1. Надежда посвященных в таинства Элевсина

На двух предшествующих лекциях мы с вами, дорогие друзья, говорили об элевсинских мистериях, рассмотрели ход мистерий и внимательно послушали тексты, которые непосредственно говорят об элевсинских мистериях. Напомню, что в том, что касается мистерий, очень многое остается прикровенным, тайным. И теперь мы должны попытаться открыть внутреннюю суть мистерий – ту самую, о которой нельзя было говорить.

И я напомню, что главная тайна была не в том, что происходит в результате мистерии, а в том, как происходит посвящение, как происходит такое изменение миста, что он может надеяться на другую судьбу после смерти. И на этот вопрос – как это происходит, у нас ответа практически нет. На прошлой лекции, когда мы говорили об этом, мы шли наощупь. А вот что ждать после смерти, об этом мы знаем чуть больше. Это тоже считалось мистериальной тайной, но, видимо, не столь строго соблюдаемой, поэтому кое-что, очень немногое, все же просочилось, и мы сейчас к этому перейдем.

Как писал глубокий исследователь элевсинских мистерий и вообще исследователь мистериальных культов Греции (у него есть книга и по культам Диониса) Карл Кереньи, «как обществу, так и индивидууму мистерии Элевсина придавали уверенность перед лицом всепожирающей смерти» (К. Кереньи. Элевсин: Архетипический образ матери и дочери. М.: Рефл-бук, 2000. С. 41). Уверенность перед лицом смерти – это то, чего нам всем так не хватает. Мы можем чувствовать себя уверенными в этой жизни, если у нас есть деньги, если у нас есть связи, если у нас есть хорошая работа. Но можем ли мы чувствовать уверенность перед лицом смерти? И человек всегда себя чувствовал неуверенно перед лицом смерти. Однако Элевсин давал эту уверенность. В чем же тут дело?

Около 380 года до Р.Х. аттический оратор Исократ в своем «Панегирике Афинам» говорил, прославляя достоинства своего города: «В Афинах Деметра дала свои величайшие дары людям – сельское хозяйство, возвысившее людей над зверями, и посвящения, приобщение к которым даёт надежду на вечную жизнь (эон) после смерти» [Панегирик Афинам, IV,28]. Действительно, греки, да и не только греки, весьма почитали находившееся около Элевсина так называемое Рарийское поле, где вроде бы были высажены Триптолемом первые злаки. Об этом мы говорили на прошлой лекции. То есть возникло сельское хозяйство, без которого невозможно было греку помыслить свою жизнь. Мы сейчас, идя в магазин и покупая продукты, чуть-чуть забываем, как эти продукты растут, что все это требует земли, труда земледельца и знания, как выращивать пищу. Но для древних греков все это было абсолютно естественно, натурально. Большинство греков были или крестьянами, или ремесленниками, соединенными с крестьянским бытом. И вся их жизнь была связана с сельским хозяйством. Если нет полей, враги сожгли нивы, сожгли плодоносящие деревья, наступает голод и смерть от голода. Поэтому такое великое значение имеет земледелие и скотоводство.

Оказывается же, что приобщение к мистериям имеет не меньшее значение, чем пища. Для нас сейчас это трудно себе представить. Но ведь действительно даже в самой страшной ситуации, в ситуации голодной смерти, мы думаем, а что будет потом. Смерть - это конец или это лишь перевёрнутая страница чего-то большего?

И вот мистерии как раз давали надежду на то, что это только одна из страниц чего-то большего. В этих словах Исократа в оригинале стоит не «вечная жизнь» - это свободный перевод, а используется слово «эон» — век. Век после смерти – то есть вечность после смерти. Вот что обещано Элевсинскими мистериями. Но как же это достигалось? На этом лежит покров тайны.

Павсаний, когда он переходит к Элевсину в своей книге об Аттике в «Описании Эллады», говорит: «Описывать же то, что находится внутри стен святилища, мне запретил виденный мною сон, а, кроме того, ясно, что непосвященным не подобает слышать о том, на что им смотреть запрещено» [Кн. 1. Аттика, гл. 38, 7]. Мы помним, что самое главное тайное - это нечто увиденное, и иерофант - это «показывающий святыню». А на что запрещено смотреть непосвященным, о том им запрещено и слышать.

Павсаний, культурный римский человек, совсем не какой-то примитивный магист, подчеркивает, что во сне ему было открыто, что нельзя рассказывать об элевсинских мистериях. О внутреннем же убранстве, внутреннем виде элевсинского святилища он рассказывает на страницах своего путеводителя, на страницах своей книги.

Христианский автор, который не имеет в виду Элевсин, но говорит вообще о тайне святыни — Дионисий Ареопагит, пишет: «Мистическим речениям более приличествует скрывать с помощью умолчаний и священных загадок и держать недоступным для многих священную, тайную и сверхмирную истину небесных умов. Ибо не всякий священ, и не у всех, как говорят Речения, - разум» (ср. 1 Кор. 8:7) [О небесной иерархии. 2.2]. То есть даже древние христиане знали, что о чем-то говорить нельзя, где-то есть тайна. И мы сейчас располагаем лишь какими-то отрывками этого тайного знания.

2. Бессмертие души: общее мнение и мистериальное знание

Например, видимо, мистериальный гимн Элевсина присутствует во фрагменте папируса александрийского жреца Филика (это III век до Р.Х.). Естественно, все эти священнодействия должны были быть где-то записаны, иначе люди не смогли бы их запомнить. Традиции заучивания больших текстов наизусть, которая была в ведах, в Греции не было. И вот там есть такой фрагмент - к Деметре обращается, видимо, иерофант со словами: «Приведи Персефону обратно под звезды!» (A. Korte. Der Demeter – Hymnos des Philikos // Hermes. LXVI (1931), 446, p. 48).

Из этого маленького фрагмента мы узнаем, что Деметра спускается в подземное царство и выводит из него свою дочь. Это таинственное схождение и выход вновь, конечно, связаны не с одной Персефоной, они связаны и с каждым посвященным человеком. Чуть позже мы об этом будем говорить, но пока посмотрим, какую завесу нам приоткрывает Платон.

В своих диалогах Платон рассказывает больше, чем все остальные древние авторы. Из этих диалогов мы узнаем, какова общая «мирская» точка зрения. В диалоге «Федон» Кебет говорит Сократу: «Люди опасаются, что, расставшись с телом, душа уже нигде больше не существует, но гибнет и уничтожается в тот самый день, как человек умирает. Едва расставшись с телом, выйдя из него, она рассеивается словно дыхание или дым, разлетается, и ее решительно больше нет» [Федон 70 а]. «Так судит большинство людей» [Федон 80 с].

Вот так, в основном, думали греки во времена Сократа, то есть в V веке до Р.Х. Но, как вы помните, сам Сократ возражает и Кебету, и другим своим собеседникам на этой своей последней беседе, которая описана в «Федоне». И, приводя целый ряд доказательств, Сократ говорит о бессмертии души. Надо сказать, что в советское время этот диалог был практически засекречен. Его впервые издали в 1970-е годы с массой оговорок, что все это, в общем, неправда. Удивительно, что был такой страх перед текстом, написанным две с половиной тысячи лет назад. И это именно потому, что там говорится о бессмертии души. Понимаете, как боялись в нашем обществе того, что люди поверят в бессмертие души, что люди станут думать не так, как думает Кебет. А советским начальникам хотелось, чтобы все так думали.

И вот Сократ, отвечая своим ученикам, говорит: «Стало быть, Симмий, наши души и до того, как им довелось оказаться в человеческом образе, существовали вне тела и уже тогда обладали разумом» [Федон 76 c].

В орфической таблетке (об орфизме мы будем говорить на следующих лекциях) говорится: «Я выхожу из горестного круговращения колеса [бытия – А.З.]». Значит, есть не только существование до вхождения в тело, но есть и круговращение.

В конце платоновского диалога «Государство» [614-621] содержится рассказ Эра, сына Армения, о том, как он попал в иной мир, и увидел, как души выходят из инобытия, входят в тела, выходят из тел, как они судятся - и так далее, и так далее. Это целый большой рассказ. Конечно, «предание об Эре» - это один из мифов Платона. Но Платон не рассказывал детских сказок. И, безусловно, он передавал в таком немного литературном виде некое важнейшее знание - тем более, что им заканчивается огромный диалог об устроении государства. А государство, естественно, служит сохранению нравственного начала в обществе, не надо этого забывать! И вот под конец он говорит, для чего, собственно, само это нравственное начало. Это нравственное начало не только для самого государства, а, в первую очередь, для того, чтобы помочь людям после смерти правильно войти в вечность. И отсюда вот это завершение диалога о государстве мифом об Эре. Посмотрите его обязательно!

К тому же самому Платон много раз обращается и в других своих диалогах. Там уже кусочки не такие большие, и я позволю себе их зачитать. Вот, например, фрагмент из «Федра»:

«Но туда, откуда она [душа] пришла, никакая душа не возвращается в продолжение десяти тысяч лет – ведь она не окрылится раньше этого срока, за исключением души человека, искренне возлюбившего мудрость или сочетавшего любовь к ней с влюбленностью в юношей: эти души окрыляются за три тысячелетних круговорота, если три раза подряд изберут для себя такой образ жизни, и на трехтысячный год отходят. Остальные же по окончании своей первой жизни подвергаются суду, а после приговора суда одни отбывают наказание, сошедши в подземные темницы, другие же, кого Дике (Справедливость) облегчила от груза и подняла в некую область неба, ведут жизнь соответственно той, какую они прожили в человеческом образе. На тысячный год и те, и другие являются, чтобы получить себе новый удел и выбрать себе вторую жизнь – кто какую захочет. Тут человеческая душа может получить и жизнь животного, а из того животного, что было когда-то человеком, душа может снова вселиться в человека; но душа, никогда не видавшая истины, не примет такого образа, ведь человек должен постигать [ее] в соответствии с идеей, исходящей от многих чувственных восприятий, но сводимой рассудком воедино. А это есть припоминание того, что некогда видела наша душа, когда она сопутствовала богу, свысока глядела на то, что мы теперь называем бытием, и поднималась до подлинного бытия» [Федр, 249а].

В этом отрывке вас может смутить разговор о любви к юношам, но здесь речь идет совершенно о другой любви - не о плотской, как сейчас говорят, а о любви к учительству. То есть те, кто, как Сократ, любит учить юношей, те, кто занимаются учительством истины, проповедуют истину, тех сроки, как и мудрецов, сокращаются. Но, в любом случае, мы видим две вещи. Мы видим, во-первых, что речь идет о многократном вхождении и выхождении из тела. И, во-вторых, об огромных сроках. Десять тысяч лет, три тысячи лет - в любом случае, это огромные сроки. Но то, что душа не растворяется, не исчезает – здесь это абсолютно так.

Теперь посмотрим, о чем говорится в диалоге «Кратил». Слова Сократа:

«Мне представляется, что вот это как раз имеет разные объяснения, а если хоть чуть-чуть отклониться, то даже очень разные. Многие считают, что тело подобно могильной плите, скрывающей погребенную под ней в этой жизни душу. В то же время эта плита представляет собою также и знак, ибо с ее помощью душа обозначает то, что ей нужно выразить, и потому тело правильно носит также название "сома". И все же мне кажется, что, скорее всего, это имя установил кто-то из орфиков (то есть из тех, кто посвящен в орфические мистерии) вот в каком смысле: душа терпит наказание - за что бы там она его ни терпела,- а плоть служит ей оплотом, чтобы она смогла уцелеть, находясь в теле, как в застенке. Так вот, тело есть так называемая плоть для души, пока та не расплатится сполна, и тут уж ни прибавить, ни убавить ни буквы» [Кратил, 400 с].

Опять же, мы видим, что душа и тело связаны, но душа, конечно, бессмертна, и она платит за те дела, которые совершила в прошлой жизни. Как, спросим мы, разве не тело, а душа совершала плохие поступки? Конечно же! Греки это понимали ясно, и я думаю, что мы с вами тоже это понимаем ясно. Тело - это только орудие души. Это мы говорим, что тело хочет, тело желает. Но желает всегда не тело, желает всегда душа, как-то связанная с телом. Это то, что мы называем физиологией, и есть осознание физического психически. Поэтому, в конечном счете, всегда отвечает за все душа. Тело может давать вызовы душе, но ответы на эти вызовы дает душа. Вот что хочет сказать Платон. И за эти ответы, а не за сами вызовы, человек отвечает.

В «Федоне» Сократ говорит: «Ведь душа не уносит с собой в Аид ничего, кроме воспитания и образа жизни, и они-то, говорят, доставляют умершему либо неоценимую пользу, либо чинят непоправимый вред с самого начала его пути в загробный мир. Рассказывают же об этом так. Когда человек умрет, его демон, который достался ему на долю еще при жизни, уводит умершего в особое место, где все, пройдя суд, должны собраться, чтобы отправиться в Аид» [Федон 107 d-e].

Пройдя суд! И неслучайно элевсинские мистерии требовали не просто посвящения, их нужно было не просто пройти, заплатив за это и увидев нечто. Они требовали серьезнейших очищений и серьезнейшего изменения всей жизни, избегания всего, нравственно предосудительного. Ни прелюбодеи, ни лжецы, ни убийцы, ни воры не могли рассчитывать на посвящение в Элевсинские мистерии, а будучи посвященными и совершив такие поступки, они понимали, что они лишились той благодати, которую они обрели, пройдя посвящение. Поэтому суд - обязательный момент посмертия.

А в земной жизни есть два обязательных момента: правильная жизнь и посвящение. Ни один из этих моментов без другого не работает. Собственно говоря, так же, как и в христианстве. Христианином нельзя стать, не пройдя таинство омытия - крещения. Но если мы даже пройдем это таинство, но не будем вести нравственную жизнь, мы, скорее всего, больше осудимся, чем оправдаемся. То же самое и в мистериях.

3. Идея перерождения

Вернемся к идее перерождения, очень важной в мистериальном плане, хотя именно об этом Элевсинские мистерии непосредственно и не говорят. Но посвященные в них люди, например, Платон или Пиндар, говорят об этом. Пиндар в своем знаменитом 96-м фрагменте говорит, что Персефона на девятый год после смерти посылает очистившиеся души снова на землю. А во Второй Олимпийской оде он уже откровенно говорит, что после трех рождений и смертей, если все три жизни человек прожил достойно, он отправляется на Острова блаженных. Вы это помните, я это читал. Так что жизнь повторяется, она многократно происходит. Здесь нет возможности фальстарта, нет возможности ложных попыток. Наоборот, по Пиндару, должны быть три успешные попытки. И у Платона постепенное совершенствование приводит к победе над смертью.

У Вергилия в знаменитой VI книге «Энеиды» есть фрагмент, где рассказывается об этом в таком немного римском, латинском научном плане: «Душ семена рождены в небесах…»

Видите, центр перемещается: мы не рождены на земле и должны прийти на Небо, как многие думают, а мы рождены на Небесах и оказались на земле, но должны вернуться на свою небесную родину. Потом, когда мы будем изучать индуистско-брахманические учения, в том числе, учение о пяти огнях — Панча-агни, мы узнаем, что оно говорит о том же. Видимо, это вообще древнейшее индоевропейское знание, которое просто артикулируется у Вергилия таким образом. Хотя замечу сразу, что до приблизительно 1200-1000 года до Р.Х. учение о переселении душ в Индии нам неизвестно. Или оно очень хорошо скрыто, или его не было. Первое упоминание о переселении душ есть в Шатапатха-брахмане, и это 1200-1000 гг. до Р.Х., что примерно совпадает по времени с дорийским завоеванием Греции. Но ведь в Древнем Египте ничего подобного не было! Вот такие хронологические загадки предлагает нам история религий.

«Душ семена рождены в небесах и огненной силой
Наделены – но их отягчает косное тело,
Жар их земная плоть, обреченная гибели, гасит.
Вот что рождает в них страх, и страсть, и радость, и муку,
Вот почему из темной тюрьмы они света не видят.
Даже тогда, когда жизнь их в последний час покидает,
Им не дано до конца от зла, от скверны телесной
Освободиться: ведь то, что глубоко в них вкоренилось,
С ними прочно срослось – не остаться надолго не может.
Кару нести потому и должны они все – чтобы мукой
Прошлое зло искупить. Одни, овеваемы ветром,
Будут висеть в пустоте, у других пятно преступленья
Выжжено будет огнем или смыто в пучине бездонной.
Маны (духи, предки) любого из нас понесут свое наказанье,
Чтобы немногим затем перейти в простор Элизийский.
Время круг свой замкнет, минуют долгие сроки , —
(не все пойдут в Елисейские поля, в Элизиум)
Вновь обретет чистоту, от земной избавленный порчи,
Душ изначальный огонь, эфирным дыханьем зажженный.
Времени бег круговой отмерит десять столетий, —
(то есть 1000 лет, как у Платона)
Души тогда к Летейским волнам божество призывает,
Чтобы, забыв обо всем, они вернулись под своды
Светлого неба и вновь захотели в тело вселиться".
[Энеида VI. 730-752]

Идея Вергилия в том, что немногие праведники отправляются в Элизиум. Остальные, искупив свои преступления теми или иными страданиями души, уже после смерти, возвращаются через 1000 лет в тело, и, видимо, всё начинается с начала. Происходит круговорот. Всё это, так или иначе, есть в мистериальном знании.

Диоген Лаэртский в своей «Истории философов» приводит такие слова Гераклита: «Пределов души не отыщешь, по какому пути ни иди – так глубок её разум» [9,1,7]. То есть душа беспредельна. Душа связана со временем до своего рождения в этот мир и связана со своим будущим. Это некая бездна. О том, что человеческий дух бездонен, говорят и христианские авторы: если человеческий дух - образ Божий, а Бог не имеет границ и пределов, то и человек, естественно, уходя своим основанием в Божество, не имеет границ и пределов. В древней Греции обычный человек думал, что душа растворяется, исчезает, но глубокая тайная традиция говорила о том, что человек бездонен, что в каждом из нас под поверхностью бездна. И с этим чувством жили посвященные - мисты.

В «Федоне» Сократ объясняет: «те, кому мы обязаны учреждением таинств, были не так уж просты, но ещё в древности приоткрыли в намёке, что сошедший в Аид непосвященным будет лежать в грязи, а очистившиеся и принявшие посвящение, отойдя в Аид, поселятся среди богов… Те, кто сведущ в таинствах, говорят: много тирсоносцев, да мало вакхантов».
[Федон 69 с-d]

Тирсоносцы - это те, кто участвовали в шествиях во время таинств, несли тирсы и даже, быть может, приходили в Анакторон и видели откровение, но которые не смогли свою жизнь сообразовать с этой великой тайной и потому ничего не достигали. А настоящие вакханты (вспомним этот восторженно-исступленный крик: «Иакх!», который связывает элевсинские таинства с дионисийскими) поселятся среди богов, будут на Олимпе, подобно Гераклу. Это - цель.

Сократ объясняет:

«Поистине существует и оживание (анабиосис), и возникновение живых из мертвых. Существуют и души умерших, и добрым между ними выпадает лучшая доля, а дурным – худшая».
[Федон 72 d]

Вы видите, что речь идет и о бессмертии души, и о воскресении — анабиосисе, восстановлении жизни, и о том, что это зависит от поведения: худшим — одно, лучшим — другое.

Греческая традиция однозначно приписывает учение о переселении душ Пифагору. Говорят, что Пифагор открыл это и рассказал об этом. Очень соблазнительно думать, что это индийское влияние. Ведь от дорийского нашествия до Пифагора прошло не так много времени — 300 - максимум 400, лет. И до этого времени, до 1200-1000 года, как я говорил, в Индии нет сведений о подобном учении — это новое знание. И в Египте его нет. То есть около 1200-1000 лет до Р.Х. в мир приходит новое знание. Когда мы говорим об осевом времени, мы думаем про более позднее время – про VIII-V века. Но оказывается, что вот это великое новое знание – учение об анабиосисе и повторяющейся жизни, приходит раньше. Мы не говорим о том, так это «на самом деле» или не так. Религиовед не ставит такого вопроса, он говорит о том, что в обществе начинает циркулировать новое знание.

Египетской традиции, которая существовала до 1200-1000 года уже в течение тысячелетий, не нужно было это новое знание. Оно там и не появилось, мы его там не встречаем. А вот в Греции оно появилось. Кстати говоря, есть основания полагать, что в эпоху Христа оно существовало и в Палестине. В 9 главе Евангелия от Иоанна, где речь идет об исцелении слепорожденного, ученики спрашивают Христа: «Кто согрешил, он или родители его, что родился слепым?» (Ин. 9:2). Как он мог согрешить сам, чтобы родиться слепым? Понятно, что только в предыдущей жизни, и это наказание - за предыдущую жизнь. То есть идея о возвращающейся жизни была очень широко распространена в Средиземноморье - и среди простых жителей Палестины, которые стали учениками Христа, и среди таких высокоумных людей, как Вергилий. Однако вернемся к Элевсинским мистериям.

Восхваления той великой тайны, того великого дара, который дают элевсинские мистерии, очень часты. В Палатинской антологии (Палатинская антология - это собрание греческих эпиграмм; она называется Палатинской потому, что ее рукопись сохранилась в Палатинской библиотеке) сохранилось стихотворение Криногора с острова Лесбос, датируемое примерно 200 годом после Р.Х. (то есть христианство уже вовсю существует!). Там автор, Криногор, обращается к мисту с такими словами: «На землях Аттики ты должен побывать, чтобы увидеть ты мог те долгие ночи священных обрядов Деметры, и тогда очистится твой разум от забот в стране живых, а когда отправишься, чтобы примкнуть к большинству, придет еще большее облегчение».

«Долгие ночи» - потому что это конец сентября, и в это время уже довольно долгая ночь. Жизнь после смерти не пугает посвященных, смерть приносит не еще большую тяготу, а еще большее облегчение.

В недошедшей до нас трагедии «Триптолем» Софокл писал: «трижды благословенны те из людей, кто после созерцания (не слушания, не изучения, а именно созерцания!) этих обрядов сходят в Аид. Только они смогут там обрести истинную жизнь. Другим же уготована горькая участь» [Софокл. Фрагмент 837].

Суммируя эти слова, эти рассуждения, Мирча Элиаде констатирует: «в результате созерцания неких сущностей в Элевсине душа посвященного будет наслаждаться блаженным посмертным бытием. Она не превратится в скорбную падшую тень, потерявшую память и силу – участь, которой так страшились герои Гомера» (M. Eliade. A History of Religious Ideas. Vol. 1: From Stone Age to the Eleusinian Mysteries. Chicago, 1978. P. 292)

После смерти, как отмечает другой исследователь, Вальтер Отто, Деметра принимала умершего в свое чрево – чрево земли. В Аттике считалось, что любой мертвый «принадлежит Деметре» (В. Отто. Смысл Элевсинских мистерий. // К. Кереньи. Элевсин: Архетипический образ матери и дочери. М.: Рефл-бук, 2000. C. 255). Но Деметре принадлежит и Персефона, которая также находилась в её чреве, пока она не родилась на свет. И поэтому Персефона — это душа любого умершего, которого её мать, Деметра, выводит из Аида на Олимп. То есть каждый посвященный имел шанс пережить ту же судьбу, что и Геракл, которого боги взяли к себе на Олимп, и стать блаженным среди богов, или Персефоны, которую Гадес не смог удержать в Подземном царстве. Вот великая цель.

4. Душа и тело в греческой мистериальной традиции

Но здесь надо подчеркнуть принципиальное отличие между христианской традицией и мистериальной традицией древности, в том числе, Элевсинской. В Элевсинской традиции (и вообще в мистериальной традиции Греции) все время речь идет о душе. Освобождается из темницы тела душа. Тело, в лучшем случае, знак души, ипостась души, подставка души - на время этой земной жизни. Для жизни материальной нужно материальное тело. Но душа должна выйти из этого тела. И именно душе открывается возможность пребывания на Олимпе. Опять же, сложная и странная контаминация.

Вы же помните, что греческие боги – это, вроде бы, духи, они не имеют плоти. И в то же время они имеют плоть, потому что они могут соединятся с людьми и рожать от них детей или зачинать детей от людей. Они испытывают боль — помните, как Гомер пишет, что копье попало в Ареса, и он дико закричал при этом. А какую дикую боль испытывает титан Прометей, когда его мучает орел Зевса! Если бы духи не испытывали никакой боли, зачем надо было орлу выклевывать Прометею печень? То есть, с одной стороны, тело есть, а, с другой - тела нет. То же самое и у людей. Как может быть Геракл мужем богини, если у неё нет тела? Значит, тело есть, но какое-то иное тело. И здесь мы можем вспомнить апостола Павла, который говорит, что «не все мы умрем, но все изменимся» в один миг после Второго Христова Пришествия [1Кор. 15:51-52]. И тело будет другим, но это будет тело.

У Плотина в 3-ей книге Эннеад есть достаточно своеобразное замечание: «апо соматос, у мета соматос анастасис» [Эннеады 3.6.6] – «воскресение из тела, а не изменением тела». Из тела - но из этого тела или из тела вообще? Противники христиан обвиняли их в том, что они – поклонники тела. Их называли филосарки — любители тела. В полемике с Оригеном знаменитый Цельс, антихристианин, говорил: «Душе (Бог) может даровать вечную жизнь, "трупы же, - по словам Гераклита, - на выброс, пуще дерьма". Объявлять же, вопреки здравому смыслу, вечной плоть, полную того, о чем и говорить неприлично, Бог и не хочет, и не может» [Ориген. Против Цельса 5,14]. Здесь вспоминается известное высказывание Гераклита [Гераклит фр.76, DK 96].

Но мы же помним похороны в Древней Греции. Я рассказывал о девушке, которую похоронили как невесту - даже с ванной для омовения перед свадьбой. То есть идея тела сохранялась. В интеллектуальной сфере такие люди, как Цельс, могли говорить: «или в теле, или без тела», но был, видимо, и третий выход, и он давался в мистериях, был известен мистам. Не в теле, не без тела, но с преображенным телом. Плотин отрицал и это, но мистерии не отрицали, подчеркивая телесность цели самим фактом виденья эпопитеи.

Что касается Элевсинских мистерий, то нам надо заметить еще одну вещь, которая соединяет эту традицию с Египтом - идея преображенного тела — это идея египетская. Вся египетская традиция — традиция преображения тела. Конечно, идея многократного вхождения в разные тела и идея преображения тела находятся в противоречии друг с другом, потому что непонятно, какое тело возрождать, если их было много. И это открытая тема, открытый вопрос.

Мы, на самом деле, подходим к тем глубинам, где наша человеческая логика заставляет нас только констатировать, но не объяснять. Но Древний Египет знал идею изменения тела, просветления тела. Неслучайно умершего именовали — Ах, просветленным. И я, вы помните, когда рассказывал о египетских представлениях о царстве, о возникновении государства, говорил, что государство возникло во многом для решения неких священных задач. А главная священная задача - это победа над смертью, воскрешение тела. И вы помните, что в Египте каждый царь именовался Гором, а каждый умерший - и царь, и не царь - именовался Осирисом. А Гор был сыном Осириса, который побеждает смерть. Побеждает смерть - чем? Правильным священнодействием, правильным ритуалом. И это удивительным образом сохранилось в Элевсинских мистериях.

5. Роль царя в элевсинских мистериях

Дело в том, что в Греции, в Афинах, была должность архонта-басилея, то есть старейшины-царя. Эти ахонты-басилеи происходили из рода древних аттических афинских царей. И хотя в Афинах давно уже была республика, и всем управляло народное собрание, но на месте старого царского дворца еще времен монархии находилась резиденция архонта-басилея. И в Элевсинских мистериях, по крайней мере, на первом их этапе, который происходил в Афинах, архонт-басилей и его жена, царица (басиллина), играли очень большую роль.

У Страбона есть упоминание, что в Эфесе (это город на малоазиатском побережье Эгейского моря) «потомки царя Кодра через Андрокла уже после установления в городе народного правления сохранили титул басилея, пурпурную мантию и руководство священными обрядами Деметры Элевсинской» [XIV, 1,3].

И это понятно. Кто из людей установил таинство Деметры и Персефоны? - Элевсинский царь Келей. И царь, в этом смысле, является образом спасающего Бога. Поэтому даже когда была установлена республика и в Эфесе, и в Афинах, для участия в Элевсинских мистериях сохранялась древняя царская роль. Причем царем объявляли не просто какого-нибудь уважаемого человека, а именно потомков царского рода, которые когда-то были реальными царям. Они сохранялись как архонты-басилеи, даже с пурпурной мантией и титулом, чтобы участвовать в священных обрядах. В некотором роде, и Афины, и Эфес оставалась конституционными монархиями, но только совершенно в другом смысле, нежели, например, современная Англия. В Англии монархия остается непонятно для чего – правда, у короля есть титул «защитник веры», и это, пожалуй, последнее, что связывает монархию с религиозной сферой. А в Древней Греции связь была намного больше и роль басилея намного понятней.

Элевсинское священнодействие не могло бы произойти, если бы в какой-то момент в нем не участвовали царь и царица. Так же как Деметра не могла бы учредить таинство, если бы её не приняли радушно Келей и его жена Метанира, и если бы их сына Демофонта Деметра хотела бы сделать бессмертным богом из человека, натирая тело ребенка амброзией и опуская его в огонь.

6. Исторический путь элевсинских мистерий

И теперь нам остается посмотреть на исторический путь элевсинских мистерий. Как замечает В. Буркерт, «лишь скромные археологические свидетельства и огромное желание исследователей говорят о Микенских предпосылках Элевсинского культа» (W. Burkert. Ancient Mystery Cults. Cambridge, Mass., 1987. P. 87). То есть археология невелика, но желание исследователей весьма велико. И это справедливое желание. Элевсинские мистерии уходят корнями не только в микенское, но даже в критское прошлое (я говорил вам о находках в Фесте), и многое в них объясняется через время до микенского регресса. Французский ученый Пикар указывал, что религия Крита, в которой была традиция победы над смертью, причем совершенно открытая, не тайная, не мистериальная, была подавлена дорийским вторжением, вторжением грубой варварской религии, и смогла выжить только в некоторых закрытых сообществах (фиасы — закрытые сообщества). И именно из них возникли мистерии.

Их обряды стали тайными, потому что большинство общества не исповедовало их. А на Крите и в Микенах исповедовало. Но дорийское грубое вторжение людей, намного более примитивно, может быть, даже шаманистически видящих религию, заставило это глубокое знание уйти под землю, уйти в мистериальную традицию, в тайну. Поэтому-то, кстати говоря, у Гомера и нет упоминания об элевсинских мистериях, а о дионисийских, как мы скоро узнаем, есть.

Элевсинские мистерии возрождаются уже на пятой олимпиаде по прямому повелению Дельфийского оракула. Видимо, до этого они были в забвении. А потом они расцветают, приобретают великую силу, а затем постепенно затухают. Их вытесняют новые традиции – христианство и митраизм, который во II-III веках был очень ощутимым соперником христианства. Император Юлиан Отступник, который во многом действительно старался восстановить древнюю эллинскую религиозную традицию (он правил в 361-363 гг. после Р.Х.), возобновил Элевсинские мистерии и поставил последнего иерофанта из рода Эвмолпидов. Потому он и Отступник (апостат), что, будучи крещеным, отступил от христианства и ушел снова в дохристианскую традицию.

Как вы помните, император Валентиниан уже после гибели Юлиана запретил все ночные празднества в 364 году. Но по просьбе проконсула Греции Протекстата Веттия Агрария, который говорил, что запрет элевсинских мистерий сделает жизнь греков невыносимой (абиотос), мистерии были вновь разрешены к совершению в соответствии с традицией. То есть христианский император Валентиниан разрешил мистерии, и они продолжались еще 28 лет, пока вновь не были прекращены императором Феодосием I в 392 году, а в 396 году элевсинское святилище и вообще все элевсинское священное место - теменос, было разорено готами под предводительством Алариха.

Мистерии прекратились навсегда. Евнапий, один из последних мистов, посвященный тем самым последним иерофантом в мистерии, в биографии неоплатоника Максима рассказывает о завершении эпохи мистерий в Греции, о том, очевидцем чего он сам был. Я напомню, что нельзя было не только рассказывать о мистериях, но и называть имени иерофанта. Евнапий не называет имен иерофантов — обратите на это внимание. Он пишет только, что иерофант был из рода Эвмолпидов, но личного имени нет.

«Имени последнего иерофанта того времени я назвать не могу. Достаточно сказать, что он был из рода Эвмолпидов и посвятил автора в мистерии. Именно он предвидел разрушение святилища и гибель всей Греции. В присутствии автора он ясно сказал, что его место займет верховный жрец, не имеющий права приближаться к трону иерофанта, ибо служить он будет другим богам и даст им страшную клятву никогда не руководить иными церемониями. И, тем не менее, он станет руководить, даже не будучи гражданином Афин. Святилище — настолько далеко простиралось его пророчество — будет разорено и разрушено еще при жизни пророка, останется жить, презираемый за свое безграничное честолюбие и тот, другой. Поклонение двум богиням (то есть Персефоне и Деметре) придет к концу прежде его (второго иерофанта) смерти, и он, лишенный былого почета, перестанет быть верховным жрецом, и жизнь его будет недолгой. Так все и произошло: как только человек из Фестий, имевший звание Отца в мистериях Митры, стал иерофантом... (То есть святилище было разрушено, когда человек не из рода Эвмолпидов, посвященный в мистерии Митры, стал иерофантом. Это был последний, но незаконный иерофант) …Через Фермопилы хлынули варвары во главе с Аларихом. Они неслись как на скачках, как по вытоптанному лошадьми полю: ворота Греции открыло им безбожие тех, кто в темных одеждах беспрепятственно вошел с ними, а также пренебрежение правилами верховного жречества и связывающими узами, которые они воплощали в себе» (К. Кереньи. Элевсин. С. 42)

То есть разорвались эти узы, разорвалось посвящение, осквернен был элевсинский мистериальный комплекс тем, что иерофантом стал чужак. Народ переметнулся, как говорит Евнапий, к людям в черных одеждах, то есть к христианам. И Греция, Эллада, прекратила свое существование.

7. Элевсинские мистерии как дверь к христианству

Но в то же время Элевсин, как теперь ясно, не оказался тупиком, не оказался просто отсохшей ветвью. И я здесь позволю себе обратиться к одному из очень интересных русских эмигрантских богословов, протоиерею Василию Зеньковскому. Это один из крупнейших наших богословов, автор двухтомника по Истории русской философии, один из руководителей Русского студенческого христианского движения (РСХД) в эмиграции. В своей «Апологетике» он писал, что, по справедливому замечанию Ф.Ф. Зелинского (напомню, что Фаддей Францевич Зелинский - это большой исследователь античной религии в дореволюционной России, а затем в Польше), «религия таинств поставила в центр религиозного сознания вопрос о спасении человеческой души (…) Только там, где в ответ на искание личного бессмертия, душе … открылась возможность обрести спасение через приобщение к кому-то или чему-то в "горней сфере", только там и могла создаться подлинная и творческая мистериальная жизнь» (прот. В. Зеньковский. Апологетика. Париж, 1957. С. 126). «Языческие мистерии – высшая, предельная точка в религиозном развитии язычества (в данном случае, греческой религии – А.З.), - и чем больше наука раскрывает перед нами их созерцание и смысл, тем глубже проникаем мы в религиозный мир язычества, в закрытую, но существеннейшую область его религиозных переживаний и чаяний» (там же, с. 123).

То есть для того, чтобы христианство было услышано в греко-римском мире, для того, чтобы слово о Христе было воспринято, необходим был опыт устремления человека к спасению и бессмертию души. В обществе, где все считали, что душа после смерти растворяется в воздухе, христианство не смогло бы найти себе адептов. Никто бы не слушал - зачем эта проповедь о Христе, если мы все знаем, что жизни после смерти нет? Но там, где было не только какое-то смутное ощущение, как у многих людей сейчас в нашей стране, но глубокое убеждение, порожденное откровением, данным в таинствах, тем, что видели люди в Элевсине, вот там и мог быть настоящий запрос. - Я уже знаю, что бессмертие есть, - как бы говорил посвященный в мистерии человек, обратившийся к христианству, - Я уже знаю, что после смерти есть жизнь. Я знаю, что эта жизнь может быть блаженной. Теперь же я узнал, как она может быть блаженной и что есть не только воскресение из тела, как учил Плотин, но воскресение в теле, ибо Христос воскрес в теле. И тогда нет нескольких попыток, нет умираний и пробуждений, а есть одна жизнь, одна смерть и одно бессмертие.

И именно там, где почти все уже было подготовлено и сказано мистериями, это учение нашло себе не просто поклонников, адептов, последователей, оно нашло очень благоприятную почву, нашло богословский язык. Неслучайно, как вы помните, о. Григорий Флоровский говорил, что язык раннего христианского богословия, особенно Александрийской школы, был языком греческих мистерий. То есть в этом языке использована вся терминология греческих мистерий. Эта терминология греческих мистерий используется даже в евангельских текстах - идея телете, например, о чем я уже говорил.

И, наконец, как говорит тот же Василий Зеньковский, с удивительным и загадочным постоянством «помощь свыше связывается в язычестве с умиранием и воскресением какого-либо высшего существа» (Апологетика, с. 126). Действительно, Персефона практически умерла и вновь взошла на Олимп, благодаря своей матери. И эту судьбу разделяют люди. Как мы узнаем на следующих лекциях, в дионисийских мистериях, в учении Орфиков присутствовал другой аспект смерти и воскресения. Но, в любом случае, смерть и воскресение Христа не выглядели и не звучали дико для уха греческого миста, не были «безумием»[1Кор.1:23]. Что-то подобное они знали, слышали, понимали и, если угодно, некая давно рассыпанная мозаика вдруг составилась в прекрасный образ.

Видение огня, который пылал в Анактороне, и чего-то из огня к ним являющегося, делало людей навсегда потрясенными и убежденными, что если они не уйдут в беспутство, они обретут блаженную вечность. Пришествием Христа и Его победой над смертью этот огонь Анакторона вновь засиял благодатным пасхальным огнём Храма Воскресения для каждого, посвященного теперь уже в христианскую мистерию Тела Христова через таинство Крещения, через таинство Евхаристии.