1. Упанишады. Общая характеристика понятия
2. Кризис ведийской религии и возникновение Упанишад
3. Знание упанишад
4. Учение о Брахмане
5. Атман и Брахман
6. Диалог Яджнявалкьи и Майтреи
7. «Атман. Ты – одно с Ним»
8. Виденье внутреннего света и богопознание
9. Учение Упанишад и православное учения об обожении

1. Упанишады. Общая характеристика понятия

Дорогие друзья, мы с вами начинаем вторую лекцию в цикле «Религии Упанишад». Сегодня речь пойдёт о новом типе знания – упанишадическом знании, которое появляется в Индии приблизительно с Х-ХI века до Р. Х. Суть этого знания – тождество человеческого духа и Духа Божественного, тождество, которое забылось, знание о котором утратилось в обществе. Ведическая религия жила тем же – но не отвлеченным знанием, а опытом жизни. Однако, со временем ведическая религия превратилась в магическую систему для достижения каких-то земных и даже потусторонних целей, но не спасения. И для того, чтобы вернуть человека к знанию его единства с Богом, которое дарует и бессмертие, и бесстрашие, и великую силу – для этого возникает традиция Упанишад.

Что же такое – традиция Упанишад? Об этом и пойдёт речь в сегодняшней лекции. Предшествующая лекция, как вы помните, была посвящена переходу от Вед к Упанишадам. А сейчас мы будем говорить уже непосредственно об упанишадических учениях. Упанишады – это тоже шрути, «услышанное», четвёртый раздел Вед. Это то, что было услышано непосредственно от божественного, абсолютного бытия; это нечеловеческое – апаурушея - знание. Хотя, когда вы будете слушать Упанишады, то увидите, что по большей части это разговоры, диалоги людей. Тем не менее, как скажет вам индийский мудрец, это диалоги, которые были вдохновлены Брахманом; Брахман вдохновил дух этих мудрецов, и таким образом они смогли передать высшее знание.

Хотя Упанишады и являются четвёртой частью ведической литературы, они принципиально отличаются от предшествующих её частей. Само по себе название «Упанишады» - Upa-ni-sad - образовано от шад, «садиться», «сидеть», упа, «около», и ни – «внизу», то есть, буквально означает «сидение внизу, около» учителя; слово «учитель» тут опущено, но имеется в виду именно он. Это классическая поза ученика, который сидит на циновке и слушает, что ему рассказывает его учитель, его гуру. Так что Упанишада – это глагольное существительное, которое говорит о слушании у ног учителя некоего высокого и истинного знания. Шанкара (шри Шанкарачарья), как вы помните, великий учитель индуизма VIII века по Р.Х., с помощью ряда грамматических спекуляций переосмысляет слово «Упанишады» и переводит его как «то, что избавляет от невежества». Упанишады, четвёртую и завершающую часть Самхиты, именуют ещё и «концом Вед», Vedanta. Анта означает «конец». Веданта – то, что завершает эпоху Вед.

Классические Упанишады слагаются, по мнению большинства учёных, между IХ и V веками до Р.Х. Переводчик Упанишад на русский язык – замечательный учёный Александр Яковлевич Сыркин, который работал в России, а теперь живёт в Израиле. В первом томе своего трёхтомника переводов Упанишад, вышедшем в России в издательстве «Восточная литература», датирует их 1100-900 гг. до Р.Х. Это первые, ранние Упанишады. Различные религиозные сообщества Индии составляли Упанишады до ХVI века по Р.Х. И последняя признанная Упанишада – это Алла Упанишада. Как вы понимаете, в её названии присутствует арабское слово Аллах, «Бог», и эту Упанишаду повелел составить уже могольский правитель Индии, Акбар. Для нас она не представляет большого интереса.

Упанишады претендуют на раскрытие истинного, или «скрытого смысла» Вед. В конце Муктика-упанишады есть список всех Упанишад, и всего их сто восемь. Но уже Фридрих Макс Мюллер, знаменитый религиевед и умелый переводчик Упанишад на немецкий язык, в 1879-м году писал о существовании ста семидесяти Упанишад, а иногда их число доводят до двухсот или трёхсот. Сама индийская традиция говорит о существовании более чем тысячи Упанишад, но это, безусловно, вымысел.

Упанишады традиционно делятся на три группы – «ведические», «арийские» и «общинные». Первую группу составляют ранние Упанишады. Это «Иша», «Кена», «Тайттирия», «Айтарея», «Каушатика», «Чхандогья», «Брихадараньяка» упанишады. Вторая, «арийская» группа, по мнению большинства исследователей, создавалась в 500-200 гг. до Р.Х. Это «Катха», «Прашна», «Мундака», «Мандукья», «Шветашватара», «Майтри» упанишады. Третья группа Упанишад, так называемая «общинная», создавалась различными религиозными сообществами Индии. Это «Джабала», «Рама-тапини», «Нрисинха-тапини» и другие.

Только первые две группы Упанишад, «ведические» и «арийские», считаются ведантистскими. Упанишады – одно из высших творений мировой религиозной и философской мысли, они широко изучаются. Но не надо забывать о том, что до ХVII века по Р.Х. Упанишады транслировались только устно, их не записывали. Это было великое знание, которое боялись зафиксировать письменно.

Только благодаря моголам они были записаны. Султан Мухаммад Дара Шукох, годы жизни которого – с 1615-го по 1659-й, сын и наследник могольского падишаха Шах Джахана, повелел перевести Упанишады на персидский язык с санскрита, тем самым сделав их письменными. Это произошло по его указанию, а по преданию он переводил их и лично, хотя, судя по всему, это вымысел. Мухаммад Дара Шукох известен как мистик, как автор многих мистических мусульманских суфийских трактатов. Он узнал об Упанишадах в Кашмире, восхитился ими и повелел их перевести пандитам, индийским учёным из Бенареса. Пятьдесят Упанишад, были переведены и опубликованы на персидском языке под названием «Сирр и Акбар» - «Великая тайна».

Дара Шукох, видимо, тоже с помощью пандитов, перевёл и знаменитую Бхагаватгиту, и Йога-Васиштху, но жизнь его закончилась трагически. Когда его отец, падишах, тяжело заболел и все решили, что он скоро умрёт, и отец передал ему престол, то младшие братья восстали против него. В итоге самым успешным из них оказался Аруангзеб, который пленил своего старшего брата, заточил его в тюрьму и 30 августа 1659-го года в форте Гвалиора Дара Шукох был умерщвлён. А Аруангзеб, который не интересовался в такой степени древней мудростью, благополучно правил до 1707-го года империей Великих Моголов. Он считается наиболее успешным правителем империи, крупным политическим деятелем.

Итак, в письменном виде на персидском языке Упанишады появились в 1657-м году. В 1801-1802 году они были переведены на латынь с персидского знаменитым Авраамом Гиацинтом Анкетиль-Дюперроном. По мнению немецкого учёного Дойсена, сам персидский перевод уже страдал многими искажениями смысла, а то и значения, порой даже противоположными санскритскому. Перевод с персидского на французский был одновременно сделан Анкетиль-Дюперроном но не опубликован. Латинский перевод Упанишад был встречен с восторгом в романтической Европе. И Шеллинг, и Шопенгауэр зачитывались этим переводом, и находили, что их философия имеет много общего с философией Упанишад.

Только в 1832, за год до смерти, знаменитый индийский просветитель Рам Мохан Рой, который жил в последние годы в Англии, опубликовал свой перевод четырёх Упанишад на английский. Первый перевод многих Упанишад на английский язык был сделан Фридрихом Максом Мюллером. На русский они долго не переводились. Лишь в 1960-1970 годы перевод самых ранних, самых главных Упанишад сделал Александр Яковлевич Сыркин. Тринадцать Упанишад были переведены им полностью и столько же – частично.

Теперь мы должны подумать о том, в чём состоит причина появления Упанишад. Для того, чтобы составить представление о том, почему появились Упанишады, почему возникло это великое знание, которое до сих пор потрясает и поражает исследователей, глубоко ценится индийцами и совершенно актуально в индуистской среде – для этого мы должны представить, что происходит в тот период с Ведами.

2. Кризис ведийской религии и возникновение Упанишад

В сто третьей лекции, которая была посвящена обретению Сварнары, мы говорили о величайшей тайне ведической философии. Разумеется, это тайна для нас, но в эпоху Вед её никто не скрывал. Она состоит в том, что весь мир имеет человеческое измерение, и создателем мира является человек. Не наш эмпирический человек, которого мы знаем со всеми его слабостями и грехами, а совершенный великий человек, который, собственно, и есть – предбытийное начало мира, несовершенными образами которого в силу ряда причин мы все являемся. Арийское сознание говорило о том, что человек тождественен высшему существу и, более того, высшее существо – это человек. Это означает не то, что мы божественны, а то, что мир человечен, и боги созданы человеком (не выдуманы, а именно сотворены).

Это великое знание совершенно по-другому определяло и цели арийской жизни – в восстановлении этого единства видели возможность победы над смертью. Но с течением времени из жизни ведических ариев эта вера постепенно уходила. Человеку тяжело жить со столь возвышенным представлением о себе. «Я маленький, грязненький, грешный, алчный, похотливый…» – люди более или менее откровенно себя такими считают, и невыносимо знать, что таким ты стал сам по себе, ты сам себя сделал таким низким и грязным. Намного легче считать: я такой по своей природе, я такой изначально, таким меня сделал Бог. Так люди любят говорить.

Пытаясь забыть свою первоприроду, пытаясь уйти от великого знания своей изначальной божественности – своеобразной (не такой, как в христианстве, где люди созданы как образы Божии), несотворённой в своем изначальном первобытии, люди отстраняются от этого представления. Не то, чтобы они о нём забыли – они от него пытаются отстраниться. Они пытаются жить здесь и сейчас, жить ценностями и целями этой жизни. Инстинкты побуждают их к алчности, к похоти, к гордости, тщеславию, зависти. И чтобы осуществить свои инстинкты, они используют священные жертвоприношения, которые, как верили индийские риши, были им открыты для того, чтобы человек жил в божественном мире уже здесь, на земле.

Для этого Индра разрушал преграду, для этого Вишну совершал три своих шага, для этого Сурья восходил на небо – чтобы люди были Индрой, Вишну, Сурьей, Брахманом. Для этого существовали жертвоприношения, для этого совершался ритуал. Но люди решили, что ритуал можно использовать, чтобы исполнять свои желания – добиваться власти, добиваться богатства, добиваться красивых женщин, благополучного потомства, и крепкого здоровья. Вот для чего им стал необходим ритуал. То есть, ритуал стал магическим средством для обеспечения разнообразными благами в этой жизни и для безболезненного перехода в иной мир, который будет воспроизводить мир здешний, будет улучшенной копией нынешнего мира. Это не таинственная Сварнара, область вод и огня, божественного семени, а почти такой же, хотя и более прекрасный мир, в котором пребывают красавцы гандхарвы, прекрасные апсары, мудрецы, боги. Там тоже могут быть свои козни, удачная или неудачная борьба за славу, власть и наслаждения, только всё это – в улучшенном «божественном» виде.

Мы уже встречали подобное, когда касались некоторых индуистских повествований; тот мир полон гандхарвов, апсар, удовольствий, соблазнов и так далее. Но это не жизнь в тождестве с богами и в сознании своей сверхприродности, которая проявляется в ритуале, а воззрение на себя как на монаду, управляющую миром – и этим, и тем. А это гибельно. И поскольку вернуться в древность невозможно - арийское ведическое миропредставление уже невоспроизводимо – мудрецы Веданты предлагают другой путь. Опыт осознания реальности, той же, что и в Ведах – но не путём бытования в этом божественном мире, аспектом которого является сложно разработанный ритуал, а путь интеллектуальной рефлексии. То есть, они предлагают вернуться к изначальному бытию не ритуалом, не жизнью, а знанием. Знание на санскрите – джняна.

«В истории индийской мысли упанишады соответствуют фазе, представленной у эллинов Гесиодом и досократиками (да и время то же самое – А.З.). Отличие исключительной важности состоит в том, что упанишады стали священными текстами (шрути), а творения досократиков не стали» [R.C.Zaehner. The Comparison of Religions. Boston. 1962. – P.36]. Это слова Роберта Чарлза Зенера – британского учёного, религиеведа компаративиста, родители которого – швейцаро-германцы. Зенер работал во время Второй Мировой войны в британской разведке в Иране. Он умер в 1974-м году. Он читал лекции на Би-Би-Си, был любителем самых сложных мистических тем, хотя иногда их немного упрощал, но, безусловно, был знатоком. Его книгу «Сравнение религий», вышедшую в Бостоне в 1962 году, я очень советую прочесть всем, кто владеет английским, на русский она не переводилась.

С этими словами Зенера нельзя не согласиться. И греки и индийцы той эпохи искали истину интеллектуально. Греческая философия появилась как ответ интеллекта на упадок традиционной веры, в которой жили герои Гомера. То же самое происходит и с Упанишадами. Но упанишадическое знание сохранилось, а от досократиков до нас дошло немного, почти всё было утеряно. Пользуясь навыком мнемонической памяти, который был у древних ариев, индийцы всё сохранили. А греки хотя тоже были ариями, этой традиции уже не имели, или никогда не имели. Этого мы не знаем. Но древнее ведическое знание стало к началу I тысячелетия до Р.Х. знанием магическим, а каким оно было раньше, люди уже не помнили. Даже мудрецы стали его называть апаравидья, apara vidya - «низшее знание». Также относились к древней вере и греческие досократики, да и сам Сократ, за что и был обвинен в развращении юношества безбожием и казнен в 399 г. до Р.Х.

В Брихадараньяка-упанишаде в диалоге, который мы скоро будем читать, говорится: «Поистине, не ради Вед дороги Веды, но ради Духа дороги Веды» [Брихадараньяка-уп., V:6]. То есть Веды, которые являются священным вечным знанием, которые ценнее всего в мире для ведического ария, здесь уже ценны не сами по себе, не конкретным созвучием слогов, не смыслом текстов, а тем, что в них присутствует Атман. Но ещё дальше идут в эпоху Махабхараты. В V книге Махабхараты есть такой диалог:

«Дхритараштра сказал – Но говорят, что совершая жертвы, дваждырожденные могут достигнуть блаженных миров, чистейших, непреходящих. Веды их называют высочайшей целью… Санатсуджата сказал – Лишь невежды туда стремятся и для них сохраняет значение то, что говорится в Ведах. Свободный от желания стремится выше, путем высочайшего Духа (Атмана), другие пути отвергнув» [Махабхарата 5:41,17-18].

Как вы видите, тут речь идёт об апаравидье, низшем знании, которое остается чем-то значимым только для невежд, а для людей знающих открывается нечто значительно большее. Упанишады, кроме всего прочего, важны для нас тем, что они, если угодно, как телевизор (точнее – архевизор), открывают нам окно в мир, отстоящий от нас на три тысячелетия. Мы видим царей, священников, отношения в семье, отношение к богам того времени. У нас почти не осталось других источников от той эпохи Древней Индии: у нас нет ни художественных произведений того времени, которые возникнут намного позже под греческим влиянием, нет живописи – она тоже появится намного позже под влиянием греческой скульптуры. Но эти тексты приоткрывают для нас окошечко в тот мир и говорят нам о том же самом, к чему мы привыкли в Греции, Риме, Египте – но говорят и о другом. Они говорят о том, что это общество, Х-VIII века до Р.Х., жило напряжённым поиском духовных целей. Это действительно то самое осевое время, которое выявил Ясперс.

3. Знание упанишад

Майтри-упанишада начинается с описания ситуации, в которой жило индийское общество ы начале I тысячелетия до Рождества Христова. Диалог, начало которого я вам сейчас прочитаю, происходит между царём и подвижником. Послушаем его.

«Поистине, царь по имени Брихадратха, посадив сына на царство, и считая, что это тело недолговечно, достиг отрешенности и ушёл в лес. Предавшись там высшему подвижничеству, он стоит, воздев руки и взирая на солнце. По истечении тысячи (дней) к аскету приблизился, словно огонь без дыма, словно сияющий блеском, знаток Атмана (Духа) почтенный Шакаянья. «Встань, встань, избери себе дар!» - сказал он царю. Поклонившись, тот сказал ему: «Почтенный, я не знаю Атмана. Мы слыхали, что ты знаешь сущность. Поведай же нам о нём». – «Так происходило и раньше. Трудно ответить на этот вопрос. Избери себе, Айкшвака (это другое имя царя по роду), другое желание. (Но) царь, коснувшись головой ног (Шакаяньи), произнёс такое песнопение:

«Почтенный! Что пользы от наслаждений желанным в этом зловонном и лишённым истинной сущности теле, составленном из костей, кожи, жил, мозга, мяса, семени, крови, слизи, слёз, глазных выделений, кала, мочи, ветра, желчи и флегмы? Что пользы от наслаждений желанных в этом теле, поражённом желанием, гневом, алчностью, ослеплением, страхом, отчаяньем, завистью, разъединением с любимым, соединением с нелюбимым, голодом, жаждой, старостью, смертью, болезнью и прочими бедами?

И мы видим: всё это гибнет, как эти комары, мошки и прочие (твари, как) травы и растения, возникшие и исчезающие. Но что (говорить) о них: поистине, есть и другие, высшие – великие лучники, владыки земли Судьюмна (перечисляются великие герои древности) и другие; Марутта, Бхарата и другие цари, что на глазах всех родичей, оставив великое богатство, перешли из этого мира в тот мир. Но что говорить о них: поистине, есть и другие, высшие – гандхарвы, асуры, якши, ракшасы, бхуты, ганы, пишачи-змеи (демоны), грахи и другие существа, чью гибель мы видим. Но что (говорить) о них: поистине, среди всего прочего высыхают великие океаны, обрушиваются горные вершины, склоняется полярная звезда, обрываются нити ветра, опускается земля, уходят со своего места боги. Что пользы от наслаждений желанным в подобном круговороте бытия? Ведь видно, как насытившийся ими неоднократно возвращается сюда. Ты должен спасти (меня). В этом круговороте бытия я словно лягушка в безводном колодце. Почтенный, ты – наш путь!» [Майтри-уп. 1:1-4]

Такое виденье реальности было у этого царя. Он, великий царь и подвижник, касается головой стоп Шакаяньи, чтобы тот открыл ему путь Атмана, рассказал о Духе. И мы тоже будем сегодня говорить именно об этом. В Катха-упанишаде, ещё одной замечательной Упанишаде, которую мы, наверное, прочитаем полностью – или в значительных фрагментах – на лекции, посвященной этике Упанишад, говорится:

«Узнав и поразмыслив об удовольствиях, (связанных) с внешней оболочкой и страстью – станем ли радоваться слишком долгой жизни» [Катха-уп. 1:1,28].

Как вы помните, в Ведах «сто осеней» – образ долгой, столетней жизни. А здесь, хотя и не сказано подробно обо всём том, что говорит царь в Майтри-упанишаде, тут присутствуют только «внешняя оболочка и страсти», но задаётся вопрос: стоит ли радоваться жизни? Что может дать человеку ещё один год, или ещё десять, или даже двадцать лет среди этой кожи, флегмы, кала, мочи, и так далее, – какой интерес во всём этом?

Катха-упанишада построена в форме диалога уже известного нам с вами мальчика-брахмана Начикетаса с ещё лучше известным нам Ямой, который предстаёт здесь как бог смерти. Надо сказать, что Упанишады вообще имеют форму диалога. И Начикетас говорит в Катха-упанишаде об обычном благородном брахманском знании эпохи Вед:

«В небесном мире нет никакого страха, там нет тебя (смерти) и не боятся старости. Преодолев обоих – голод и жажду, - уйдя за пределы печали, радуются в небесном мире». Яма: «Знай, что достижение небесного мира, основа, скрытая в тайнике (сердца)»
[Катха-уп.1:1,12;14]

Как тут не вспомнить евангельскую фразу «Царство Божье внутри вас есть»? [Лк. 17:21] Конечно, контекст здесь другой, Катха-упанишада – это совсем не Евангелие, но в ней говорится то же самое: путь к небесному миру идёт через твоё сердце, через тайник сердца. Не через ритуалы, не через жертвенные формулы, не через обильные жертвоприношения, не через рецитацию Вед – он идёт через сердце.

Снова и снова в Упанишадах мы видим этот напряжённый диалог, в котором знания поверяются не каждому встречному, а только самым упорным – тем, кто желает их постичь, узнать об Атмане. Знание о спасении становится тайной. На самом деле происходит не изменение знания, в сравнении с ведическим, но «смена точки перспективы». Мы это сейчас увидим. Знания из небесного бытования становятся земным знанием достижения небесного. Вот как об этом говорится в Мундакья-упанишаде:

«Совершающим обряды, просвещенным в Брахмане, с верой творящим подношение Единственному, лишь им одним пусть передают учение… Да не думают об этой истине не исполнившие обряда» [Мундакья-уп. 3:2,10-11].

В поздней Рамапурватапания-упанишаде сказано: «Учитель да не сообщает этого простым (непосвященным) людям» [Рамапурватапания-уп., 84]. Брихадараньяка-упанишада 2:1,20 это знание именует сатьясья сатьям - satyasya satyam - «истина истины» или, как переводит Сыркин, «действительное действительного». Но я думаю, что правильнее всё же перевод «истина истины». Нрисимхоттаратапанийя-упанишада,8 называет это знание рахасьям – rahasyam - «то, что в тайне» или «тайна», Катха-упанишада 1:3,17 – парамам гухьям - paramam guhyam - «то, что есть высшая тайна».

В шестой части Брихадараньяка-упанишады (6:2,7), которую мы будем читать позже, говорится что этой тайны следует искать «предписанным способом». То есть – не просто вычитав в каких-то книгах, да и никаких книг тогда ещё не было, это было устное знание, а только попросившись в ученики, только припав к ногам учителя. Как правило, только став учеником на долгие годы, можно получить это великое знание. Но тот, «кто так это знает», ya evaṃ etad viduḥ, он обретает Атмана. Всеволод Сергеевич Семенцов называл это «грехопадением ведической религии». Ритуальное, символическое знание, знание жизни, сменилось на анализирующее, логическое. Транслируют и раскрывают уже это новое логическое знание, раскрывают философию, любовь к мудрости, а не бытование в ритуале, ведическом божественном бытии. Произошло ниспадение. [В.С.Семенцов. Проблемы интерпретации брахманической прозы. 1981. С. 105].

Но сами аскеты так не считали – они, наоборот, полагали, что смогли подняться на высшую ступень. Потому что при них большинство практиковало ведические практики уже как магические обряды, а то, что когда-то имели перед духовным взором арии, было забыто. И Упанишады – это, если угодно, восстановление мистического жертвенного порыва, бескорыстного устремления к абсолютному вместо магического, на себя обращённого действия, которое ставит своей целью решить некие житейские проблемы.

Упанишады ставят великие цели: освобождение - moksa - мокша, бесстрашие – abhaya - абхайя, и бессмертие - amrtatva - амритатва. Скажу вам, забегая чуть вперёд, что с этим аналитическим знанием появляется и учение о cансаре, не будем говорить, что это учение о метемпсихозе, о переселении душ. Поэтому возникает и понятие о мокше, освобождении от этой вечной навязчивой жизни в этом несчастном мире. Абхайя – это «бесстрашие», когда ты не боишься ни демонов, ни богов, ни блуждания - сансары. Ты ничего не боишься, ибо обрёл тождество с Абсолютом. И, наконец, амритатва – это божественное бессмертие, истинная цель.

Если ты переселяешься из одного смертного тела в другое, хотя, опять же, подчёркиваю, что в учении о Сансаре это не совсем так, об этом я буду говорить позже, то какое же это бессмертие? Это переселение в Индии называют совсем не так, как у нас. У нас оно называется по-гречески палегенос, то есть, «многократное возрождение жизни». А в Индии его называют «учением о возвращающейся смерти» и, конечно, ничего радостного в этом нет.

Упанишады говорят о четырёх состояниях человека – и сейчас мы поймём, что имеется в виду. Это наиболее подробно описывается в Кайвалья-упанишаде:

«Этот Атман, ослеплённый заблуждением, утвердившись в теле, совершает всё:
Бодрствуя, он достигает удовлетворения в различных развлечениях – женщинах, еде, питье и прочем.
В состоянии же сна жизненное начало испытывает радость и горе во всё мире, созданном собственной иллюзией.
Во время глубокого сна, когда всё растворяется, окутанный мраком, он является в образе радости;
И снова силою действий, [совершенных] в других рождениях, это жизненное начало пробуждается и спит.
От того же жизненного начала, которое играет в трёх градах, рождено многообразие.
[Оно] – основа, блаженство, неделимое постижение, в котором растворяются три града.
От него рождается дыхание, разум и все чувства,
Пространство, ветер, свет, вода, земля – всеобщая основа.
[То], что есть высший Брахман, Атман всего, великое всеобщее прибежище,
Тоньше тонкого, вечный, То – ты, ты – То.
[То], что обнаруживает явления мира [в образах] бодрствования, сна, глубокого сна и прочего,
То – Брахман, [и То –] я. Зная это, [человек] освобождается от всех уз»
[Кайвалья-уп, 12-17].

Здесь, в Кайвалья-упанишаде, называются все эти четыре состояния человека: бодрствование - jagarita sthana - джагарита стхана, сон - svapna sthana - свапна стхана, глубокий сон - susupta sthana - шушупта стхана, и неназванное тут четвёртое состояние, которое аскеты именуют турия. Слово «турия» - turiya - четвертое - и английское «four» – одно и то же слово, числительные хорошо сохраняются в языках одной группы. Это слияние Атмана с Брахманом. То есть, пока ты здесь, ты спишь, а осознавая тождество свое с Брахманом – пробуждаешься истинным пробуждением.

4. Учение о Брахмане

Итак, мы говорим о Брахмане. Суть Упанишад – это познание Брахмана. Но что такое Брахман? Мы не раз уже говорили, как в Ведах, или ещё до Вед, появилось это слово. Я предположил, что оно возникло от глагола брих, «расширяться», «расти» и существительного ман, «сознание», то есть, Брахман – это «растущее сознание». Сознание человека, которое видит свою божественную природу. Но понятно, что ко времени создания Упанишад это далеко позади, это уже забылось. Европейский учёный классической эпохи Альфред Хиллебрандт в энциклопедии «Религии и этики» пишет в статье «Брахман»:

«Трудно схватить единственное значение этого слова, ибо уже в Ригведе это слово наделяется разными смыслами и нельзя найти ему точного соответствия ни в одной из наших систем» [Encyclopaedia of religion and ethics. Vol.2 – P.796].

Это правда. Брахман уже в Ведах, а тем более – после Вед, вырастает в категорию абсолютного, совершенного, трансцендентного. Он тоже соединяет бытие, сат, сознание, чит, и блаженство, ананда. Как объясняется в Брихадараньяка-упанишаде, «Поистине, в начале это было лишь Духом (Атманом) в виде человека. Он оглянулся вокруг и не увидел никого кроме себя. И прежде всего он произнес «Аз есмь» [Брихадараньяка-уп. 1:4,1].

«Поистине, в начале это было Брахманом. Он узнал себя: «Аз есть Брахман». Поэтому он стал всем [сущим]. И кто из богов пробудился [к этому знанию], тот стал таким же. То же произошло с риши, то же с людьми. Видя это, риши Вамадева понял: «Я был Ману и Сурьей» [Брихадараньяка-уп. 1:4,10].

«Я был Ману и Сурьей» – это цитата из IV мандалы Ригведы. Шанкара объясняет: «Этими словами Вамадева выразил единство со всем сущим. Так и поныне, кто знает «Аз есть Брахман» (aham brahmasmiti), тот становится всем. И даже боги не могут помешать ему в этом, ибо он становится их Духом (Атманом). Кто же почитает божество, как другое, и говорит: «Оно – одно, а я – другое», тот не обладает знанием. Он – как животное перед богами. Ведь, поистине, как многие животные приносят пользу человеку, так и каждый человек приносит пользу богам. Даже когда бывает взято одно животное, это причиняет неудовольствие, - что же говорить о многих? Поэтому им (богам) неприятно, когда люди знают это» [Брихадараньяка-уп.1:4,10].

Как объясняет Шанкара, знание людьми своего тождества с богами приведет к прекращению жертвоприношений. Тот, кто рассуждает: «я – одно, боги – другое», невежда, ничем не отличающийся от животного. Но тот, кто говорит о себе: «ахам брахмасмити», «я есть Брахман», тот действительно обладает совершенным знанием, и никакие боги, никто ему не может помешать. Это новое учение, которое фиксирует на уровне логики те вещи, которые на уровне бытования присутствовали в Ведах.

Знаменитые «Законы Ману», текст последних веков до Рождества Христова, который является сборником законов и детально рассматривает отношения людей друг с другом, наказания за те или иные преступления, начинается с космогонического предания, с рассказа о том, что такое человек. Это нам сейчас понадобится, ведь это то же самое знание, что и в Упанишадах. Почему оно присутствует в законодательном своде? Потому, что когда человека судят, когда ему определяется наказание, надо помнить, откуда он исшел, чем он не стал, совершив проступок, от чего отказался.

Те циничные слова, которые приписывают Марксу, «я – человек, и ничто человеческое мне не чуждо», предполагающие, что человек – низшее существо, которое может обжираться и напиваться, и обманывать жену, и деньги прикарманивать, они не соответствуют индийским представлениям. По индийским представлениям человек – это бесконечно высокое существо. И соответственно, за его отступления от своей сути требуются суровые наказания. Чтобы, во-первых, от этих отступлений человека отвадить, чтобы он не шёл на них, помня о своём достоинстве. А во-вторых, если уж он на них пошёл, он должен быть наказан, чтобы было неповадно другим, хотя всегда предполагается, что царь может помиловать преступника. Но если он помилует преступника, он его грех возьмёт на себя и должен его исправлять собой – своим подвижничеством, мудростью, что не так уж и просто.

И так, в первой главе «Законов Ману» мы читаем:

«Тот, кто постижим [только] умом, неосязаемый, невидимый, вечный, заключающий в себе все живые существа, удивительный (ачиньтья), проявился сам [по собственной воле].
Вознамерившись произвести из своего тела различные существа, Он вначале сотворил воды и в них испустил своё семя.
Оно стало золотым яйцом, по блеску равный солнцу; в нём он сам родился как Брахма, прародитель всего мира…»

Здесь мы должны уже различать, это и Сыркин предлагает делать, брахман с маленькой буквы с ударением на последний слог, средний род, это безначальное высшее бытие, и Брахму с ударением на первый слог, мужской род, это Бог-творец.

«Воды называются нара, ибо воды – действительно порождение Нары; они – первое местопребывание его, поэтому он (Брахман) именуется Нараяной.
Из этой [перво]причины, невидимой, вечной, образующей реальное и нереальное, возник Человек, который в мире прославляется [под именем] Брахман (то есть, Брахман и Человек – это одно и то же).
Он, божественный, прожив в том яйце целый год, сам же силой своей мысли разделил это яйцо надвое;
и из тех двух половинок он создал небо и землю, между ними атмосферу (вьоман), восемь стран света и вечное пребывание вод.
Из самого себя он также извлёк разум (манас), образующий реальное и нереальное; из разума же – сознание (аханкара), имеющее способность самосознания [и] господствующее.
Кроме того, Махатма, Великую душу (Махатма, это принятое обращение к мудрецам, таким, как Махатма Ганди, но буквально оно означает «Великая душа), все [творения], одарённые тремя качествами, и по пять органов чувств, воспринимающие предметы мира.
Соединяя малые частицы этих шести, обладающие необычайной энергией, с частицами самого себя, он создал все существа.
Так как эти шесть [родов] малых частиц его облика входят в эти существа, его облик мудрые назвали телом (шарира).
[«Законы Ману», 7-17]

Так в «Законах Ману» описывается сотворение мира. Как вы понимаете, в каждом существе есть только первый человек, Брахман. И в виде этих шести элементов, которые он создал из яйца, которое есть его семя, и седьмым элементом, которым он всё время добавляет себя. Ещё в одном тексте, который мы будем читать, сказано, что, когда зачинается ребёнок, от матери и от отца тоже берутся шесть элементов, а седьмым вкладывает себя Брахман. То есть, в каждом человеке всё божественно, другого просто нет.

Если в Греции считают, что плоть – это клетка души, если царь в Майтри-упанишаде говорит, всё телесное – плохо, то истина, которую транслируют «Законы Ману», состоит в том, что человек тотально божественен. Это близко христианскому пониманию. И отсюда проистекает, скажем, не свойственная Индии, но свойственная зороастризму и христианству идея воскресения. Воскресение возможно потому, что человек тотально божественен. Его тело – это не случайный набор случайных элементов. Ничего случайного в мире нет.

Таким образом, в «Законах Ману», в этом правовом сборнике, мы видим декларацию величия человека, его божественности, которая нужна для того, чтобы судья никогда не забывал, кого он судит, кто – он сам, и кто – пострадавший. Это всё – божественные существа, и спрос с них должен быть соответствующий.

5. Атман и Брахман

Мы подходим к главной идее – тождеству человеческого духа, Атмана, и Брахмана. Опять же, Брахман – до конца непонятная фигура. Ян Хейстерман в новой «Энциклопедии религии» в статье «Брахман» в 1987-м году писал: «Однако, основная проблема – это множественность интерпретаций понятия брах, и все попытки достичь адекватного решения этой проблемы, что такое «Брах», не осуществляются» [Jan C. Heesterman. Encyclopedia of Religion. Vol. II. – P.1024].

Да и определение Германа Ольденберга 1917 года, что брахман – «священная формула» и примитивная магическая сила, в ней заключенная, конечно, сейчас считается глубоко устаревшим [Oldenberg. die heilige Formel und das sie erfüllende Fluidum der Zauberkraft. 1917, vol. 2, p. 65]. Как верно замечает тот же Хейстерман, непонятно, как от этой магической силы можно перейти к основному принципу бытия, к principium omnium. Хотя мнение Ольденберга до сих пор транслируют, оно сформировалось в плену школы Тейлора, концепции развивающейся религии, когда сначала возникает магия, а потом религия. Но ничего подобного нет, всё эти модели давно опровергнуты. А в то время, в начале ХХ века, так думали многие, в том числе и Ольденберг.

На самом деле Ольденберг пребывал в плену не только концепции Тейлора, но и самих Упанишад. Упанишады фактически – это логическое знание, которое ведёт борьбу с магическим знанием. Так что Брахман – совсем не деградирующая категория. Ян Гонда, используя традиционные интерпретации, предлагает понимать брих как «быть сильным». Луи Рену предлагает характеристику понятия брахман как нечто, всё соединяющее. Как вы понимаете, дать такое определение – всё равно что ничего не сказать [Journal asiatique. 237 (1949): 7–46, reprinted in his L'Inde fondamentale (Paris, 1978). - 1949, p. 43).].

Ещё, конечно, брих означает и «речь», «логос», и «расти», отсюда – персидское баресма, барсом, это «пучок прутьев», который олицетворяет растение во время зороастрийского жертвенного обряда. Современные концепции Брахмана можно прочесть в книге Майкла Майерса «Брахман в сравнительной теологии», вышедшей в Ричмонде в 2001-м году [Michael W. Myers. Brahman: A Comparative Theology. Richmond, 2001].

Владимир Кириллович Шохин, русский специалист по индуизму, предлагает умное, но тоже мало что объясняющее определение:

«Брахман – одно из системообразующих понятий индийской мысли, означающее абсолютное первоначало бытия и глубинное содержание всех мировых феноменов, структурировавшее мифологические модели, ритуалистические и мистические парадигмы всей «ортодоксальной» религиозной традиции Индии» [Индийская Философия. Энциклопедия. М., 2009 - с.155].

Видите, как сложно можно писать. На самом деле Шохин всё говорит верно, но, опять же, ничего не объясняет. Так что согласимся: главная для нас идея – это то, что Брахман как первоначальное высшее, всё порождающее и само нерождённое божественное начало, и человек – это одно и то же. Потом Брахман и Атман перетекают друг в друга. И вот, рационально, интеллектуально это познаётся в Упанишадах. Главная формула Упанишад – «Твой Атман равен Брахману». Вообще, Атман и Брахман в Упанишадах – постоянно взаимозаменяемые понятия. Атман и Брахман – это практически одно и то же, практически синонимы.

Но можно ошибаться, можно считать, что Атман отличен от Брахмана. С точки зрения Упанишад, это грубая, вульгарная ошибка, которая приводит к полному непониманию того, что есть человек.

Мы уже слышали в Брихадараньяка-упанишаде это выражение: ахам брахма асми - aham brahma asmi - «аз есмь Брахман» [Брихадараньяка Уп. 1:4,10]. В Упанишадах мы можем найти множество других аналогичных формул. В той же Брихадараньяке – Sa va ayam atma brahma - «поистине, этот Атман есть Брахман» [Брихадараньяка Уп. 4:4,5]. Формулировка, которая войдёт вообще во всю индийскую мысль вплоть до сего дня как главный принцип индийской религиозной мысли, которую знает даже неграмотный человек - тат твам аси - Tat tvam asi - «ты еси То». Как вы понимаете, санскрит где-то похож на славянский язык. Как говорится, даже разбуженный среди ночи индиец, если его спросят: «кто ты?», не станет отвечать – «я такой-то, такой-то готры, из такой-то касты». Он скажет: «тат твам аси», «ты еси То» [Чхандогья-уп. 6.8.7].

6. Диалог Яджнявалкьи и Майтрейи

Чтобы лучше понять сказанное, я прочту вам один «очень простой» диалог. От прочих диалогов он отличается тем, что это диалог между мужем и женой. Женщины не обретали ведического знания, девочки из касты брахманов не учились четырнадцать лет, как учились мальчики-брахманы. Тем не менее, никто не возбранял женщине изучать высокое, спрашивая у отца, а потому у мужа, и размышляя над этим. И вот, Брихадараньяка-упанишада запечатлела диалог Яджнавалкьи и Майтрейи. Он приводится несколько раз – и в Брихадараньяка-упанишаде, и в Чхандогья-упанишаде. Но мы прочитаем наиболее полный его вариант из четвёртого раздела пятой Брахманы Брихадараньяка-упанишады. Не скрою, что это один из моих любимых диалогов. Он тоже открывает окошечко в тот мир индийской жизни начала первого тысячелетия до Р.Х.

У Яджнявалкьи было две жены – Майтрейи и Катьяяни. Из них Майтрейи была способна беседовать о Брахмане, а Катьяяни была наделена лишь знанием, свойственным женщинам. И Яджнявалкья желал перейти к другому образу жизни (то есть, решил стать бродячим аскетом и, соответственно, прекратить жить с жёнами).

"Майтрейи, – сказал Яджнявалкья, – поистине, я собираюсь оставить это состояние [домохозяина]. Давай же я произведу раздел между тобой и Катьяяни" (видимо, это женщины уже немолодые, и они, естественно, прожили всю жизнь вместе).
Майтрейи сказала: "Господин! Если бы вся эта земля, полная богатств, сделалась моей, стала бы я от этого бессмертной или нет?" – "Нет, – сказал Яджнявалкья. – Какова жизнь наделенных имуществом, такой стала бы и твоя жизнь. Но нет надежды [достичь] бессмертия с помощью богатства".
Майтрейи сказала: "Что я буду делать с тем, от чего [все равно] не стану бессмертной! Поведай мне, блаженный, то, что ты знаешь [о бессмертии]".
Яджнявалкья сказал: "Да! Ты [и раньше была] дорога нам, госпожа, и стала еще дороже. Что же, госпожа, я объясню тебе [это]. А ты поразмысли над тем, что я буду объяснять…" [Брихадараньяка-уп. 2.4:1-4]

Обратите внимание, Майтрейя уже стала госпожой, к ней муж обращается уважительно, ведь она спрашивает о Брахмане. Видимо, он и раньше её любил именно потому, что она была глубока и умна, но теперь она стала ему ещё дороже: в момент расставания она спрашивает о бессмертии, а не о разделе наследства. Она остаётся, можно сказать, вдовой, не овдовев, и он начинает свой рассказ именно с супружества.

«И он сказал: "Поистине, не ради супруга дорог супруг, но ради Атмана дорог супруг. Поистине, не ради жены дорога жена, но ради Атмана дорога жена. Поистине, не ради сыновей дороги сыновья, но ради Атмана дороги сыновья. Поистине, не ради богатства дорого богатство, но ради Атмана дорого богатство. Поистине, не ради скота дорог скот, но ради Атмана дорог скот. Поистине, не ради брахманства дорого брахманство, но ради Атмана дорого брахманство. Поистине, не ради кшатры дорога кшатра, но ради Атмана дорога кшатра. Поистине, не ради миров дороги миры, но ради Атмана дороги миры. Поистине, не ради богов дороги боги, но ради Атмана дороги боги. Поистине, не ради Вед дороги Веды, но ради Атмана дороги веды (это то, о чём мы уже с вами говорили). Поистине, не ради существ дороги существа, но ради Атмана дороги существа. Поистине, не ради всего дорого все, но ради Атмана дорого все. Поистине, [лишь] Атмана следует видеть, следует слышать, о нем следует думать, следует размышлять, о Майтрейи! Поистине, когда Атмана видят и слышат, когда думают о нем и познают его, то все становится известно.

Брахманство оставляет того, кто считает брахманство отличным от Атмана. Кшатра оставляет того, кто считает кшатру отличной от Атмана. Миры оставляют того, кто считает миры отличными от Атмана. Боги оставляют того, кто считает богов отличными от Атмана. Веды оставляют того, кто считает веды отличными от Атмана. Существа оставляют того, кто считает существа отличными от Атмана. Все оставляет того, кто считает все отличным от Атмана. Это брахманство, эта кшатра, эти миры, эти боги, эти веды, эти существа, это всё – Атман...» [Брихадараньяка-уп. 2.4:5-6].

Понимаете, когда мы думаем, что Бог – там, где-то на небе, а мы тут, на земле, сегодня машину купим, завтра квартиру обменяем, послезавтра жену найдём и так далее, или вкусно пообедаем в ресторане – всё это тебя оставляет, если ты не понимаешь, что живёшь в Боге и всё делаешь в Нём. Тут приходят в голову евангельские слова «Без Меня не можете творить нечего» [Ин. 15:5]. Тот, кто творит что-то не в Боге, ничего не приобретает, его всё оставляет.

«…Это подобно тому, как не могут быть восприняты [сами по себе] внешние звуки, когда ударяют в барабан, но благодаря восприятию барабана или ударяющего в барабан воспринимается и звук…

…Подобно тому как из огня, в который подложено сырое топливо, выходят один за другим [клубы] дыма, поистине, так, о [Майтрейи], с дыханием этого великого существа (то есть Брахмана, Атмана) вышли Ригведа, Яджурведа, Самаведа, Атхарвангираса, итихаса, пураны, науки, упанишады, шлоки, сутры, анувьякхьяны, вьякхьяны, жертвы, подношения, еда, питье, этот мир, и тот мир, и все существа. Все они вышли с его дыханием.

Это подобно тому, как океан – средоточие всех вод, как кожа – средоточие всех прикосновений, как ноздри – средоточие всех запахов… как руки – средоточие всех дел, как детородный орган – средоточие всех удовольствий… как ноги – средоточие всех путешествий, как речь – средоточие всех Вед (так же и Атман).

Подобно тому, как кусок соли не имеет ничего [различного между собой] ни внутри, ни снаружи, но весь состоит из вкуса, поистине, так же, о [Майтрейи], этот Атман не имеет ничего [различного между собой] ни внутри, ни снаружи, но весь состоит из познания (виджняна кхана - Vij~ana-ghana, или здесь используется слово праджняна - praj~ana)...» [Брихадараньяка-уп. 2.4:7-12]

То, что Атман «весь состоит из познания», означает, что в нём нет ничего внешнего или внутреннего, и нельзя сказать, что вот это – небесный Атман, а это – земной; это Атман – человеческий, а это – божественный. Это сверхбытийная сущность; Атман един – и Атман в тебе, и Атман, который захотел быть и создал яйцо, как мы читаем в «Законах Ману». Это одно и то же, как кусок соли, который одинаково солён и внутри, и снаружи. Атман един и состоит из познания. Познание, виджняна, это состояние, когда ты знаешь, что ты и Атман – одно.

В некотором смысле этому посвящено всё Евангелие. Мысли о том, что «Я и Отец – одно» [Ин. 10:30], вы со Мной – одно, и, следовательно, вы с Отцом одно – это великий принцип. Но тут есть своё отличие. Брихадараньяка-упанишада, конечно же, – не христианство, хотя эта идея к нему близка, и она Яджнавалкьей внедряется в сознание Майтрейи, которая хочет узнать, как достичь бессмертия.

«…Возникнув из этих элементов, он исчезает в них. Нет после смерти сознания, – так говорю я, о [Майтрейи]". – Так сказал Яджнявалкья…»

Слова «сознание» и samjna очень похожи. Джня, естественно, означает «знать». Самджня – это буквально «знание себя». Мы говорим «совесть», когда есть Я, и есть Бог во мне; это двойственное понятие, которое мы называем «голосом совести». Мы говорим «сотрудничество», когда двое трудятся вместе. Мы говорим «соглашение», когда двое говорят одно и то же. Со – это тот же префикс sam на санскрите. Так же и «сознание», самджня, появляется, когда есть двое - Я и Бог. Если я вижу Бога, вижу Брахмана, то я – это одно, а Он – другое. Но именно этого, милая, дорогая Майтрейя, этого не будет – объясняет Яджнавалкья. После смерти нет сознания, нет видения Бога как другого. Почему? Да потому, что ты сам Он и есть. Ты Его не сможешь видеть, как нечто отличное от себя, ты не можешь сказать: «ты – тут, я – там», или даже «мы вместе, но вот это – я, а это – ты».

Как раз этого упанишадического принципа нет в христианстве, это не христианское видение. В христианстве человеческая личность не является иллюзией и не уничтожается при правильном пути к спасению; она теряет некоторые свои качества, обретает другие, но это уже разговор, уходящий за пределы этой лекции. Есть охотники, которые утверждают, что христианство всё это знает, но на самом деле христианство знает похожее, но другое. Здесь же после смерти нет сознания, после смерти нет двойственности, после смерти нет тебя и Бога как различного. «Вы в Боге есте», вы друзья Христа и дети Небесного Отца – христианский принцип, предполагающий и единство и различение, а здесь тат твам аси, «ты еси То». Только единство. Никакого раз-личения, то есть никакой разности личностей.

Вы чувствуете тонкую разницу? Что в христианстве каждый из нас божественен, каждый из нас – член тела Христова. А в Упанишадах – я и Бог одно. Атман есть Брахман. Sa va ayam atma brahma – «поистине, Атман есть Брахман». И Яджнявалкья пытается объяснить это Майтрейе. Но Майтрейя-то мыслит по-другому, она мыслит в ведических категориях, согласно которым праведники идут в великолепную Сварнару и вовсе не перестают быть собой. Праведники, обретая этот божественный мир, находясь в Боге, будучи божественными, при этом сохраняют свою личность. Так было в Ведах. И Майтрейя, благочестивая ведическая брахманка, подруга великого мудреца, его жена, говорит:

«…"Ты поверг меня в смущение, господин. Поистине, я не понимаю этого". Тогда он сказал: "Поистине, я не говорю смущающего, о [Майтрейи]. Поистине, этот Атман, не гибнет, [он] неразрушимой природы...» [Брихадараньяка-уп. 2.4:13]

Ты же спрашивала меня о бессмертии, и бессмертие есть – а сознания нет. И дальше он объясняет примерно то же, что я уже объяснил вам.

«…Ибо, где есть [что-либо] подобное двойственности, там один видит другого, там один обоняет другого, там один вкушает другого, там один говорит другому, там один слышит другого, там один познает другого. Но когда все для него стало Атманом, то как и кого сможет он видеть, то как и кого сможет он обонять, то как и кого сможет он вкушать, то как и кому сможет он говорить, то как и кого сможет он слышать, то как и о ком сможет он мыслить, то как и кого сможет он касаться, то как и кого сможет он познавать? Как сможет он познать того, благодаря кому он познает все это? Он, этот Атман, [определяется так:] "Не [это], не [это]". Он непостижим, ибо не постигается, неразрушим, ибо не разрушается, неприкрепляем, ибо не прикрепляется, не связан, не колеблется, не терпит зла. Как сможет [человек], о [Майтрейи], познать познающего? Ты получила наставление, Майтрейи. Поистине, таково бессмертие". – Сказав так, Яджнявалкья ушёл» [Брихадараньяка-уп. 2.4:14].

Я думаю, что Майтрейи осталась довольна - ведь она поняла, что такое бессмертие. Надо жить мыслью, что я и Брахман, мой Атман и Брахман – это одно. Ты бессмертен, не сознавая себя, как отличного от Бога, бессмертен, став вполне божественной сущностью. Познающий - Vijnataram - это Атман, он познал тебя, и ты – в нём, и он – в тебе. Примерно эти же мысли, но без элиминации личности, в знаменитой семнадцатой главе Евангелия от Иоанна высказывает Иисус. А если разговор умной женщины со своим мудрецом-мужем показался вам сложным, то попробуем объяснить всё ещё проще.

7. «Атман. Ты – одно с ним»

В Чхандогья-упанишаде наш знакомый Шветакету, о котором мы ещё несколько раз будем вспоминать, расспрашивает о том же самом своего отца, знаменитого Уддалаки Аруни, которого также зовут по готре Гаутама ( но не Сиддтартха; это другой Гаутама). Он расспрашивает отца – и тот, как и полагается отцу, учит сына самому главному: учит его высшей мудрости, а ведь мальчик-то маленький. Ему ничего объяснить даже так, Яджнавалкья объяснял Майтрейе, не получится. Здесь всё должно быть намного проще – И давайте посмотрим, как это делает Уддалаки.

Думаю, что вы уже полюбили эти замечательные тексты. Вот именно этим текстом я завершил много лет назад свою докторскую диссертацию на тему «Парламентская демократия и политическая традиция Востока», чтобы показать, как можно из одной культуры перейти в другую. Я завершил её на этом тексте. И сейчас мы его послушаем. Отец учит сына:

– Принеси сюда плод ньягродхи" (Ньягродха – это баньян, огромное тропическое дерево, фикус индийский, как его именуют ботаники). Его красные небольшие плоды имеют множество семечек). – "Вот он, почтенный". – "Разломи его". – "Он разломан, почтенный". – "Что ты видишь в нем?" – "Эти маленькие семена, почтенный". – "Разломай же одно из них". – "Оно разломлено, почтенный". – "Что ты видишь в нем?" – "Ничего, почтенный".

И он сказал ему: "Поистине, дорогой, вот – тонкая [сущность], которую ты не воспринимаешь; поистине, дорогой, благодаря этой тонкой [сущности] существует эта большая ньягродха. Верь этому, дорогой.

И эта тонкая [сущность] – основа всего существующего, То – действительное, То – Атман. Ты – одно с Тем, Шветакету!" – "Учи меня дальше, почтенный!" – "Хорошо, дорогой, – сказал он [Чхандогья-уп. 6:12].

Видите, и тогда папы любили своих сыновей и старались их учить уму-разуму, и как хорошо учили! В маленьком семечке огромного дерева, на первый взгляд, ничего нет, а из него вырастает огромное дерево. Маленький элемент памяти какой-нибудь флэшки, может содержать в себе гигантскую библиотеку. Как это возможно? Технически вам всё это объяснят биологи и инженеры. Но для человека того бытия, той культуры важно было сказать: «вот, посмотри». Так же и мы не видим в маленьком семени всей этой ньягродхи, не видим ничего подобного ветвям, стволу, листьям, плодам. Но на самом деле всё это там есть. Эта ньягродха вырастет, вырастет этот баньян, и будут у него семена, будут у него ветви, будут у него плоды. Так же и Атман: он невидим в этом мире, но им люди живут, и движутся и существуют [Деян.17:28], как сказал апостол Павел в Ареопаге Афин.

Когда атеисты говорят: «покажите нам Бога», то умные верующие люди только улыбаются. Он невидим, как невидим и баньян в этом маленьком семечке, но при этом это и есть баньян. Потому что без этого маленького семени баньян не вырастет никогда, сколько бы мы ни старались, сколько бы тонн земли ни перетаскали. Если нет семени – ничего не вырастет. Есть семя – вырастет, и даже без тонн земли – потому что именно семя - это сущность баньяна. А твоя сущность, Шветакету – Атман, и моя, и всего мира, и он невидим, но он есть во всём.

В последней, шестнадцатой главе шестой части Чхандогья-упанишады рассказывается об ордалии, об испытании раскалённым железом. Это одна из форм бытовавшего тогда судопроизводства. И нас очень удивляет, как могла существовать такая форма судопроизводства – очевидно, невыполнимая. Она же была и в древней Руси, в Русской Правде, у викингов – во всём мире. Когда человека обвиняли в тяжком преступлении, но свидетелей этому не было, а он говорил, что не убивал или не воровал, то ему предлагали взять в руки раскалённый металл. И если он брал этот раскалённый металл и не обжигался, это означало, что он действительно не убивал и не воровал, а если обжигался, это означало, что он лжёт.

Но как же это возможно? «Он всегда обжигался», говорят неверующие люди. Но если он обжигался всегда, то этой процессуальной нормы не существовало бы. Значит, бывало и такое, что подозреваемый не обжигался. Практически у всех народов земли были ордалии, и их суть объясняет как раз Чхандогья-упанишада – а Уддалаки Аруни на этом примере объясняет Шветакету, что такое Атман.

«– Так, дорогой, схватив за руки, ведут человека [говоря]: "Он утащил, он совершил воровство, раскалите для него топор!" И если он совершил это [воровство], то он делает себя лжецом. Стремящийся к лжи, покрыв себя ложью, он берется за раскаленный топор. Он обжигается, и тогда его убивают.

Если же он не совершил этого [воровства], то он делает себя правдивым. Стремящийся к правде, покрыв себя правдой, он берется за раскаленный топор. Он не обжигается, и тогда его освобождают.

То, что он не обжигается при этом, и есть основа всего существующего, То – действительное, То – Атман. Ты – одно с Тем, Шветакету!" Вот что тот узнал от него» [Чхандогья-уп. 6:16].

Это было бытовое чудо – чудо не обжигания, и оно случалось потому, что и топор, и обвинённый в воровстве человек, который на самом деле не воровал, и судьи – все они Атман. И поэтому, если человек себя от Атмана не отверг, не сделал себя грехом, ложью чуждым Атману, то он не обожжётся. Но если он отверг Атмана своим грехом, то он обожжётся. Этот принцип важен, и раз за разом повторяется.

«Все боги во мне» [Джайминия-упанишада брахмана 1.14.2]. «Ритуальное омовение или ритуалы другие, или божества, или правильные местоположения, или священное место, или молитва не значат ничего» [Танджабинда-упанишада, 4]. А значимо только твоё тождество с Атманом.

8. Виденье внутреннего света и богопознание

«Тождественность Атмана Брахману опытно открывается в видении внутреннего света (antah jyoti) и это позволяет понять тайну творения и, одновременно, суть собственного бытия. Поскольку он знает, что человек пленен кармой (последствиями дел) и в то же время обладает бессмертной сущностью (self), он в Брахмане видит подобие себя» [M. Eliade. History of religious ideas. Vol. 1. p.243-44].

Сущность по-английски – «self», и это то, что даёт внутренний свет. Аскет видит в себе внутренний свет и понимает, что этот свет – не его, не феномен его мозга, не феномен его видения чего-то внешнего. Это свет, которым творится мир, это Брахман, который в тебе. Поэтому, собственно говоря, и христианские аскеты, и мусульманские подвижники, суфии - все настаивают на том, что они видят божественный свет или, как говорили паламисты – «нетварный свет», не сотворённый, а божественный, божественную энергию.

Это опыт, выходящий за пределы той или иной конфессии, опыт общечеловеческий. «Свет – образ творящей силы», jyotir prajanaman, учит Шатапатха-брахмана [Штп.бр. VIII, 7, 2, 16-17]. «Солнце – явление Брахмана», утверждала ещё «Ригведа». В Брихадараньяка-упанишаде есть такой вопрос: «Кто этот Атман?» - и ответ на него: «Человек, состоящий из познания, находящийся в средоточенье чувств» [Брихадараньяка-уп. 4:3,7].

«И свет, который сияет над этим небом, над всем, над каждым, в непревзойденных высших мирах, поистине, он и есть тот свет, который в этом человеке. Его видно» [Чхандогья-уп. 3:13,7].

Вот этот опыт видения света есть, если угодно, мистическое, но совершенно реальное переживание внутреннего света. В той же Брихадараньяка-упанишаде есть очень интересный разговор Джанаки - царя Видехи, и известного уже нам Яджнявалкьи, когда он уже, видимо, расстался с Майтреей и стал подвижником. Он встречается с Джанакой, и между ними происходит следующий разговор.

Поистине, он – великий нерожденный Атман, состоящий из познания, [находящийся] среди чувств. В этом пространстве в сердце лежит господин всего, владыка всего, повелитель всего. Он не становится от хорошего деяния большим и не становится от нехорошего деяния меньшим. Он – властитель всего, он – повелитель существ, он – хранитель существ. Он – мост, [служащий] границей для разделения этих миров. Брахманы стремятся познать его изучением вед, жертвоприношением, даянием, подвижничеством, постом. Познавший его становится аскетом. Желая лишь его как [свой] мир странствуют странствующие монахи. Поистине, зная это, древние [мудрецы] не желали потомства. "Что делать с детьми нам, у которых этот Атман и этот мир", – [говорили они]. И поднявшись над стремлением к сыновьям, над стремлением к богатству, над стремлением к миру, они вели жизнь нищенствующих монахов. Ибо стремление к сыновьям есть стремление к богатству, а стремление к богатству есть стремление к миру, – ведь оба они – лишь стремления. Он, этот Атман, [определяется так:] "Не [это], не [это]". Он непостижим, ибо не постигается, неразрушим, ибо не разрушается…

…Того, [кто знает это], не одолевают эти две [мысли]: "По такой причине я сделал зло", "по такой причине я сделал добро", – он сам одолевает обе эти [мысли], его не жжет сделанное или несделанное.

Об этом в гимне сказано:
Это вечное величие Брахмана
Не возрастает и не уменьшается от деяния.
Пусть он познает его природу; познав его,
Он не оскверняется злым деянием.

Поэтому, знающий это, сделавшись успокоенным, укрощенным, воздержанным, терпеливым и собранным, видит Атмана в самом себе, видит все как Атмана. Зло не одолевает его – он одолевает все зло. Зло не жжет его – он жжет все зло. Свободный от зла, свободный от страсти, свободный от сомнения он становится брахманом. Это – мир Брахмана, о царь, ты достиг его", – сказал Яджнявалкья. [Джанака сказал:] "Блаженный, я отдам тебе в рабство жителей Видехи вместе с самим собой" [Брихадараньяка-уп. 4:4,22-23].

9. Учение Упанишад и православное учения об обожении

В христианском богословии ум – это единственное в человеке, что способно сознавать Бога, и Бог именуется «Умом», νοῦς. Ранний христианский мыслитель и мученик Юстин Философ объясняет:

«Око ума таково и для того дано нам, чтобы мы могли посредством него, когда оно чисто, созерцать то истинно сущее, которое есть источник всего того, что постигается умом, которое не имеет ни цвета, ни формы, ни величины, ни другого чего-нибудь видимого глазом, но есть Существо, тождественное Себе, высшее всякой сущности, неизреченное, неизъяснимое, единое прекрасное и благое, внезапно появляющееся в благородных душах по причине их сродства и желания видеть Его» [Юстин Философ. Диалог. PG 6, col.484].

То есть, сродство с Богом открывает Бога в человеке. Значит, сродство –
это потенция, а желание видеть – акция. Дионисий Ареопагит, другой ранний христианский мыслитель, указывает в трактате «О божественных именах», почти как в Упанишадах:

«Знание объединяет познающих и познаваемое, а незнание есть причина вечного изменения и дробления неведающего в самом себе… Кто уверовал в Истину по священному Слову, того ничто не отгонит от очага истинной веры, у которого он способен сохранить постоянной недвижимую тождественность» [О божественных именах. 7:4].

Недвижимую тождественность кому? Конечно, Богу. Человек тождественен Богу. «Сотворим человека по образу и подобию Нашему» [Быт. 1:26]. Но тот, кто незнанием своей тождественности Богу как бы отдаляет Бога от себя, вернее, отдаляется сам, тот начинает входить в полосу вечных изменений, которые его разрушают и губят. Эта абсолютно недвижимая тождественность человека и Бога, человеком осознаваемая, Богом же всегда принимаемая – это та аскетическая норма, которой достигает христианство. А упанишадический мудрец предлагает более простое решение. Он предлагает просто отказаться от своей личности и всецело погрузиться в божественное, как в единственно сущее.

Впрочем, Григорий Нисский в «Большом огласительном слове» указывает: «Чистый сердцем не увидит в себе ничего, кроме Бога» [PG 46, col 245]. Это почти та же интуиция, тот же свет: если мы видим в себе что-то, кроме Бога, значит, мы ещё не чисты сердцем. В православном учении о спасении епископ Сергий Строгородский писал: «Познание Бога есть зрение жизни Божией в себе самом; из расположения собственной своей души праведник узнает, в чем состоит и какова по существу жизнь Божественная – узнает, так сказать, из опыта» [Архиеп. Сергий Страгородский. Православное учение о спасении. Казань, 1898. С.96].

Архиепископ Сергий ещё не знает упанишадического опыта, но говорит очень близкие вещи, потому что это и христианский опыт: «Познание Бога есть зрение жизни Божьей в самом себе». Всё остальное – чепуха: ты можешь молиться, читать, всё очень полезно, но не приводит к познанию Бога. А вот когда ты сморишь в самого себя и видишь там единственное и благое, видишь тождество, вот это и есть христианская жизнь. Аскетика ценна не сама по себе, а исключительно для достижения этого тождества.

Карл Густав Юнг, который вовсе не был христианином, но был практикующим психологом, всё же пишет: «Личностный субъект (self) как таковой вневременный, и существует прежде всякого рождения… Это не богословское утверждение, а психологический факт» [C.G.Jung. Psychology of the Transference // Collective Works. Vol. 16, - P.184].

Для Юнга психологический факт то, что ты, вот этот «self», твой личностный субъект, вневременный, и существует прежде всякого рождения. Это тот же Атман, то же тождество Атмана и Брахмана. Роберт Чарльз Зенер, о котором я уже рассказывал и который был хорошим христианином, проводит это маленькое различие: «Буквалистское отождествление микрокосма и макрокосма совершено, нет никакой альтернативы и необходимо отождествить человеческий дух (soul) с Богом. «Аз есмь Брахман» теперь воспринимается как буквальная истина. То, что было только «образом Божьим», претендует теперь быть Богом» [R.C. Zaehner. The Comparison of Religions. Boston. 1962. – P.90].

Зенер хочет показать различие между христианством и индуизмом. Это многим понравится, но он, видимо, плохо знает православие, в котором именно идея обожения уходит намного дальше, чем до простого различия между образом Божьим и Богом. Православие говорит, что образ Божий и Бог это, в общем, одно, но только одно дело – Бог по благодати – это человек, а другое дело – Бог по естеству. Различие индуизма и христианства в том, что в индуизме нет этого разделения Бога по благодати и Бога по естеству. Каждый – Бог по естеству. Вот это особенность упанишадического знания, и в этом его отличие от христианства, богословы которого не уставали подчеркивать гносеологическое отличие благодати от естества при сопоставлении Творца с Его высшим творением. Относительность, даже порой иллюзорность творения в индуизме, делало такое различение ненужным.

Мундака-упанишада объясняет это: «Ибо человек божественный, бестелесный, ибо он и снаружи и внутри нерожденный, ибо без дыхания, без разума, чистый высший высшего, непреходящий. От него рождаются дыхание, разум и все чувства; пространство, ветер, свет, вода, земля – всеобщая опора» [Мундака уп. 2:1,2-3].

Человек над неизменным - aksara - то есть человек превыше всего. И неслучайно, вслед за Ведами, Упанишады человека видят началом мироздания. Или, как говорит Катха-упанишада: «Разум выше чувств, сущность выше разума, Великий Дух (mahan atma) над сущностью. Непроявленное (avyakta) выше Великого. Человек же – выше Непроявленного – всепроникающий и лишенный признаков. Узнав его, существо освобождается и достигает бессмертия» [Катха-уп. 2:3, 7-8].

Узнав его где? - В себе, узнав его как самого себя. Опять же, христианское видение этого момента хорошо обрисовал архимандрит Киприан Керн в «Антропологии Григория Паламы»: «Вершина в человеке, соприкасающаяся с Божественным началом, это не абстрактный «нус» или «логос» (как у Платона – А.З.), а Дух, символическое отражение Духа Божьего. Наш дух есть алтарь, на котором почивает Дух Божий. Если сказать словами св. Григория Богослова (признавая всю богословскую двусмысленность этого образа), наш дух есть частица Бога» [Архим. Киприан Керн. Антропология Григория Паламы. с.81].

Во многих индуистских традициях говорят, что человеческий Атман – это амса, частица Бога. Но в Упанишадах этим не довольствуются. Упанишады пытаются объяснить всем: Ты То еси. Между тобой и Богом нет никакой разницы, нет никакой личностной грани. Ты не часть божественного, ты – оно и есть, всё целиком, всецело, и другого нет, в отличие от христианского понимания – близкого опыта, но другого. Этот индуистский опыт провозглашает: ты – всецело божественное, и в тебе нет ничего иного, ты не особая личность, достигающая божественности, а само божественное, осознающее себя таковым. Но тут есть альтернатива: тот, кто ещё этой великой истины не понял, обречён на блуждание, на странствие, пока не осознает этой истины. Это блуждание, странствие, на санскрите именуется сансара, что мы часто неверно переводим словом «переселение душ». Но об этом мы поговорим на следующей лекции.