1. Молох-Мелькарт в религии Ханаана

Сегодня мы будем говорить о самом драматическом моменте ханаанской религии – о человеческих жертвоприношениях. Всем известно слово молох, оно присутствует даже в поговорках. Это слово пришло к нам из Библии, и оно относится к божеству, которому приносили человеческие жертвы и с которым боролись пророки Израиля. Именно человеческие жертвы, если судить по Библии, вызвали ненависть Бога к древним народам Ханаана и побудили Его отдать эти земли Израилю. И эта библейская версия долгое время не подвергалась сомнению. Но когда в XVIII-XIX вв. возник религиозный скептицизм, то он повлиял и на эти представления. Стали говорить, что Молох – совсем не кровожадное существо, что такое представление – лишь библейская идеологема, оправдывающая завоевание Палестины. Такая точка зрения по сей день встречается в научной литературе.

Даже в «Энциклопедии религии», изданной под редакцией Мирчи Элиаде, в первом издании 1987 года, где более или менее адекватно рассказано о религии Ханаана, говорится, что есть сомнения в том, что были человеческие жертвоприношения, но это говорится вскользь, одной фразой. А вот в новом издании 2005 года уже дана дополнительная статья о Молохе, где говорится об очень распространенной традиции отрицания за Молохом той страшной роли, которую ему приписывала библейская традиция, приписывал Рим, приписывала античность. Мы уже в какой-то степени коснулись этих вопросов в предшествующей лекции, когда говорили о самооскоплении. Сейчас мы пойдем дальше и посмотрим, что же было на самом деле, следуя при этом тем источникам, которыми мы располагаем – археологическим и письменным, среди которых есть как аутентичные ханаанские, так и библейские, и античные.

Само имя Молох происходит от термина малику (ма-ли-ку, если говорить о клинописном воспроизведении), который употребляется в аккадских текстах, начиная с конца III тысячелетия до Р.Х. Малику — это тени умерших или подземных богов, которые получали заупокойные приношения. Отсюда мы видим, что сами дары, которые приносили Малику, именовались малик или молок. У западных семитов не было огласовок, поэтому мы точно знаем только согласные «mlk». То есть дары Мулуку или Молеху – это дары тому, кто пребывает в подземном мире. Так западные семиты именовали бога, принимающего эти загробные дары. Это мог быть Мот – смерть, или умерший-воскресший Баал-Хаммон в его хтоническом аспекте. То есть это жертвоприношение умершему, чтобы он воскрес, умершему богу, чтобы он воскрес.

Объект mlk-жертвоприношения часто именуется Мелькартом. «Карт» - это «город». Здесь накладывается как бы двойная этимология. Это и объект жертвоприношения, и мелик, а мелик — это царь у западных семитов. Так Библия именует царей, например, царя Давида. То есть Мелькарт означает «царь града», и, одновременно, это объект жертвоприношений. А «град» — это подземное царство. Здесь мы с вами должны сразу вспомнить умершего и воскресшего Бога, чей образ у семитов восходит к шумерскому Думузи. То есть Думузи, Адонис, Эшмун – это тот, кто так или иначе умер, но был воскрешен. И путь, которого жаждут люди – это путь смерти и воскрешения. Люди жаждут после смерти пройти путем Думузи, Адониса, Эшмуна. Вопрос только в том, как добиться этого? Каков метод воскресения? Мы знаем, что в самой Месопотамии тождество с Думузи достигалось путем любых жертвоприношений, но наиболее благоприятными считались жертвоприношения ягнят и козлят, которые олицетворяли Думузи как скотовода. Но возможны были и растительные жертвы. Человеческие же жертвоприношения нигде не описаны. Мы находим в гробницах III династии Ура людей, умерших вместе с обладателем гробницы. Но в текстах мы нигде не находим указания на то, что людей надо приносить в жертву ради отождествления с Думузи.

Что же касается Ханаана, то здесь мы сразу же встречаем очень интересный образ, и этот образ, если угодно, ханаанско-греческий. Это как раз Мелькарт. Мелькарт — городской бог Тира. Тир, естественно, отлично известен Библии. Сейчас это город Сур в современном южном Ливане. Почитание Мелькарта широко распространилось в Египте, на Кипре, в Карфагене. Менандр Эфесский, которого цитирует Иосиф Флавий в «Иудейских древностях» (8, 146), пишет, что царь Хирам Тирский воздвиг новый храм Мелькарту и установил праздник пробуждения Мелькарта. Понятно, что речь идет о воскресении. Причем и Иосиф Флавий, и Менандр Эфесский Мелькарта уподобляют Гераклу.

Геракл – это очень интересный образ. Мы все знаем Геракла как силача. Но для греческого мистика Геракл интересен другим. Это человек, который благодаря своим великим подвигам и своему мужеству был вознесен на Олимп и стал богом и супругом богини Гебы. Тень его находится в подземном мире, а сам Геракл пребывает среди богов. Это была мечта каждого человека и в Ханаане - уподобиться такому Гераклу-Мелькарту.

В угаритских текстах II тысячелетия до Р.Х. мы уже видим, что есть бог, которого именуют Милку, то есть Молох. Судя по текстам, он получал только обычные животные жертвы. В X томе «Энциклопедии религии» автор той самой статьи 2005г., Тауни Хольм, пишет: «кажется наиболее вероятным, что термин Милку — это каузатив инфинитива со значением «представленная жертва», «представленная вещь» (P. 7134). То есть это то, что представлено Богу, что дано Богу как жертва, как дар. Поэтому mlk-жертвоприношения, полагает Хольм, вряд ли сочетаются с глаголом «править», пишущимся так же (отсюда библейское мелек – царь). Но, видимо, эти две вещи все-таки как-то соединены.

2. Человеческие жертвоприношения в Ханаане

Мы знаем и понятие мелик-адам — жертвоприношение людей (адам — это человек), и мелик-бал — это жертвоприношение, замещающее жертвоприношение ребенка. Вместо ребенка приносят ягненка. Также известно жертвоприношение мелик-бешир — это жертвоприношение, замещающее жертвоприношение плоти (необязательно человеческой, может быть и животной).

Но, тем не менее, у нас есть тексты, которые прямо говорят, что не всегда такие замещения происходили. Например, в надписи на найденной в 1993 году базальтовой стеле из Инчерли (юго-восточная Турция), сделанной на стандартном финикийском языке и относящейся к позднему VIII веку до Р.Х., говорится о жертвоприношении мелик как о жертвоприношении перворожденных сыновей, которое совершено вместе с жертвоприношениями овнов и коней. Об этом пишут Б. Цукерман и С. Кауфман в статье «Recording the Stela: First step on the road to decipherment» («Первые шаги по дешифровке этой стелы», то есть стелы из Инчерли).

Если говорить о научной дискуссии, то очень характерно, что статья Шенкса (H. Shanks), опубликованная в журнале Библейской археологии, называется "Who—or what—was Molech? New Phoenician Inscription May Hold Answer," (Biblical Archaeology Review 22, no. 4 (1996): 13). То есть ученые продолжают спорить, и новая финикийская надпись может дать ответ, кто или что такое Молох.

В доеврейских слоях Ханаана, то есть как раз в тех самых слоях, которые отражают археологию и жизнь Земли Обетованной до прихода народа израильского, находят следы человеческих жертвоприношений. Например, в 1955 году при строительстве аэродрома в Аммане, столице Иордании, найден храм XIII века до Р.Х. Раскопки 1966-67 годов обнаружили здесь массу костей только что убитых людей. Это, безусловно, не результат сражения, это убийство, это заклание людей. Тут же найдены жертвенные ножи и другое оружие, которым этих людей убивали. Об этом говорится в статье Хеннеси (J.B.Hennessy. XIII th Century B.C. Temple of Human Sacrifice at Amman // Studia Phoenica III, Leuven, 1985. P. 85-104).

В Тель-Таанахе Эрнст Зеллин нашел у вырубленного в скале алтаря 20 больших кувшинов, горло которых было закрыто другим кувшином или глиняной тарелкой. Просеянная земля и скелеты младенцев от новорожденных до двухлетних являлись содержанием этих 20-ти кувшинов. Подобную находку сделал Макалистер в Гезере. В Тааннане у ворот крепости захоронен мальчик под плитой того же материала, что и стены. В Мегиддо, в Гезере, женщина с ребенком были замурованы в стену. Таким образом, мы видим, что практика человеческих жертвоприношений существовала, это археологический факт.

Филон Библский, в цитировании Евсевия Кесарийского, пишет: «Среди древних бытовал обычай, что в случае великой опасности правитель города или народа, дабы предотвратить всеобщее разорение, должен отдать на убиение любимейшего из своих детей в качестве выкупа мстительным демонам» (Евангельское Приуготовление, 1.10.40). Возможно, такие жертвоприношения действительно совершались во время каких-то экстраординарных событий, однако есть основания полагать, что человеческие жертвоприношения, жертвоприношения детей имели регулярный характер. Неслучайно в Книге Левит именно в связи с человеческими жертвоприношениями говорится, что «все эти мерзости делали люди сей земли, что пред вами, и осквернилась земля» (Лев. 18:27). То есть об этом говорится в самой древней части Ветхого Завета - Пятикнижии, написанном, по преданию, Моисеем в конце II тысячелетия до Р.Х., то есть примерно в последние пару веков существования Угарита.

В Премудрости Соломона – тексте очень позднем, написанном на греческом языке, по некоторым представлениям, даже после Рождества Христова, подчеркивается идея нечестия язычников в противоположность благочестию иудеев. И там, в частности, говорится о том, почему Бог отдал эту землю еврейскому народу: «Возгнушавшись древними обитателями святой земли Твоей, совершавшими ненавистные дела волхвований и нечестивые жертвоприношения, и безжалостными убийцами детей, и на пирах жертвенных пожиравшими внутренности человеческой плоти и крови в тайных собраниях, и родителями, убивавшими беспомощные души, - Ты восхотел погубить их руками отцов наших» (Прем.Сол.12:4-6).

Автор этой книги, безусловно, не Соломон, это приписанный Соломону текст, и поэтому это второканоническая книга. Но как идеологема - это важная позиция. Значит, в эпоху Второго Храма евреи твердо верили, что землю Обетованную отдали их предкам, потому что коренное население этой земли было крайне нечестиво и совершало, в первую очередь, человеческие жертвоприношения, убийства детей и пожирание их плоти.

3. Человеческие жертвоприношения в библейском Израиле

Но намного больше в Ветхом Завете свидетельств того, что сами иудеи делали регулярно то же самое, хотя это и было запрещено законом, и ничто так не каралось Богом, как человеческие жертвоприношения. Но, тем не менее, они совершались, и совершались регулярно, и в Библии упоминания об этом мы встречаем постоянно.

В Книге Судей – это тоже достаточно древний текст (там нет идеологии царства, и царственность считается не великим благом, а греховным выбором Израиля), - говорится, что некий Иеффай Галаадитянин, судья Израилев, в Массифе после победы над аммонитянами принес в жертву по обету свою дочь (Суд. 11:34-40). Об этом говорится как о чем-то совершенно нормальном, просто как о трагическом факте. Иеффай дал обет, что первое, что выйдет из ворот города, когда он вернется с победой, он принесет в жертву. А вышла его поздравить его собственная дочь. Потом эту девушку оплакивали её подруги, и традиция оплакивания дочери Иеффая, вошла в израильскую традицию. Это событие произошло в XI-XII веках до Р.Х. То есть, опять же, в то самое время, когда народы моря вторглись в Малую Азию.

В дни Ахава, царя Израильского (873—852 до Р.Х.), был возобновлен Иерихон. Я напомню, что когда Иисус Навин взял Иерихон и по семидневном обхождении рухнули его стены, были истреблены почти все жители этого города. И тогда Иисус Навин поклялся и сказал: «проклят пред Господом тот, кто восставит и построит город сей Иерихон; на первенце своем он положит основание его и на младшем своем поставит врата его» (Ис.Нав. 6:25). То есть он говорит о том, что только таким страшным образом, только принеся в жертву собственных детей, можно воздвигнуть снова этот город. А просто так его возобновить невозможно, ему довлеет проклятие.

И вот, во дни Ахава, царя Израильского, Ахиил Вефилянин, то есть тоже иудей из Вифлеема, построил Иерихон: «Ахиил Вефилянин построил Иерихон: на первенце своем Авираме он положил основание его и на младшем своем сыне Сегубе поставил ворота его, по слову Господа, которое Он изрек чрез Иисуса, сына Навина» (3 Цар.16:34).

В самом Иерусалиме была жертвенная площадка, семиты называли её тофет. Эта площадка находилась вне стен Иерусалима, к востоку от города, и на ней совершали эти страшные жертвоприношения. Об этом у пророка Иеремии: «сыновья Иуды делают злое пред очами Моими, говорит Господь; поставили мерзости свои в доме, над которым наречено имя Мое, чтобы осквернить его; и устроили высоты Тофета в долине сыновей Енномовых, чтобы сожигать сыновей своих и дочерей своих в огне, чего Я не повелевал и что Мне на сердце не приходило. За то вот, приходят дни, говорит Господь, когда не будут более называть место сие Тофетом и долиною сыновей Енномовых, но долиною убийства, и в Тофете будут хоронить по недостатку места» (Иер.7:30-32). То есть это будет кладбище.

Праведный царь Иосия, который желал покончить с этими ужасными обычаями богоизбранного народа Израиля, «осквернил Тофет, что на долине сыновей Еннома, чтобы никто не проводил сына своего и дочери своей чрез огонь Молоху» (4Цар. 23:10).

Есть еще целый ряд пророческих свидетельств, которые мы упомянем в другом контексте. Страшно сказать, но это была норма в Израиле. Но не потому, что Израиль был хуже всех окружающих народов, а, напротив, потому, что, придя в землю, которую, как думали сами израильтяне (а как было на самом деле и почему эта земля стала израильской, мы, естественно, не знаем), Бог дал Израилю из-за того, что люди, её населявшие, совершали человеческие жертвоприношения и жертвоприношения первенцев, Израиль стал делать абсолютно то же самое. И это достаточно обычно. В религиеведении хорошо известно, что если какой-либо народ переселяется на другую землю, он, как правило, даже бессознательно, но часто и сознательно, принимает обычаи и обряды той земли, на которую переселился. И поэтому евреи переняли обряды, ненавидимые Богом, и сделали их своими.

Борьба с этими страшными обрядами была делом отдельных благочестивых царей и делом пророков, но не делом общества. Большая часть общества совершала эти обычаи регулярно. И это говорит о том, что эти обычаи были нормой во всех окружающих землях. Они были нормой в северном Ханаане, в Сирии, в Финикии, в окружающих Израиль землях Набатеи, Моава. Это свидетельство того, что, вопреки разговорам современных ученых, что человеческих жертвоприношений не было, что это только наговор и идеология Библии такие жертвоприношения конечно же присутствовали.

Но какая тут может быть идеология? Если бы это говорили о других народах, это могла бы быть идеология Библии. Но если это говорится пророками об израильском народе, если в летописях израильских царей говорится о прекращении этих жертвоприношений как о деле благочестия (как в случае с Иосией), если об этом свидетельствуют археологические данные доеврейских слоев Палестины и даже надписи, то это говорит о том, что это была распространенная обычная практика. Распространенная обычная практика жертвоприношения тому божеству, которое Библия называет Молохом и которое в Тире называют Мелькартом. И мы видим, что это была попытка достичь обожения, возрождения. Но достичь какой ценой? Достичь ценой как бы жертвоприношения себя.

4. Жертва собой или жертва другим ради себя?

На прошлой лекции мы уже говорили о том, что это самопожертвование выражалось в странных обычаях: приносили в жертву волосы, девственность, оскопляли себя, то есть приносили в жертву свою потенцию к продолжению рода. Но это все были некоторые паллиативы. А вот настоящие жертвоприношения – это жертвоприношения ребенка, потому что ребенок, первенец - это ты сам. Нужно ведь не просто отловить какого-то ребенка и принести его в жертву – хотя, к сожалению, и такое делалось, - но постоянно подчеркивалось, что речь идет о своих детях, о своих первенцах, о своих дочерях и сыновьях. Их приносят в жертву. И вы помните, что в Ветхом Завете прямо говорится о том, что все первенцы должны быть посвящены Богу, но за них надо дать выкуп (Исх. 13:13-15). Их не приносят в жертву, за них надо Богу дать выкуп. Это говорит о том, что вне традиции Библии вместо выкупа приносили настоящие жертвы. И это была традиция всего Ханаана, которой следовал народ Израиля. Из повествования о народе Израиля мы об этом знаем довольно хорошо. Конечно, потом идеологически это все обосновывалось иначе, как мы видели в Премудрости Соломоновой, но что толку?

В некотором смысле, опять же, рефлексируя над своей собственной историей, еврейский народ говорил, что он был угнан в плен, он был лишен своей земли именно потому, что он осуществлял это нечестивое служение. Не просто служение богам под другими именами, не просто служение другим богам. Не только потому, что он пек пирожки Астарте и плакал по Таммузу, это еще полбеды. А потому, что он проводил своих дочерей и сыновей через огонь. Потому что жертвоприношение человека вообще было практически нормой.

Об этом, повествует и греческий автор – Диодор Сицилийский, рассказывающий о том, что, когда Александр Македонский осаждал Тир, который хранил верность персидскому царю, тиряне разрубали на куски пленных солдат и бросали их в море, тем самым, демонстрируя полную преданность Богу. В Карфагене тофет имеет шесть тысяч квадратных метров площади - это огромная площадка. И раскопки на тофете Карфагена обнаружили тысячи урн с кремированными телами птиц, животных и человеческих младенцев.

В Карфагене тофет использовался постоянно примерно с 750 года до Р.Х. и вплоть до завоевания Карфагена римлянами в 146 году до Р.Х. Найдены многие урны с остатками кремированных животных и детей под стелами с изображениями Танит и Баал-Хаммона. В случае опасности, например, при последнем штурме Карфагена, приносили целые гекатомбы жертв из детей знатных фамилий. Это заставило двух ученых, Стагера и Вольфа, написать специальную статью о детских жертвоприношениях в Карфагене: «Детские жертвоприношения в Карфагене: религиозный обычай или контроль над рождаемостью» (J.E.Stager; S.R.Wolff. Child Sacrifice at Carthage: Religious Rite or Population Control? // Biblical Archaeology Review, 10 (Jan-Febr. 1984) p. 31-51). Контроль над рождаемостью – это была в то время модная тема. И авторы предполагают, что эти жертвоприношения совершались в целях контроля над ростом населения. Разумеется никакого контроля над рождаемостью не было, это было нормальное, если можно так сказать, жертвоприношение первенцев, чтобы выкупить самого себя. Вот в этом и есть самое великое преступление. Жертвоприношение другого для выкупа себя. Это максимальное проявление эгоизма.

Напротив, максимальное проявление Богоподобия – это жертва собой для выкупа других. И это во все века, и в светской, и в религиозной культуре почитается как величайший подвиг. Например, воинский подвиг – стать в пролом стены и спасти собой город. В религиозном смысле, в христианстве, это, конечно же, самопожертвование Иисуса Христа, Который мог бы умолить Отца, и Он дал бы Ему «более, нежели двенадцать легионов Ангелов» (Мф. 26:53). Но как тогда произошло бы то, что должно было произойти? Как люди освободились бы от последствий первородного греха? И Христос сознательно идет на самопожертвование. Вот это величайшая положительная жертва.

А величайшая отрицательная жертва - это когда ради собственного спасения человек жертвует другим. И уж, конечно, совершенно зверская форма - это когда жертвуют собственного ребенка. Ребенок — это не ты, ребенок другая личность, другое существо, и когда ты его приносишь в жертву, ты его просто убиваешь. Поэтому и говорит пророк, что этот тофет назовут местом убийства. То есть это никакое не жертвоприношение, это обычное убийство. Ты только убиваешь его и губишь себя.

Но, опять же, настолько обычной была эта форма, что, как вы помните, именно ею Бог испытывает Авраама, когда говорит ему о том, что он должен принести в жертву своего сына Исаака (Быт. гл. 22). И Авраам не воспринял это как нечто абсолютно невозможное, невероятное. Потому что так было принято вокруг у всех народов. Другое дело, что в итоге, как вы знаете, все произошло иначе. Но важен сам факт, что Авраам был готов сделать то же, что все народы делают, что он не хуже, не пугливее, не эгоистичнее всех остальных. Но Бог не позволил ему этого сделать. И, наоборот, в Исааке наречено семя Авраамово (Евр. 11:18).

Это очень тонкая и сложная вещь, о которой, конечно, надо говорить больше в библейском разделе, но для нас сейчас важно, что это для Ханаана нормативная практика. Археологические данные показывают, что стелы благодарения ставились обычно на кремированных телах детей. Это было «благодарением» за то, что Бог услышал и что-то доброе дал людям. И вот, в знак благодарения приносили в жертву младенца. Такие жертвы приносились регулярно, а не только в крайних обстоятельствах, как сообщает Диодор Сицилийский, когда рассказывает о походах Александра против Персии и, в частности, об осаде Тира (20.14:4-7).

Вот, например, надпись на стеле из Карфагена над кремированными останками младенцев: «Госпоже Танит – Лику Баала, и Господу Баалу-Хаммону, посвятила Маотобаал, супруга Абдмелькарта, сына Баалханно, сына Бодаштарта, ибо услышал Он голос его и благословил его». То есть супруга Абдмелькарта Маотобаал благодарит за то, что голос её мужа был услышан.

У пророка Михея прямо говорится, в чем смысл этих человеческих жертвоприношений. Причем говорится в такой, я бы сказал, сардонической, ужасной, но в то же время иронической форме: «Можно ли угодить Господу тысячами овнов или неисчетными потоками елея? Разве дам Ему первенца моего за преступление мое и плод чрева моего - за грех души моей?» (Михей 6:7). Здесь мы видим совершенно ясное указание. То есть за грехи свои ты приносишь в жертву своих детей.

Да, у многих народов, во многих религиях есть убеждение, что за грехи родителей страдают дети. И это происходит как бы по воле Божьей. Но чтобы сам родитель за свои грехи приносил в умилостивительную жертву своих детей, это особенность финикийской религии, которая, я думаю, именно поэтому вызывала ненависть Бога Библии.

У Лукиана Самосатского в трактате «О сирийской богине» есть такой фрагмент. Он описывает различные жертвоприношения, в частности, бритье волос, оскопление, а потом пишет: «Есть ещё и другой обряд жертвоприношения. Он состоит в следующем: увенчав животное, сбрасывают его живьем вниз с пропилей (это колоннада храма), так что оно умирает при падении. Некоторые бросают вниз своих детей, но поступают при этом несколько иначе, чем с животными: посадив детей в мешок, они приводят их в храм за руку; дорогою детей ругают и твердят, что это не дети, а быки» (О Сирийской Богине. 58).

В главе «Финикийская религия» в Энциклопедии религий Алан Купер пишет: «Предложение невинных младенцев как заместительное жертвоприношение, являлось наивысшим актом умилостивления (богов), совершавшимся, возможно, для того, чтобы обеспечить процветание семьи и общества» (Alan M.Cooper. Phoenician Religion. ER v.11, p. 316). И даже было такое удивительное божество, а на самом деле оно никакое не божество, а, я бы сказал, божественный комплекс, которому приносились эти жертвы. Это, как мы слышали из карфагенской стелы, госпожа Танит и господь Баал-Хаммон. И это - Мильк-Астарта, то есть Мелькарт + Астарта, потому что они одно целое. Они воспроизводят ту же парадигму, что Думузи и Иштар. И им вместе приносятся жертвы, которые должны обеспечить мужу Иштар, уже обоженному в священном браке, возрождение после смерти.

В описании пунических войн Тита Ливия говорится о том, что в Карфагене маленьких детей просто помещали в пустое чрево Молоха, там зажигался огонь, и они там сгорали. Или клали их на руки медного Молоха, в котором был разожжен огонь, и, естественно, они тоже сгорали. Все это по античным источникам описано Флобером в романе «Саламбо». Ныне же мы располагаем огромным количеством археологических источников, подтверждающих тексты.

5. Погребальные практики финикийцев. Рефаимы

А теперь давайте перейдем к представлениям о мире мертвых и к погребальным практикам. Могилу именовали «домом вечности», как и в Египте. Вообще египетская традиция была сильна в Ханаане, и Ханаан значительную часть истории был форпостом Египта. И поэтому в Ханаане были восприняты многие египетские обычаи, но, безусловно, ничего подобного человеческим жертвоприношениям в Египте не было. На финикийцев, на жителей Ханаана, египтяне смотрели как на варваров, следующих диким обычаям. Было представление, что умершие пируют с Хададом. Быть похороненным в гробнице значило обрести место среди рефаимов. Рефаимы, упоминающиеся и в Библии (Быт. 15:20; Ис. 26:14) - это прославленные умершие. Это умершие, достигшие вечного блаженства. Для погребения использовались декорированные ковчеги, скальные гробницы. С умершим клали все необходимое в жизни: пищу, косметику, туалетные принадлежности, деньги, посуду, украшения и фигурки богов.

Как пишет Д. Харден в своей книге «Финикийцы», «если бы не захоронения, мы знали бы очень мало о керамике и иных вещах, которые финикийцы использовали в своей повседневной жизни» (D.Harden. The Phoenicians. N.Y., 1980, p. 104). То есть так же, как и в Египте, гробница была продолжением дома, «домом вечности». И в этом доме использовались все предметы домашнего обихода. Но можно предположить, поскольку заупокойных текстов такого масштаба, как египетские, в Ханаане нет, что финикийцы, воспринимали это более внешне. Если для египтян все эти бытовые моменты были четко связаны с заупокойными текстами и являлись образами того, что умерший жив, то у финикийцев, видимо, были представления о том, что умерший нуждается во всем этом. Ему нужна эта посуда, эта косметика, эти деньги и все прочее.

Рефаимы – это те умершие, которые достигли обожения. В Ливии (а Ливия – это культурная зона Карфагена) сохранилась стела I века по Р.Х., посвященная «Божественному Рефаиму». Даже в Греции, в Пирее, в аванпорте Афин, где жили финикийские купцы, есть надпись, упоминающая сидонский и вообще финикийский праздник марзих — праздник поминовения усопших, когда живые и умершие соединялись вместе. Это оргия, на которой люди напивались, наедались, и в этом состоянии сильного алкогольного опьянения им казалось, что грань между миром мертвых и миром живых исчезает, и умершие предки входят в их мир как рефаимы или как ильним — божественные духи.

6. Культовые места и типы жертвоприношений

Как священные почитались разные простраства: это могли быть дикие природные места, горы, реки, рощи. У пророка Исаии (по научной библейской хронологии, это третий Исайя) говорится: «разжигаемые похотью к идолам под каждым ветвистым деревом, заколающие детей при ручьях, между расселинами скал. В гладких камнях ручьев доля твоя; они, они жребий твой; им ты делаешь возлияние и приносишь жертвы: могу ли Я быть доволен этим? На высокой и выдающейся горе ты ставишь ложе твое и туда восходишь приносить жертву» (Ис.57:5-7). Это пророк говорит об иудеях, которые полностью переняли обычай поклонения на высоких горах, у ручьев. И все это обагрено кровью детей, человеческими жертвами и так называемой храмовой проституцией.

Она была тоже очень распространена. Речь идет о соединении с Астартой (то есть со жрицей Астарты), которое обеспечивает единство божественного и человеческого, и оно часто происходило в природном окружении. Не в храмах, как в Месопотамии, где дикой природы как таковой и не было, а в красивом природном ландшафте горной Палестины, Ливана и Антиливана. Эти горы сами были образами божества. На этих горных вершинах (библ. Бамах), которые в Месопотамии были искусственными (зиккурат), происходило то же самое, что в Месопотамии на вершине зиккурата, где, как вы помните, был брачный покой и совершался священный брак. Но в Ханаане на горах совершались и человеческие жертвоприношения.

Вы помните, что вертикально стоящий камень в Библии являлся образом пребывания Бога, и сам город Вифлеем происходит от слова Бет-эль, «Дом Божий». Первоначально это был камень, поставленный вертикально, на который возливалось масло. Как вы помните, Иаков поставил камень, который до того использовал как изголовье, и возлил на него масло (Быт. 28:18). Или же это могла быть какая-то реальная вершина.

Филон Библский предает по-гречески семитское слово бет-эль (дом Божий) как baitylos или baitylion и объясняет, что это была распространенная практика. Другое название вертикально поставленных камней – машшебах. Филон называет эти камни литий эмпсихий – одушевленные камни. То есть вертикально поставленный камень, на который возливалось масло и жертвенная кровь, это был одушевленный камень. Это было место пребывания божества, святое место. Арабы словом нусб именовали вертикально поставленный в святом месте камень, время от времени обливаемый жертвенной кровью.

Где-то сама гора являлась такой высотой, таким огромным вефилем. Например, это была гора Кармил. Гора Кармил отлично известна нам из Библии, и, в первую очередь, она известна тем, что на ней, как написано в исторических книгах Израиля, пророк Илия посрамил постыдных жрецов Вааловых, которые там регулярно совершали жертвоприношения. Он их посрамил, их жертвоприношение не удалось, а его - получилось, и потом он их убил (3 Цар. 18:22-40). Кармил – это мрачная гора, в то время поросшая густым лесом, с расщелинами. И на этой горе люди жили со времен неандертальцев, там есть неандертальские погребения.

На вершине этой горы, как пишет Тацит в своей Истории, будущий император Веспасиан приносил жертвы. Тацит рассказывает: «Между Сирией и Иудеей есть место, где высится гора Кармел и где чтут божество того же имени. Тут стоит его алтарь, тут возносят ему молитвы, но по заветам предков ему не строят храмов и не ставят изображений» (Тацит. Ист. 2,78). Как раз там Веспасиану выпали благоприятные жертвы, которые говорили, что он станет императором Рима. Это первый тип святыни.

Второй тип святынь – это храмы. В Сидоне в окружении дикой природы был храм Эшмуна на реке Асклепия (Нахр эль-Авали). Храм Адониса располагался в горах над Бейрутом у источника Адониса. В Берите была священная роща Эшмуна. Астарте было посвящено несколько рощ на Кипре.

Почитались Ашеры – это дерево или деревянный столб, украшенный лентами. И это был образ Астарты, Инанны. То есть если образом мужского божества был вертикально стоящий камень, то образом Астарты – дерево. И вы знаете, что до сих пор, пройдя через тысячелетия, повсюду на Переднем Востоке, да и не только, существует культ деревьев. Он существует даже у угро-финских народов, совершенно, я думаю, независимо от почитания Астарты. Это распространенная идея жизни. Дерево как жизнь. Поэтому, например, в Греции даже в монастырях существуют такие священные деревья - старые маслины, старые мирты.

Дикая природа – это образ жизни самой по себе, жизни, которая нескончаема, которая прекрасна. Это леса, это вода, это цветы. В этих местах ставятся храмы, утверждающие победу жизни над смертью, воскресенья над гибелью. Это очень тонко и глубоко чувствовали в Ханаане, и поэтому такие храмы ставили не в городе. В городе тоже были храмы, и сейчас мы о них поговорим. Но вот эти храмы выносили специально в прекрасные места, если угодно - в заповедные места, в рощи, где не занимались сельским хозяйством, где, тем более, не жили люди. Кстати говоря, в Библии не раз говорится, что благочестивые цари вырубали эти рощи (4 Цар. 18:4, 23:15). Нам жалко, что погибли деревья, но это были рощи, в которых совершалось таинство священного брака и в которых неправильным, по мнению авторов Библии, образом утверждалась победа жизни над смертью. Но, как бы там ни было, эти рощи были повсюду.

А другой священной формой были городские храмы с обширными дворами для коллективных молитв. Они известны по изображениям на монетах из археологических раскопок. И, наконец, замечательное детальное описание храма Астарты-Атаргатис в Иерополисе (Баальбеке) дано Лукианом в трактате «О сирийской богине». Вы помните, что в угаритских преданиях говорится о том, что и Астарта, и Баал нуждаются в доме, и они просят, чтобы им построили дом, чтобы Эль дал им разрешение на постройку дома. Дом – это, понятно, храм. Чтобы стать полновластным правителем, надо иметь храм. Есть арамейская надпись из внутренней Сирии: «Царь воздвиг храм и призвал Бога жить в нём».

В этом храме центральным объектом поклонения всегда был камень, несмотря на антропоидные изображения эллинистического типа в поздних храмах. Это древнейшая традиция, идущая с эпохи раннего неолита. Вы помните эти поставленные на основания камни из ранненеолитических построек в Иерихоне и Бейде. За этим стоит очень глубокая символика. Бог не имеет образа. Древнее понимание того, что Бог не имеет образа, что Он безОбразен, доминирует над эллинистическим представлением, что Бог подобен человеку, потому что человек подобен Богу. Этот гуманистический, очень высокий принцип, который прорабатывался поздней античностью, не близок Ханаану.

Там, конечно, использовались статуи богов греческого типа, египетского типа. Но главное – это древнее собственное архаичное представление о Незримом Боге, находящемся по ту сторону образа, с Которым стремится соединиться человек и Которому он отдает своих первенцев ради того, чтобы самому быть с Ним.

Некоторые храмы были похожи в плане на храм Соломона в Иерусалиме. У врат храма часто стояли два вертикальных столба. Геродот говорит о двух столбах — стилах (= стелах), золотом и смарагдовом, в храме Тира. Золотой столб был кругловидный, смарагдовый — четырехугольный, светящийся изнутри. Смарагд — это, по всей видимости, изумруд.

А вот описание Иерусалиского Храма из Второй книги Паралипоменон: «И поставил (Соломон) столбы пред храмом, один по правую сторону, другой по левую, и дал имя правому Иахин, а левому имя Воаз» (2 Пар.3:17). Нам не совсем понятно, что это такое. А это типично ханаанская традиция. И если имена этих двух столбов соединить вместе, то получится якун-Баал-оз — «Да будет Господь силою». Это предположение высказал замечательный ассириолог, исследователь Урарту, Михаил Васильевич Никольский, который успел умереть в 1917 году, не увидев всех кошмаров русского XX века. То есть Храм Соломона во многом воспроизводил даже по плану храмы небиблейского Ханаана. Это был не какой-то уникальный Храм, а классический для Ханаана храм.

О том, что вертикальный камень – это образ Бога, говорится и в рассказе Тацита о посещении будущим римским императором Титом древнего храма Афродиты в Пафе. «На Кипре Тит пожелал посетить и осмотреть храм Венеры Пафосской, слава которой гремела среди местных жителей и приезжих» (Тацит. История. 2.2-4). Вы должны себе представить, что это I век по Р.Х., и слава этого храма гремит. Мы иногда думаем, что это была эпоха невероятного религиозного охлаждения. Ничего подобного! Это было время глубокого и мощного религиозного подъема, не только христианского. И то, что христианство в конечном счете вышло победителем, это совершенно другой разговор.

Этот храм, по преданию, основал сын Аполлона, отец Адониса Кинир на том месте, где Афродита вышла из пены морской. Но что это за пена? Крон оскопил своего отца Урана, и из крови его гениталий, упавших в море, сбилась пена, из которой вышла Афродита, она же - Ашторет, Астарта. То есть вы видите, что все это одна сумма образов. Храм Афродиты в Пафе был известен своими предсказаниями – гаруспициями - гаданием по внутренностям принесенных в жертву животных. Эти гадания были принесены в Италию этрусками, а в Паф их принес Тамир - выходец из Киликии (то есть из Малой Азии), фактически - из Ханаана. То есть этруски пришли оттуда.

Так вот, в этом храме Афродиты стоял камень. Мы все знаем Афродиту Милосскую, и ее статуи очень красивы, а, оказывается, в древнейшем храме Афродиты никаких человекоподобных статуй не было. На дворе стоял камень. И, как пишет Тацит, «изображение Богини не имеет человеческого облика, а напоминает мету на ристалищах – круглый внизу и постепенно сужающийся кверху. Почему он такой - неизвестно» (Ист. 2.3). И еще одна важная особенность. Этот камень стоит на открытом дворе, но никогда не омочается дождем. То есть дождь на него никогда не падает, он падает вокруг, а камень всегда сухой. Вот такое «обычное чудо».

7. Жречество и пророчество

Жречество в Ханаане было наследственным, как и в Израиле, где только потомки Аарона могли совершать священнодействия. Жрец в Угарите – это Khnm (ср. евр. Кохен – священник). Жрица - Khnt (арамейск. комер, кумра).

В Угарите священнодействовал царь или жрецы от его имени. После омовения он приносил жертву богам, а на закате выходил из состояния святости. Известно, что в Карфагене насчитывали 17 поколений жрецов Танит, видимо, со времени основания города. Это был один, жреческий, род. Сохранились списки платы за жертвоприношения. Жертвоприношение, за которое взималась наибольшая плата, называется полным жертвоприношением – это, видимо, человеческое жертвоприношение. А заместительная жертва - это жертвоприношение животными и растениями. В Карфагене и во французском Марселе, который был когда-то карфагенской колонией, тоже сохранились списки тарифов за жертвоприношения. В Угарите жертвоприношения обозначались словом дебах, что соответствует библейскому зебах. Кроме того, использовались слова шалом, калил и шареп, соответствующие библейским шеломим — мирные жертвы, калил — полное жертвоприношение и шали — подношение Богу. В Библии полное жертвоприношение - это то, когда жертва сжигается целиком, то есть от жертвы ничего не съедается, она целиком сжигается огнем. Это, например, жертва за грех, и это жертвоприношение животного.

Но в Ханаане это понималось иначе. Заместительная жертва в Карфагене называлась шелем калил. В недавно найденном угаритском тексте говорится, что «Анат пожирает плоть своего брата». Кто это? Баал? Мы не знаем. Нам это понадобится, когда мы будем говорить о дионисийских мистериях. Анат, то есть женщина, пожирает плоть своего брата. В дионисийских мистериях вакханки пожирают плоть диких животных. И греки называют это спарагмос — терзание, рвание плоти во время дионисийских мистерий. Возможно, то же самое было и в Ханаане, но это скрывалось. Терзание плоти - это совершенно особая вещь, до конца не понятная ученым. Но, безусловно, это совершается в состоянии какого-то экстаза, какого-то вне нормального порядка вещей. Когда мы будем говорить о греческой религии, мы остановимся на этом подробнее. Тем более, что этот ханаанский текст фрагментарный, и из него мы можем увидеть только намек на то, что нам прекрасно известно из греческих текстов.

Совместные с божеством трапезы (мерзах) были распространены очень широко. Они упоминаются и в Ветхом Завете, и в угаритских текстах, и в Карфагене. В более позднее время в Пальмире и Петре известны целые братства, которые вступали в общение с Богом путем совместного жертвоприношения и вкушения жертвенной пищи.

И, наконец, пророчество. Пророчества были очень распространены. В Мари найдено 20 пророческих писем, похожих на библейские пророчества. Священники, впадающие в экстаз и получающие видения, назывались мухху. Священники, отвечающие на вопрошания - как, скажем, Пифия, - назывались апилу.

В египетском тексте «Путешествие Унамона в Библ» (XII век) говорится об экстатических пророках Ханаана, которые неизвестны Египту, в Египте такой практики не было. В угаритском эпосе об Акхите его отец Данниилу проводит ночь в храме, чтобы получить видение.

Существовали категории греха и праведности. Праведность — шедек (евр. садок). Грех в Угарите — это песех, восстание на Бога, а хети - это утрата сути, то есть потеря человеком своей сути. Причиной восстания на Бога именуется гхан — гордость. Опять же, мы видим чисто аскетическую библейскую форму. Несмотря на все «эксцессы» человеческих жертвоприношений, смооскоплений и храмовой проституции, этические принципы в религии Ханаана присутствовали. Обряд являлся частью, если угодно, этики, потому что несовершение обрядов было неэтично. Уклонение от жертвоприношения, от полного жертвоприношения было неправедностью.

8. Представления о царе в древнем Ханаане

У нас сохранился целый ряд текстов из Угарита, касающихся верховной власти. Это, в первую очередь, «Предание о Карату» и «Сказание об Акхите». Это интересные, но не целиком сохранившиеся тексты. Часть табличек, видимо, утеряна. Но это тексты, которые явно восходят к III тысячелетию, когда еще не было никакого Угарита. В них Угарит не упоминается.

В «Предании о Карату» говорится о том, что он был правителем Датану, но где этот Датану, мы не знаем. В музее Алеппо хранились три таблички этого текста, но после ужасных бомбежек Алеппо, которые были недавно произведены российской стратегической авиацией, не знаю, уцелели ли они. Характерно, что в этих табличках упоминается богатство конями, а кони появились в Ханаане как одомашненные животные в середине III тысячелетия. Так что мы можем сказать, что сложение этого эпоса относится ко времени между серединой и концом III тысячелетия. То есть в Египте это эпоха Текстов пирамид. А город Угарит возник позже.

В каждой из табличек сохранилось около трехсот строк, и эти таблички, найденные в 1930-31 году в Угарите, были опубликованы французским ученым Шарлем Виролло в 1936 году.

В «Предании о Карату» рассказывается, что Карату овдовел, потерял родственников, что он страдает, и страдает весь народ, потому что царь вдовый, и он не может, естественно, вступать в половые отношения, у него нет жены. И из-за этого засуха, из-за этого бедствия в стране, все очень плохо. Ему надо обязательно снова жениться. Мы видим, какая удивительная связь между правителем и плодородием. И Карату во сне является Эль и говорит, что надо просить руки девы из Удумми. Мы не знаем, где находится город Удумми, но знаем, что эта дева – хурритянка. Хурриты, по всей видимости, это раннее индоевропейское племя, пришедшее в Малую Азию, в отличие от семитического населения Ханаана, к которому принадлежит и Карату.

И он с воинами и вельможами отправляется в Удумми и просит у отца девицы, Пабелли - царя страны Удумми, руку его дочери. Он обещает принести благодарственные жертвы за этот брак Асират, то есть Астарте, но забывает об этом, и богиня насылает на него смертельную болезнь. Дети оплакивают умирающего отца и уже, видимо, борются за то, кому быть царем после него. Но Илу создает из глины целительницу, и она прогоняет смерть, Мота, и исцеляет Карату. И тогда старший сын Йацциб восстает против выздоровевшего отца, тот его проклинает, и первородство переходит к Илиаху, второму сыну.

Царь Карату именуется сыном Эля, то есть он – сын Божий, как и в Египте. Сын Карату, Илиаху, воспитывается на руках богинь Анат и Атират, питается их молоком. Это тоже образ божественности царского рода. И интересно, что в царском дворце Угарита найдена спинки царского ложа, царской кровати из слоновой кости, на которой изображено, как богиня Анат-Атират держит на руках младенца. В месяце Тишри царь участвует в церемонии елеопомазания. Помазание елеем, как мы знаем из Библии (вспомним помазание Саула, Давида, 1 Цар. 10:1; 16:13), это очень важный элемент царского священнодействия.

Из текста о Карату мы узнаем, что царь должен быть праведен, царь должен быть достойным. Особенно ясно и подробно об этом говорится в другом предании – «Предании об Акхите». Три таблички с этим текстом найдены в 1931 г. в храме Ваала в Угарите. Они переведены на русский язык И.Ш. Шифманом (Шифман И.Ш. Угаритский эпос. М.: Восточная литература, 1993). Сказание об Акхите, в некотором смысле, очень похоже на месопотамский «эпос о Гильгамеше». Но здесь другая компоновка.

У князя Данниилу рождается Акхит. Для него бог, которого именуют «Пригожий и Мудрый» (то есть это, видимо, бог ремесленников), делает чудесный лук. Анату, она же Астарта-Иштар, просит лук в обмен на бессмертие и богатство. Но Акхит не верит Астарте — тоже очень характерно. Он говорит:

«Не обманывай меня, о девственница, ибо витязю обман твой - оковы. Человек в конце что обретет? Что обретет человек в грядущем? Белую глазурь выльют на голову, поливу - на темя мое, и, как умирает каждый, я умру, и я умерев умру!»

То есть - ты не сможешь дать мне жизнь, я все равно обречен на смерть. И он отказывается дать лук. И продолжает:

«И другое слово я скажу: лук - оружие смелых. С ним ли будут охотиться женщины?!»

Здесь можно вспомнить и воительницу и охотницу Артемиду, и Инанну-Иштар, и мы понимаем, насколько это двойственный образ.

Итак, Акхит отказывается, и Анату возмущена и просит у Илу, своего божественного Отца и Мужа, разрешение убить Акхита. Илу не разрешает. Тогда Анату угрожает Илу расправой, и предлагает Акхиту свою любовь в обмен на этот пресловутый лук. И тот вновь отказывается. Тогда Анату и «божий слуга» Йатпану напускают на Акхита орлов, и орлы его пожирают. Анату и Йатпану сами участвуют в убийстве.

Здесь, как и в эпосе о Гильгамеше, герой отвергает любовь богини, что влечет за собой смерть. Данниилу узнает о гибели сына и вместе с Пугату, своей дочерью, оплакивает его. Данниилу заклинает облако не давать дождя, проклинает орлов и, в итоге, он отправляется на битву с орлами и убивает матерь орлов Цамалу. И у неё во чреве он находит мясо и кости Акхита и хоронит его.

Мы помним изображения хищных птиц из неолитического Чатал-Хююка, во чреве которых находятся люди. Расклевывание плоти орлами – это древнейшая форма погребения, которая сохранилась у парсов. Но здесь это неправедная вещь, хотя орлы вроде бы возносят умершего к небу. И, закляв всех повинных в гибели сына, Данниилу семь лет справляет траур, а потом его дочь Пугату отправляется мстить за брата, и на этом все кончается. Видимо, месть происходит, но мы не знаем конца этой повести.

Данниилу именуется мужем рапаитским, мужем харнамийским, но никакого упоминания Угарита нет. Это эпос, существовавший еще до Угарита. Мы видим в нем все тот же образ борьбы человека и Бога. А результат этой борьбы нам неизвестен.

К каким же средствам прибегает человек в этой борьбе? Он прибегает к этическим средствам. Когда Данниилу узнает, что его сын погиб, тогда он, муж рапаитский, витязь, муж харнамийский,

«поднялся, сел у входа в ворота,
под могучим деревом, что на площади,
Он решал по праву дело вдовы,
разбирал по закону тяжбу сироты».

Вспомните пророков Израиля, которые говорили то же самое. Ассирийские войска стоят уже у врат Иерусалима. И если ты хочешь, чтобы ассирийцы ушли, отпусти рабов, правильно суди вдову и сироту (Ис. 1:17; Иер. 7:6-7; Зах. 7:9-10). То есть говорится то же самое, что задолго до этого, во II тысячелетии, делает Данниилу, муж рапаитский, муж харнамийский.

И дальше:

«Убог ты, Данниилу, муж рапаитский,
тоскует богатырь, [муж] харнамийский,
ибо нет сына у него, как у братьев его,
и отпрыска, как у сородичей его.
Потому, что нет сына у него, как у братьев его,
и отпрыска, как у сородичей его,
жертвой богов он кормил,
жертвой поил сынов Святого.
Благослови же его, о Бык, Илу, отец мой,
возвысь его, о творец творения,
и сделай, чтобы был сын его в доме,
отпрыск во дворце его,
воздвигающий статуи бога-покровителя его в святыне,
погребающий сородичей его в землю,
кадящий воскурения его праху земному,
защищающий место его,
сберегающий таблицы,
врагов его изгоняющий,
которые озлобляют его,
берущий руку его, когда он пьян (не удивляйтесь, речь идет о той самой традиции поминального обряда, когда надо напиваться и когда сын должен выносить пьяного отца, который в это время, выпив лишнего или не лишнего, общается с богами),
взваливающий его на себя, [когда] он насытится вином,
дающий [ему] есть кусок его в доме Баалу
[и долю] его в доме Илу,
штукатурящий крышу его, когда она [загрязняется],
стирающий одежду его, когда она пачкается».

Мы видим здесь два аспекта. С одной стороны, сам царь должен судить, а потомок, сын, должен быть верным сыном, который заботится о своем отце во всех проявлениях его жизни, когда отец становится старым. Вот эти этические отношения были в Ханаане с глубочайшей древности. Но они были на фоне ужасных обрядов. Как первенец мог заботиться о своем отце, если отец мог принести первенца в жертву?

В Ханаане есть такая же тяга к детям, как и у всех людей, но есть и желание себя поставить выше детей, поставить выше других, чтобы самому спастись ценой других. Это именно особенность религии Ханаана, странной, страшной религии, которая в то же время удивительно похожа на религию Месопотамии. Мы видим, что страшная религия – это не порождение какого-то особенного страшного народа, а это то тонкое, поначалу, искажение каких-то элементов священнодействия, каких-то элементов миропредставления, каких-то элементов понимания правильных отношений людей друг с другом. Понимания того, что не ты призван к тому, чтобы тебе служили, а ты призван для того, чтобы другим послужить. Вот когда это искажается, то в итоге это кончается жертвенной площадкой, тофетом, где в жертву приносятся тобою самим, добровольно, твои собственные дети. Такой странный и страшный урок дает нам религия Ханаана, одна из страниц истории религии.