1. Единобожие в религии Индии

Дорогие друзья, сегодня мы читаем лекцию, посвященную проблеме единобожия в индуизме. Мы уже немало говорили о единобожии в индийской религиозной философии, в даршанах – в сущности, вся она, кроме атеистических школ, пронизана идеей единобожия. То же самое можно сказать и о глубинах ведической религии – разумеется, об Упанишадах, в которых атман – это, безусловно, Единое. Но мы ещё не рассматривали этот аспект в народной религии.

Сегодня мы будем говорить именно о древнем единобожии в массовой религиозности, о единобожии в вере народа, в массовой культуре, а не в культуре религиозных мыслителей и философов.

Практически современный нам индийский мыслитель и подвижник, оказавший огромное влияние на всю западную мысль ХIХ - начала ХХ века, очень и очень почитаемый в Индии, Свами Вивекананда, проживший всего неполные сорок лет и умерший в 1902 году, лекции и выступления которого на Западе произвели колоссальное впечатление на европейскую и американскую публику, писал:

«В реальности – Единое, но в майе оно кажется множеством… Но даже в этой майе всегда есть тенденция вернуться к Единому, как это выражено в этике и морали любого народа, поскольку это – органическая потребность души. Нахождение этого Единого, борьба за то, чтобы его найти, вот что мы называем этикой и моралью. Поэтому мы должны всегда практиковать их» [Selection from the complete works of Swami Vivekananda. – p.100].

Это высказывание, которому уже почти сто пятьдесят лет, для нас важно особенно сейчас, когда некоторым так полюбились слова «в мире не всё так однозначно», как будто существуют абсолютно разные мерила правды, добра, красоты, истинной цели – равно как и мерила греха, зла, заблуждения, жестокости и бессмысленности. Как будто всё это многообразно, и нет ничего абсолютного ни в отрицательном, ни в положительном смысле.

И именно дабы отмести подобное заблуждение, Вивекананда говорит о том, что стремление к Единому – это органическая потребность души. Человек жаждет знать правду: «Едино же есть на потребу», – говорится в Евангелии [Лк 10:42]. Он жаждет знать это Единое и истинное. Как бы человек ни был грешен, сколько бы он гнусностей ни совершил, в каких-то глубинах его сердца, часто спрятанное им от себя самого, живёт чувство, что есть правда. Пусть она даже судит меня, пусть она даже меня обвиняет, но она есть. А то, к чему я стремлюсь, отвергая истинную правду и ища выгодного и приятного себе, это всё неправда. Не всегда у человека хватит сил, чтобы найти и, тем более, встать на этот путь правды, но чувство того, что правда есть, оно очень глубоко.

И теперь, после этих слов Свами Вивекананды, мы обратимся к древности. Р.Н.Дандекар, как вы помните, крупнейший специалист по индийской философии, говорит: «Нельзя забывать, что когда ведические арии пришли в Индию, они там нашли совсем не религиозную пустыню. Традиция шиваитской аскезы, муни-яти – почитание учителя, академия Магадхи (буддистская), различные философские школы. Традиция Бхакти – всецелая преданность Богу» [Р.Н. Дандекар. ER, т.14. Вайшнавизм – p.226].

Что всё это было в Индии ещё до ариев – очень смелое утверждение. Дандекар и сам буддизм, и джайнизм производит из доарийских верований, что, я думаю, всё же неверно. Разумеется, неверна и точка зрения тех же самых современных кришнаитов, – кстати, поклонников Единого Бога, – которые полагают, что всё происходит из Вед, и всё можно найти в Ригведе. Конечно, это не совсем так.

Индийская традиция переживала глубочайшие синтезы, эпохи упадка, эпохи потери ориентиров в поисках Единого, уходила в магизм, а потом вновь возрождалась усилиями тех или иных учителей, подвижников, многих из которых в Индии обожествляли, и поднималась на огромную высоту. Можно сказать, что обретение божественных качеств подвижничеством, аскезой - тапасом, или преданностью Богу - бхакти, – все эти способы достижения абсолютных целей до конца никогда не исчезали. Они становились более или менее популярными в обществе, но они были всегда.

Но кроме традиций, подобных Упанишадам или даршанам, которые многим казались неубедительными, неудобопонятными и непостижимыми из-за своей интеллектуальной возвышенности, по всей видимости, с очень давнего времени существовала и народная вера в Единого Бога, к которому устремлялась человеческая душа. Мы, скажем откровенно, не знаем, что в этом плане было до арийской культуры, хотя у меня и есть лекция по доарийской религии. С того времени до нас дошло слишком мало памятников, остались только намёки. Мы не можем твёрдо сказать, была ли в Индии того периода вера в Единого Бога – скорее всего, была, как она была в то время и в Египте, как она была в то время и в Месопотамии. Это эпоха Среднего и Нового царства в Египте. Но мы можем утверждать, что в Ведах эта традиция приходит в Индию в виде аджа. Потом она, если угодно, затягивается илом магизма, почитанием многих ценностей, многих богов и, соответственно, многих истин.

И через эту трясину многобожия вновь прорывается стремление к Единому – как, кстати, оно прорывается и в древнегреческой мысли у Сократа, Платона, а потом и у неоплатоников, несмотря на всё многобожие Гомера и битвы богов друг с другом.

2. Васудэва-Вседержитель

Древнейшее божественное имя Единого Бога, известное как индийской эпиграфике, так и древнегреческим авторам, это - Васудэва. Его обычно переводят как «Вседержитель», и также можно перевести как «Всебог» или «Вездесущий Бог». Это имя не встречается в Ведах, но оно известно нам из текстов, по крайней мере, второй половины I тысячелетия до Р.Х. – уже как объект широчайшего почитания. То есть, судя по всему, понятие о «Вездесущем Боге», Васудэве, существовало и раньше.

Вишнуитская Бхагавата-пурана, сравнительно новый памятник IХ-Х веков после Рождества Христова, начинается с молитвы: «Ом, мои поклоны прекрасному сыну Васудэвы», «oṁ namo bhagavate vāsudevāya». Прекрасный сын Васудэвы – это Кришна, о котором мы будем ещё подробно говорить, но не сегодня, а на лекции о кришнаизме.

А пока мы посмотрим на древнюю традицию: и Кришна, и Васудэва – это не какие-то абстрактные имена. Это люди, по всей видимости, происходящие из известного в Махабхарате рода – рода Вришни, вришнийцев. Основатель этого рода – Вришни, его сын – Девавитхуша, его внук – Васудэва. Они – цари легендарной Матхуры, которая нам ещё очень понадобится при разговоре о современном кришнаизме. Сын Васудэвы Анакадундубхи, – это Кришна.

Род Вришни, вришнийцы – это известное и археологам явление: до нас дошли монеты народа Вришни, или страны вишнийцев. А монетное дело, монетное обращение в Индии появляется с VI-V веков до Р.Х. Род Вришни жил и правил в северной Индии, в прилегающих к Гималаям районах нынешнего штата Уттар-Прадеш, и как раз там монетное обращение появляется уже как минимум с 500-го года до Р.Х. На серебряных монетах вришнийцев изображён символ рода Вришни – полуслон-полулев, также мы можем увидеть на них надписи на языке брахми. Видимо, какое-то влияние на монетное дело Индии оказала Персия, а позже уже, понятно, и Греция, но многое существовало в самой Индии и до этих влияний.

Самое первое точное по времени упоминание Васудэвы мы встречаем у знаменитого древнего филолога Панини, который работал в Таксиле. Напомню, что Такша-шила – «Скала Такша», - это столица государства Гандхаров, крупнейший культурный центр, как написано в древних текстах, в трёх поприщах, то есть, в трёх переходах к востоку от Инда. Ныне это округ Равалпинди в Пакистане. Таксила – это археологический памятник, и она раскопана. И вот, филолог, грамматик санскрита Панини работал там. Его грамматика санскрита «Аштадхьяи» - «Восьмикнижие», – это первая из известных нам, первая из дошедших до нас индийская грамматика.

Как вы все помните, дорогие друзья, грамматические изыскания в Индии были очень серьёзны и очень почитались, потому что они рассматривались не как некое абстрактное знание, а как изучение Слова Божьего, изучение шрути, того, что было сказано, то есть, того, как говорит Бог. А то, как говорит Бог, как Он строит свой диалог с людьми – предмет скорее теологии, нежели грамматики, и поэтому грамматика была важным аспектом теологии.

Царство Таксилы известно как, так называемое, царство гидаспов. Кстати говоря, по преданию именно в Таксиле на празднике нагов впервые была исполнена Махабхарата. Известно, что Таксила входила в самую восточную сатрапию Ахеменидов – персидских, догреческих царей, которая называлась Саттагидия. Царь гидаспов в столице царства Таксилы поддержал Александра Македонского.

По преданию сам филолог Панини был шиваитом, которого Бог из глупца и тупицы сделал великим мудрецом. Действительно, его грамматика «Аштадхьяи» потрясающе логична и глубоко мудра. В ней объясняется создание слова вашудевака, которое означает «бхакт или поклонник превыше всех почитаемого Бога – Васудевы» [Аштадхьяи 4.3.98]. Так что уже с VI-V веков до Рождества Христова поклонники Васудэвы существовали в большом количестве, и Васудэва считался превыше всех почитаемым Богом.

Мегасфен из Арахозии, который по повелению Селевка I Никатора, царя династии Селевкидов, посетил в столице Паталипутре царя Чандрагупту Маурью, умершего в 298-м году до Рождества Христова, и впоследствии написал свою культурно-географическую работу «Индика», указывал в ней, что жители Сурасены, а Сурасен – как раз область Матхуры, – почитают Геракла, и исследователи предполагают, что он имел здесь в виду именно Васудэву.

А Геракл, что очень интересно, обратим на это внимание, – это человек, который за свои великие подвиги, достиг божественного положения и был перенесён на гору Олимп как божество. Вот именно эти качества и были важны для Мегасфена в описании того бога, которого почитают в Матхуре. Поскольку, как вы помните, Васудэва – один из рода вришнийских царей, то идея Бога и человека, ставшего богом, была очень важна для грека, и он её передал своим соотечественникам, отождествив Васудеву с Гераклом.

Для грека того времени, а Мегасфен жил примерно в период с 350-го по 290-й годы до Р.Х., это довольно необычная вещь. Да, Геракл – это исключение. Вы ведь помните, что, когда мы говорили о греческой религии, я постоянно объяснял, что между богами и людьми там лежит пропасть. И вот, Мегасфен был поражён тем, что в Индии этой пропасти нет.

Буддийский Палийский канон, в данном случае – его раздел «Ниддеша», примерно IV век, как думают ученые, до Рождества Христова, также упоминает почитание Васудэвы. А в Бхагавадгите, о которой мы сегодня будем говорить подробно, и которая, забегая вперёд, датируется периодом не позже III века до Р.Х., есть такие слова:

«Лишь знающий - словно Сам Я:
ведь себя обуздав, он стремится
лишь ко Мне, к высочайшей цели.
На исходе бессчетных рождений
тот, кто знает, Меня достигнет,
«Васудева есть всё»- помышляя;
Очень редок подобный махатма» [Бхг.7:18-19].

В десятой главе Бхагавадгиты есть отрывок, его мы сегодня тоже будем читать, в котором перечисляется, что Бог есть всё самое лучшее во всём, а также там есть слова: «Среди вришнийцев он – Васудэва» [Бхг 10.37]. В переводе Семенцова это звучит как «Среди вришнийцев я Кришна». Вот в этом месте переводы Бхагавадгиты расходятся, но Васудэва и Кришна, как мы потом увидим, это часто нечто единое, хотя, вроде бы, Васудэва – отец Кришны.

Комментируя филолога Панини, другой великий филолог, Патанджали, быть может, как я уже объяснял, тот же человек, что написал «Йога-сутры», а может быть, и другой, трудно сказать, примерно в 150 году до Рождества Христова вновь подчеркивает, что «Васудэва принадлежит народу Вришни» [4.1, 114.7].

Артхашастра Каутильи, другой древний памятник примерно того же времени, упоминает секту Самкарсанов. Самкарсана – это старший брат Кришны Баларама, тоже сын Васудэвы. Пятьдесят лет назад, третьего октября 1970-го года, относительно недавно – ведь всё, что было при моей взрослой жизни, это недавно, – были найдены монеты греко-индийского царя Агафокла Бактрийского, правившего примерно с 190-го по 180-й годы до Р.Х. На них изображён как раз бог Васудэва-Кришна со своими классическими атрибутами, и есть надпись на брахми: «Раджане Агатуклеяса», то есть, «Царь Агафокл».

Мы совершенно ясно видим, что Васудэва в это время уже почитается, причём почитается широко, если он изображается на монетах, если о нём говорят филологи. Это не какое-то тайное почитание; он широко почитается уже в VI, и тем более – во II веке до Рождества Христова.

До нас дошли не только нумизматические и текстуальные памятники, свидетельствующие о почитании Васудэвы; есть и эпиграфика. В этой связи наиболее известен так называемый столп Гелиодора в Беснагаре. Этот столп называется Гарудадхвайя, то есть, столп Гаруды. Он, естественно, давно лежал в земле, и был открыт Александром Каннингхэмом – я уже рассказывал вам об этом знаменитом археологе и исследователе индийских древностей. Полковник Каннингхэм в то время был генеральным директором Археологической службы Индии (1861-1865; 1871-1885).

Столп Гелиодора датируется примерно 113 годом до Рождества Христова. Он и окружающая его местность, где были обнаружены фундаменты храмов III-II веков до Рождества Христова, были много раз исследованы археологами – сначала Лейком и Маршаллом в 1909-1910-м годах, а затем были проведены раскопки в 1960-х годах. И теперь мы знаем, что там располагался большой храмовый комплекс. Этот столп неслучайно назвали столпом Гелиодора – он подписан, и вот эта надпись на брахми:

Devadevasa Va [sude]vasa Garudadhvajo ayam karito i[a] Heliodorena bhagavatena Diyasa putrena Takhasilakena Yonadatena agatena maharajasa Amtalikitasa upa[m]ta samkasam-rano Kasiput[r]asa [Bh]agabhadrasa tratarasa vasena [chatu]dasena rajena vadhamanasa.

Русский перевод этой надписи следующий: «Эта колонна Гаруды (та самая Гарудадхвайя) была воздвигнута для Бога богов Васудевы бхагаватой Гелиодором, сыном Диона и уроженцем Таксилы, прибывшим в качестве посла от великого царя греков Антиалкида к царю-спасителю Касипутре Бхагабхадре, находящемуся в благоденствии на четырнадцатом году своего правления…».

Кроме всего прочего, этот текст интересен тем, что греческий и индийский правители, и их народы находятся в тесном взаимодействии. Во-вторых, мы видим, что посол Гелиодор был почитателем Васудэвы. Он так и назван – бхагават, а бхагават – этот тот, кто почитает Бхагавана, то есть, Единого Бога. И вот, Гелиодор был Его почитателем, запомним это. Гелиодор, сын Диона, был почитателем Васудэвы.

А Касипутра именуется самкасам-рано, то есть, царём-спасителем, чату дасена раджена. То есть, этот земной царь – он спасает свой народ. Мы знаем, что нередко цари Селевкиды добавляли к своему имени слово «сотер», «спаситель». Но здесь мы видим, что это и индийская традиция, и она тоже с чем-то связана и в чём-то коренится. И мы понимаем, что в этом очень странном отношении Верховного Бога и человека, как Васудэва из рода вришнийцев, который одновременно – Бог богов, Высший бог, Всебог, в нём заложена какая-то тайна.

3. Васудэва-Кришна-Вишну и традиция поклонения бхагаватов

Частично сохранилась и вторая надпись на этом столпе, которая для нас особенно важна потому, что она связывает Васудэву с Вишну. Эта вторая небольшая надпись, которая впоследствии станет общим местом у вишнуитов, звучит так: «Trini amutapadani‹[su] anuthitani nayamti svaga damo chago apramado»; «Три бессмертных шага, когда делают их, ведут к небу: самоограничение, милосердие, сосредоточенность».

Сами по себе эти аскетические мысли достаточно банальны, хотя и верны, но важно, что речь здесь идёт о «трёх бессмертных шагах». А как вы помните, три бессмертных шага – это атрибут Вишну, с помощью которого он освободил мир от демонов. Три шага Вишну – это образ, прекрасно известный ещё Ведам. То есть, тот самый Бог богов Васудэва и Вишну – это нечто единое.

Очевидно, что традиция поклонения бхагаватов, традиция поклонения Бхагавану – на тот момент и Васудэве, – уже тогда утверждала принцип свободного поклонения. В кристаллизирующемся ведическом или постведическом мире очень важно было, из какой ты джати, и тем более – из какой ты варны, и чужеземцы, которые не имели родового преемства с древними готрами, с древними брахманскими, шире – ведическими родами, они не могли поклоняться богам вообще, не могли совершать жертвоприношения. Они были, если угодно, вне священного общества. Они были млечхи, чужестранцы, хуже шудр.

Но тут мы видим, что Гелиодор, сын Диона, который уж точно не был выходцем из ведической готры, свободно поклоняется Васудэве, воздвигает колонну, которая стоит в храме многие века, и её никто не свергает. Он поклоняется Васудэве. То есть, традиция, которую мы увидим в Бхагавадгите и потом в современном кришнаизме, как вы помните, она связана и с Рамануджей – это традиция некоего – не то, что пренебрежения к кастам, а любви к Богу, которая превыше каст. Тот, кто любит Бога, он тем самым побеждает все законы кастовых ограничений. Эти законы существуют для тех, кто живёт под законом. А для тех, кто живёт в благодати божественной любви, для них этих законов не существует.

В классическом брахманизме такое невозможно, но возможно в традиции Васудэвы, в традиции бхагаватов. И в этой связи у нас есть целый ряд найденных надписей. По месту находки наиболее интересна одна из надписей с перевала Нанегхат в западной Махараштре, которую тоже датируют I-II веками после Рождества Христова. У скального убежища, где на перевале из Центральной Индии к Аравийскому морю, видимо, отдыхали купцы и караваны, и, понятно, молились, и назидались в истине, среди других подобных надписей была обнаружена такая:

«Молитесь (сидхам) Дхарме, почитайте Вишну, почитайте Самкаршану и Васудеву, потомков Чандры (Луны, Лунной династии), исполненных величия, и четырех хранителей мира (Локапалов) – Яму, Варуну, Куберу и Васаву, молитесь Ведисри – лучшему из принцев (кумара)!»

Здесь также важно, что Вишну, Васудэва и брат Кришны Санкаршана упоминаются вместе. И, по всей видимости, это место было открыто для всех, далеко не только для брахманов, но и для торговцев, наверное, и для слуг, и, возможно, для иноземцев. То есть, это было открытое знание – призыв к молитве Васудэве, Санкаршане и Вишну. При этом подчёркивалось, что они – Васудэва, Санкаршана, – потомки Лунной династии, что они – исторические люди.

А теперь рассмотрим надпись из Хатибада и Госанди из Раджастана. Обычно эти надписи датируют или II веком, как Ян Гонда, или I веком до Р.Х. Здесь был знаменитый центр буддистской религии, Мадхьямика-Нагара, где, видимо, были и индуистские святыни. Потому что надпись, которую мы будем читать в переводе Гарри Фалька, звучит так:

«Последователь [Господа] Бхагавата, принадлежащий к клану Гаджаяны, сын матери из Парашара-готры, исполнитель жертвы ашвамедха» [Falk H. Between the Empires / Olivelle P. (ed.). — Between the empires: society in India 300 BCE to 400 CE. — Oxford; New York: Oxford University Press, 2006. – Р.149-150].

Это не совсем ясный текст, и переводчики переводят его по-разному. Фальк перевёл его так, это последний известный мне перевод, и он выглядит убедительным. Мы снова видим здесь апелляцию к последователям Бхагавата. А исполнитель жертвоприношения ашвамедхи – это царь, и значит, какой-то царь, принадлежащий клану Гаджаяна, почитает Бхагавата. Кто же это? На этот счёт есть большая литература, в том числе и эта книга Фалька, «Between the empires…», и вы можете посмотреть её сами.

Подобные находки, подобные древние надписи есть и около Матхуры, где и ныне существует центр поклонения Кришне. Таким образом, совершенно ясно, что традиция бхагаватов – поклоняющихся Васудэве-Кришне-Вишну – сложилась ещё за несколько веков до Рождества Христова, существовала уже в VI-V веках до Р.Х., а может быть, и раньше, но не позже. Немного позднее возникло общество пашупатов, поклоняющихся Пашупати – Шиве.

Наиболее ярким памятником поклонения Кришне-Васудэве является Бхагавадгита, о которой мы поговорим немного позже. Характерно, что учёные по-разному относятся к идее того, является ли Кришна Бхагавадгиты Васудэвой-Вишну, или же не является. Об этом мы тоже поговорим позже. По крайней мере, в двенадцатой книге Махабхараты упоминаются различные общества бхагаватов, или же одно общество, одна община под разными именами. Это - распространенное явление, а Махабхарата – VI век до Р.Х.

4. Культ Нары-Нараяны

К сожалению, когда мы говорим о древней Индии, нам часто приходится идти, в некотором роде, наощупь. Второй культ почитания, который очень быстро сливается с культом Бхагавана, а может быть, и является его аспектом, это культ Нары-Нараяны. Он возникает в регионе, в котором существовали греко-индийские государства. Это горная Бактрия, нынешний Афганистан, северный кряж Гиндукуша. Одно из афганских племен, племя калашей, до сих пор хранит этот культ Нараяны – в очень упрощённой шаманской традиции, но оно о нём помнит. О Нараяне есть очень интересное упоминание в седьмой книге Махабхараты, и я позволю себе его процитировать.

«Вьяса сказал: Огромной важности сей предмет, о котором ты спрашиваешь меня с удивлением! Я скажу тебе всё, слушай же внимательно! Тот, кто называется по имени Нараяна – наиболее древний среди древнейших. И ради осуществления своей цели тот Творец Вселенной родился как сын Дхармьи (обратите на это внимание – то есть, это Сын Человеческий). Находясь на горе Майнаке, он предался суровому подвижничеству… 60600 лет питаясь только воздухом.

В результате этой аскезы Нараяна (Лотосоглазый) увидел богов. И Шива сказал ему: «По моей милости, о Нараяна, среди существ, происходящих от богов и гандхарвов, ты будешь обладать мощью и душой неизмеримой!... Никто даже среди богов не сможет победить тебя в сраженьях!... Ты даже превзойдешь меня самого, если когда-либо вступишь в битву со мной!» И он сам назван «Первейшим из богов» [Махабхарата, 7.172.51].

Мы помним, как ангел боролся с Иаковом, в Книге Бытия тоже есть этот загадочный эпизод [Быт. 32:24]. Но здесь человек, рождённый на земле, – конечно, после мощного подвижничества, – он одаривается богами силой, которая больше, чем сила любого из богов, включая и величайшего Шиву.

«Законы Ману» объясняют происхождение самого имени Нараяна так: «Воды называются «нара», ибо воды — действительно порождение Нараяны; они — первое местопребывание его, поэтому он именуется Нараяной [Законы Ману, 1:10].

Итак, он породил воды, и в водах он пребывает; он творец изначального океана, изначальных вод, как Нун у египтян. И отсюда его имя – Нараяна. В Иране, тоже в индоевропейской традиции, есть божество Апам Напат, Сын вод, Дитя вод. По всей видимости, Апам Напат – это и есть Нараяна. А как объяснял во второй половине ХIХ века знаток санскритских понятий, составитель знаменитого санскритского словаря Монье Монье-Вильямс, Нараяна – «Тот, в Ком обретают убежище. Сын Пуруши» [Monier-Williams Sanskrit-English Dictionary, 1899].

Нараяна – сын Пуруши, а Пуруша – это Человек, то есть, Великий Творец Бытия – сын Человека, сын Пуруши. И в «Шатапатха-брахмане», абсолютно ортодоксальном ведическом тексте, упоминается Пуруша-Нараяна. А позднее – пара Нара-Пуруша и Кришна, где Нара-Пуруша – это Арджуна, а Кришна – Нараяна. Арджуна, как вы сейчас вспомните, это принц Пандавов, который ведёт беседу с Кришной перед знаменитым сражением на поле Курукшетра. То есть, как видите, всё время в разных источниках ненавязчиво, но твёрдо говорится о человеческой природе Всетворца и Всебога.

Это особенность премудрости Индии, которая не состоит в каких-то высоких умозрениях мистиков, а доминирует в народе. В народе, который слушает Махабхарату, читает Бхагавадгиту, – в нём существуют эти представления о Нара-Нараяне и о вришнийцах, из которых происходит Васудэва. Таким образом, мы можем прямо сказать, что в эпоху Упанишад Васудэва-Нараяна уже равен Вишну-Кришне. Это категории Бога, при этом Васудэва и Нараяна – люди; да, они – порождение божественного Творца, но, по сути, все мы – порождение божественного Творца. Нет ничего в мире, что не является порождением божественного Творца. Творец один, и в этом смысле Великий Бог, Вишну-Кришна и Васудэва-Нараяна, – это одно уже в эпоху Упанишад.

5. Бхагавадгита, её действующие лица и сюжет

Центральное место в этой традиции занимает Бхагавадгита. Переводчик Бхагавадгиты на английский язык, крупнейший специалист по индийской философии веданты, профессор Гавайского университета и визитинг-профессор Кембриджского университета колледжа Клэр Холл, Элиот Дёйч, который умер буквально несколько лет назад, в 2020-м году, прожив долгую жизнь, он, как никто знавший Бхагавадгиту (разве что мой друг Сева Семенцов знал её не хуже), пишет в «Энциклопедии религии» в статье о Бхагавадгите:

«Бхагавадгита, возможно, самая читаемая и любимая книга во всей индийской религиозной литературе. Её способность объяснять и вдохновлять читателей остается неизменной в течение почти двух тысяч лет со времени ее создания». «Можно спорить, является ли учение Бхагавадгиты дуалистической Санкхьей или недуалистической Ведантой, призывает ли оно к деятельности или к отречению от мира, но бесспорно, что она учит преданности Богу как способу освобождения, будь то освобождение от мира, или свобода в мире» [Encyclopedia of Religions. V.2. P.254-257].

В своё время Всеволод Семенцов говорил мне, что если в индийском доме есть хотя бы одна книга, то есть, если эти индийцы вообще умеют читать, то, скорее всего, это будет Бхагавадгита. Бхагавадгита – это небольшой кусочек шестой книги Махабхараты, которая называется «Бхишмапарва», главы с двадцать третьей по сороковую. Всего восемнадцать глав и семьсот стихов, но её называют Гита-Упанишадой или Йога-Упанишадой. Поскольку Бхагавадгита – часть Махабхараты, она относится к категории смрити, то есть, «запомненного». Но поскольку это Гита-Упанишада, этот текст одновременно и шрути, священный текст, данный в откровении. И так его воспринимают практически все индийцы. Кстати говоря, на русском языке Бхагавадгита появилась очень рано. Первый её перевод в 1788 году – не с санскрита, конечно, – сделал Николай Иванович Новиков, наш известный масон и просветитель.

Суть сюжета Бхагавадгиты следующая.

Старший из пяти братьев-Пандавов, Юдхиштхира, поддался уговорам и, в общем-то, предался порочной страсти. Он проиграл в кости Кауравам, своим двоюродным братьям, половину царства, принадлежавшую Пандавам. И Кауравы занимают всё царство. Оба этих рода, кстати, и Пандавы, и Кауравы, принадлежат к Лунной династии – как и люди, которые были человеческими формами Нараяны и Васудэвы, и о которых мы говорили выше.

После этого братья-Пандавы договорились с Кауравами, что если они проведут в лесу в полной безвестности тринадцать лет, то после этого Кауравы вернут им их часть царства. И вот, прошло тринадцать лет лесной аскезы, а Кауравы ничего и слушать не хотят. Братья просят вернуть им хотя бы пять деревень, чтобы каждый из них мог управлять хоть одной деревней, но Кауравы отказывают им и в этом. И тогда происходит знаменитая битва на поле Курукшетра, которую индийцы традиционно считают концом Третаюги и началом Калиюги – последнего этапа перед Махапралайей, перед всеобщим концом мира и началом нового мироздания.

Традиционная индийская хронология относит сражение на поле Курукшетра к 3102-му году до Р.Х. Конечно, я далёк от того, чтобы подтверждать индийские хронологии, но интересно то, что этот период, XXXII-XXXI века до Р.Х., примерно соответствует времени появления государственности и письменности в Египте и в Месопотамии. Как бы то ни было, Артур Бэшем в своей замечательной книге «Чудо, которым была Индия», писал, что в свете наших знаний такая датировка совершенно невозможна.

«Более вероятна другая интерпретация, относящая её к ХV веку до Рождества Христова (то есть, ко времени, когда арии завоёвывали Пенджаб, пришли в северо-западную Индию – А.З.), но в свете наших археологических знаний и это слишком ранняя дата. Вероятно, эта война имела место примерно в начале IХ века до Рождества Христова; такая дата, по всей видимости, подходит и с точки зрения археологических находок, и с точки зрения упоминаний о ней в брахманической литературе (литературе брахманских самхит), которые показывают, что она не могла произойти намного раньше этой даты [Basham, A. L., The Wonder That Was India: A Survey of the History and Culture of the Indian Sub-Continent Before the Coming of the Muslims, New York: Grove Press. 1954 – Р.39].

Но когда бы ни произошло это сражение, нам интересна не столько его историческая привязка, которая на самом деле неизвестна, сколько нам важно понять, что это – рубежное событие в истории Индии с точки зрения самих индийцев. После этого сражения начинается последний век, если мы будем считать века – золотой, серебряный, железный. Это последний век в широком смысле этого слова, последний эон, век максимального упадка. Калиюга начинается после битвы на Курукшетре и продолжается по сей день.

Саму же Бхагавадгиту большинство учёных относят к III веку до Р.Х. Так думает Дандекар, так думает и Сергей Дмитриевич Серебряный. Элиот Дёйч говорит, что, возможно, Бхагавадгита возникла и раньше, так что III век остаётся под вопросом. В любом случае, это очень древний текст – текст, безусловно, дохристианского времени.

Дандекар пишет: «Бхагавадгита отражает синкретизм традиций Ведической и почитания Васудевы в форме, когда Кришна сам объявляется высшим Господом» [R.N. Dandekar Encyclopedia of Religions. V. 14. Р.227].

Дёйч, описывая «Бхагавадгиту», констатирует: «Гита обеспечила синтез противоположных целей, прошлых и нынешних норм. Она гармонизировала Брахманские ценности с кодексом воинов, примирила традиционный пантеизм с, как кажется, новой теистической религиозностью (видите, как аккуратно пишет Дейч, – «как кажется», а может, она совсем и не новая, эта теистическая религиозность) и соединила разнообразие отличных друг от друга и потенциально несогласных философских тенденций. Эта синтетическая или синкретическая особенность текста превратила его (Бхагавадгиту) во все-Индийское воззвание. Качество, которое он сохраняет и поныне» [Encyclopedia of Religions. V. 2. p.255].

И действительно, уже в нашу эпоху и известный борец за политическую независимость Индии от англичан, Бал Гандхадхар Тилак, умерший в 1920 году, и Махатма Ганди, который говорил, что бороться надо не силой, а непротивлением – оба они крайне почитали Бхагавадгиту и находили в ней оправдание своих политических практик. Ганди настолько ценил Бхагавадгиту, что называл её «Матушка Гита».

В противоположность Упанишадам с их трансцендентальным Брахманом, Бхагавадгита твёрдо утверждает идею личного бога Шри-Бхагавана, в данном случае – Кришны. И при этом Кришна для Гиты – вполне историческое лицо, царевич Матхуры, вождь Вришнийцев, родителей, деда и предков которого Гита знает. Как я уже упоминал, они тоже принадлежат к Лунной династии. Кришна – человек, и одновременно – Предвечный Бог.

Кришна, стараясь оставаться в нейтралитете, отдаёт свои немногочисленные войска, ведь царство у него было небольшое, Кауравам. А сам – как колесничий, как слуга, – приходит к Арджуне и предлагает свои услуги, чтобы вести в бой его колесницу. То есть, он выказывает себя не Великим Богом, а царём небольшого царства, которому даже не пристало быть вместе с братьями-Пандавами, а пристало быть всего лишь оруженосцем, в некотором смысле, младшим другом, колесничим одного из пятерых братьев-Пандавов.

И вот здесь, на поле Курукшетра, перед началом сражения разыгрывается трагедия, которая является, если угодно, предпосылкой всего последующего. Кришна произносит проповедь Арджуне, одному из пятерых братьев-Пандавов. Но для того, чтобы Арджуна был способен её воспринять, он должен был пройти некий психологический кризис, если угодно, слом стереотипов – так и происходит.

Два стана, двоюродные братья Пандавы и Кауравы во главе двух огромных армий, выстроились с союзниками, с вассалами на поле Курукшетра. Это очень красочно описано в самом начале – как трубят роги, как развеваются знамёна, как себя ведут слоны, всадники, пехота, какое у них оружие. Всё это там есть. И в этот момент Арджуна просит, или даже приказывает Кришне, вывести его колесницу из рядов Пандавов и поставить её между рядами войск, чтобы можно было посмотреть на врага с более близкого расстояния. И Кришна это делает. И вот, начинается этот психологический кризис.

К Арджуне обращается Кришна:

«"Посмотри же, Партха,
на собравшихся вместе Куру!"
И тотчас сын Притхи (Арджуна)
увидел пред собою отцов и дедов,
также дядей, наставников, братьев,
сыновей, и друзей, и внуков,
и товарищей давних, и свекров,
разведенных по ратям враждебным.
Всех их рядом - весь род свой увидев,
сам себя истребить готовый,
потрясенный скорбью великой,
сокрушенный, сказал Арджуна:
"Когда вижу я родичей этих,
что сошлись сюда, Кришна, для битвы,
мои члены никнут бессильно,
рот от ужаса пересыхает,
сотрясается дрожью тело,
волоски подымаются дыбом.
Моя кожа горит; лук Гандиву
эти руки вот-вот уронят;
подкоситься готовы ноги,
как потерянный, ум блуждает.
Не провижу благого исхода,
коль убью своих родичей в битве,
отовсюду знамения злые
на меня наступают, Кешава.
Я не жажду победы, Кришна!
Ни богатств мне не надо, ни царства.
Что за радость нам в царстве, Говинда,
что за польза в усладах, в жизни?
Ведь все те, для кого нам желанны
удовольствия, царство, услады,
здесь сошлись в этих ратях враждебных,
презирая и жизнь и богатства.
Здесь отцы и наставники наши,
сыновья здесь стоят и деды,
дядья, внуки, шурины, свекры,
друг на друга восставшие в гневе.
Пусть меня убивают; но я их
не убью, о Убийца Мадху!
Над тремя мирами я власти
не желаю. К чему тогда царство?
Не прибудет нам радости, Кришна,
от убийства сынов Дхритараштры;
лишь грехи мы свои умножим,
поразив этих воинов гневных.
Потому - убивать нам не должно
ни сынов Дхритараштры, ни прочих.
Как мы сможем потом наслаждаться,
осквернив себя родичей кровью?
Ослепленные жадностью, эти
уж не видят, не различают
в истреблении рода - скверны
и в предательстве - преступленья.
Но ведь мы все то зло провидим,
что грядет от погибели рода:
разве можем мы не отвратиться
от подобного злодеянья?
С истреблением рода гибнут
неизменные рода законы;
если ж гибнет закон, то род весь
погружается в беззаконье.
С воцарением беззаконья
развращаются женщины рода;
когда женщины рода растлились,
наступает всех варн смешенье.
Варн смешенье приводит к аду
весь тот род и губителей рода,
ибо падают в ад их предки
без воды и без жертвенных клецек.
Так злодеи, рода убийцы
и виновники варн смешенья
растлевают и каст законы,
и законы вечные рода.
О Джанардана! Все те люди,
чьи законы рода растлились,
обретают в аду жилище -
так нас учит святое шрути.
Что за грех великий, о, горе,
совершить приготовились все мы!
Ведь родных мы убить готовы,
вожделея услад и царства.
Пусть меня, безоружного, ныне
убивают сыны Дхритараштры:
я не стану им сопротивляться -
смерть такая мне будет не в тягость".
Так сказав, среди битвы Арджуна
на сиденье упал колесницы,
лук отбросив и стрелы, с душою,
пораженной тяжким страданьем» [Бхг. 1:25 – 47].

Как вы понимаете, дорогие друзья, этот блистательный, я бы сказал, пацифистский текст абсолютно не был близок, скажем, Гомеру. Ничего подобного нет в «Илиаде» и «Одиссее». Там воспевается именно мужество убийства, жёсткость и жестокость, которые, как мы знаем, существуют до сего дня. Что далеко ходить за примерами – примеры у нас всех сейчас, к сожалению, рядом. Так что мы видим здесь, насколько индийское общество было более, я бы сказал, гуманным, ориентированным на высшие принципы самопожертвования, а не просто на воинскую лихость.

Но Кришна объясняет Арджуне, что он должен сражаться, он обязан сражаться, потому что он должен исполнить свой долг – свой долг повиновения ему, Кришне. Не абстрактный долг кшатрия, а долг повиновения Богу. И после этого очень понятного для нас пацифистского пролога начинается глубокий, но тоже понятный каждому индийскому неграмотному человеку разговор об отношениях человека и Бога, и отношениях божественного и человеческого в человеке, который завершается в конце этой песни божественным возгласом «Арджуна, я готов сражаться!».

6. Путь во вневременную реальность

Мирча Элиаде, анализируя Бхагавадгиту, пишет: «Можно сказать, что суть учения, открытого Кришной, состоит в этом кратком призыве - «Верь Мне и подражай Мне!» [M. Eliade. History of Religious Ideas. v.2, p.239]. И далее Мирча Элиаде продолжает: «Принимая "историческую ситуацию", сотканную гунами (а ее надо принять, потому что гуны (страсти) тоже происходят от Кришны) и действуя в соответствии с необходимостью, проистекающей из этой "ситуации", человек должен отказаться ценить свои действия и, следовательно, приписать абсолютное значение своему собственному положению» [M. Eliade. History of Religious Ideas. v.2, p.240].

То есть, тому положению, в которое его поставил Бог. Он совершает не действия, угодные ему, а то, что угодно Бхагавану, Всеблагому Богу. И далее Мирча Элиаде задаёт самый главный вопрос:

«Как возможно разрешить парадоксальную ситуацию двойственного факта, что человек с одной стороны видит себя существующим во времени, осужденным на историю, а, с другой стороны, он знает, что он будет "осужден", если позволит себе исчерпать себя временем и своей собственной историчностью, и, соответственно, он обязан любой ценой найти в мире путь, который ведет в трансисторическую и вневременную реальность?..» [M. Eliade. History of Religious Ideas. v.2, p.243].

Вы понимаете суть этого вопроса, дорогие друзья? Мы порой оправдываем себя – мол, вот такое было время, вот так тогда было принято... Да, человек находится в определённом времени – и время, в котором он живёт, в котором он рождается, он не выбирает, как не выбирает и страну, народ и культурный слой, и родителей. Но он выбирает своё отношение ко времени, к вызову истории, к вызову культуры, к вызову традиции. И рецепт Мирча Элиаде тут даёт следующий – рецепт Бхагавадгиты:

«Совершать свой долг (свадхарму) в мире, но делая это, не позволять себе быть захваченным желанием получить плоды своих действий (phalat=&%avair@gya)» [M. Eliade. History of Religious Ideas. v.2, p.243]».

Об отказе от плодов своих действий в Бхагавадгите сказано прямо. Когда Кришна только начинает объяснение своего учения, он говорит Арджуне:

«Не привязан к плодам всех действий,
бесприютный, всегда довольный,
хоть он в действии пребывает,
ничего он не делает, Партха» [Бхг. 4:20].

То есть, когда ты не привязан к плодам своих дел, тогда твои действия ведут не к умножению кармы, не к умножению, можно сказать, злого бремени, а к освобождению от кармических уз.

Комментатор Бхагавадгиты Х века, Ямуначарья, разделил текст на три «шестёрки»: первые шесть глав – это «раздел о действии» - карма-канда, главы с седьмую по двенадцатую – это «раздел о почитании» - упасана-канда, и последний раздел, с тринадцатой по восемнадцатую главу – «раздел о знании» - джняна-канда.

В первом разделе говорится о том, как надо действовать, не думая о результате, не желая насладиться плодами дел. Второй раздел – о том, как это можно исполнить, как можно не желать, и о том, что надо почитать Бхагавана. А о том, почему Его надо почитать, рассказывает третий раздел. Это учение Бхагавадгиты, которое коренится в принципе, что всё происходит от Бога, разделяет практически вся Индия. Все даётся от Бога – как ветер, а человек – корабль, который волен или ставить паруса и плыть по ветру, или сворачивать паруса и плыть против ветра, что грозит тем, что корабль перевернётся и утонет. Всё зависит от человека, но ветер даёт Бог. В десятой главе Бхагавадгиты Кришна объясняет это так:

«Всего сущего Я - источник,
все, что есть, от Меня происходит;
зная это, ко Мне устремившись,
мудрецы Меня почитают.

Утвердив на Мне мысль и дыханье,
обо Мне просвещая друг друга,
обо Мне говоря постоянно,
они мир обретают и радость.

Этих вечно обузданных бхактов,
что Меня почитают с любовью,
Я одариваю йогой мысли;
они ж ею ко Мне приходят.

Побуждаемый к ним состраданьем,
в глубине их существ пребывая,
светом знания Я разрушаю
от незнанья в них мрак рожденный» [Бхг. 10:8-11].

То есть, мрак, который происходит от незнания того, что есть Бог и что есть цель, Сам Бог разрушает в человеке. И Арджуна Его просит:

«Так поведай мне без остатка -
ибо сил Твоих дивны явленья (vibh#ti), -
что за силы, которыми мир весь
Ты, пронизывая, пребываешь?» [Бхг. 10:16].

То есть, откуда и какие силы в Тебе? И оказывается, что сила Бога – это Его пребывание во всём благом – и одновременно над всем. В той же десятой главе Бхагаван объясняет:

«Всех существ Я душа, Гудакеша,
в самом сердце Я их пребываю;
Я - начало их, Я - середина,
и конец всех существ Я также.

Среди адитьев Я есмь Вишну,
средь светил Я - лучистое солнце,
средь марутов зовусь Маричи,
средь созвездий на небе Я - месяц.

Средь священных Я Вед - Самаведа,
средь великих богов Я - Индра,
у разумных существ Я - сознанье,
а средь органов чувств Я – манас (ум).

Шива Я средь ужасных рудров,
Я средь ракшасов, якшей - Кубера,
очищающий Агни - средь васу,
а средь гор высочайших - Меру.

Средь домашних жрецов Я - главный,
знай, по имени Брихаспати,
среди всех полководцев Я - Сканда,
а из всех водоемов - море.

Средь великих провидцев Я - Бхригу,
средь слогов Я - слог ОМ священный,
средь молитв Я - стихов повторенье,
Гималаи - средь скал недвижных…» [Бхг 10: 20-25].

«…Все ж конца невозможно достигнуть
Моих дивных вибхути (излияние, проявление, энергия), Партха;
этих форм всё многообразье
Я назвал тебе лишь для примера.

Если кто-нибудь здесь полон силы,
необорной мощи иль счастья,
это все рождено в нем частицей
Моего, знай, великолепья.

Впрочем, в знании многообразном
пользы Я для тебя не вижу;
знай одно: этот мир пребывает
бытия Моего лишь частицей [Бхг 10:40-42].

То есть, этот мир есть лишь частица - амса на санскрите - бытия Творца. Не то, чтобы Творец пребывал в мире и растворён в мире – нет; Творец бесконечно больше этого мира, но весь этот мир – частица Бога. И каждый человек – тоже частица Бога, и каждый человек в себе может достичь полного и всецелого богоподобия. Отсюда – учение о том, что и Кришна – человек, и Васудэва – человек, и Нараяна – человек, и одновременно они - проявления Бога Творца. Мирча Элиаде поясняет эти слова из десятой главы Бхагавадгиты:

«Так как весь мир есть творение или эпифания Кришны – жить в мире, участвовать в его жизни не есть грех. "Акт греха" состоит в том, что веришь, что мир, время и история являются сами по себе независимой реальностью, то есть веришь, что более ничего не существует кроме этого мира и временного бытия» [M. Eliade. History of Religious Ideas. v.2, p.243].

Таким образом, думать, что этот мир есть всё, это - грех. Нужно понимать, что этот мир есть данность от Бога, в которой ты должен вести себя согласно Абсолютному закону в обстоятельствах, в которых ты находишься в связи со своим рождением, в связи со своим полом, в связи со своим статусом, не нарушая принципов божественного, которые и есть мир, и, исправляя то, что не есть божественное в мире, следуя божественным принципам, которые выражены в шрути, в писании в первую очередь, в откровении, – это и есть долг человека.

Поэтому помнить о Боге надо всегда. Грех – не помнить о Боге, грех – думать, что ты сам по себе, и мир сам по себе, историческая ситуация сама по себе. И грех в квадрате – думать, что мир для тебя, и ты должен его использовать, как говорят у нас, «на полную катушку», в полной мере, чтобы наслаждаться и радоваться или, как говорят грубые люди, «оттягиваться по полной». Вот это есть грех в квадрате, а совершенство в квадрате – это приносить себя в жертву за жизнь мира. Ибо ты приносишь себя в жертву не за тех, кто завтра умрёт, а за божественное бытие мира и за каждое существо – как за божественное существо. Поэтому надо помнить о Боге всегда, и особенно тогда, когда наступает старость и приближается смерть. В седьмой главе Бхагавадгиты говорится:

«Узы старости-смерти разрушить
кто стремится, ко Мне прибегнув,
тот всецело Брахмана знает,
также действие всё и адхьятму (относящиеся к душе – ади-атман).

И кто знает Меня, сын Притхи,
в божествах, в существах и в жертве -
тот Меня даже в час последний
постигает, душою обуздан» [Бхг. 7:29-30 - 29].

«Кто о Мне лишь одном помышляет
в смертный час, покидая тело,
тот в Мое бытие приходит;
в этом, Партха, не ведай сомненья.

Ведь о ком человек помышляет
в час кончины, с телом прощаясь,
он к тому и приходит, Партха,
побуждаемый силой мысли.

Потому - обо Мне постоянно
помышляя, сражайся, сын Кунти!
Погрузи в Меня мысли и сердце!
Только так ты Меня достигнешь.

Укреплен упражненьем в йоге,
человек, лишь о высшем Пуруше
размышляя, к Нему приходит,
ко всему, что не Он, равнодушен» [Бхг 8: 5-8].

Видите, в этот возвышенный момент Кришна опять говорит о высшем Пуруше, то есть, о высшем Человеке. Бог и человек – одно, но речь идёт о Человеке высшем, а не об эмпирическом, полном греха и плодов злой кармы.

Мудрый Кави, провидец, мира Владыка,
солнцецветный, сверх разума образ,
тоньше тонкого Он, всех вещей Устроитель,
по ту сторону тьмы пребывает.

Кто лишь о Нем в смертный час помышляет,
меж бровей прану (дыхание) сосредоточив,
тот, обузданный силою йоги и бхакти,
всходит к дивному, Партха, Пуруше» [Бхг 8:9-10].

То есть, в этот момент он восходит не к чему-то, что противоположно человеку, не к какому-то непонятному иному; он восходит сам к себе, к тому дивному Пуруше, которым является любой человек, если он всецело предан Богу, если он не поддаётся страстям, если он всецело и полностью сознаёт своё тождество с абсолютным «Я», к тому Абсолюту, который, опять же, есть он сам, но в совершенном виде.

Вот такое возвышенное учение о Боге и человеке. И по ту сторону дня и ночи, то есть, по ту сторону земного бытия и пространства, существует неразрушимая сущность - акшара на санскрите, - к которой и устремляется мудрый поклонник Васудэвы. В восьмой главе Бхагавадгиты говорится:

«Всех существ несметные толпы
пробуждаются к существованью,
чтоб исчезнуть, лишь ночь наступит,
чтоб возникнуть, лишь день настанет.

Но над всем этим есть иное
бытие, погруженное в вечность,
за пределами даже Авьякты (аморфной первоматерии):
оно с гибелью мира не гибнет.

Миру форм непричастно, вечно,
оно высшей зовется целью;
кто достиг его, не возвратится.
То Мой свет высочайший, Арджуна (то есть Моя энергия и, на самом деле, - Я Сам).

Достижим этот высший Пуруша
только подвигом ревностной бхакти;
всех существ он в себе заключает,
Им насквозь этот мир пронизан (конечно, это аллюзия знаменитого девяностого гимна X мандалы Ригведы).

А теперь ты узнаешь про время,
когда йогины к невозвращенью
или к новому, Партха, возврату,
покидая тела, уходят.

И вот сейчас начинается рассказ о том, о чем вы отлично знаете из эпохи Упанишад, даже Вед – это учение о Пяти огнях.

Свет, огонь, день, растущий месяц,
полугодие зимнего солнца -
вот когда, уходя, обретают
люди Брахмана, Брахмана зная.

Тьма, дым, ночь, убывающий месяц,
полугодие летнего солнца -
так, уйдя и луны достигнув,
возвращаются люди к рожденью.

Два пути эти - светлый и темный -
почитаются вечными в мире;
путь один здесь - к невозвращенью,
путь другой - к возвращенью в тело.

Никогда не заблудится йогин,
коль он ведает это ученье;
потому - неустанно, все время
упражняй себя в йоге, Арджуна.

Йогин, оба пути эти зная,
далеко позади оставляет
плод аскезы, даров и жертвы:
к высшей, вечной идет он цели» [Бхг. 8: 19-28].

Аскезы, дары и жертвы, и даже то, что мы на вульгарном языке называем йогой, всё это остаётся позади. Главное – это то, к чему стремится человек, то, на чём он концентрирует ум и волю. Высшая цель здесь – совершенное бытие, которое, по сути, и есть он сам, но от которого он бесконечно далёк своим эмпирическим разбазариванием себя в этом земном мире. А Кришна, колесничий Арджуны, продолжает объяснять:

«Если действуешь ты иль вкушаешь,
если жертвуешь, дар если даришь,
если ты совершаешь аскезу -
делай это как Мне приношенье.

Так разрушишь ты цепи кармы,
плоды злых - добрых дел покинешь;
отрешеньем и йогой обуздан,
став свободным, ко Мне придешь ты.

Я ведь ровен ко всем в этом мире:
нет любезных Мне, нет ненавистных;
те ж, кто чтят Меня благоговейно,
пребывают во Мне, и Я - в них.

Даже если ужаснейший грешник
Меня чтит безраздельной любовью,
то и он именуется "садху",
ибо он рассудил безупречно.

Скоро будет душою он в дхарме
и достигнет умиротворенья:
бхакт ведь Мой никогда не гибнет;
твердо помни об этом, сын Кунти!

Порождения лон нечистых -
вайшьи, женщины, даже шудры -
все, кто с верой ко Мне припадают, -
и они к высшей движутся цели (так что Гелиодор в своё время действовал правильно, воздвигая столп Васудэве).

Что ж сказать Мне о брахманах чистых,
о царях-мудрецах - Моих бхактах!
Мир ведь тщетен, безрадостен; ты же
чти Меня, если в нем оказался.

Прилепись ко Мне сердцем, о бхакт Мой!
Жертвуй мне, лишь Меня восхваляя!
Ни на что не взирая иное,
став обуздан, со мною пребудешь» [Бхг. 9:27-34].

Речь тут идёт не о том, чтобы не восхвалять других богов, а о том, чтобы не прилепляться к чему-то временному и созданному – не к Тому, Кто есть благо во всём, а к проявлению блага в мире форм времени и пространства. Если ты прилепляешься к чему-то в мире форм времени и пространства, то есть, скажем, к географической карте, на которой ты хочешь нарисовать новые границы своей страны, если ты правитель, или тебя мучают богатства другого человека, если ты торговец и коммерсан, или тебя мучает какая-то красивая женщина с обложки, или женщина, встреченная на улице, или жена твоего друга, которой ты хочешь овладеть, или тебя мучает слава, которой у тебя нет, но которая есть у каких-то других людей, и ты ради этой славы готов на всё, - то ты соединяешь себя с пустотой и обретаешь ничто.

Всё то, что заставляет человека просить об остановке времени, как у Гёте в «Фаусте»: «Остановись, мгновение, – ты прекрасно!», – всё это грех, который на самом деле заставляет человека возвращаться и возвращаться во время и в пространство. Если же ты устремил своё сердце к Тому, Кто является для всего этого, скажем так, родителем и источником, то ты соединяешься с Тем, что вне времени и что вечно, и прекрасно, и вне страданий. Поэтому Бог – это и непостижимая высшая сущность, и друг, отец, возлюбленный. От любви почтительной, к любви восторженной – вот путь бхакта.

7. Истинный облик Кришны

Ещё теряясь в догадках, но уже понимая, что он говорит совсем не с принцем из небольшого царства Матхура, а с каким-то божественным существом, Арджуна просит Кришну показать ему Его истинный образ. И Кришна отвечает, что твоими человеческими, нынешними глазами ты это увидеть не можешь, но я дам тебе другое зрение, и этим зрением ты увидишь.

И Кришна являет Арджуне образ Махапуруши, Великого Человека – образ, настолько необычный для нас, настолько несвойственный западной традиции, что многие люди очень смущаются, когда читают одиннадцатую главу Бхагавадгиты. Но вспомните, что говорит Иакову Бог: «Зачем тебе знать Имя Моё?» [Быт. 32:29]. Похожий ответ был дан и Маною: «что ты спрашиваешь Имя Моё? Оно чудно» [Суд. 13:18]. А Моисею было сказано следующее: «Лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых…Я поставлю тебя в расселине скалы и покрою тебя рукою Моею, доколе не пройду; и когда сниму руку Мою, ты увидишь Меня сзади, а лице Мое не будет видимо тебе» [Исход, 33: 20-23].

И лишь человеческий облик Бога, а это – Иисус Христос, может быть свободно увиден любым человеком. Его можно потрогать, к Нему можно прикоснуться кровоточивой – и исцелиться [Мф. 9:20]. Он может прикоснуться к умершему сыну Наинской вдовы, и тот будет жить [Лк. 7:11-15]. Он может быть с учениками и с народом, говорить и учить – и всё нормально, всё получается. Но вот этот божественный образ Великого Человека, Логоса, который мы именуем Высшим Началом, о котором мы вспоминаем в Евангелии от Иоанна – вот этот образ человек постичь не может.

Но в одиннадцатой главе Бхагавадгиты с этого образа всё же снимаются какие-то покровы. Мы сейчас услышим с вами необычные для нас слова, но эти слова звучат в миллионах, в сотнях миллионов индийских и любящих Индию семей. И они возбуждают там трепет, ужас и одновременно высочайшее понимание сущности человека. На просьбу Арджуны показать ему истинный облик Кришна отвечает:

«Хорошо! Так смотри же, сын Притхи,
Мои тысячевидные формы:
дивным красок многообразьем
и цветов они здесь воссияют.

Посмотри! Во Мне адитьи, васу,
рудры, ашвины, также маруты,
чудеса многочудные, прежде
недоступные зрению смертных.

Неподвижный и движимый мир весь
в этом теле сейчас будет явлен;
всё, о чем только, Партха, помыслишь,
ты во Мне лицезреть это сможешь.

Но своим человеческим оком
ты увидеть Меня не способен:
Я дарю тебе новое зренье
властью йоги Моей чудесной.

Санджая (рассказчик этой божественной песни) сказал:
Так сказал. А затем этот Хари,
этот йоги великий Владыка,
высочайший свой царственный облик
показал изумленному Партхе.

Глаз бессчетных зрачками глядел Он,
уст бессчетных губами шептал Он,
форм невиданных и украшений
и оружий бессчетность являл Он.

Сонмом дивных уборов сверкал Он,
ароматами благоухал Он;
беспредельный Господь всюдуликий,
бог богов, чудеса все вмещал Он.

Если тысячи солнц свет ужасный
в небесах запылает разом -
это будет всего лишь подобье
светозарного лика махатмы.

Как бы собранный вдруг воедино
целый мир, всех существ бесконечность
пред собою тогда увидел
в теле бога богов сын Панду».

Арджуна сказал:
Вижу богов я в Твоем, Боже, теле,
вижу существ разновидные толпы,
вижу на лотосе Брахму-владыку,
вижу провидцев, божественных змиев.

Многоутробного, и многорукого,
и многоликого, и многоглазого -
вижу Я мир весь в Тебе, Вишварупа (Вишварупа – это вселенский образ)!
Нет ни конца у Тебя, ни начала.

Диск с булавою подняв, о безмерный,
Ты, труднозримый, в короне сияешь,
блеск Ты, сияние, жара лавина,
ярость огня, всепалящее солнце.

Ты - цель познанья. Ты - вечность бессмертья,
Ты - высочайшая мира обитель!
Ты - вечной Дхармы хранитель нетленный!
Ты - вечносущий Пуруша! - так знаю.

Ты - без начала, конца, середины,
очи Твои - словно месяц и солнце;
ярого пламени мощью безмерной
лик Твой вселенную испепеляет.

Все, что ни есть меж землею и небом,
страны все света - собою Ты обнял;
видя невиданный облик Твой страшный,
в ужасе, Боже, трепещут три мира.

Вижу: в Тебя богов толпы вступают,
славят и кланяются исступленно.
"Слава! О, слава!" - взывают провидцы,
сиддхи Тебя без конца песнословят.

Рудры и адитьи, васу и садхьи,
ашвины, предки, маруты, все-боги,
тучи гандхарвов, асуров и якшей -
все на Тебя изумленно взирают.

Образ ужасен Твой тысячеликий,
тысячерукий, бесчисленноглазый;
страшно сверкают клыки в Твоей пасти.
Видя Тебя, всё трепещет; я тоже.

Пасти оскалив, глазами пылая,
Ты головой упираешься в небо;
вижу Тебя - и дрожит во мне сердце,
стойкость, спокойствие прочь отлетают.

Словно костры ненасытного времени,
пасти Твои, Твои челюсти страшные;
жутко мне; стороны света смешались;
сжалься, о мира Владыка! Помилуй!

Вот они все - сыновья Дхритараштры,
Бхишма, и Дрона, и тот сын возницы,
прочих царей вереницы, героев,
и предводители воинов наших -

внутрь Твоей пасти, оскаленной страшно,
словно спеша, друг за другом вступают;
многие там меж клыками застряли -
головы их размозженные вижу.

И словно к морю бегут неустанно
реки, ручьи, иной цели не зная,
так мира смертного эти герои
к пасти чудовищной шаг устремляют.

Как мошкара летним вечером в спешке
лезет в огонь себе на погибель, -
так, погибая, все твари стремятся
в пасти Твои, нетерпеньем влекомы.

Ты их, облизывая, пожираешь
огненной пастью - весь люд этот разом.
Переполняя сияньем три мира,
Вишну! - лучи Твоей славы пылают.

«Арджуна сказал:
Праведно, Кришна, Тебя восхваляя,
мир этот радуется и ликует;
ракшасы прочь убегают в испуге,
толпы же сиддхов Тебя славословят.

Как же, Великий, Тебя им не славить?
Ты выше Брахмы - творец изначальный!
Мира обитель! Безмерный Владыка!
Ты - всё: суть, несуть, и то, что за ними.

Ты - первобог, изначальный Пуруша!
Мира Ты - высший оплот и обитель!
Ты - знанье, знающий, свет высочайший!
Мир пронизал ты, бесчисленноликий!

Ты - Ваю, Яма! Ты - Агни, Варуна!
Ты - Древний Предок! Праджапати! Месяц!
Слава! Хвала Тебе тысячекратно!
Снова и снова: Хвала Тебе! Слава!

Славлю, хвалю Тебя - спереди, сзади!
Слава Тебе отовсюду, Всебоже!
Ты - бесконечная сила и доблесть!
Всем обладаешь, поэтому всё - Ты!

Если Тебе, как приятелю, дерзко
крикнул бывало: "Эй, Кришна! Эй, друже!",
не разумея Твоей этой славы,
если с Тобою был груб, иль небрежен,

или в насмешку Тебя не почтил я -
сидя, обедая иль развлекаясь,
наедине иль в присутствии многих, -
о Непомерный! Прости мне все это!

Ты ведь отец всех вещей и всех тварей,
этого мира великий учитель.
Нет Тебе равных - и кто ж превосходит
во всех мирах трех Тебя, Безграничный!

И потому - пред Тобою простершись,
я умоляю. Владыка всехвальный:
милостив будь ко мне! Другом явись мне,
или отцом, иль наперсником милым.

Видя сокрытое прежде - ликую,
страхом, однако, исполнено сердце;
прежний свой облик, Кришна, яви мне!
Смилуйся, Боже, вместилище мира!» [Бхг 11:5-45].

8. Единство Бога и человека. Путь бхакти

В этом великом гимне, блистательно переведённом Всеволодом Семенцовым, нас, конечно, может смутить образ всё пожирающего Всебога. Но ведь всё временное, всё пространственное – всё это входит в Него. Всё из Него вышло и в Него уходит, всё находится в Нём. В этом смысле всё отделённое от Бога бытие относительно. Он всё создает и всё пожирает. Но есть путь, который может помочь избежать этого – соединение с Ним помимо времени и пространства. Этому и посвящена Бхагавадгита. Кришна отвечает Арджуне:

«Труднозримую форму эту -
ту, которую ты здесь увидел, -
даже боги ее непрестанно
созерцать пред собою желают.

Но ни Ведами, ни дарами,
ни аскезой, ни жертв приношеньем
невозможно Мой облик увидеть,
тебе явленный ныне, Арджуна.

Только высшее благоговенье
здесь Меня обрести позволяет
в этом облике высшем, сын Притхи,
и познать, и увидеть по сути.

Делай всё, лишь ко Мне устремляясь!
Возлюби Меня, путы отбросив!
Отрешись от вражды ко всем тварям! -
так ко Мне ты придешь, Арджуна» [Бхг 11:52-55].

Так заканчивается эта знаменитая одиннадцатая песня Бхагавадгиты. Как вы видите, Бхагавадгита – это не забвение Предвечного Бога, и это не утверждение иллюзорности человека. Величайшая тайна Бхагавадгиты в том, что Предвечный Бог и человек в его величии – это одно. Это одно и то же. А человек в его эмпирической реальности – это совершенно иное, и эта эмпирическая реальность должна быть преодолена. Таково учение Бхагавадгиты, я бы сказал, синтетическое учение Индии.

Этот путь преодоления – это бхакти, это любовь, – не знание Вед, не ритуалы, не самые изощренные аскетические упражнения, а только любовь. Любовь, которая может проявляться и в ритуальных действиях, и в аскетических упражнениях, и в рецитации священных текстов, и в молитве – но она при этом - главное. Без любви все эти рецитации текстов, знание Вед, ритуальные действия – просто магия. Всё это само по себе ничего не стоит, всё это ни к чему не ведёт, всё это суета. И только любовь, которая в том числе выражается и в наборе этих священных действий, только любовь к Богу объединяет человека и Бога. Вот в этом суть учения бхакти. Это соединение подобного с подобным, потому что человек и Бог – это одно, при преодолении человеком всей полноты земного несовершенства. Откуда это земное несовершенство – об этом в Бхагавадгите не говорится.

Вообще, всё это объясняется, я уже не раз говорил об этом скороговоркой, словом лила, «иллюзия». И на самом деле это и есть главный корень отличия западных религий от Индии. Он состоит не в том, что в Индии не почитали Единого Бога или не знали Единого Бога: там знали и почитали тот же путь любви; «Бог есть любовь» – это было известно в Индии. Но там не знали другого – или забыли, или не хотели говорить, – того, откуда в мире появилось это зло – зло забвения, зло самости, самообольщения, откуда в мире эта майя.

Христиане артикулировали, что всё зло мира – это результат человеческого выбора, изначального выбора Адама и Евы, а потом были попытки преодоления его во всей человеческой истории – неудачные попытки, до жертвы Христа. Как раз всего этого в величайшем учении Индии не было. Не было учения о причинах зла, хотя был путь достижения божественного бытия и Абсолюта.

Мы можем сказать здесь, что для Индии это не так важно – знать причины зла. Самое главное – соединиться с Богом, а о причинах зла можно говорить скороговоркой. Всё равно главное знать, что зло – это зло, и стремиться его отбросить. А возможно, для западной цивилизации важно было понимать причины зла, потому что западная цивилизация – это цивилизация в первую очередь дел, и она не должна обольщаться своими делами, не должна обольщаться великими западными чудесами, а должна помнить, что если нет устремления к Богу, если нет стремления к божественной любви, а есть обожествление эмпирического мира и эмпирического человека, то тогда никакого соединения с Богом не получится, и будет обман.

Возможно, тут просто сыграли роль разные заданности двух величайших цивилизаций: южноазиатской и европейской. Они диктовали разное отношение, разное понимание вот этого зла, из которого надо вырваться, которое надо рассеять. А цель-то в обоих случаях одна, и метод тоже один – любовь. Любовь Бодхисаттвы в буддизме, Авалокитешвара, о котором я уже вам рассказывал – Господь всеобщего спасения, смотрящий вниз, которого изображали со множеством рук и глаз, помогающий людям, – и Шри Бхагаван – это всё одно. Это всё южноазиатская традиция достижения Божественного.

И пусть в народе она часто отсвечивает какими-то обыденными, немного примитивно-яркими красками – это неважно. От этого не исчезает и не изменяется суть – ни на Западе, ни в Южной Азии. И если христианские богословы, желая понять вот эту особенность индийского южноазиатского боговидения, не видят это единство, это сходство, то они, как правило, терпят фиаско. Я приведу здесь в пример двух мыслителей.

Замечательный современный швейцарско-германский католический мыслитель Ханс Кюнг, который умер в 2021-м году, друг и коллега Бенедикта ХVI, критик Иоанна Павла II за его консерватизм, крупный, во многом оригинальный и спорный богослов, в 1986-м году пишет:

«Абсолютного Брахмана не называют «Отцом». Человек – часть Абсолюта, а не Его сын. И Кришна – это не сын Божий, но Бог как таковой. В процессе развития от божества к миру, человек, по крайней мере в некоторых отношениях, оставляет своё изначальное естество порой так далеко позади, что он и не ощущает себя сыном (Божьим). Он чувствует себя опекаемым (protege) как томимый страстью возлюбленный, или как преданный раб. И если Вишну или Шива случайно именуются «отцом», это проистекает не из отношений с человеческими существами, возникающих из факта рождения или творения, но из того, что божество понимается защитником и учителем человека. Брахман, творец, любовно именуется "дедушкой"» [Christianity and the world religions: paths of dialogue with Islam, Hinduism, and Buddhism, р. 196].

Вот так считает этот замечательный богослов. Конечно, Ханс Кюнг отлично знает Бхагавадгиту и буддистские тексты, но мы действительно видим здесь непонимание этой главной тайны, этой тайны Махапуруши – и, боюсь, скажу это со всей осторожностью, некоторое непонимание христианской Троицы, в которой Сын Божий – Он человек, но и всецело Бог. В этом смысле откровение Махапуруши в Бхагавадгите ближе к христианской Троице, чем это рассуждение о том, что идея сыновства в религиях Индии утрачивается. Для Индии самое главное учение состоит в том, что человек – всецело Бог в идеале. В христианстве главное – то, что божественное лицо, которое творит бытие, Логос, это божественное лицо и воплотилось, и вочеловечилось, и пребывало с нами, всецело являясь человеком.

Тот Человек, о котором пишет одиннадцатая глава Бхагавадгиты, или девяностый гимн Х мандалы Ригведы, предельно не похож на обычного человека, это иное; но в нём есть человечность. Он человек в родовом смысле, хотя и совершенно не сходный с нами в образе форм. И точно так же Логос совершенно не сходен с нами в образе божественного бытия. Он человек – и западная и южноазиатская традиции с двух концов мира подчеркивают это единство божественного и человеческого в абсолютном для человека смысле.

Мне кажется, что здесь Ханс Кюнг не находит должной меры. Он не вполне понимает категорию сыновства и отцовства и в христианстве и, соответственно, категорию Махапуруши и человеческих явлений в виде Кришны, Васудэвы, Нараяны – мировых тварных явлений абсолютного принципа в индуизме. Но я думаю, что мы с вами их теперь понимаем.

Бесконечно мною любимый богослов, Владимир Николаевич Лосский, в свой поздний период творчества (его ранний период был, когда он спорил с отцом Сергием Булгаковым, это скандальный период спора о Софии, о котором я даже вспоминать не хочу), в своей финальной работе, замечательной предсмертной работе «Догматическое богословие», пишет:

«Политеизм, есть лишь низший аспект монотеизма. Однако Абсолют, в котором «боги» растворяются, никогда не бывает личностным. «Боги» и даже «личный» Бог индуизма – это только аспекты, только проявления некоего безличного Абсолюта, проявления столь же условные, как и мир, которому они предстоят» [Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие / [пер. с фр. В. А. Рещиковой]. М., 1991. - с.200].

И опять же, здесь надо быть очень аккуратным. Конечно, Владимир Николаевич Лосский верно говорит, что политеизм есть лишь низший аспект монотеизма. Но личный Абсолют явен в Бхагавадгите. Хотя Бхагавадгита подчеркивает, что это тот максимум личного, который может увидеть человек на земле, в данном случае Арджуна. А есть иное, непостижимое, только силой майи дающееся, как объект видения. Это - явление одиннадцатой главы Бхагавадгиты.

Но ведь и христианское богословие на своих высших уровнях – например, у Дионисия Ареопагита, – постоянно подчёркивает, что явленная нам божественность – лишь, если угодно, один аспект абсолютного, совершенного, вне нас положенного и неописуемого нами даже в категориях личного и безличного, Божественного Бытия. В этом смысле мне кажется, что и православные, и католические богословы до конца не постигают эту тайну индийской традиции.

И в связи с этим, быть может, я, опять же, говорю это очень осторожно, не до конца понимают и тайну христианской традиции, которую, совсем, наверное, не зная индийского богословия, глубоко понимали ранние отцы и, тем более, такие удивительные боговидцы, как Иоанн Богослов и апостол Павел, которые видели незримое и говорили о невыразимом, избегая категорий – личное, не личное, предвечное и явное. - «И беспрекословно -- великая благочестия тайна: Бог явился во плоти, оправдал Себя в Духе, показал Себя Ангелам, проповедан в народах, принят верою в мире, вознесся во славе» [1Тим.3:16].

Но и там, и там мы видим понимание самого сущностного, самого главного. То, чем живёт сейчас Индия, и чем, в сущности, должно было жить христианство – Бог и человек одно, если человек сознаёт это единство. Вот это учение Бхагавадгиты, это учение евангельское, это учение апостола Павла и ранних отцов. И здесь в очень разных формах, с очень различными умолчаниями, из которых мы говорили только об одном, но очень важном умолчании - умолчании причин человеческого несовершенства - великие традиции Запада и Южной Азии, как это ни странно, сходны.