1. Житейская мудрость

Дорогие друзья, мы с вами начинаем третью, последнюю лекцию по этике индуизма. Эта лекция будет посвящена двум – вернее, двум с половиной – проблемам этики индуизма. Первая из них – это житейская мудрость, обиход и возрастное устроение жизни, различные возрастные периоды в индуизме. Основная часть лекции будет посвящена царской дхарме и суду, потому что этика правителя и этика судьи – а эти два явления соединяются – это тоже очень важный момент. И, наконец, ноль пятая часть темы будет посвящена разговору о деградации мира, о том, что этика для индуизма – это не только свободная воля, но ещё и некий этап мира, как мы узнаем. Не буду объяснять заранее: всё это мы увидим в конце.

Итак, мы начнём разговор с обычной житейской мудрости. Да, индийская этика, те же «Законы Ману», говорит и о совершенно банальных вещах – естественно, в форме обтатива, в форме пожелания. Однако, если вы внимательно прочитаете книгу «Второзаконие» Ветхого Завета, то там вы тоже увидите большое количество абсолютно житейских установлений, некоторые из которых нам не вполне понятны. Потому что всё это – те правила жизни, которые должны освещать, чего человек делать не может, что противоположно дхарме, что не является дхармой. В какой бы сфере это ни происходило, оно всегда является для человека разрушительным – и в этой жизни, и, как бы сказал индиец, в жизнях последующих. Поэтому обыденность входит в закон и является его частью.

Например, 152-е установление четвёртой главы «Законов Ману» гласит, что «Утром надо исполнить естественные нужды, одеться, искупаться, почистить зубы, натереть глаза коллириумом (глазной мазью) и почтить богов» [ЗМ 4:152].

Как вы видите, то же самое мы с вами делаем и сейчас, разве что не натираем глаза глазной мазью, но только по той причине, что живём мы не в тропиках, и поэтому наши глаза не так воспаляются. Это начало жизни, с этого надо начинать, но утром нельзя просто встать, одеться, искупаться в душе, почистить зубы – и всё. Надо ещё обязательно почтить богов. Это то, что сразу настраивает сознание человека на определённый лад, на то, что ты не один в этом мире.

Ты всегда должен помнить о том, что мир сложнее, чем просто зубная паста и естественные нужды, о том, что ты сам призван к божественной деятельности и, тем более, призван почитать богов. Чуть раньше в той же четвертой главе «Законов Ману» приводится некое «золотое правило» общения. Тоже очень простое, но, я бы сказал, важное и интересное. «Надо говорить правду, говорить приятное. Не следует говорить неприятную правду, не следует говорить приятную ложь. – Такова вечная дхарма» [ЗМ 4:138]. Это действительно очень глубокая мысль.

Хотя, в принципе, как мы уже видели, и есть, и пить позволяется всё, тем не менее, относительно вина, мяса и тому подобного присутствуют очень строгие указания, особенно в конце Законов Ману, возникшие, по всей видимости, несколько позже.

«Брахману, кшатрию и вайшию никогда нельзя пить суры… хмельные напитки (madya), мясо и пиво (suräsava) — пища якшей, ракшасов, пищачей: это не должно вкушаться брахманом, [так как он] ест жертвенную пищу, [приносимую] богам» [ЗМ 11:94, 96].

Очень жёстко и строго говорится о присвоении чужого, о грабеже: «Человек, силой отняв ту или иную чужую вещь, неизбежно делается животным, так же, как и вкусив жертвенную пищу, не предложенную при жертвоприношении [ЗМ 12:68].

То есть, если вместо жертвоприношения ты просто съешь жертвенную пищу, равно как если ты отнимешь чужую вещь, ты делаешься животным. Человек – это тот, кто не отбирает чужого, тот, кто жертвенное почитает как жертвенное. Это тоже важное указание. А животные – они не делают в этом различий.

Что касается жизненных периодов, жизненного устроения, то поскольку люди не всегда знали счёт годам, не всегда помнили, сколько им лет – 45, 48 или 50, – часто забывали, когда точно они родились, как я уже много раз рассказывал, в начале шестой главы «Законов Ману» приводятся внешние признаки.

«Когда домохозяин увидит у себя морщины, седину и детей у детей – ему следует отправиться в лес. Покинув деревенскую пищу и всю домашнюю утварь, пусть идёт в лес, оставив жену на попечение сыновей, или вместе с ней. Взяв с собой священный огонь (агнихотра) и утварь, необходимую для принесения жертв на огне, выйдя из деревни в лес, пусть живёт, имея обузданные чувства» [ЗМ 6:2-4].

Дальше даётся совет, что «следует последовательно увеличивать суровость подвига» [ЗМ 6:23] и рассказывается о цели этого ухода в лес из своего домохозяйства, из уютного дома, где живут его сыновья и внуки. «Пусть брахман, живущий в лесу, исполняет эти и другие обеты и различные наставления о достижении слияния с Атманом, содержащиеся в Упанишадах» [ЗМ 6:29].

Вот, собственно, именно для этого и уходят в лес, – для слияния с Атманом, хотя, как я вам говорил, и это не всё. «Проведя таким образом в лесах третью часть жизни, следует бродить четвертую часть жизни, отбросив мирские связи» [ЗМ 6:33].

Это саньяса – последний этап жизни человека на земле. «Принеся жертву Праджапати (то есть Всетворцу), за которую отдаётся всё имущество, поместив в себя огни (что ритуально представляет собой поглощение, проглатывание пепла жертвенного огня), брахман может идти из дома странничать. Для того толкователя Веды, кто, дав всем живым существам безопасность, идёт из дома странничать, бывают лучезарные миры» [ЗМ 6:38-39].

Выражение «тот, кто дал всем живым существам безопасность» означает, что этот человек соблюдает полную ахимсу, не вкушает никакой животной пищи и, понятно, не досаждает никому из людей или животных – и вот, для него «бывают лучезарные миры». То есть, он достигает высшей цели – мира Брахмана.

Далее даётся следующее указание: «Не следует желать смерти, не следует желать жизни, пусть он ожидает своё время как слуга жалованья (бхритака) [ЗМ 6:45].

То есть, не надо, как делают многие из нас, говорить – да я уже и жить устал, хорошо бы умереть… Не надо желать смерти, и также не надо алчно хвататься за жизнь. Есть время для жизни, и всему приходит своё время, и моменту смерти – тоже, и нужно ожидать этого времени перехода в иной мир, как слуга ожидает своего жалованья.

«Находя удовольствие во всём, относящемся к Атману, будучи равнодушным, воздерживаясь от чувственных удовольствий, стремясь к достижению вечного блаженства, пусть бродит в этом мире в обществе самого себя» [ЗМ 6:49].

То есть, это не компания, не группа подвижников, собравшихся вместе, а одиночество, общение только с Атманом, с божественной сутью самого себя – вот путь такого подвижника. А если он уже не может странничать, если он стал совсем стареньким и немощным, то тогда, «оставив все дела, загладив грехи деяний, обуздав себя, изучая Веду, он может жить счастливо под опекой сына» [ЗМ 6:45], уже освобождённый от всего, пользуясь тем уходом, который ему дают домашние.

При этом очень интересный и, я бы сказал, важный для всех нас, житейски назидательный принцип мы видим в 137-м разделе четвёртой главы «Законов Ману»: «Не следует презирать себя за прежние неудачи; надо до смертного конца стремиться к счастью и не считать его труднодостижимым».

Мне кажется, что это прекрасные слова, которые хорошо отражают внутреннюю суть индуизма: в нём нет никакой мрачности – конечно, если говорить об основной части индуистской традиции, – а есть глубокая радость, приветливость и открытость. Именно поэтому счастье достижимо – и счастье в этом мире, соответствующее твоему возрасту и этапу жизни, и счастье абсолютное: освобождение от сансары, вхождение в вечность. Всё это достижимо.

2. Категория власти - Раджадхарма

Но в этом мире счастье достижимо не само по себе: рядом со счастьем присутствует категория власти. Да, человек, отрешившийся от всего земного, уже находится вне зависимости от власти, а брахманы в принципе мало от неё зависят, хотя, если они совершают преступления, то тоже подлежат наказанию. Но в целом человек в этом достаточно жестоком мире должен надеяться на то, что он будет защищён. И вот, в седьмой главе «Законов Ману», в так называемой Раджадхарме, которая прямо начинается с царского закона, мы находим теорию царственности.

«Кшатрием, получившим посвящение, как предписано Ведой, должна совершаться, как положено, охрана всего этого. Ибо, когда люди, не имеющие царя, рассеялись во все стороны от страха, Владыка создал царя для охраны всего этого, извлекши вечные частицы Индры, Анилы (Вайю), Ямы, Солнца, Агни, Варуны, Луны и владыки богатств (Куберы).» [ЗМ 7:2-3].

То есть, царь создаётся для охраны, а не для совершения какого-то особого священнодействия, не для спасения своих подданных. Каждый спасается обрядом, подвигом и священным знанием, а совершитель обряда – это, понятно, брахман, а не кшатрий. Но царь был создан для охраны этого мира, и это главная функция правителя - раджи. И далее объясняется:

«Так как царь был создан из частиц этих лучших из богов, он блеском превосходит все живые существа. Как солнце, он жжёт глаза и сердца, и никто на земле не может даже смотреть на него. По могуществу он — Агни и Вайю, он — Солнце, Сома, он — царь дхармы, он — Кубера (богатство), он — Варуна, он — великий Индра. Даже [если] царь — ребенок, он не должен быть презираем как человек, так как он — великое божество с телом человека» [ЗМ 7:4-8].

Итак, царю даются огромные благодатные силы, и это должен помнить каждый индиец.

«Кто по глупости ненавидит его, несомненно, погибает, ибо царь быстро принимает меры для его гибели. Поэтому пусть не нарушает дхарму, которую царь установил в пользу желательных для него [людей], и даже дхарму, нежелательную для нежелательных. Для этого Владыка с самого начала создал сына (atmaja) — Наказание (danda, - «палка»), охранителя всех живых существ, дхарму, полную блеска Брахмы» [ЗМ 7:12-14].

То есть, для того, чтобы царь был могущественным, Владыка создал наказание - данда, «палку».

«Из страха перед ним все живые существа — недвижущиеся и движущиеся — служат пользе и не уклоняются от дхармы. Рассмотрев основательно место и время [преступления], возможность и степень сознательности (vidya), ему надо накладывать [Наказание], как полагается, на людей, живущих неправедно. Наказание — царь, оно — муж, оно — вождь (netar) и оно — каратель (щаситар - shasitar); оно считается обеспечением четырех ашрам (четырёх возрастных состояний). Наказание правит всеми людьми, Наказание же охраняет, Наказание бодрствует, когда все спят» [ЗМ 7:15-18].

Как это понять? Тот, кто думает нарушить закон, знает, что за этим последует наказание, и поэтому наказание бодрствует даже в то время, когда все спят. Оно присутствует в уме преступника и, возможно, остановит его.

«Мудрые объявили Наказание [воплощением] дхармы. Наложенное надлежащим образом после рассмотрения, оно радует весь народ, наложенное без рассмотрения, — губит всё» [ЗМ 7:18-19].

Оказывается, наказание само по себе вовсе не панацея. Индиец никогда не скажет: «моя царская воля, кого хочу – казню, кого хочу – милую». Потому что никакой царской воли нет; есть закон, есть дхарма, и когда царь следует дхарме, наказывая преступников, то от этого всем хорошо. А когда царь нарушает дхарму и наказывает невиновных, а о подобном мы сейчас услышим, тогда всем плохо – и царю в первую очередь.

«Законы Ману» продолжают: «Если бы царь не налагал неустанно Наказание на заслуживающих его, более сильные изжарили бы слабых, как рыбу на вертеле, ворона стала бы есть поминальное приношение и собака лизать жертвенную пищу, никто не имел бы собственности, и произошло бы перемещение высших и низших» [ЗМ 7:20-21].

Как вы видите, вопрос собственности весьма важен; без царской власти собственность бы реквизировалась, её захватывали бы сильные, а без собственности не было бы жизни.

Весь мир подчиняется посредством Наказания, ибо трудно найти человека чистого; ведь только из страха Наказания весь мир служит пользе» [ЗМ 7: 22].

Можно сказать, что это довольно пессимистическое суждение, но, увы, оно вполне правдиво. В Ветхом Завете говорится о праведниках: «Мужчину одного из тысячи я нашёл, а женщину между всеми ими не нашёл» [Еккл. 7:28].

Но это было в то время, а сейчас гендерный принцип воспринимается не так, однако в любом случае и среди мужчин, и среди женщин редко можно найти людей, соблюдающих нравственные нормы ради самих этих нравственных норм, а не из страха наказания – от Бога ли, от человеков ли – в своей жизни.

«Все варны испортились бы, все преграды (setu) были бы сокрушены, и произошло бы возмущение всего народа (sarvalokaprakopa - это древнее понятие «санскритской революции») от колебания в [наложении] Наказания. Где идет чёрное, красноглазое Наказание, уничтожающее преступников, там подданные не возмущаются (muhyanti), если вождь хорошо наблюдает. Накладывающим его объявили царя — правдивого, поступающего осмотрительно, мудрого, знающего дхарму, удовольствия (кама) и ценности этого мира (artha). Царь, накладывающий его надлежащим образом, процветает посредством этих трёх (дхармы, камы и артхи), [но] чувственный, непостоянный и порочный Наказанием же губится. Так как Наказание обладает великой силой и с трудом может быть использовано неопытными, то царя, отклоняющегося от дхармы, оно губит вместе с родственниками» [ЗМ 7:24-28].

Понимаете, царь отнюдь не тиран, который делает, что хочет, не «что хочу, то и ворочу»; ничего подобного. Царь пребывает в постоянном страхе из-за того, что если он отклонится от закона, от дхармы, то он погибнет. Наказания, им накладываемые, и законы, им предписываемые, обрушатся на него и его погубят. То есть, сам царь должен очень аккуратно, верно и правильно следовать божественному закону. В этом суть царской дхармы, а тот царь, который отклоняется от дхармы, погибнет вместе с родственниками.

«Затем, оно (наказание) может погубить крепость, страну, мир — движущийся и недвижущийся — и даже мудрецов и богов, обитающих на небе. Не может управлять правильно тот, у кого нет друзей, глупый, жадный, необразованный, приверженный к мирским утехам. Наказание может быть наложено чистым, правдивым, следующим тому, что сказано в щастрах, имеющим хороших помощников и умным» [ЗМ 7:29-31].

Так что, как вы видите, царская дхарма очень сурова. Царь не находится над законом; он не является, как в Византии, номос эмпсихос, одушевлённым законом. Царь – сам раб закона, раб дхармы. Он имеет огромную власть, данду - палку наказания, но при этом он полностью подчинен дхарме, и любой отход от дхармы губит и его самого, и страну.

И с точки зрения индийца, например, трагедия, которая произошла в России в начале ХХ века и продолжается до сего дня, является именно результатом отхода от дхармы правителями. И действительно, в истории России, в истории отречения последнего императора мы видим нарушение основополагающих законов. Так что удивительным образом эта древнеиндийская мудрость оказывается не вовсе неверной относительно истории нашей совсем не индуистской страны.

«Смиренный (перед брахманами – настоящими брахманами, которые действительно видят Веды, понимают Веды, слышат божественные установления) царь никогда не погибает. От отсутствия смирения погибли многие цари вместе с достоянием; благодаря смирению даже отшельники наследовали царства» [ЗМ 7:39-40].

А что такое смирение? Смирение – это отсечение своих желаний, как сказали бы аскеты в христианстве, своей похоти, и полное следование объективному закону. Это трудная задача для всех, а тем более для царей, которые привыкли к тому, что они обладают абсолютной властью. Но в Индии царская власть далеко не абсолютна, она всецело ограничивается и дхармой, законом, и мудрецами, и народным представлением о должном и не должном, а часто и народным представительством в той или иной форме.

Царю «Законы Ману» дают такой совет: «Надо днём и ночью усердно заботиться об обуздании чувств, ибо обуздавший чувства может заставить подданных пребывать в повиновении. Надо тщательно избегать пороков, имеющих плохой конец — десяти, порожденных желанием, и восьми, порождённых гневом. Ведь царя, приверженного к порокам, порожденным желанием, покидают богатство (artha) и дхарма, но [приверженного] к порокам, порождённым гневом, — даже душа. Охота, игра в кости, спанье днем, злословие, женщины, пьянство, пение, музыка, танцы и бесцельное путешествие — вот десять, порождённых желанием. Доносительство, насилие, вероломство, зависть, гневливость, нарушение [прав] собственности (arthadushana) и оскорбление словом и палкой — вот восемь, порождённых гневом» [ЗМ 7:44-52].

То есть, когда царь бьёт, оскорбляет, отбирает чужую собственность, он лишается собственной души, а значит, жизни. И всё последующее – лишь физический результат этого духовного процесса.

«[При сравнении] порока и смерти порок считается худшим; порочный идёт в преисподнюю, умерший непорочный идёт на небо» [ЗМ 7:53].

Далее в седьмой главе Раджадхармы даются советы, как должен себя вести правильный царь. Царю «следует взять жену той же варны (то есть кшатрийку), одарённую [благоприятными] знаками, родившуюся в знатной семье, любимую, одарённую красотой и хорошими качествами. Надо назначить пурохиту, а также подобрать священников; им полагается исполнять домашние обряды и жертвоприношения на огне» [ЗМ 7:77-78].

Пурохита – это «идущий впереди», домашний жрец царя, тот брахман, который совершает царские обряды и с которым государь может советоваться по вопросам духовным. Пурохита – очень важное лицо в индийской царской традиции.

Теперь о налогообложении. Необходимая для самой жизни государства егофункция.

«Ежегодный налог следует изымать через верных [слуг] (то есть, чтобы не было лихоимства); надо относиться с полным уважением к обычаям народа [и] поступать с людьми, как отец» [ЗМ 7:80].

И характерно указание, что «Слепой, слабоумный, калека, старик от семидесяти лет и оказывающий благодеяния знатокам Веды никем не должны быть принуждаемы платить налог (kara) [ЗМ 8:394].

«Царь, даже погибая, пусть не взимает налог со знатока Веды; не должен умереть от голода знаток Веды, живущий в его стране. У какого царя в стране погибает от голода знаток Веды, у того от того же голода быстро погибает страна» [ЗМ 7:133-134].

Вот как страшно. То есть, там, где преследуют самых образованных, духовно знающих людей – или даже не преследуют, а просто пренебрегают ими, и они живут в нищете, ведут полуголодное, а то и голодное существование, – там будет голодать вся страна.

Особо указывается и то, как надо воевать. Конечно, те виды оружия, о которых мы сейчас услышим, сейчас нигде не применяются. Это была эпоха холодного оружия, но военная этика, если угодно, законы войны, в целом освещены в индийской религиозной этике очень чётко.

«Сражаясь в битве, не следует поражать врагов вероломным оружием…» [ЗМ 7:90].

Что значит – вероломным? Это когда оружие представляется на вид одним, а на самом деле оно другое, намного более опасное.

«… ни зубчатым, ни отравленным, ни раскалённым на огне. Не полагается убивать оказавшегося на земле, [если сам на колеснице], ни кастрата, ни стоящего со сложенными руками (то есть с просьбой о милости), ни имеющего распущенные волосы (это тоже знак мольбы), ни сидящего, ни говорящего: «я твой», ни спящего, ни ненадевшего доспехи, ни нагого, ни безоружного, ни несражающегося, смотрящего, ни сошедшегося с другим, ни несражающегося, оказавшегося в затруднительном положении (vyasana), ни поражённого, ни тяжелораненого, ни устрашенного, ни отступающего, — всегда помня дхарму добродетельных» [ЗМ 7:91-93].

Все эти категории врагов поражать нельзя, и вы понимаете, насколько серьёзны эти ограничения. Победа любой ценой – такое понятие в этике индуизма отсутствует. Нужно очень жёстко соблюдать законы войны, и уж тем более эти ограничения распространяются на мирных жителей, которые только смотрят со стороны на сражение. Их и пальцем трогать нельзя, независимо от того, к какому лагерю они принадлежат – к твоему или вражескому.

«Царь, охраняющий народ, будучи вызван [на бой врагом] равным, более сильным или более слабым, исполняя дхарму кшатрия, пусть не уклоняется от битвы. Храбрость в битвах, защита народа, почитание брахманов — лучшее средство для царей достичь блаженства» [ЗМ 7:87-88].

Понятно, что когда царь посылает на битву, на смерть сотни тысяч, миллионы людей, а сам отсиживается в бункере или развлекается в каком-нибудь роскошном дворце с наложницами, то он тем самым не выполняет кшатрийскую дхарму, становится всеми презираем и погибает.

«Законы Ману» говорят: «Следует всегда быть готовым к войне, всегда обнаруживать силу, скрывать тайны, выслеживать слабости врага. Весь мир страшится всегда готового к войне, поэтому все живые существа следует подчинить именно силой» [ЗМ 7:102-103].

Разумеется, подчинять их нужно только в том случае, если они на тебя восстали. Но «царь, который по неразумию беспечно мучает свою страну, немедленно лишается вместе с родственниками страны и жизни. Как от мучения тела гибнут жизни людей, так от мучения страны гибнут жизни царей» [ЗМ 7:111-112].

Вот такое твёрдое утверждение. Достаточно трезво «Законы Ману» относятся и к политической реальности: «слуги царя, назначенные для охраны [народа], бывают большей частью порочными, стремящимися к захвату чужой собственности; от них нужно защищать этот народ» [ЗМ 7:111-112].

То есть, от слуг, назначенных царем для охраны народа, надо царю же защищать свой народ. Вот такой парадокс, но, увы – это политический закон, справедливый до сего дня.

3. Суд

Помимо военной защиты народа в случае войны важнейшая прерогатива царя – это суд. Cуд – это величайший дар, это разделение между добром и злом, между бытием и небытием. По сути говоря, каждый судебный акт, каждый судебный приговор – это новое творение мира. А каждый неправильный приговор, каждый лже-приговор – это новое разрушение мира и обрушение мира в бездну. Суду посвящена восьмая глава «Законов Ману».

«Царь, желая рассмотреть судебные дела – вьявахара – пусть является подготовленным (vinita) в суд (sabha, сейчас это слово означает ‘палата', что напоминает греческую экклесию) вместе с брахманами и опытными советниками.

Там, сидя или стоя, подняв правую руку, в скромной одежде и украшениях, надо рассматривать дела тяжущихся сторон, относящиеся к восемнадцати отделам, - по отдельности, ежедневно, посредством умозаключений, [основанных] на обычаях страны и указаниях шастр [ЗМ 8:1-3].

Что же это за 18 разделов судебных дел? Они на самом деле удивительно современны. За эти тысячелетия и при движении от цивилизации к цивилизации почти ничего не изменилось, лишь некоторые бытовые подробности.

«Из них первое – неуплата долга (согласитесь, что это и сейчас актуально), [затем] заклад (если кто-то отдаёт свою вещь и берёт за неё заклад, а вещь потом не отдают, или наоборот, вещь возвращают, а заклад не отдают), продажа чужого, соучастие в [торговом или другом] объединении, неотдача данного, неуплата жалованья, нарушение соглашения, отмена купли и продажи, спор хозяина с пастухом (или с любым работником, если шире понимать), дхарма в споре о границе (частного владения), клевета и оскорбление действием, кража, насилие, а также прелюбодеяние, дхарма мужа и жены, раздел наследства, игра в кости и битье об заклад (когда человек проигрывает в кости, даётся битье по рукам в том, что он обещает что-то отдать) – эти восемнадцать поводов (pada) судебного разбирательства в этом мире.

Основываясь на вечной дхарме, надо решать дела людей, спорящих главным образом по этим поводам (sthana). Но если царь не делает разбора дел лично, тогда следует назначить ученого брахмана для их разбора. Тот, придя в высокий суд, окруженный тремя судьями (sabhya), пусть разбирает дела того [царя], сидя или стоя. То место, где сидят три брахмана, знающие Веду, и назначенный царем ученый брахман, называют "судом Брахмы"» [ЗМ 8:4-11]. То есть, божественным судом. Значит, суд – это божественный суд. Суд – это явление Бога на земле, вот что такое суд. И потому, – объясняют дальше Законы Ману, – «Где на глазах [у судей] дхарма губится адхармой (то есть, правда губится неправдой), а правда — ложью, там гибнут судьи. Дхарма нарушенная — губит, дхарма сохраненная — охраняет, поэтому дхарма не должна быть нарушаема, чтобы нарушенная дхарма не покарала нас» [ЗМ 8:14-15].

Все неправедные судьи, услышьте это. Ваш неправедный суд неизбежно приведет вас к гибели – и ваши семьи тоже.

«Четверть вины от адхармы (беззакония) идёт виновнику, четверть — [лживому] свидетелю, четверть — всем судьям, четверть — царю. Но царь и судьи невинны и освобождаются [от греха], а вина падает на совершившего [преступление], когда осуждается достойный осуждения» [ЗМ 8:18-19].

Дальше говорится о том, что надо опрашивать свидетелей, как если бы при этом присутствовали боги. А «имущество, похищенное ворами, должно быть возвращаемо царем всем варнам; царь, присваивающий его, принимает [на себя] вину вора» [ЗМ 8:40].

В этом, кстати говоря, и заключается основа реституционного права собственности: власть не может себе присвоить то, что нечестивые люди, пусть даже и от имени власти, когда-то отобрали у других людей. Эти люди, или их потомки, должны получить отобранное, украденное у них имущество.

Что касается опроса свидетелей, то здесь делается различие по варнам. Принцип тут такой:

«[Судья], очистившись, пусть в присутствии богов и брахманов утром испросит правильное показание у очистившихся дваждырождённых, обращённых лицом к северу или к востоку (то есть, свидетельские показания в суде – это священнодействие).

Брахмана следует спрашивать: "Скажи!" («О, достойный, видел ли ты что-либо и слышал ли что-либо?», – и этого достаточно); кшатрия – "Скажи правду" (выходит, кшатрий уже может сказать и неправду); вайшья – [объявляя ему, что лжесвидетельство столь же преступно, как кража] коров, зерна и золота; шудру – [угрожая ему] наказанием, как за всякое преступление, лишающее касты.

Те места, которые предписаны [после смерти] для убийцы брахмана и для убийц женщин и детей, для предателя друга и для неблагодарного, – те будут [местопребыванием после смерти] для говорящего ложно.

Какое бы доброе дело (punya) ни было совершено тобой, добрый человек, [заслуга от него] вся идет от тебя к собакам, если ты говоришь неверно» [ЗМ 8:87-90].

Ложь – это страшный грех, и никакие заслуги тебе не помогут, если ты лжёшь в суде. Но при этом существует очень интересная особенность индийского права, которая его отличает от европейского. Вдумаемся в эти слова:

«Человек, из благочестивого побуждения говорящий при разборе дела иначе, чем он знает, не лишается неба и мира; такую речь называют божественной.

Если вследствие правдивого показания может быть [причинена] смерть шудре, вайшью, кшатрию или брахману, должно говорить неправду, ибо такая [неправда] предпочитается истине» [ЗМ 8:103-104].

Мы спросим: а как при этом вообще может работать суд? Ну, вот так. Человек не может становиться причиной гибели другого человека, даже давая показания в суде – это особенность индийского правосудия. Но этот очень интересный момент как бы выпадает из общего круга судебных постановлений, и далее вновь утверждается, что надо говорить правду.

«Надо заставить клясться брахмана [своей] правдивостью, кшатрия - колесницами и оружием, вайшья – коровами, зерном и золотом, шудру – всеми тяжкими преступлениями [к которым будет приравнена его ложь]» [ЗМ 8:113]. То есть, если шудра нарушит клятву, то он впадёт в тяжкие бедствия.

«Или следует заставить [обвиняемого](«обвиняемый» – это вставка Ильина, но на самом деле речь здесь идёт о свидетеле) взять огонь, погрузиться в воду или же прикоснуться к головам жены и сыновей в отдельности.
Тот, кого пылающий огонь не обжигает, кого вода не заставляет подняться вверх и [с кем] вскоре не случается несчастья, должен считаться чистым в клятве» [ЗМ 8:114-115].

Это так называемые ордалии. Для нас с вами эти нормы звучат невероятно, но они присутствуют в «Законах Ману», как и во многих других традициях. То есть, физические законы воды, огня, равно как и духовный закон клятвы ближними людьми, могут измениться перед лицом «чистого в клятве», с точки зрения индийского судопроизводства. Надо сказать, что в сборнике правовых норм «Русская Правда» присутствовал тот же принцип – в случае, если ты клянёшься в чём-то, чему нет свидетелей, ты доказываешь свою правоту тем, что берёшь в руку раскалённый металл и не обжигаешься. Как уж это получается – разные люди об этом по-разному фантазируют. Тем не менее, таковы были нормы судопроизводства, и если бы такого оправдания никогда не происходило, то, понятно, что такой нормы и не существовало.

Очень важно, чтобы наказание не было вынесено несправедливо. Сейчас, когда в той же России мы на каждом шагу видим вынесение несправедливых приговоров, мы должны помнить, что это пагубно с точки зрения индийской, да и любой другой, общечеловеческой этики.

«Несправедливое наказание губит честь и разрушает славу среди людей, а в другом мире лишает неба, поэтому следует всегда избегать этого. Царь, наказывающий не заслуживающих этого, а заслуживающих этого ненаказывающий, принимает на себя великое бесчестие и идет в ад» [ЗМ 8:127-128].

«Того злонамеренного царя, который по глупости решает дела не по дхарме, враги быстро подчиняют. К тому же, который, обуздывая любовь и ненависть, решает дела по дхарме, подданные стремятся, как реки к океану» [ЗМ 8:174-175].

Это любимый индийский образ. То есть, люди бегут к такому царю, и его страна, его государство переполняется народом, потому что к праведному царю стремятся все, а от неправедного все убегают, и сам он попадает в ад.

«Царь, который не охраняет подданных, но взимает с них налоги и штрафы, идет немедленно в ад. Надо знать, что царь, не соблюдающий правил поведения (марьянда), неверующий (настика), жадный, не охраняющий подданных, губящий их, идёт в преисподнюю» [ЗМ 8:307-309].
Теперь о наказаниях.

«Царю надо тщательно обуздывать беззаконных тремя мерами – заточением (ниродхана), заковыванием в цепи (бандха) и различными видами телесных наказаний (вадха)» [ЗМ 8:310-311].

Но речь тут идёт о тех беззаконных, которые не вразумляются. Далее «Законы Ману» указывают, что вообще телесные наказания – это крайняя мера. Сначала нужно поговорить с человеком, совершившим какой-либо проступок, всё ему объяснить, потом оштрафовать, если он вторично его совершил, а потом – на какое-то время лишить свободы. И если уже и после третьего раза этот невменяемый и дальше продолжает совершать преступления, то – всё равно с рядом оговорок, – можно применить к нему телесное наказание, от битья до отсечения тех или иных частей тела или, как говорят в Индии, отсечения туловища, которое мы называем отсечением головы.

«Вор должен бежать к царю с распущенными волосами и объявить о краже, говоря – Это сделал я, накажи меня!... Будет ли вор наказан или прощён, он освобождается от вины воровства, но царь, не наказав его, принимает на себя вину воровства» [ЗМ 8:314-316].

Это тоже очень важный принцип индийской религиозной и судебной этики: царь может помиловать преступника – понятно, что человека, который не совершил преступления, и миловать не надо, и обязанность царя в таком случае – объявить, что он невиновен и отпустить, или даже, может быть, наградить, если тот претерпел какой-либо ущерб во время следствия. А вот если это настоящий преступник, какой-нибудь насильник, убийца, то тогда царь может его помиловать, но в этом случае вина этого преступника ложится на царя. Помилование – не просто подпись, не просто вычёркивание. Помилование – это принятие на себя правителем ответственности за преступления преступника.

Кстати говоря, в этом универсальном принципе состоит и всё христианство: в лице Иисуса Христа Бог простил грешников, простил грешное человечество; грехи всех людей Иисус принял на себя. В какой-то степени, так поступает царь. Но когда правитель подписывает указы о помиловании, не думая о том, что он тем самым принимает на свои плечи тяжёлый груз ответственности за все эти преступления, которых он не совершал – а милуя, он берёт их на себя, – то это действительно глупый правитель. Мудрый человек понимает, на что он идёт, когда прощает преступника, которого он мог и должен был осудить.

«Люди, совершившие преступления, но наказанные царями, идут на небо, будучи чистыми, как и благочестивые, совершившие добрые дела» [ЗМ 8:318].

Это один из важнейших принципов индийского судопроизводства: наказание – не месть. У нас этого зачастую не понимают, думают, что наказание, даже смертная казнь, пожизненное заключение, -– это месть общества преступнику. Нет, наказание – это средство исправления. Ведь наказание – не обязательно смертная казнь, не обязательно членовреждение, – любое наказание связано с некоторой мукой для преступника, и вот эта мука искупает его преступление, и он идёт чистым на небо. В случае, если царь помиловал преступника, тот тоже идёт на небо чистым, но царю придётся ещё пострадать за преступления, которые он этому преступнику простил.

Я уже рассказывал, что «Законы Ману», как и вообще вся индийская традиция, совершенно чётко говорят: чем более высокий уровень занимает человек, чем он более образован, чем лучше он понимает дхарму, тем большую он несет ответственность и, соответственно, тем большее он несёт наказание в случае нарушения дхармы. В «Законах Ману» это описывается так.

«Если какой-либо простец (пракрта) должен быть оштрафован на одну каршапану, тогда за то же преступление царь должен быть оштрафован на тысячу… Но вина шудры при краже больше в восемь раз, вайшья в шестнадцать, кшатрия – в тридцать два, брахмана – в шестьдесят четыре или полностью – в сто раз, соответственно пониманию каждым из них сущности добра и зла» [ЗМ 8:336-338].

«Царь, который прощает совершающего насилие, быстро идет к гибели и подвергается ненависти народа. Ни вследствие дружбы, ни ради большой выгоды пусть царь не отпускает на волю насильников, наводящих ужас на все существа» [ЗМ 8:346-347]. Это актуально и для современной России.

«Царь, в городе которого нет ни вора, ни прелюбодея, ни клеветника, ни грабителя, ни насильника, удостаивается мира Шакры» [ЗМ 8:386]. «Удостаивается мира Шакры» – мира Шивы. Он становится шивата – богоподобным.

4. Богопочитание и жертвоприношение

И здесь необходимо сказать буквально несколько слов о богопочитании в Индии. Большие жертвоприношения совершаются в наши дни не так часто. Жертвоприношение, яджна, сейчас в основном заменено на богопочитание, и его наиболее распространённым методом является пуджа, кормление и одевание статуи бога. В целом произошёл отказ от ведических жертвоприношений, хотя у шиваитов и продолжают до сих пор приносить в жертву животных, отрубая им головы перед идолом Дурги. Считается, что душа принесенного в жертву животного уходит в рай; особенно этот обычай распространен в Бенгалии. Но в общем жертвы приносят всё реже. И главное в поведении современных индуистов - воздержание от осквернений, так как они препятствуют участию в храмовых богослужениях и домашних ритуалах.

Любая казнь считалась в Индии человеческим жертвоприношением. То есть, если казнят преступника, то это жертвоприношение, которое позволяет преступнику, посредством такого участия в ритуале, очиститься и прийти на небо.

Особой формой ритуальной смерти считалось сати. Сати означает в переводе «настоящее, правдивое, честное». Это традиция, которая также называется анумарама, когда жена после смерти мужа добровольно восходит на его погребальный костер и погибает вместе с ним. Самосожжение на этом костре являлось выражением преданности умершему. Так могли поступать не обязательно жены, но и другие родственники, а также слуги, друзья и ученики умершего. Эта традиция была в эпоху Александра Македонского и описана в трактате Арриана Никомедийского «Индика» (2 век по Р.Х.); по-видимому, она является старинным индоевропейский обычаем, потому что в Эдде, в «Речах Высокого», Óдин говорит: «Хвали жён на костре» [Речи Высокого, 81:2], то есть жён, которые восходят на костёр мужа.

В позднем индийском тексте «Вишну Смрити» утверждается: «И теперь долг женщины… после смерти её мужа для сохранения её непорочности последовать за ним…» [Vishnu Smriti, 25-14]. Чтобы не соблазниться и не вступить снова в брак, в какие-то новые отношения, надо пойти за мужем в вечность.

В некоторых частях Индии существовал обычай джаухар – коллективное самоубийства женщин, детей и стариков, когда воины-мужчины поражены в битве, с тем чтобы не достаться врагу. Подобная практика являлась особенностью северо-запада Индии, пространств современных штатов Раджастан и Мадхья-Прадеш.

По подсчётам британской администрации Индии, в начале ХIХ века менее одного процента вдов избирали сати, остальные всё же предпочитали остаться в живых. Порой практикуются символические сати, когда вдова, одетая, как новобрачная, восходит на погребальный костёр мужа и ложится рядом с ним, но костёр зажигается уже после того, как она встаёт и уходит. Это такое обязательство символической смерти, и потом эта вдова продолжает жить, заботиться о своих детях, внуках, но она не отдаёт своей жизни на погребальном костре мужа.

Однако, сати весьма почитается и сейчас. Сам факт того, что в 1987-1988 годах были приняты законодательные акты – сначала на уровне штатов, а затем и на общеиндийском уровне – о предотвращении сати, говорит о том, что эта традиция актуальна. В этих законах сказано, что пропагандировать сати нельзя, нельзя почитать тех женщин, которые его совершили, и те места, где они были совершены самосожжения. Законы законами, но их мало кто слушает, и до сих пор сати довольно распространены.

Принятие этих законов во многом связано с делом Руп Канвар – в 1987-м году эта молодая женщина взошла на костёр своего мужа в Раджастане и погибла. Людей, которые, как говорили, принудили её к этому, пытались привлечь к ответственности, арестовали более сорока человек, но в итоге их всех оправдали. Сейчас Руп Канвар, совершившая сати, очень почитается в Индии, и случаи сати повторяются. Так что сати –очень важный элемент индийской этической традиции, хотя сейчас он официально осуждается и преследуется.

В Индии распространено почитание икон – арча, их освящают, как и в христианских странах. Сначала освящают, а потом - почитают. Очень распространены просьбы у ног священного изображения, простирания ниц, пуджа – принесение пищи, риса, фруктов, и омовение статуй, объезд города со священными статуями.

Храмов долгое время в Индии не было, но в начале I тысячелетия после Рождества Христова их уже возводили повсюду. Центром храмов были святыни со статуей божества или символом божества, в храмах были водоёмы, залы для чтения, отдыха и собраний, но конгрегационные богослужения, то есть, когда для участия в богослужении собирались люди, были довольно редки. В Индии, как и во многих других традициях, люди – зрители, а не участники священнодействий. То, к чему мы как к норме привыкли в христианстве, когда все совершают Евхаристию, это довольно редкое явление для индийской традиции. Хотя и среди христиан многие ошибочно считают, что служит священник, а миряне при этом только присутствуют – «стоят на обедне», «слушают обедню».

5. Эсхатология в этике индуизма

И наконец, как я и обещал, мы поговорим о соотношении эсхатологии и этики. Эсхатология в Индии твёрдо связана с этикой, но в то же время этика детерминирована эсхатологией. Однако мы не должны считать, что здесь совершается какое-то насилие над свободой воли. Отчасти так же в Новом Завете, как мы помним, о последних временах говорит Сам Христос, описывая глубочайшее падение нравов: «И по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь…» [Мф. 24:12], и перечисляется:

«Многие придут под именем Моим и будут говорить, что это Я; и многих прельстят. Когда же услышите о войнах и о военных слухах, не ужасайтесь: ибо надлежит сему быть, -- но это еще не конец. Ибо восстанет народ на народ и царство на царство; и будут землетрясения по местам, и будут глады и смятения. Это – начало болезней. Но вы смотрите за собою, ибо вас будут предавать в судилища и бить в синагогах, и перед правителями и царями поставят вас за Меня, для свидетельства перед ними. И во всех народах прежде должно быть проповедано Евангелие. Когда же поведут предавать вас, не заботьтесь наперед, что вам говорить, и не обдумывайте; но что дано будет вам в тот час, то и говорите, ибо не вы будете говорить, но Дух Святый. Предаст же брат брата на смерть, и отец – детей; и восстанут дети на родителей и умертвят их. И будете ненавидимы всеми за имя Мое [Марк 13:6-13].

Так что мы видим – и по христианским представлениям мир завершается трагически. Современный христианский богослов Георгий Петрович Федотов в своей специальной работе «Эсхатология и культура» говорил, что этот трагический конец мира необязателен. Христиане могут его остановить, если они будут соблюдать принципы божественной любви, если они сами не будут восставать – брат на брата, родители на детей, дети на родителей, если они будут следовать божественным установлениям, христианским нормам. Тогда по-другому будет выглядеть и конец мира. Эта эсхатологическая катастрофа – не детерминана, она необязательна, но наиболее возможна, потому что существо человека ненадёжно и склонно ко злу, хотя, в принципе, выбор зависит от нас. Но в индуизме этот принцип ещё в меньшей степени зависит от нас. В некотором роде он детерминирован.

Я уже говорил о кальпах и югах, об этих огромных периодах бытия, и не буду повторяться, но хотел бы сейчас рассказать, как в Махабхарате объясняется конец света, конец Кали-Юги.

Маркандея объясняет Юдхиштхире: «Считают, что Критаюга (то есть, первая из четырёх) длится четыре тысячи лет. Столько же столетий занимает ее становление, и столько – угасание. Третаюга продолжается три тысячи лет. Столько же сотен лет приходится на ее становление и столько же – на угасание. Продолжительность Двапараюги – две тысячи лет. Ее становление и закат длятся по двести лет. Калиюга продолжается тысячу лет. На ее становление и закат приходится по сто лет. Обрати внимание на равную продолжительность периодов становления и угасания юги. По окончании Калиюги вновь начинается Критаюга. Общая продолжительность (четырех) юг – двенадцать тысяч лет. Полная тысяча (юг) составляет день Брахмы. Когда все мешается в обиталище Брахмы, мудрые, о тигр среди потомков Ману, говорят о гибели миров» [Мбх 3:186, 17-23].

Законы же Ману гласят: «В век Крита объявили главным аскетизм, в Трета — знание, в Двапара же — жертвоприношение, в век Кали — одну щедрость» [ЗМ 1:86].

И завершаю я сегодняшнюю лекцию, продолжая читать третью книгу Махабхараты.

«Во время Крита (юги) дхарма – как бык о четырёх ногах, она властвует над людьми безраздельно, без хитростей и обмана. (Настаёт) Трета (юга), и тогда (дхарма) сохраняет лишь три (четверти) своей силы, четвёртая же часть повергнута беззаконием. А во время Двапара (юги) дхарма уже наполовину вытеснена беззаконием. Затем несправедливость на три (четверти) воцаряется в мире, а на долю людской добродетели приходится лишь четвёртая часть…»

Как вы видите, мир этически детерминирован. Каждая эпоха определяет строй присущего ей бытия. В христианстве, вероятно, тоже, но, как объясняет Георгий Федотов, этому можно противостать. А здесь как противостанешь? Только сам сохраняй праведность, но помни, что мир вокруг тебя разрушается.
Знай, о Пандава, с каждою югой уменьшается продолжительность жизни людей, (слабеют) их мужество, ум, сила, духовная мощь. Цари, брахманы, вайшьи и шудры, о Юдхиштхира, постепенно станут соблюдать лишь видимость дхармы. Люди станут торговать дхармой, точно мясом… Станут низки, о Каунтея, помыслы царей-невежд, слывущих мудрецами, будут они стремиться уничтожить друг друга в постоянных междоусобицах, а кшатрии станут тернием людским на исходе юг: не защитники, а стяжатели, надменные, упоенные почестями, будут они находить удовольствие лишь в наказании. Станут они постоянно преследовать праведников и без всякого сострадания к их слезам, о бхарата, будут захватывать их жен и имущество. Девушек не будут ни сватать, ни выдавать замуж: они сами будут искать себе мужей в конце юг. Лишившись ясности разума, ненасытные цари всеми способами будут присваивать чужое имущество, когда настанет конец юг. Весь мир, о бхарата, заполонят млеччхи (иностранцы), и (левая) рука будет красть из (правой), когда придет конец юг. Люди, слывущие в мире учеными, утратят истину, у стариков будет разум ребенка, а у детей – стариковский ум. Будут слыть героями робкие, а храбрецы будут жалки, как трусы, и никто никому не решится верить, когда наступит конец юг. Весь мир, поражённый алчностью и ослеплением, будет есть единую пищу (не различая запретного), восторжествует великая несправедливость, и не будет дхармы. Не останется ни брахманов, ни кшатриев, ни вайшьев, о владыка людей, будет в мире одна только варна, когда настанет конец юг. Отец не пощадит своего сына, а сын – отца, и жены не будут заботиться о своих мужьях» [Мбх 3:188, 9-19;32-49].

Как вы видите, описание последних времён в целом очень похоже на евангельское. На самом деле, этический мир религии – и индийской, и христианской – полон, я бы так сказал, пессимизма. Но этому пессимизму всеобщего разрушения нравственных норм, которое люди эмпирически наблюдают вокруг, противостоит знание абсолютной дхармы, о которой я рассказал и которая вам теперь известна.

И каждый человек выбирает сам, живёт ли он по нормам этого разрушающегося, в конец деградирующего мира, как все – и при этом, безусловно, гибнет вместе со всеми с точки зрения и христианства, и индуизма, или же он выбирает тяжёлый и мучительный, особенно в Кали–Югу, путь противостояния злу. Противостояния не силой меча, а силой воли, силой своего стояния в правде. Как сказано в том же Евангелии от Марка: «и поведут вас к правителям и царям за Меня, для свидетельства перед ними и язычниками. Когда же будут предавать вас, не заботьтесь, как или что сказать; ибо в тот час дано будет вам, что сказать, ибо не вы будете говорить, но Дух Отца вашего будет говорить в вас» [Мф. 10; 18-20].

Вот этот высокий принцип выбора: или деградации со всеми, или мучительного, в страдании, противостояния распадающемуся миру стоянием в Правде – это, наверное, и есть стержень и венец и индуисткой дхармы, и христианской этики.