ему дано на земле все, но в вечности не дано ничего. В этом, я думаю, смысл повести о Гильгамеше и завет нам Месопотамской традиции.

comments powered by HyperComments