1. Загробный мир

Итак, дорогие друзья, сегодня мы с вами поговорим на две важные темы – о загробном суде и о его отсутствии в Греции, и об удивительном, важном, и о многом говорящем поклонении тем, кого греки называли героями. Но сначала мы поговорим о суде.

В отличие от Месопотамии, и особенно – от Египта, где загробный суд имеет такое большое, центральное значение, как вы помните, вся египетская Книга Мёртвых – это, в основном, книга ответов на загробном суде, в Греции I тысячелетия до Р.Х. мы не встречаем идеи загробного суда вообще. Все законы кончаются на земле. Нарушение нравственных законов карается здесь, причём карается и сам нарушитель, и его потомки.

Все греческие драматические произведения, начиная от «Илиады» и «Одиссеи», все сочинения великих трагиков, да и почти все греческие мифы построены на идее этого длящегося воздаяния, которое переходит из поколения в поколение. Грех искупается только кровью, и порой – большой кровью. Слова из Книги Премудрости Соломона, 3.19, о том, что «ужасен конец неправедного рода», для греков были бы совершенно понятны и ясны. Да и это, по всей видимости, было сказано автором именно греко-иудейского времени.

Когда мы читаем, например, «Орестею», то видим, как Орест, над родом которого тяготело проклятие, убивает свою мать, Клитемнестру, и за это его преследуют керы. А Эдип из-за проклятия, которое перешло на него от предков, убивает своего отца и становится мужем своей матери, и впоследствии в ужасе сам себя ослепляет. И только суд Афины – не забудем, конечно, что великие трагики – это трагики Афин, примиряет богов с грешником, и грех прощается, и Эдип становится праведником.
[Софокл «Эдип в Колоне»]

В Греции очень сильна идея того, что на земле каждое прегрешение, каждый неправильный поступок имеет, если угодно, пролонгированное действие, , отнюдь не заканчивающееся на самом грешнике, но распространяющееся на многие поколения. И когда с человеком происходили какие-то невзгоды, тяжкие несчастья, он всегда старался выяснить, в чём причина, кто из предков согрешил, и как можно умилостивить богов. Для этого обращались к оракулам. Но сам грешник страдает только здесь, на земле. Он знает, что будут страдать его дети, внуки, и от этого он должен тоже испытывать страдания, но это – только здесь, на земле.

А в загробном мире его ждёт полная потеря памяти. Вы помните, что каждый умерший подходит к берегу реки Леты и пьёт воду из этой реки. От этой воды память исчезает, возникает амнезия, человек всё забывает и становится бестелесным духом, одним лишь идолоном, одним обличьем человека без его содержания. Не страдающий и не радующийся, он бродит по залетейским лугам, лугам на том берегу реки Леты. Греки говорили, что это луга белых цветов асфоделей, луковичных растений, которых в Средиземноморье действительно много. Умершие бродят в залетейском мраке по этим лугам, ничего не помня.

В этом мире нельзя воровать, убивать, прелюбодействовать, но в том мире эти преступления уже ничего не значат. Грех переходит на потомков здесь, но не вызывает ничего там. Человек просто теряет память. Когда память возвращается в результате жертвоприношения, мы видим это в XI книге «Одиссеи», тогда дух умершего может из-за чего-то страдать. Агамемнон был убит Клитемнестрой, и он страдает от того, что убит женщиной – не героями в битве, а женщиной, своей женой-прелюбодейкой. Но это – в тот момент, когда он выпил крови жертвенного животного. А затем его снова ждёт полное забвение.

Надо отметить, что греки и сами этому удивляются. Всё это настолько расходилось с представлениями о должном, настолько разнилось с представлениями тех же египтян, которые были известны грекам (контактов с ними у греков было очень много, в Египте даже была греческая колония Навкратис), что греки сами не понимали, как же так может быть.

Но такова была традиция веры – и мы должны будем подумать, отчего она была такова. Греческий поэт Феогнид говорит:
«Милый Зевс! Удивляюсь тебе я; всему ты владыка,
Все почитают тебя, сила твоя велика,
Перед тобою открыты и души и помыслы смертных,
Высшею властью над всем ты обладаешь, о царь!
Как же, Кронид, допускает душа твоя, чтоб нечестивцы
Участь имели одну с теми, кто правду блюдёт,
Чтобы равны тебе были разумный душой и надменный,
В несправедливых делах жизнь проводящий свою?
В жизни бессмертными нам ничего не указано точно,
И неизвестен нам путь, как божеству угодить»
[Феогнид. 373-382]

Это очень характерное греческое представление. С одной стороны, тут есть даже возмущение – как же так, у всех одна участь? А с другой стороны – мы ничего не знаем, мы ничего не понимаем. Поэтому греки и обращались постоянно к оракулу. Люди не могли в своём уме найти объяснений тех или иных ситуаций, в которые они попадали. Для ветхозаветного иудея было естественным соблюдение закона, христианину известно было, что надо делать, чтобы угодить Богу: возлюбить ближнего, как самого себя, и тогда ты будешь богоподобен, и тогда, как говорил Иисус, «верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит» [Ин, 14:12]. Но всё это было неизвестно греку. Он живёт как бы с повязкой на глазах.

Как угодить божеству? Божество может быть этически направлено и может наказывать грех, а может быть завистливым, может быть злобным, может поддерживать твоих врагов, а не тебя. Это известно историкам греческой религии. Мирча Элиаде в своей «Истории религиозных идей» пишет: «Добро не вознаграждалось, а зло не наказывалось (за гробом)».
[M.Eliade. History of Religious Ideas. - Vol.I, – P.260.]

2. Тантал, Иксион и Сизиф

Из всех умерших только те, кто лично оскорбил богов, несли определённое наказание. А те, кто по каким-то причинам были лично угодны богам, обычно – из-за родственных связей, независимо от своих поступков обретали благую долю. Есть характерные предания о людях, наказанных после смерти, но этих преданий немного. Часть из них знает каждый, некоторые знают не все. Предания эти очень характерны, они показывают тот религиозный мир, в котором жили греки.

Вот предание об Иксионе. Пиндар посвятил Иксиону и его греху вторую Пифийскую песнь. Иксион был царём лапифов, он правил в Фессалии. Лапифы, по всей видимости, древний, уже постпеласгический, то есть, грекоязычный народ, вытесненный дорийцами. Само слово лапиф означает «каменный», «горный». То есть, это горцы. Так вот, Иксион просит у Деионея себе в жены его дочь, Дию, пообещав в виде платы за прекрасную невесту очень большие дары. Он получает Дию, но после свадьбы, когда Деионей напоминает ему об обещанных дарах, просто сталкивает своего тестя в яму, полную раскалённых углей. Тот, естественно, погибает. Иксион совершил двойное преступление – убийство родственника и нарушение клятвы. Но почему-то Зевс прощает Иксиона, очищает его и даже допускает на Олимп к трапезе, к столу богов, даёт ему вкушать амброзию, нектар - пищу богов.

Но Иксиону и этого мало. Он мерзавец – и мерзавец уже до конца. Он начинает домогаться жены Зевса Геры и хочет с ней соединиться. Зевс творит так называемый идолон Геры, то есть образ Геры из облака. И Иксион соединяется с этим облаком, который принимает за Геру, и от этого соединения рождаются кентавры. Но Иксиону и этого мало. Когда он сходит с Олимпа, то начинает похваляться тем, что имел близость с самой Герой. И, в конце концов, за всё это Зевс его наказывает.

Пиндар пишет:

«Иксион, вечно кружимый крылатым колесом, вечно по уставу богов кричит смертным: "кроткою мздою воздавай благодетелю!" Ему ли того не знать? – Сладкую вкушавший жизнь при благосклонных Кронидах, он не выстоял под долгим счастьем, он в неистовом сердце своем захотел Геру, дольщицу Зевсова многорадостного ложа, и мгновенно в непроглядную беду низринуло его дерзновение. Должное претерпев, избранную понёс он казнь…».
[Пиндар. 2-я Пифийская песнь, 22-30]

Иксикон вечно кружится в Аиде, подземном мире, на огненном колесе, он понёс страшное наказание за страшные преступления. Но когда мы читаем это предание об Иксионе, то не можем не задаться вопросом, опять же, о существовании некой древней памяти о том, что человек когда-то был с богами, был равен богам, вкушал божественную пищу. Но человек гнусен, он совершил преступление и на земле, и в мире богов, и был за это наказан тяжкими казнями. При этом за преступление в мире людей он был прощён, Бог милостив. Тут вспоминаются слова, что «всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам; если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем» [Мф. 12:31-32]. Это - нечто подобное: когда оскорбляются боги, прощения нет.

Тантал, о котором, в отличие от Иксиона, знают все, вечно мучается муками голода и жажды. Как вы помните, он стоит по горло в воде, а над ним нависают деревья с великолепными плодами, но как только он к ним тянется, ветви поднимаются, как только он пытается напиться из реки, вода уходит. А ведь Тантал – сын Зевса и фригийской царицы Плуто, то есть полубог. Имя Плуто означает «богатство», и она тоже божественное существо. Тантал царствовал в Южной Фригии и также был приглашён на Олимп сотрапезником богов.

Тантал то ли разгласил тайны богов, мы не знаем, какие именно, до нас его разглашение не дошло, то ли кормил людей нектаром и амброзией, божественной пищей, пищей бессмертных. И наконец, он решил проверить, насколько боги всезнающи, и убил своего сына Пелопа, и его мясо подал пирующим богам. Естественно, боги всё поняли, не стали есть это мясо и оживили Пелопа. Пелоп стал впоследствии почитаемым героем, ему отчасти посвящена Пиндаром Первая Олимпийская песнь. Кроме того, по одной из версий Тантал украл золотую собаку с Крита из храма Зевса и ложно клялся, что не делал этого. И за эту попытку оскорбления богов, и за ложь богам, за раскрытие тайн богов Тантал был осуждён на вечную муку.

И наконец – Сизиф, царь эолийцев, строителей Эфиры, будущего Коринфа, который выдал тайну Зевса за мзду. Тайна была тоже хороша: Зевс похитил нимфу Эгину, нимфу одноимённого острова, чтобы, естественно, сделать её своей возлюбленной, а отец Эгины, Асоп - дух реки, которая течет в Коринфе, её искал. И Сизиф как рачительный царь обещет рассказать Асопу, где его дочь, если он проведёт воду на вершину горы, чтобы в горной крепости Коринфа бил источник. И до сих пор в горной крепости Коринфа, в так называемой Акрокоринфе, бьёт источник. Но Сизиф за это поплатился сполна.

Надо сказать, что Сизиф интересен и тем, что он несколько раз обманывал саму смерть. Его обрекли на пребывание в Аиде, но он перед тем, как умер, запретил жене приносить жертвы богам подземного царства. Боги подземного царства удивились, что им не приносят жертвы, а Сизиф им говорит – это жена забыла, давайте я к ней приду и всё объясню. Его отпустили, а он, понятное дело, не вернулся и спрятался. И подобное происходило несколько раз. Но, в конечном счёте, он всё-таки не только оказался в подземном мире, но и был осужден на страшную муку - вкатывание на гору «сизифова камня».

Сизиф, помимо этого совершил так много других преступлений, что я даже не буду о них рассказывать. По одному из греческих преданий он является реальным отцом Одиссея: Лаэрт, официальный отец Одиссея, был мужем Антиклеи, а Сизиф влюбился в Антиклею, принял образ Лаэрта, выдал себя за него, чтобы ею овладеть. После чего и родился хитроумный Одиссей, такой же хитроумный, как и его настоящий отец - Сизиф.

О Тантале и Сизифе повествует Гомер в XI книге «Одиссеи», то есть это древнее предание. Гомер рассказывает, что видит Одиссей в подземном мире, и важно, что греки знали в период выхода из постмикенского регресса, что существуют такие страшные наказания за богохульство и преступления против богов. Но не за преступления между людьми.

«Видел потом я Тантала, казнимого страшною казнью;
В озере светлом стоял он по горло в воде, и томимый
Жаркою жаждой, напрасно воды захлебнуть порывался.
Только что голову к ней он склонял, уповая напиться,
С шумом она убегала. Внизу ж под ногами являлось
Черное дно. Его осушал во мгновение демон.
Много росло плодоносных дерев над его головою,
Яблонь и груш, и гранат с золотыми плодами обильных,
Также и сладких смоковниц, и маслин роскошно цветущих.
Голодом мучась, лишь только к плодам он протягивал руку,
Разом все ветви дерев к облакам подымалися темным.
Видел я также Сизифа, казнимого страшною казнью;
Тяжкий камень снизу обеими влек он руками
В гору, напрягши мышцы, ногами в землю упершись,
Камень двигал он вверх. Но едва достигал до вершины
С тяжкой ношей, назад устремленный невидимой силой,
Вниз по горе на равнину катился обманчивый камень.
Снова силился сдвинуть тяжесть он, мышцы напрягши,
Тело в поту, голова вся покрытая черною пылью»
[Одиссея.11.582-600].

Также Одиссей видит и Тития, сына Геи, которого терзают два коршуна за то, что он хотел обесчестить Латону-Лето, возлюбленную Зевса, шедшую за прорицанием к Пифии в Дельфы. Он был убит за это её детьми, Аполлоном и Артемидой, и низвергнут в Тартар. И таково было там его наказание. Значит, когда люди пытаются поднять свою руку на богов, они наказываются навечно. Когда же люди поднимают руку друг на друга, они наказываются только до момента смерти. Дальше наказание переходит на род.

Так же обстоит и с благодеяниями. По греческим представлениям боги за какие-то великие, достойные поступки могут пригласить кого-то на Олимп –как они пригласили туда Иксиона, но, естественно, не все люди ведут себя на Олимпе как Иксион. Потом это будет иметь очень широкое распространение, например, идолон Геракла находится в Аиде, где его видит Одиссей, но сам Геракл находится на Олимпе среди богов, он уже женат на богине Гебе, он наслаждается божественной жизнью, поскольку он в своём арете, то есть, в своём достоинстве, сравнялся с богами. Во многих городах, как пишет Геродот, ему ставят два храма: один храм – Гераклу-богу, с жертвенником, полагающимся богам, а другой храм – Гераклу-усопшему, как герою, с жертвенником другого вида.

3. Элизиум

Зевса именуют, как вы уже слышали, отцом и бессмертных, и смертных. В «Трудах и днях», как я уже говорил, есть такая 108-ая строка, где рассказывается, как появились на свет и боги, и смертные люди. Считают, что эта строка - позднейшая вставка. Но, в любом случае, и люди, и боги происходят из земли, Геи, то есть они земнородные, они все рождены из земли. Как вы помните, в Деяниях апостолов апостол Павел цитирует в Ареопаге слова греческих поэтов Клеанфа и Арата Киликийца, говоря о том, что «мы Его и род» [Деян. 17:28], то есть мы – род Бога. Это знание присутствует и слова Павла понятны его слушателям.

Представление о Елисейских полях – тоже очень древнее представление. В «Одиссее» оно уже присутствует. В IV книге «Одиссеи» Менелай на обратном пути из Трои в Грецию ловит всезнающего бога Протея, который любил отдыхать среди тюленей, а тогда тюленей в Средиземном море было много, это сейчас их почти не осталось. Менелай желает узнать о своей судьбе, и Протей рассказывает ему о судьбах многих людей, и в конце концов говорит:

«Но для тебя, Менелай, приготовили боги иное:
Ты не умрешь и не встретишь судьбы в многоконном Аргосе;
Ты за пределы земли на поля Елисейские будешь
Послан богами – туда, где живет Радамант златовласый,
(Радамант, как вы помните, это брат Миноса)
Где пробегают светло беспечальные дни человека,
Где ни метелей, ни ливней, ни хладов зимы не бывает.
Где сладкошумно летающий веет Зефир, Океаном
С легкой прохладой туда посылаемый людям блаженным.
Ибо супруг ты Елены и зять громовержца Зевеса»
[Од.4:560-570].

Дело в том, что родители жены Менелая – Зевс и та самая Леда, которой он явился в виде лебедя. А вот Клитемнестра, сестра Елены, родилась от земного мужа Леды, Тиндарея. И поэтому судьба Клитемнестры и Агамемнона печальна, а судьба Елены и Менелая прекрасна. Мы снова видим, что тем, кто кровно связан с миром богов, уготован особый жребий.

Это как с миром родовой аристократии: все дворяне – родня друг другу. Всем остальным – жребий другой. Вы уже помните, что одни люди родились непосредственно от богов, а другие родились из земли, гегенос, и они друг другу не ровня.

Удивительно, но оды Пиндара по своему строю и по своим мыслям, а порой даже и по ритмике напоминают скорее ведические гимны, чем греческую поэзию. И при этом Пиндар – безусловно, человек, имеющий определенное откровение, знание, видимо, посвящённый в некие мистерии. Как вы помните, во 2-й Олимпийской Оде, которая так и называется «Острова блаженных», он рассказывает о трёх рождениях. Я об этом уже упоминал. То есть, вообще-то, в Греции нет идеи метампсихоза, перерождения, но тайно она присутствует, она подспудно есть. Хотя у Гомера и Гесиода её нет. И Пиндар пишет во 2-й Олимпийской Оде:

«Но те, кто трижды
пребыв на земле и под землей,
Сохранили душу свою чистой от всякой скверны,
Дорогую Зевса шествуют в твердыню Крона.
Остров Блаженных
Овевается там веяниями Океана:
Там горят золотые цветы,
Возникая из трав меж сияющими деревьями
Или вспаиваемые потоками.
Там они обвивают руки венками и цепями цветочными
По правым уставам Радаманта,
Избранного в сопрестольники
Горним отцом (Кроном – А.З.), супругом Реи, чей трон превыше всего»
[Пиндар Олимпийские песни 2.68-77]

То есть избранный Радамант там судья, как и Минос, и Эак. В царстве мёртвых всего трое судей. Они пребывают на Островах Блаженных и судят мёртвых. Интересно, что самого суда над мёртвыми у греков нет, плохие и хорошие поступки не оцениваются, а вот судьи есть. Причём Минос и Радамант – братья и цари Крита, дети Зевса и Европы. А об Эаке, третьем судье, Аполлодор говорит, что «Эак был самым благочестивым из всех людей… и после смерти пользуется почетом у Плутона, охраняя ключи от Аида»
[Аполлодор. Мифологическая библиотека 3.12.6].

Пиндар в 4-й Пифийской песне пишет, что Зевс помиловал и освободил титанов и дал им Острова Блаженных, этот Элизиум, Елисейские поля. И на них пребывают люди, которые особо угодили богам, а те, кто особо не угодили, мучаются, влачат после смерти жалкое существование. Опять же, вспомним, нечто подобное прорывается и в Библии, в Ветхом Завете, где мы видим, что Енох был взят на небо, Илия был взят на небо, а подавляющее большинство людей, практически все люди оказываются в Шеоле, в еврейском аналоге Аида, где ничего хорошего нет.

И вот, как я уже вам говорил, греческий ум постоянно этим возмущается. Эсхил, который знал мистериальные тайны, в одной из своих драм, в «Просительницах», вводит такой монолог: «Так неужели чист насильник, вздумавший дочь у отца похитить? Кто отважится на это, виноватым и в Аид придет. Ведь даже там, я слышал, над злодеями Зевс преисподней (то есть Гадес) свой последний суд вершит». [Эсхил. Просительницы.230]

Обратите внимание, как это сказано: «я слышал…», то есть это не твёрдое убеждение, но вроде бы есть такое предание, дошедшее, видимо, ещё от минойского времени, что на том свете вершится суд. И действительно, судьи есть – Минос, Радамант и Эак, но при этом суд не вершится. В «Эвменидах» Эсхил, говорится ещё тверже: «Злодей не убежит – найду и под землею. На ком лежит вина, от мести не уйдет. Где пало семя зла, созреет кара». [Эсхил. Эвмениды, 175-80]

То есть существуют всё же представления, что и там будет наказание, но большинство людей в это не верит, не живёт знанием этого.

Что же касается представлений о конце света, то их вообще не было. Никто в Греции не мыслил, что мир возник из ничего, ex nihilo, соответственно, никто не предполагал, что он когда-нибудь исчезнет полностью. Мы, выросшие в культуре Библии, в культуре Апокалипсиса, знаем, верим, что когда-нибудь небо свернётся как свиток, а всё, что на земле, сгорит. Современная наука говорит примерно о том же самом. О том, что любое тело Вселенной временно, а вот греки так не полагали.

Платон в своём «Государстве», в диалоге, который иногда переводят как «Политик», рассказывает миф о двух великих годах продолжительностью по тридцать шесть тысяч лет. В первый год, первые тридцать шесть тысяч лет, мир управляется Богом, и всё идет прекрасно, люди рождаются старыми и молодеют (что для старого Платона было существенным). Во второй же год мир сам управляет собой с помощью разума и постепенно разрушается. Эта идея близка индийским идеям о смене юг, выраженным в Махабхарате. И вы помните, что после последней юги, Кали-юги, которая кончается Махапралаей, «великим разрушением», мир возникает вновь, и так происходит бесконечное число раз.

Эмпедокл, греческий мыслитель, мнение которого приводит Аристотель в «Физике», говорит о том, что мир проходит через поочередное преобладание любви и распри. И это поочередное преобладание любви и распри, по сути говоря, это те же великие годы Платона, оно вызывают движение. А промежуточное положение между любовью и распрей – покой. Увы, это опыт обыденной жизни. Как правило, ни один проживший полную жизнь человек не мог похвалиться, да и теперь не может похвалиться, что он прожил жизнь в мирном мире. Обязательно будет какая-нибудь война, обязательно какая-нибудь кровь, часто – очень большая. И ничего не изменилось за эти тысячи лет и, боюсь, не изменится и до конца.

Тем не менее, идея конца света, вызванного несовершенством человека, в Греции отсутствовала. Эпохи сменяются эпохами, Золотой век сменяется Серебряным, потом Медным, потом Железным, но идеи конца света нет. Как писал знаток древних религий Клаас Бликер в своей книге «Священный мост», «Религии античности не создавали какой-либо эсхатологии… Мировиденье человека античности было статичным, а не динамичным. Он всецело доверял существующему миропорядку, который в легендарном прошлом был утвержден раз и навсегда… И потому у него не было нужды ждать от будущего каких-либо улучшений свой личной и общественной жизни». [Claas Jouco Bleeker. Sacred Bridge: Researches into the Nature and Structure of Religion. Brill Archive, 1963 – P.255].

Идеи прогресса в античности уж точно не было, скорее была идея регресса.

4. Культ Героев

А теперь мы обратимся к другой очень важной теме – теме, которая нас подведет к следующей лекции. Это культ героев. Слово «герой», конечно же, всем нам прекрасно известно, и мы отлично помним, что герой – это особо отличившийся человек. У нас в стране, особенно при советской власти, очень любили и любят до сих пор вешать звёздочку Героя – были Герои СССР, Герои России, Герои Соцтруда, дважды Герои, трижды Герои. Но в Греции это слово имело иное значение.

Слово «герой» означало былинных богатырей (как говорится в словаре Владимира Даля), но одновременно оно имело этимологическое происхождение от слова «сильный». Один из византийских схоластов, Исихий, прямо говорит, что слово ирос, «герой», происходит от слова «знатный, сильный, благородный». В русский язык оно пришло из французского в XVII веке, и только в конце XVIII века – из среднегреческого, и поскольку в греческом нет первоначального «г», а есть только придыхание, то слово стали по-русски писать «ирой», «ироический».

Распространённая в начале XX века мысль, что вера в героев усиливалась по мере ослабления веры в богов, ныне отвергнута. Герой как особое существо известен уже Гомеру. В «Илиаде», в XII книге, говорится: «Столько щитов и блистательных шлемов пало в прах, и легли полубоги, могучие мужи».
[Гомер. Илиада. 12:23]

Вот полубоги – это и есть герои. То есть это те, в ком течет божественная кровь и человеческая кровь. Гесиод уже прекрасно знает героев и подробно о них говорит. Это четвёртое поколение. Вы помните, что первые три поколения – это Золотой век, Серебряный век и Медный век.

«Поколенье четвертое создал Кронион на многодарной земле, справедливее прежних и лучше, славных героев божественный род. Называют их люди полубогами: они на земле обитали пред нами. Грозная их погубила война и ужасные битвы…»

И дальше перечисляются эти битвы – в первую очередь, конечно, это битвы под стенами Трои, но также – поход на Фивы и некоторые другие сражения Микенского периода: «…Многих в кровавых боях исполнение смерти покрыло; Прочих к границам земли перенес громовержец Кронион, дав пропитание им и жилища отдельно от смертных (те самые Елисейские поля). Сердцем ни дум, ни заботы не зная, они безмятежно близ океанских пучин Острова населяют Блаженных. Трижды в году хлебодарная почва героям счастливым сладостью равные мёду плоды в изобилье приносит»
[Гесиод. Труды и дни 155-175].

Опять мы видим эту благую участь героям, и обычную человеческую участь для остальных, Элизиум тут вновь присутствует. Поля Иалу, в которые мечтали после смерти попасть египтяне, и которые тоже можно назвать Полями Блаженных, это есть и в Греции.

Если говорить о почитании героев, то оно в Греции действительно очень распространено. Те самые знаменитые законы Дракона, очень строгие, отчего и происходит выражение драконовские законы, повелевают афинянам молиться богам и героям в согласии с полученной от предков традицией. Об этом пишет Порфирий в трактате «О воздержании» [4.22].

В клятвах имена богов и героев очень часто стоят рядом. Герой – это уважаемое, почитаемое существо. Реформы Клисфена в Афинах, о которых я упоминал в начале нашего курса, те самые реформы, которые создали классическую Грецию, Грецию известного нам Парфенона, они расширили культ героя, распространив его с родов, потому что были родовые герои, обычно это родоначальники, на демы, на искусственные административные единицы, которые эта реформа сформировала.

Имя родового героя и название места порой сливались. Был Марафон, был Тэнар, это и название мест, и имена героев этих мест. Иногда героями становятся основатели поселений, например, Данай – основатель Аргоса, Батт – основатель Кирены, Тлеполем – основатель поселения на Родосе. В своей книге «Психе» немецкий ученый Эрвин Роде пишет: «Герой, с одной стороны, близко стоит к хтоническим богам (то есть подземным богам), а с другой стороны – к умершим, пребывающим под землёй. Герой живет вечной жизнью как боги и близок к ним своим могуществом». [Erwin Rohde, Psyche: The Cult of Souls and the Belief in Immortality Among the Greeks с.117]

Но он – под землёй; Геракл – исключение, но даже если он сам пребывает на Островах Блаженных, как Менелай, то его останки, его кости – они под землёй. И обращение к его останкам многое значит. Знаменитые микенские гробницы, о которых я рассказывал, толосы Микен, это места, где почитали героев. Герои жили в изначальные времена, и в классической Греции эти микенские гробницы тоже почитались как места захоронения героев. Надо сказать, что идея героя – очень древняя идея. Я думаю, что она уходит даже в ранний палеолит, когда предков почитали в качестве тех, кто предстоит пред богами, тех, кто заботится о живых потомках. И всегда культ предков – это не что иное, как культ героев.

Но именно в Греции культ героев достиг невероятного расцвета. Ни в одной другой религии мира в такой степени ничего подобного нет. Хотя элементы культа героев присутствуют, безусловно, во многих религиях. Мирча Элиаде по этому поводу пишет: «Фигуры, сравнимые с греческими героями, можно обнаружить и в иных религиях. Но только в Греции религиозная сущность героев получила столь ясное определение. Только в религии Греции герои пользовались большим почетом, волнуя воображение и размышление, вдохновляя поэтов и художников» [M.Eliade. History of Religious Ideas. - Vol.I, – c.289]. Это уже не просто предок, которого потомки почитают. Это некое особое существо, которое может быть даже совсем и не предком по крови, но которое связывает живых и умерших.

В XXXII Гомеровом гимне, «К Селене», есть такие строки:
«Начавши с тебя, воспою я
Полубогов, знаменитых героев,
деяния которых
сладкими славят устами служители Муз,
Песнопевцы». [18-20]

То есть герои – это объект почитания. Скажем, в ведической религии ничего подобного, на мой взгляд, нет. Там, конечно же, есть герои, которых потом, уже в более позднее время, назвали воплощениями Вишну. Это тот же Рама, но такого развёрнутого культа героев нет. Это не индоевропейская традиция, это именно традиция греческая. Пожалуй, что даже и в римской традиции, о которой будем в своё время говорить, такого развёрнутого культа героев нет, но кое-что там было, и это было заимствовано у греков.

Пиндар во 2-й Олимпийской песне различает три категории существ – богов, людей и героев. «Какого бога, какого героя, какого мужа будем мы воспевать?» – совсем по-ведически задает вопрос Пиндар [1-8]. Значит, боги, герои и люди – это три категории. Платон знает ещё и категорию демонов, о которых мы уже говорили, всего получается четыре категории. В диалоге «Кратил» (397 d-е) он говорит о богах, демонах, героях и людях. И каждый герой может быть назван демоном, каждый герой – это благой демон. Вы помните, что и у Гесиода первое поколение людей было превращено в благих наземельных демонов, но не каждый демон – герой. Есть демоны-герои, а есть демоны, которые никогда не были людьми. А уж герой – это обязательно тот, кто был живым человеком. Пусть он был рождён от брака человека и бога, но он был человеком. Он был таким, как мы, или почти таким. И поэтому он, может быть, и почитаем особым образом.

Если сформулировать одной фразой, то тот, кто может после смерти распоряжаться своей силой (как ирос), и есть герой. Тот, кому после смерти есть, что дать людям, – он герой. А коли есть, что дать людям, значит, соответственно, люди будут ему молиться. Культ героя совершается только на его могиле, там, где герой был похоронен, фактически на его костях. Культ героя в большой степени связан с телом. Останки Ореста спартиаты перевезли из Тезеи в Спарту, и поэтому они смогли победить Тезею, город Тезея.

Соединение с Богом через энергию и силу – типично греческое явление. Уже на Крите, как вы помните, были игры с быком. Поскольку сила – это энергия тела, как представлялось, это должен был быть сильный человек, у которого сильные руки и ноги, постольку там, где тело, там и сила, явленная телесному миру. Поэтому останки героев имеют силу.

Мы тоже молимся ныне «христианским героям», мы к ним приходим, христиане просят у них помощи. Как мы называем сейчас останки святых? Мощи – от слова «мощь». Наши святые – это те, кто имеют силу. В сущности, это славянский перевод греческого слова «герой».

Если алтари олимпийских богов делались обязательно над землёй, ведь это же надземные боги, небесные боги, это были камни, поставленные на землю, тисастиреон, алтари надземные, то алтари героев, места, где приносились им жертвы, всегда были ниже уровня земли. Это были выкопанные ямы, эсхара, или естественные пещеры, из которых часто специальный ход, жёлоб, вёл прямо в могилу, чтобы кровь жертвенных животных стекала буквально на кости героя, давая этим ему новый тимос, новую силу и жизнь. Так, помните, Одиссей приносил в жертву овна в XI книге «Одиссеи», чтобы души умерших могли заговорить. Над эсхарой заколали чёрных быков и овнов, чтобы умершие герои насыщались их кровью, то есть происходила эмокурия, насыщение кровью. Головы жертвенных животных с разрезанной шеей прижимали к земле, чтобы их глаза смотрели в землю.

В Первой книге «Илиады», в 459-й и последующих строках описано такое жертвоприношение. Когда приносили жертвы героям, то мясо не ели, а сжигали, как и начатки плодов. И даже одежду – всё это были жертвы героям. Как пишет Мирча Элиаде, «Жертвы героям приносились часто в пещерах, ямах или для этого использовался адитон, который, возможно, был образом могилы». [M.Eliade. History of Religious Ideas. - Vol.I, – P.287]

Мы помним, что адитон – это святыня, и само это слово происходит от слова дуо - «погружаться», «проникать». Эта часть храма, была доступна только жрецам, туда не могли входить непосвящённые. Она связывала живых с миром умерших и, соответственно, с героем. Это, в какой-то степени, поздний отголосок пещерных культов мёртвых палеолита.

Таким образом, тело героя оказывается связующим звеном между душой, которая существует в Аиде в безвидных областях или на Полях блаженных, – и земным миром. Через тело происходит общение с умершим. Это, кстати говоря, свидетельство того, что когда-то в греческой традиции было представление о теле как о важнейшем элементе личности. Потому что тут важно именно тело героя, кости героя, на них совершается жертвоприношение. И когда в классический период Платон и платоники говорят, что «сома – сима», то есть, «тело – это темница», это уже позднее представление, а изначально греческая религия говорила, как видно из культа героя, иначе.

Греки полагали, что слишком большое количество просьб излишне обременяет героя и мешает ему выполнять просьбы своих близких. Об этом, в частности, говорится в «Эдипе в Колоне» у Софокла[Софокл. Эдип в Колоне 1522 и сл.]. Павсаний пишет, что «могила героя Нелея была скрыта Сизифом. Да и могилу самого Сизифа мало кто может найти в Коринфе» [Павсаний. Описание Эллады 2.2.2]. А Сизиф в Коринфе считался героем. И поэтому могилы героев часто скрывали от непосвящённых, не оставляли на них никаких памятников. Иногда даже имя забывалось, и тогда могилы становились могилами неизвестного героя.

Итак, герой – это умерший человек, и именно человек, сохраняющий влияние в этом мире в том, в чём он был силён при жизни, сохраняющий это влияние через своё тело. Очень важно, что именно тем, в чём он был силён, талантлив, в чём он был выдающимся при жизни, он и помогал людям после смерти. Герой помогает людям, но не во всём, как христианский святой, а только в том, в чём он был силён.

И разница здесь очень понятна, хотя, безусловно, культ святых, поклонение святым, очень близко связано с культом героев. Но святой – это человек, который в Боге. А Бог – это полнота, наполняющая всё во всём. Поэтому мы просим святого обо всём и просим, чтобы святой молил Бога о нас во всех случаях жизни. А как раз те случаи, когда говорят, что какой-то святой помогает от зубной боли, а какой-то святой помогает, к примеру, родах (а это очень распространенное ныне народное представление), являются точной калькой дохристианских верований в героев.

Когда же мы обращаемся к святому просто как к другу и старшему брату во всех наших нуждах, это уже не греческое. Потому что христианский святой не своей силой помогает людям, а силой Божьей. А его сила и заслуга в том, что он стал человеком Божьим еще при жизни, и эту свою природу, обоженную природу, он сохраняет, естественно, и после смерти. Поэтому он силён во всем.

5. Святилища и центры почитания героев

Что же касается героев, то, например, Флавий Филострат старший, который написал «Житие Аполлония Тианского», многие его произведения переведены на русский язык, он написал в 170-250-е годы после Рождества Христова и специальный трактат «О героях». И в этом трактате как раз сказано, какой герой в каких случаях помогает. В частности, например, Ипполит и Протесилай помогают влюблённым [Флавий Филострат старший. О героях. III.3,14].

Ипполит – известный герой драмы Еврипида, написанной за полтысячелетия до рождения Флавия Филострата - должен был помогать влюблённым. Я напомню обычную, достаточно банальную историю Ипполита. Конечно же, это прекрасный образ чистого юноши. Но, как всегда, Афродита приревновала Ипполита к Артемиде, потому что он чурался любви между мужчиной и женщиной, наслаждаясь охотой в обществе девы Артемиды. Афродита вселила – не в него, в него она не могла, – в его мачеху Федру, новую жену его отца, известного нам с вами Тезея, страсть к Ипполиту.

Естественно, как всегда это и бывает, это тысячекратно рассказанная история, когда Ипполит отказался удовлетворить её желание, она его оклеветала перед своим мужем - его отцом – в предсмертной записке и покончила с собой. Отец проклинает Ипполита и изгоняет из города. В результате отцовского проклятия Ипполит погибает, затоптанный своими конями. Артемида приходит к своему умирающему другу и произносит знаменитый монолог, в котором она даёт устав поклонения Ипполиту как герою:

«Я отомщу одной из стрел моих,
Которые не вылетают даром,
Меж смертными стрела моя найдет,
Кто ей милей других. Тебя же, бедный,
О лучший друг, в Трезене отличу я честию высокой
(всё происходит в Трезене).
Перед свадьбой пусть каждая девица дар волос
Тебе несет. И этот в даль немую
Обычай перейдет веков. И в вечность
Сам в пении девичьих чистых уст
Ты перейдешь. И как тебя любила,
Не позабуду. Федра… царь Тезей,
пойди сюда и сына обойми, и поцелуй его.
Чужою волей ты умертвил его»
[Эврипид. Ипполит 1420-1433]

Как видите, сама Артемида назначает, что каждая девица перед свадьбой будет прядь своих волос нести на могилу героя Ипполита. Это - установление почитания.

А отец Ипполита, Тезей, и Эхтол помогают грекам в битве при Марафоне. В 475-м году афиняне перевезли кости Тезея с острова Скирос в Афины, Плутарх об этом рассказывает в жизнеописании Тезея. Плутарх – богослов, но в то же время он прекрасный историк. И чтобы вы могли лучше себе представить, дорогие друзья, эту жизнь, этот ритм, мы можем послушать, как он рассказывает о почитании героев.

«После окончания персидских войн при архонте Федоне Пифия (дельфийский оракул) приказала афинянам, вопрошавшим оракул, собрать кости Тезея и, с почетом их похоронив, бережно хранить у себя. Но взять прах и даже обнаружить могилу оказалось делом нелегким из-за угрюмого и замкнутого нрава населявших Скирос долопов. Однако ж, когда Кимон, как рассказывается в его жизнеописании, взял остров и горел желанием отыскать место погребения, случилось, говорят, что он заметил орла, который долбил клювом и разрывал когтями какой-то холмик. Осененный свыше, Кимон приказал копать. Под холмом нашли огромных размеров гроб, рядом лежали медное копье и меч…».

Медное копьё и меч, вообще медное оружие – это всегда признак героя. Потому что герои принадлежат не к тогдашнему Железному веку, а к предшествующему веку, Медному.

«…Когда Кимон привез все это на своей триере, афиняне, ликуя, устроили торжественную встречу, с пышными шествиями и жертвоприношениями, точно возвращался сам Тезей. Ныне его останки покоятся в центре города, подле гимнасия, и это место служит убежищем для рабов и вообще для всех слабых и угнетенных, которые страшатся сильного, ибо и Тезей оказывал людям защиту и покровительство и всегда благосклонно выслушивал просьбы слабых. Главный праздник в его честь справляется восьмого пианепсиона – в день, когда он вместе с афинскими юношами и девушками вернулся с Крита» [Плутарх. Тезей 36].

Вы помните предание о Тезее и Ариадне? Вот этот день и отмечается. Плутарх – это конец I - начало II века после Р.Х., позднее время. Тем не менее, такая тогда была жизнь, полнокровное почитание героя.

Здоровье во все времена было актуальной проблемой; богатый и бедный, великие и малые – все нуждаются в здоровье. И дети Асклепия, Махаон и Подалирий, были героями, которые давали здоровье, или хотя бы совет, как вылечиться. Сон в храме героя на шкуре жертвенного животного или врачевал больного, или во сне ему было откровение, как лечиться. Например, Павсаний в «Описании Эллады» пишет: «В Гиетте есть храм Геракла. Болящие могут тут найти исцеление. Статуя (Идолон) его без всякой отделки, сделана по древнему обычаю – в виде грубого камня» [Павсаний 9.24.3].

Конечно, особенно был распространён культ Асклепия-целителя, сына Аполлона и нимфы Корониды. Бог он или герой? Об этом спорили ещё в древности. Нимфа Коронида была убита Аполлоном за измену своему божественному возлюбленному. Но зародыш Асклепия Аполлон извлёк из чрева мертвой Корониды и отдал его на воспитание кентавру Хирону, который обучил его врачеванию. Афина дала Асклепию кровь Горгоны, которой он мог и оживлять, и убивать людей. Говорят, что Асклепий был настолько хорошим лекарем, что он начал воскрешать мёртвых, за что был убит молнией Зевса. Аполлодор об этом рассказывает в своей третьей книге:

«Аполлон проклял ворона, сообщившего ему об измене Корониды, и окрасил его бывшие до того белыми перья в черный цвет. Саму же Корониду он убил. Когда ее тело сжигали на костре, Аполлон выхватил свое дитя из огня и принес его к кентавру Хирону, который воспитал его искусству врачевания и охоты. Став искусным врачевателем и накопив в этом занятии большой опыт, Асклепий не только спасал от смерти, но и воскрешал уже умерших. Он получил от богини Афины кровь, вытекшую из жил Горгоны, и использовал ту кровь, которая вытекла из левой части тела, людям на погибель, ту же кровь, которая вытекла из правой части, для спасения людей: этой же кровью он воскрешал мертвых» [Аполлодор. 3,10:3-4].

Вот таков рассказ об Асклепии. Центры исцеления, посвященные Асклепию, были в Эпидавре, на острове Кос, в Пергаме, в Малой Азии, в Бутринте в Эпире. Бог во сне давал адоранту совет, как ему лечиться. Мистерии, тайное поклонение Асклепию, было преподаны врачу Фессалу в Фивах в I веке после Рождества Христова самим богом.

Знаменитая Елена, причина Троянской войны, жена Менелая, почиталась как героиня, которая может некрасивых девочек сделать красивыми. Геродот об этом рассказывает следующее, повествуя о времени Греко-Персидских войн: «Был у Аристона среди спартанцев друг, с которым он был особенно близок. У этого человека была супруга, далеко превосходившая красотой всех спартанских женщин, притом еще красавицей она стала из безобразной. Будучи дочерью богатых родителей, девочка отличалась ужасным безобразием, и ее кормилица, чтобы помочь беде, придумала вот какое средство (к тому же кормилица видела, что родители девочки несчастны из-за безобразия дочери). Она приносила ребенка каждый день в святилище Елены, в местность под названием Ферапна, что над святилищем Феба. Принося ребенка в храм, кормилица всякий раз становилась перед кумиром богини и молила даровать девочке красоту. И вот, как рассказывают, однажды, когда кормилица уже покидала святилище, предстала ей некая женщина и спросила, что она носит в руках. Кормилица отвечала, что носит младенца. Женщина попросила показать ей дитя. Кормилица же отказывалась, так как родители запретили ей показывать девочку кому-либо. Женщина все же просила непременно показать ей младенца. Тогда кормилица, заметив, насколько важно этой женщине видеть девочку, показала ей. Женщина погладила девочку по головке и сказала, что она будет красивейшей женщиной в Спарте. И с этого дня наружность девочки изменилась, а когда она достигла брачного возраста, то стала супругой Агета, сына Алкида, именно упомянутого друга Аристона». Об этом пишет Геродот как о практически современном ему факте [Герод.6:61].

Когда святилище Елены и её мужа Менелая было раскопано археологами, это так называемое Менелайон к юго-востоку от Спарты, то там была найдена фигурка нагой женщины примерно 680-го года до Р.Х., а тогда в Греции женщин изображали одетыми. По всей видимости, это было как-то связано с Еленой Прекрасной.

Повсюду в Элладе совершались предсказания будущего на могилах героев. Особенно поразителен рассказ Павсания об оракуле Трофония в Лебадии. Трофоний – сын аргонавта Эргина, брат Агамеда, с которым, кстати говоря, по преданию он построил храм Аполлона в Дельфах. И всезнающий Плутарх говорит, что тайные мистерии в Лебадии принадлежат к доолимпийской эпохе, эпохе Крона, что это очень древняя традиция [Плутарх «О лике на диске Луны», 30].

Рассказ Павсания я сейчас вам прочту, это действительно удивительное, таинственное описание. Вообще, надо понимать, что Павсаний – это фактически путеводитель по Элладе того, античного времени, который всё подробно описывает. Я бы сказал, энциклопедически описывает, но при этом он не чужд и собственной веры.

«Самые замечательные вещи в роще – это храм Трофония и его статуя, тоже похожая на статую Асклепия; изваял эту статую Пракситель. Есть там и святилище Деметры с наименованием Европа (Широкоглядящая) и статуя Зевса Гиетия (Дающего дождь) под открытым небом. Если подниматься к прорицалищу и отсюда идти дальше в гору, то на этом пути будет… храм Зевса Басилея (Царя); этот же храм ввиду огромности его размеров или вследствие междоусобных войн они оставили незавершённым. В другом храме находятся статуи Кроноса, Геры и Зевса...

Что касается прорицалища, то там установлен такой порядок посещения. Если какой-либо человек решит спуститься в пещеру Трофония, то, прежде всего, он должен прожить определенное число дней в особом здании; это здание – храм доброго Демона и доброй Тихи (Случая). Живя здесь, он совершает различные очистительные обряды и, между прочим, воздерживается от теплых омовений; для омовения ему служит река Геркина (для грека мыться в холодной воде – это мучительно). Мяса он получает много от жертв: всякий, решающий спуститься в пещеру, приносит жертвы самому Трофонию и детям Трофония, а кроме того, Аполлону, Кроносу, Зевсу, именуемому Басилеем, Гере и Деметре, которую называют Европой и говорят, что она была кормилицей Трофония. При каждом жертвоприношении присутствует предсказатель; он вглядывается во внутренности (тут описывается то, что происходило уже в I-II веке по Р. Х.) жертвенных животных и, рассмотрев их, дает предсказание собирающемуся спуститься в пещеру – милостиво ли и благосклонно примет его Трофоний или нет (это предварительные предсказания). Но внутренности не всех жертвенных животных в равной степени знаменуют волю Трофония: в ту ночь, в которую каждый должен спуститься в пещеру, в эту ночь приносят в жертву барана над ямой, призывая имя Агамеда. Благоприятные знамения, объявленные при первых жертвоприношениях, не имеют никакого значения, если внутренности этого барана не говорят то же самое. Но если и они подтверждают прежние знамения, то каждый спускается в пещеру, преисполненный доброй надежды. А спуск этот совершается следующим образом. Прежде всего, в эту ночь его ведут к реке Геркине, моют его и умащают маслом. Ведут его два мальчика лет по тринадцати, из числа детей самых почитаемых горожан – их называют Гермесами; они-то и моют и служат и во всем другом этому нисходящему в пещеру, как мальчики-рабы. Затем он переходит в руки жрецов, которые ведут его не прямо в пещеру прорицаний, а к источникам воды; правда, они находятся близко один от другого. Здесь он должен напиться из одного воды Леты (Забвения), чтобы он забыл о всех бывших у него до тех пор заботах и волнениях, а из другого он таким же образом пьет воду Мнемосины (Памяти), в силу чего он помнит все, что он видел, спускаясь в пещеру. Показав ему статую, которую, как они говорят, сделал Дедал и которую жрецы не позволяют видеть никому, кроме тех, кто намерен идти в пещеру Трофония, поклонившись и помолившись этой статуе, они ведут его в прорицалище. На него надевают льняной хитон, подпоясывают хитон лентами и надевают специальную местную обувь.

Сам оракул находится за рощей на горе. Здесь сделана ограда из белого мрамора, окружность которой как самый небольшой молотильный ток, высота же меньше двух локтей. В эту ограду вделаны шесты из меди, так же, как и поперечные полосы, связывающие их. В этой загородке проделаны двери. За этой оградой есть отверстие в земле, не природное, но выложенное со всем искусством и роскошью каменной кладки. Внешний вид этого сооружения похож на печь для печения хлеба; диаметр его, на глаз, локтя четыре, а в глубину никто, кто бы ни прикинул на глаз, не даст больше восьми локтей. В самые недра пещеры схода не сделано никакого, но когда кто-нибудь идет к Трофонию, ему дают узкую и легкую лестницу. Между этим сооружением и внутренностью пещеры спускающийся встречает щель, шириной в две ладони, высотой в одну. Спускающийся ложится на пол, держа в руках ячменные лепешки, замешанные на меду, и опускает вперед в щель ноги и сам подвигается, стараясь, чтобы его колени прошли внутрь щели. Тогда остальное тело тотчас же увлекается и следует за коленями, как будто какая-то очень большая и быстрая река захватывает своим водоворотом и увлекает человека. Те, которые таким путем оказываются внутри тайного святилища, узнают будущее не одним каким-либо способом, но один его видит глазами, другой о нем слышит. Спустившимся возвращаться назад приходится тем же самым путем, через ту же скважину, ногами вперед. Они говорят, что никто из спускавшихся туда не умер, исключая одного из телохранителей Деметрия, – тирана. – Говорят, что этот не совершил ничего из установленных при святилище обрядов и спустился туда не для того, чтобы вопросить бога, но надеясь в этом тайном храме набрать золота и серебра. Говорят, что и труп его был найден в другом месте и не был выкинут через святое отверстие. Из многого другого, что рассказывают об этом человеке, я привожу самое важное. Того, кто вернулся наверх из пещеры Трофония, жрецы опять берут в свои руки, сажают на так называемый Трон Мнемосины, который стоит недалеко от святилища, и, посадив его там, спрашивают, что он видел и что слышал. Узнав все, они поручают его только тогда родственникам. Взяв его на руки, они несут его в то помещение, где он прежде жил, в храм Благой Судьбы и Благого Демона. Подняв его на руки, они приносят его сюда, охваченного ужасом и в таком состоянии, что он не сознает самого себя и не узнает близких. Но впоследствии к нему вполне возвращается и разум, и даже прежняя способность смеяться. Это я пишу не на основании слухов, но иных я видел своими глазами, и сам я вопрошал Трофония». [Павсаний. 9.39.4]

Вы как бы на минуточку погрузились в удивительный духовный мир Греции. Было и много других прорицалищ того же типа. В частности, например, Пиндар в 8-ой Пифийской песне говорит о том, что Алкмеон в Фивах причастен к ведовскому умению прорицания. В Фаламах (в Лаконии) в храме Ино – предсказания во сне [Павсаний.3.26.1].

6. Могилы героев и их почитание

Могилы героев часто расположены в храмах Олимпийских богов: Сарон – в храме Артемиды Саронийской, Ифигении – в храме Артемиды, Телемессия – под алтарем храма Аполлона в Телемессе, Клеобис и Аристогитон похоронены в храме Геры в Аргосе. Как вы помните, это те два юноши, которые умерли сразу после того, как их мать попросила для них у Геры самую счастливую судьбу [Павсаний.2.30.7; Еврипид. Ифигения в Тавриде. 1462; Гераклиды.1.31].

Очень часто могилы героев находились и в домах – могилы местных героев, собственных предков. Помните, это ещё традиция раннего неолита: люди жили на костях своих предков. И центральный очаг дома, под которым был похоронен герой, и рядом находящееся его священное место, теменос, особо почитались. Изображение героя помещалось рядом со входом в дом, дабы защитить от врагов его обитателей. Второе возлияние за пиром в каждой семье совершалось в честь героя. Плутарх в «Римских вопросах» говорит: «Эллины в новолуние почитают богов, а на другой день воздают должное героям и демонам. Так и на пиру второе возлияние они совершают героям и героиням» [Плутарх. Римские вопросы, 25 – 270А].

«Им (героям) принадлежит вся упавшая со стола пища», – пишет Аристид [фр.180 R]. Афинагор говорит, что, бесспорно, души умерших родственников – существа, для которых отливают вино на землю. То есть, как вы видите, в реальной греческой религиозной жизни умершие и живые жили в очень тесном единстве [Афинагор. 427 Е]

Когда же могила героя расположена отдельно – это курган, хома - внутри священной площадки. Над насыпью – небольшая часовня - геерон. Теменос порос деревьями и огорожен каменной стеной. А ведь и у нас, например, на севере, хотя кладбища обычно и стоят в лесу, там никогда не рубят деревья. Эта традиция священных рощ очень древняя. То же самое мы видим и в Греции: могилы героев окружают деревья. Деревья – как бы живая сила героя.

Специальный шурф – ботрос – ведёт к костям героя. Жертвы приносились ночью и вечером. «Это им на закате света встает огонь, и всю ночь бьет воздух душистым дымом», – говорит Пиндар в «3-ей Истмийской оде» о жертвоприношениях героям [Ист.3:83]. Часто, чтобы привлечь внимание героя, во время жертвоприношения ударяют чем-то тяжёлым по земле (Эсхил. Персы, 685). Молитвы героям совершают, как пишет Софокл в «Электре», с коленопреклонением (Софокл. Электра 453).

Ежегодно во время поминовений героя проводили пиры. Во время такого пира дух мог появиться, всем видимый, в обличье змеи. Так, например, Кирхей появлялся в Элевсине, Эрихтоний – в Афинах [Павсаний.1.36.1; 1.24.7]. Отсюда, кстати говоря, образы человекоголовых, но со змеиным телом существ на старом фронтоне Парфенона. Вергилий в V песне «Энеиды» описывает, как в то время, что Эней приносит жертвы на могиле своего отца, появляется огромная змея, и он понимает, что это душа его отца. [Вергилий Энеида 5:84]

Герой мог наносить вред в том случае, если его оскорбляли. Например, герой Актеон разорял Охромен, пока его кости не похоронили и не учредили культ по слову оракула. Некто срубил священное дерево героя Анагира, и герой наслал, как и в случае с Федрой, любовь к пасынку на жену этого человека, в итоге – оговор, ослепление пасынка, срубивший дерево человек повесился, узнав, что обвинения были ложными, а жена утопилась в колодце. Как и всегда происходит в таких случаях, страшная месть – конец неправедного рода. Люди с трепетом, в молчании проходили близ могил героев, они боялись их потревожить праздной речью. Только молитва, только просьба, только благословение, только прославление подобали героям.

Могила героя защищала город. Адраст был похоронен на агоре Сикиона [Герод.5:67], Этол – вблиз городских ворот Элиса [Павс.5.4.4]. Останки героев, погибших на чужбине, старались привезти на родину. Я уже вам говорил, как Кимон привез Тезея в Афины из Скироса, а кости Ореста спартанцы перевезли из Тегеи в Спарту. Привезти своего героя назад, в отечество, означало усилить отечество. Если же героический иностранец умирал на чужбине, то на самой чужбине, если это был греческий город, ему устраивают поклонение, так как его останки должны этот город защитить. Например, Эдип, как вы помните, происходит из Фив, но умирает в Колоне, а культ ему учреждают в Афинах. И такие случаи довольно часты.

Иногда герой-покровитель города меняется. Скажем, жители Амфиополя в V веке до Рождества Христова отменили культ основателя города афинянина Хагнона, перестали его почитать и учредили культ спартанского военачальника Брасиада [Фукидид 5.11]. Иногда культ имел политический характер, так, например, Гармодий и Аристогитон, убийцы тирана Гиппия (VI век до Р.Х.), почитались в Афинах ещё во II веке по Р.Х. как основоположники Афинской демократии. В Спарте был культ знаменитого царя Леонида, предводителя 300 спартанцев, павших в бою с персами при Фермопилах [Павсаний.3.14].

Но часто как героев почитали не политических деятелей, а, например, великих победителей в Олимпийских играх, например, Клеомеда из Астипалеи и Эботаса из Димы. Кого-то, например, Биаса из Приены, почитали за мудрость, Филиппа Кротонского – за красоту. За литературный талант почести героя воздавались Гомеру, Гесиоду, Архилоху, Пиндару, Эсхилу, Софоклу. Основатели философских школ почитались как герои в этих школах. И сами философские школы учреждались как религиозные сообщества людей, которые почитают одного и того же героя.

В какой-то момент власть имеющие люди стали себе учреждать почести как героям при жизни. Диодор пишет, что первым таким прижизненным героем был Дион [Диодор 16:20]. Тирану Деметрию, один из воинов которого пытался ограбить святилище, о котором я вам только что рассказывал, сикионцы оказывали почести как герою при жизни [Диодор 20:103]. Позднее на восточный манер греческие цари, Птолемеи и Селевкиды, стали именоваться богами. А Птолемей II при жизни объявил себя богом.

В позднюю эпоху практически все стремились к тому, чтобы их близкие почитались как герои. Сохранилось довольно много погребальных стел, на которых объявляется, что под этим камнем лежит такой-то герой. Но это абсолютно обычный человек, его почитали как героя только близкие, только родственники. Вообще, проблема была в том, чтобы найти почитателей. Героев-то было много, а вот почитателей немного. В двух областях Греции, в Беотии и в Фессалии, всех умерших, даже детей и рабов, именовали героями. Известно, что Цицерон в славу своей усопшей дочери, которую он очень любил, собирался поставить храм, то есть учредить ей культ как героине.
[Цицерон. Письма Аттику. 12:18]

И, наконец, надо сказать ещё пару слов о соотношении культа героя в Греции и христианства. Очень хорошо о культе героев и соотношении их с христианством сказал отец Сергий Булгаков в своей книге «Православие»:

«Иногда делают сближение между почитанием святых и языческим культом героев или полубогов, приравнивая это почитание языческому многобожию. Однако эта параллель вовсе не так соблазнительна, как это кажется. Язычество наряду с суевериями и заблуждениями могло содержать в себе важные предвестия, «сень грядущего», которое могло быть по причинам божественной педагогии, ради домостроительства ветхозаветной церкви, остаться даже ей неведомым. Сюда относится и почитание православных человеков, «полубогов», а в действительности, богов по благодати, которое было ведомо язычеству, но не ведомо ветхозаветному иудейству. Для него здесь было бы непосильное искушение отклониться к политеизму от строгого монотеизма, в котором воспитываемо было избранное племя» [О.Сергий Булгаков. Православие. Париж. 1960. – С.259-260].

Отец Сергий Булгаков видит в культе героев почитание божественного в человеке. Да, идея брака, физического соития Бога и женщины, Богини и мужчины-человека, действительно, как пишет Тойнби, является богохульством [Тойнби. Постижение истории. С.472.]. Но божественное есть в человеке, и тот же Тойнби это вспоминает - «Дух дышит, где хочет», говорится в Евангелии от Иоанна [3:8], поэтому Дух пронизывая человека, делает его божественным. Греки это очень тонко ощущали – не на уровне философии, а на уровне быта, на уровне повседневной религиозной жизни. И поэтому культ героя был так распространён, а в христианстве поэтому культ героя был не отменён, а переосмыслен. И действительно, обоженые люди продолжали и продолжают почитаться и в Церкви Запада, и в Церкви Востока.

И хотя рационально ислам отрицает культ святых, даже там он тоже существует. По факту, там тоже есть почитание святых. Потому что человек, который получил это одухотворение, эту силу, это величие, он, конечно же, не исчезает из поля зрения живых после своей физической смерти. Через своё тело, через свои мощи, через память о нём, через жертвоприношения божественный предок продолжает жить. И так любой наш умерший предок в какой-то степени продолжает жить в мире живых.

В одной из своих речей после Марафона (12 сентября 490 г. до Р.Х.) стратег Фемистокл сказал: «Вы не думаете, что это мы, афиняне, победили персов, это боги и герои победили персов, мы им только помогли». Эта жизнь умершего в мире живых, благодатная сила, которая исходит от людей уже, казалось бы, ушедших, но при этом полных силы и желания делать добро, она и создала этот удивительный культ героев.