1. Предисловие

Дорогие друзья, эта наша лекция посвящена международным отношениям, события которых происходили на временном отрезке между Парижским мирным договором апреля 1856 года и вторым Польским восстанием, — отношениям, в которых Россия была активным участником.

Парижский договор положил конец войне. Польское восстание так или иначе совершенно изменило отношение к России практически всех европейских держав. Но эти пять лет между Парижским миром и Польским восстанием — это интересный период — время выработки новых подходов к русской внешней политике. О нём довольно много рассказывается, но не всегда точно, поэтому я решил посвятить этой теме специальную лекцию.

2. Князь Александр Михайлович Горчаков

Человеком, который проводил русскую внешнюю политику в эти годы, был князь Александр Михайлович Горчаков (1798–1883). Человек известный, из знатного рода, наполовину русский, наполовину немец. Его родители — князь Михаил Андреевич Горчаков и баронесса Елена Доротея Ферзен, вдова, которая первым браком была за бароном Иоганном Остен-Сакеном, саксонским посланником в Петербурге.

Горчаков, ровесник Пушкина, учился вместе с Александром Сергеевичем в Царскосельском лицее, дружил с ним. Горчакову посвятил Пушкин послание с важной для нас характеристикой: «Питомец мод, большого света друг, обычаев блестящих наблюдатель… О ты, харит любовник своевольный, приятный льстец, язвительный болтун, по-прежнему остряк небогомольный, по-прежнему философ и шалун» (Послание к кн. Горчакову, 1819 г.).

Александр Михайлович был прекрасный студент. В своём выпуске лицея в 1817 году он был первым и сразу пожалован рангом титулярного советника. Он умер последним из этого пушкинского выпуска - в 1883 году, прожив действительно немалую жизнь — восемьдесят пять лет.

Иногда вспоминают, что на памятник Александру Сергеевичу Пушкину в 1878 году Горчаков дал всего двести рублей, проявив особую жадность - жалованье Горчакова было сорок тысяч рублей в год — одно из крупнейших жалований чиновников в Российской империи. Но я думаю, что это была не жадность, и тем более не равнодушие к великому однокласснику, а проявление старческой скупости – возрастная болезнь психики.

Александр Михайлович сделал прекрасную карьеру. В 1819 году он уже занимал придворную должность камер-юнкера, состоял при «со-министре» иностранных дел графе Нессельроде на конгрессах в Троппау, Лайбахе и Вероне. Как вы помните, в России было фактически два министра иностранных дел — Нессельроде и Каподистрия. В 1822 г. граф Иоанн Каподистрия ушёл в бессрочный отпуск и стал президентом Греции, а граф Карл Нессельроде остался единственным руководителем российской внешней политики.

С 1822 года, ещё совсем молодым человеком, Горчаков занимал должность секретаря посольства в Лондоне. То есть в юности он уже впитал дух международных отношений Александрова царствования, знал его не понаслышке. Эпоха пробуждения национального сознания, первая эпоха революций ХIХ века, которая как раз была темой конгрессов в Вероне, Лайбахе и Троппау, была известна Горчакову.

Александр Михайлович был уже человеком совершенно другого поколения, нежели Нессельроде. Он был, если угодно, романтическим националистом, причём националистом, понятное дело, русским. Подъём русского национального духа, стремление к национальному единству — это были близкие ему темы.

Александр Михайлович Горчаков, хороший исполнительный чиновник, при этом был человек, очень глубоко переживающий идею свободы — свободы человека, свободы народа. И его проявление как человека, его собственное чувство свободы, важно для нас в рамках темы, так как международная политика очень тесно связана с личностью Горчакова, проявилось и в решительный момент во время восстания декабристов.

В то время Горчаков как раз был в Петербурге. Он зашёл к своему другу, одному из участников восстания Ивану Пущину, и предложил ему тут же выписать заграничный паспорт, чтобы тот успел уехать из России и не подвергся репрессии. Пущин отказался и потом был на каторге, в ссылке, пережил всё, что пережили другие декабристы. Но этот широкий жест молодого Горчакова характерен. Как вы понимаете, Александр Михайлович ставил этим предложением Пущину под удар всю свою дипломатическую карьеру.

Однако карьеру в итоге этот факт не затронул. В 1827 году он становится секретарём посольства в Риме, в 1828 году — камергером, в 1841-1853 годах — чрезвычайным посланником в Вюртемберге. Кстати говоря, Горчаков — противник Восточной политики Николая Павловича - политики, направленной на развал Османской империи и утверждение российской гегемонии на Востоке, которая вскоре привела к Крымской войне. Он как мог ей противодействовал. С лета 1854 года Горчаков — посланник в Вене. И на его плечи легли первые тяжелейшие переговоры по восстановлению мира, предшествующие Парижской мирной конференции. Он видел хищничество Австрии и её страх перед Россией. И никогда не простит потом австрийскому государству и лично императору Францу Иосифу, что тот так заплатил за помощь Габсбургам в подавлении Венгерского восстания: Австрия тогда была готова на войну с Россией, по крайней мере, выдвинув войска к русской границе, она не позволяла русским войскам сосредоточиться на театре военных действий. Это считалось нечестным поступком.

С первым периодом жизни Горчакова связано ещё одно интересное событие, которое характеризует его как человека. В 1838 году он женился на тридцатисемилетней Марии Александровне Мусиной-Пушкиной (урождённой Урусовой), вдове Ивана Алексеевича Мусина-Пушкина.

Вместе с красавицей женой он получил падчерицу и четырёх пасынков. Но из-за конфликта со своим начальником Дмитрием Павловичем Татищевым, дядей Марии Александровны, был вынужден уйти в отставку. Дело в том, что у Горчакова не было никаких средств существования. Он был только чиновником на жаловании и, несмотря на свой высокий титул, был небогатым человеком. А Татищев не хотел, чтобы его племянница, да еще с пятью детьми, выходила замуж за плохо обеспеченного и малоперспективного человека. Однако Александр Михайлович и Мария Александровна любили друг друга по-настоящему, и Александр Михайлович предпочёл уйти в отставку, чтобы заключить брак. То есть своей служебной карьере, которую он очень ценил, он предпочёл любовь. Вскоре стараниями Урусовых, других родственников Марии Александровны, Горчаков был восстановлен на дипломатической службе. Красавица Мария Мусина-Пушкина, к слову, в своё время находилась в поле внимания и Александра Сергеевича Пушкина. Именно ей он посвятил замечательное стихотворение: «Кто знает край, где небо блещет
неизъяснимой синевой, где море теплою волной вокруг развалин тихо плещет…» (1828 г.)

Как вы видите, Горчаков вовсе не был пугливым чиновником-карьеристом. Это был блестящий дипломат, который имел свои жизненные ценности и цели, который мог предпочесть карьере любовь к женщине и дружественность с Пущиным, который согласился стать министром иностранных дел только при определенных условиях. И сейчас мы увидим, о чем идет речь.

Идеи Священного союза, которые лелеял Николай Павлович, не были близки Горчакову. В Вюртемберге он предлагал изменить ориентацию Российской империи в международной политике. В Вене вынес всю тяжесть дипломатических интриг против России. И поэтому Александр II, который ценил Горчакова как человека опытного, но широко и свободно мыслящего, предложил Горчакову возглавить Министерство иностранных дел, когда граф Карл Нессельроде, который был уже стар и явно не вписывался в новую международную политику, подал в отставку.

Своему другу французскому послу графу де Морни (Шарль де Морни — единоутробный брат французского императора Луи Наполеона) Горчаков, который умел дружить с дипломатами других стран сердечно, говорил, что согласился стать министром, только убедившись, что взгляды на внешнюю политику у него и у Императора совпадают. Неплохое утверждение, не правда ли?

Перед нами новая эпоха, и это уже не эпоха служак. Помните, как в письме императору Александру Николаевичу Константин Аксаков писал, что при старом царствовании надо было просто исполнять волю царя, и всё? Так вот Горчаков таким быть не хотел. Уже при Николае Павловиче, оставаясь дипломатом и посланником в Вюртемберге, в Вене, он пытался в меру сил проводить свою политику, но понимал, что его возможности в абсолютистской стране очень ограничены. И должность министра иностранных дел России - почётную, лестную, хорошо оплачиваемую, Горчаков принял только потому, что их взгляды с Императором совпадали.

3. Новые послы

Перед тем, как мы перейдём к тому, какие же это были взгляды (а это важная тема), надо сказать о том, что во многом по согласию и даже по инициативе Горчакова были назначены новые послы.

Наш с вами старый знакомый Павел Дмитриевич Киселёв, весьма либеральный человек и, как его характеризовал сам Александр II - «мой личный друг», был назначен послом в Париж.

Примечательно, что человек, который всеми силами стремился к освобождению крестьян, был умелым администратором в Дунайских княжествах, теперь для Александра II личный друг, хотя вряд ли был им в эпоху Николая Павловича. Иногда про назначение Киселёва в Париж думают, что это ссылка. Ничего подобного. Основная идея Горчакова, как мы сейчас увидим, заключалась в том, чтобы создать новую «ось» Петербург-Париж. И в Париже нужен был человек весьма доверенный, весьма свободолюбивый и весьма свой. Тем более что Париж тогда — это Наполеон III. А Наполеон III — выскочка, парвеню, социалист (как его называли), который, нарушая решения Венского конгресса 1815 года, становится императором французов. Понятно, что старые консервативные политики, тот же Нессельроде, не могли бы установить с ним хорошие отношения, а либеральный, широко мыслящий граф Павел Дмитриевич Киселёв был тем, кто мог это сделать. И мы увидим сейчас, что он это делал и даже, может быть, делал в этом направлении больше, чем хотел Александр II и, пожалуй, даже князь Горчаков.

В Лондон был назначен граф Михаль Иоаким (Михаил Иринеевич) Хрептович, польский аристократ, зять Нессельроде. В некотором роде это была, конечно, дань самому Нессельроде, а с другой стороны, назначение польского аристократа, католика на один из важнейших дипломатических постов Российской Империи (пожалуй, впервые после князя Адама Чарторижского) являлось определённым знаком того, что поляки в России не являются третируемым народом, они — часть единого русского, в гражданско-политическом смысле, народа, и потому его представители вполне могут занимать ключевые политические посты. Однако это назначение оказалось неудачным. Вскоре барон Эрнст Филипп фон Бруннов, которого сменил Хрептович, вернулся в Лондон.

Эрнст Бруннов, о котором мы с вами уже много говорили (см. лекцию 39 – «Россия и Весна народов»), — очень опытный дипломат, учитель дипломатии Александра II. Происходил он из курляндского дворянства. Именно он сумел сравнительно малыми политическими жертвами вывести Россию из проигранной Восточной войны 1854-56 гг. За Парижский конгресс барону Бруннову была подарена Императором бриллиантовая табакерка.

В Вену был назначен Виктор Петрович Балабин, сторонник русского влияния среди славян и православных Балкан и Австрийской империи. Это был человек уже новой складки, как и сам Горчаков. Человек, мыслящий идеями славянского братства без отторжения от Австрии земель, на которых проживают славяне, но со своего рода двойным подчинением: тело славян Австрийской империи остаётся в Австрии, а их сердце и душа должны тянуться к России. Это помогло бы новой политике и соответствовало духу времени — к сожалению, духу этнического национализма, крови и почвы.

Очень интересным человеком был Егор Петрович Ковалевский, которого Горчаков назначил директором Азиатского департамента. Егор Петрович был выдающимся путешественником по Африке, Китаю и также горячим сторонником славянства.

Вы видите, перед нами — не выслужные чиновники, а новые люди, яркие личности со своими политическими взглядами, которые были не независимы от их службы, а осуществлялись службой. Особенность либерализации связана именно с этим. Человек начинает приниматься властью не как функция, «винтик», а как цельная личность. Это очень важный момент, который как раз говорит об изменении духа в эпоху царствования Александра II.

4. Идея нового союза

А теперь вернёмся к тому, в чём же совпадали взгляды нового Царя и его нового министра иностранных дел. Почему Горчаков согласился быть министром у Александра II?

В первом же циркуляре русским послам 16 апреля 1856 года Горчаков объявлял: «Мир, заключенный в Париже, является началом новой политической эры. Волнения ожесточённой борьбы заменяются сношениями, полными взаимного доброжелательства. Этот результат, столь желательный, может быть достигнут лишь доверием, которое мы внушаем, и тем, что сами испытываем. Государь Император надеется, что чувства, одушевляющие его в этом смысле, будут разделены всеми правительствами, которые по окончании войны снова вступают в свободное распоряжение своими интересами». [16 апреля 1856. Татищев, т.1. с.249].

Горчаков был известен как мастер дипломатического языка. И это циркулярное послание, как вы видите, было написано мастерски и, конечно, на французском языке - не все послы хорошо читали по-русски. И здесь очень важны следующие несколько акцентов. Во-первых: война закончена, но мы никому не мстим. Часто говорят, что Горчаков хотел отомстить Австрии. Не знаю, может быть, и хотел и даже говорил об этом, но это никак не отразилось на его политической деятельности. Озлобление после поражения, как мы знаем, может привести к ужасным последствиям. В Германии оно привело к нацизму после Первой Мировой войны. Но Горчаков говорит, что мы не озлоблены и никому не мстим. И это великие слова.

Он говорит, что время ожесточённой борьбы заменяется «сношениями, полными взаимного доброжелательства». Ни соперничества, ни желания подставить ножку, а доброжелательства. А доброжелательство может возникнуть только в результате доверия. Когда одна страна не доверяет другой, считает её лжецом, считает её лицемерной, говорящей одно, а делающей другое, никакого доверия, конечно, не будет. Доброжелательство есть результат доверия, которое внушает Россия другим странам и которое Россия сама испытывает по отношению к иным державам.

Это новый дипломатический принцип. Политика Николая Павловича, особенно последнего семилетия его правления, приведшего к катастрофе, именуемая «Россия — осаждённая крепость в кольце врагов», замещается новой политикой: «Россия среди друзей». Эта новая политика подобна политике конгрессов эпохи позднего Александра I в Троппау, Вероне, Лайбахе, с которой не понаслышке был знаком князь Горчаков.

И ещё один важный момент из этого циркуляра Горчакова в том, что все страны снова свободно распоряжаются своими интересами. То есть никто никого не принуждает делать то, что та или иная страна делать не желает. Вы помните, что Николай Павлович принуждал Турцию проводить определённую политику, требовал, чтобы ключи Вифлеемского храма от католиков передали православным, это очень не нравилось Франции и в итоге привело к войне. Так вот теперь никто никого не принуждает. Турция управляет в Турции. Россия в России. Франция во Франции. Пруссия в Пруссии. У каждой страны свои интересы и своя политика.

В следующем циркуляре 21 августа 1856 года Горчаковым употреблены те самые слова, которые так нравятся русским «патриотам» и которые до сих пор очень часто цитируются в совершенно неправильном контексте («Россия сосредотачивается»). Но прежде, чем перейти к более полной цитате циркуляра, напомню, что Горчаков не любил Священный союз. Это был уже совсем не тот союз, что при Александре I, когда в него входили и Англия, и Франция, теперь это был блок консервативных монархий — Пруссии, Австрии и России, — который, по мнению Горчакова, изжил себя и с которым необходимо было покончить. Горчаков констатирует: «Обстоятельства возвратили нам полную свободу действий». А позднее, в беседе с Вюртембергским королём в 1857 году, говорит: «Я никогда не дам увлечь себя в Тройственный союз, направленный против Франции». То есть политика Николая Павловича, которая заключалась в том, чтобы тупо поддерживать консервативные монархии против остальной более динамично развивающейся Европы, вредна сама по себе, потому что поддерживать умирающее, старое, отстающее неразумно. Когда Германия чуть позже набрала обороты и стала лидером Европы, тогда другое дело, но это уже будет другая монархия, не консервативная. Тройственный же союз уже не нужен.

Итак, в своем циркуляре 21 августа 1856 года Горчаков пишет: «Император решился посвятить преимущественную заботливость благосостоянию своих подданных и сосредоточить на развитии внутренних средств страны деятельность, которая будет распространяться за пределы Империи, лишь когда того безусловно потребуют положительные пользы России… Говорят, Россия дуется. Нет, Россия не дуется, а сосредотачивается в самой себе («La Russie boude, dit-on. La Russie ne boude pas. La Russie se recueille»). Вот эта последняя притяжательная форма глагола (se recueille) либо неправильно переводится, либо её вовсе отсекают. Говорят, что Россия дуется на что, на кого? На то, что она —проигравшая сторона в Крымской войне. На Европу. И поэтому не участвует в её делах. Но это не так. Россия не дуется - Россия сосредотачивается на своих внутренних делах, на самой себе.

Исходя из предшествующего контекста, мы знаем, что речь идёт о принципиальном внимании к внутренним делам. Внутренние дела — это Великие реформы. Они требуют и денег, и мира, и покоя. Они не сочетаются с активной международной политикой. Это вообще важнейший принцип: если страна после тяжёлых жизненных провалов хочет восстановиться, она не должна проводить активную внешнюю политику. Её внешняя политика должна сводиться к тому, чтобы по возможности помириться со всеми, сделать так, чтобы никто не претендовал на твоё, а для этого перестать претендовать на чужое. Никаких авантюр, никаких ключей от храмов в Палестине, никаких Сирий и Ливий и даже Украин в нынешнем контексте. Нужно развивать собственную жизнь, строить собственный мир. Но именно это часто делать не умеют и поэтому всё губят.

Россия сосредотачивается не в том смысле, что сейчас она сосредотачится, а потом шарахнет по всем дубиной. Нет, смысл в этих словах заложен совсем иной. Повторю: Россия сосредотачивается в самой себе ради того, чтобы развивать собственную внутреннюю жизнь, чтобы проводить собственные реформы. Мы должны ясно это понять. Это совершенно естественная политика. И именно потому, что Горчаков и Государь были друг с другом в ней согласны, Горчаков согласился стать министром иностранных дел. Он — министр иностранных дел страны, для которой международная политика пассивна, а не активна, и это необходимо, чтобы Великие реформы увенчались успехом.

Далее в том же циркуляре он говорит: «Политика нашего Августейшего Государя национальна, но она не своекорыстна, и хотя Его Императорское Величество ставит в первом ряду пользы своих народов, но не допускает и мысли, чтобы даже удовлетворение их могло извинить нарушение чужого права».

Политика национальна — это тоже очень важный принцип. Государь думает о развитии своей страны и своих народов. Обратите внимание, не народа, а именно народов. Это дань национализму. Уже нет просто верноподданных, независимо от того, на каком языке они говорят и какую веру исповедуют. Теперь есть народы.

У Алексея Константиновича Толстого есть посвящённое теме народов юмористическое стихотворение под названием: «Песня о Каткове, о Черкасском, о Самарине, о Маркевиче и о арапах» с такими строчками:

Ядро у нас – славяне;
Но есть и вотяки,
Башкирцы, и армяне,
И даже калмыки;
Есть также и грузины
(Конвоя цвет и честь!),
И латыши, и финны,
И шведы также есть;
Недавно и ташкентцы
Живут у нас в плену;
Признаться ль?
Есть и немцы
Но это: entre nous! (между нами)
Страшась с Катковым драки,
Я на ухо шепну:

У нас есть и поляки,
Но также: entre nous …» (1869 г.)

Политика проводится ради своих народов, но она не своекорыстна. Потому что, ставя пользу своих народов выше всего, Государь не мыслит ради неё нарушать права других наций, стремится действовать не любой ценой, а только в пределах, которые допускает международное право. Это тоже важный принцип Александра II и одного из самых выдающихся дипломатов России — Горчакова.

Александр по старинке, ещё как бы двигаясь в русле своего отца, выступает за сближение с родственной Пруссией (ведь он сын прусской принцессы), Горчаков — за союз с Францией Наполеона III. И Александр соглашается с ним.

Императора Наполеона III любят все либералы России, кроме радикалов, потому что он левый (это - «двор революционного происхождения»). И настолько убеждает Горчаков Александра в необходимости сближения с Наполеоном III, что, когда послом Франции в Петербурге назначен граф Шарль Огюст де Морни, ему был дан самый ласковый и многообещающий приём. Надо сказать, что де Морни платил той же монетой. Он до конца был верным другом России и всеми силами выступал против конфликтов с ней.

Кстати, одним из элементов закрепления этого союза был брак Шарля Огюста де Морни с молодой красавицей Софьей Трубецкой 1838 года рождения. Софья на самом деле - внебрачная дочь Николая I и совсем молоденькой Екатерины Петровны Мусиной-Пушкиной, которая беременной была выдана замуж за князя Сергея Трубецкого, чтобы скрыть грех Императора. Сам де Морни тоже был незаконнорожденным сыном от связи своей матери королевы Гортензии вне брака с генералом Шарлем де Флао, который в свою очередь тоже, как считалось, был незаконнорожденным сыном хорошо нам известного Шарля Мориса Талейрана.

Александру Флориану Валевскому, тоже, кстати говоря, бастарду, сыну графини Марии Валевской от Наполеона Бонапарта, который при Наполеоне III стал министром иностранных дел Франции, Морни 27 июля 1856 года писал: «Я не думаю, что ошибаюсь, утверждая, что слова, сказанные мне Императором (Александром — А.З.), выражают чувства, одушевляющие большинство русского общества». [С.С. Татищев. т.1, с.253] То есть чувства приязни и любви к Франции и Наполеону III общи и Государю и народу России.

Граф деМорни очень высоко ценил Александра II и в письме от 8 декабря 1856 своему единоутробному брату Наполеону III дал Александру следующую характеристику: «Он никого не оскорбляет, верен слову, чрезвычайно добр. Невозможно не полюбить его. Он обожаем своим народом, и в царствование его Россия дышит свободно, чего не было при покойном его отце. Он, быть может, не столь театрален, как император Николай, но я не сомневаюсь, что он принесёт больше пользы своей родине во всех отношениях и в несколько лет, чем его отец во все продолжение его царствования». Надо сказать, что де Морни в этом оказался совершенно прав. Великие реформы Александра II пересоздали Россию.

Итак, вынашивается план нового союза — Франции, Пруссии и России. И к этим странам Горчаков всеми силами хочет добавить ещё и Англию. Он совсем не был противником Англии, как его иногда пытаются представить. Однако пытался обойти Австрию, потому как считал, что Австрия, во-первых, из-за своего крайнего политического консерватизма и, во-вторых, из-за того, что действительно досадила России, мешает её динамичному развитию. Поэтому надо создать прочный союз крупнейших держав — Франции, Пруссии и Англии — с Россией, обеспечить России мир и спокойно жить, решая свои внутренние задачи.

В сентябре 1857 года император Александр II встречается с Наполеоном III в Штутгарте у короля Вюртембергского. И вот тут произошла первая осечка. Во время их встречи Наполеон спросил, нельзя ли дать больше свобод польскому народу. На что Александр ответил очень холодно: «Никто более меня самого не желает Польше спокойствия и преуспеяния, но всякое чужеземное вмешательство может только повредить исполнению моих добрых намерений, возбуждая в поляках несбыточные надежды». И это не пустые слова. В это время готовятся большие реформы в Польше, о них мы будем говорить на одной из следующих лекций. Но именно тема Польши не позволила возникнуть франко-русскому союзу. Выйдя после беседы с Наполеоном, Александр воскликнул: «Со мной посмели заговорить о Польше!». Акты об обустройстве Дунайских княжеств и о закрытии Черноморских проливов во время войны, которые к тому времени готовились, так и остались неподписанными.

Коварство Наполеона тем более велико, что в апреле 1856 года, за полтора года до встречи в Штутгарте, он, беседуя в Париже с великим князем Константином, задал то же вопрос о Польше, но в совершенно ином контексте. Вопрос был таков: «Не захочет ли Россия присоединить Галицию?» То есть он, как и его дядя Бонапарт, делит чужие земли. И предлагает России польскую провинцию Галицию, часть старой Польши, которая в то время принадлежала Австрии. Соответственно, Наполеон III вовсе не думал в товремя о независимой Польше. В 1856 г. он предлагал России Галицию, а в 1857 - волнуется о поляках. Я бы сказал, это некая попытка втянуть Россию в конфликт с Австрией, и попытка, говоря о Наполеоне, понятная, потому что он мечтает о восстановлении своей империи. Если Россия переживает то, что потерпела унижения после проигранной Крымской войны и мечтает освободиться от ограничений, которые на неё налагает Парижский трактат 1856 года, то Наполеон III мечтает перед лицом всего французского народа восстановить империю своего дяди Наполеона I, хотя бы в «естественных границах» Рейна, Пиренеев и Альп.

Он начинает с Альп, а потом захочет и Рейн. Чтобы провести границу по Альпам, надо отторгнуть часть областей у Сардинского королевства (Пьемонта). Но никто ведь в Европе, ни Россия, ни Англия, ни другие страны, не позволят Наполеону III воевать с Пьемонтом, мирной страной, и отторгать у неё какие-то земли. Соответственно, надо, чтобы аннексия прошла мирно. А для того, чтобы это прошло мирно, надо посулить Пьемонту австрийские земли, населённые итальянцами, тем более что в Италии вовсю идёт движение за национальное объединение, которое возглавляет Джузеппе Гарибальди. А в обмен на помощь Сардинскому королю в овладении Ломбардией и Венецией, получить от Пьемонта Приморские Альпы и Савойю. Вот такая комбинация в голове у Людовика Наполеона. Потом к ней присоединится ещё идея о Рейне, которая в 1870 году его и погубит. Но это время ещё не настало. Наполеон пока озадачен тем, чтобы привлечь к себе французов, доказав им, расширив границы Франции, что он достойный племянник своего дяди. А для этого он должен сделать своим союзником Россию, но не просто союзником, а союзником в дележе земель.

Это типичная политика Наполеона I. Помните, как он постоянно предлагает Александру I в Тильзите и в Эрфурте куски стран, которые ему ещё не принадлежат? И в Тильзите Александр I, к нашему стыду, на такое предложение соглашается. Но тут ничего подобного не происходит. Как вспоминает Андрей Парфёнович Заблоцкий-Десятовский в своей биографии графа Киселёва, великий князь Константин, уклонился от определённого ответа на вопросы о Галиции. [А.П. Заблоцкий-Десятовский. Граф Киселёв... т.3, с.18-19]. Конечно, Галицию присоединить хотелось, но мир сохранить хотелось намного больше. Так что вопрос о Польше для Наполеона — это попытки раскачать ситуацию в Европе с целью решить внутренние французские вопросы.

Во время того же визита великого князя Константина в Париж в апреле 1856 года Наполеон обсуждал с ним раздел «Османского наследства» и «Австрийского наследства», и выступал за создание федераций государств на Апеннинском и Балканском полуостровах, то есть Италии и владений Австрии и Турции. Вот именно этим живёт Наполеон. Поэтому стремление создать с ним союз, скажем прямо, опасно. Он стремится не к стабильности и миру, а к своей славе и к расширению территории Франции.

5. Тайная сделка Наполеона и война с Австрией

14 января 1858 года на Наполеона III было совершено громкое покушение. Главным зачинщиком был итальянец Феличе Орсини. Было брошено три бомбы, восемь человек погибло, сто сорок два было ранено, императорская чета не пострадала. Орсини был гильотинирован. Но перед смертью он написал Наполеону письмо, где говорил, что знает о своей участи и умоляет Императора содействовать объединению Италии. В Италии вы найдёте верного друга Франции — писал он. Само письмо Орсини, я думаю, мало взволновало Наполеона, но он понял, что в Италии ждут помощи Франции, соответственно, возникает возможность получить земли, которые на самом деле заселены итальянцами (не забудем, что сам Гарибальди происходит из Ниццы), но их считают исторической территорией Франции. Так же и с левым берегом Рейна. Там живут немцы, но французы почему-то всё время считали этот регион исторической территорией Франции.

Вскоре, 21 июля 1858 г. в Пломбьере (в Вогезах) между Наполеоном и первым министром Пьемонта (Сардинского королевства) знаменитым графом Камилло Бенсо ди Кавуром заключено соглашение. Это - секретный договор. Франция оказывает помощь в объединении северной Италии, в присоединении Ломбардии со столицей в Милане к Пьемонту за что Сардинское королевство отдаёт Франции Ниццу и Савойю.

В декабре 1858 года уже после встречи в Пломбьере, опять случается встреча великого князя Константина с Наполеоном в Париже, и опять звучит настойчивое предложение Галиции. По мнению Наполеона нужен нерушимый союз Франции и России на окраинах Европы и Пруссии в центре. Пока он хочет расправиться, разделив её наследство, с Австрией, а потом думает и о Пруссии, потому что Рейнская область находится под контролем Пруссии, но пока об этом не говорит. То есть для поляков Наполеон продолжает представать защитником польских интересов, а в секретных переговорах он настойчиво предлагает России завладеть австрийской Польшей, и тем самым сделать её соратником в своей борьбе, фактически внутренней, за популярность среди французов.

Франция просит Россию так или иначе принять участие в войне против Австрии. Граф Киселёв объясняет Наполеону, что Россия не сочувствует наступательной войне. И здесь важно отдельно сказать об Англии. Англия хочет сохранить стабильность границ в Европе. Обе её главные партии, особенно тори (с вигами было чуть сложнее), считали принцип нерушимости границ важнейшим принципом Европы после Парижского конгресса 1856 г. То есть, если угодно, они уже тогда проводили принципы Хельсинских соглашений 1975 г. Почему? Потому что, если нерушимость границ твёрдо заявлена и соблюдается, то причин для войн по большому счёту нет, а какие-то небольшие конфликты решаются международными конгрессами. Если же начнёт распадаться такая огромная европейская страна, как Австрия, то за её наследство начнутся войны, которые опять, как и в начале XIX века, поразят Европу.

Англии совсем не хочется, чтобы государства европейского континента воевали друг с другом. Во-первых, это негуманно, а в Англии, хоть у нас это и не любят признавать, очень сильны принципы гуманной политики. Да, в колониях иначе, и об этом ещё пойдёт речь, но в Европе политика должна быть гуманна. И во-вторых, будет нарушена вся система европейской торговли, где Англия играет главную роль. Если Европа воюет, значит, она не покупает, а надо чтобы покупала. Конечно, в случае войны, Англия сможет отгородиться от воюющей Европы непобедимым английским флотом, но ей нужна Европа как рынок, а рынок возможен в ситуации покоя. Поэтому Англия категорически против войны и предлагает союз Пруссии и Австрии против России и Франции. Вот тогда, в 1858 году, Россия стояла на волосок от войны с Англией. Слава Богу, ума хватило не ввязываться в делёж австрийского наследства.

Наполеон III предлагает России пересмотреть оба трактата, по его словам, «одинаково тягостные для обеих империй»: Венский 1815 года и Парижский 1856 года. Но Горчаков ставит об этом в известность Англию. И вот это действие Горчакова, его нота Сент-Джеймсскому двору, разрядила обстановку. Англия поняла, что Россия не будет ввязываться ни в какую войну, что она против войны в принципе. И поэтому, даже если Наполеон устроит какую-то войну, то без России. Следовательно, военные настроения против России в Англии сразу же исчезают.

Тогда же, в 1859 году, Горчаков, видя, что конфликты назревают вокруг, говорит: «Россия выходит из того положения сдержанности, которое она считала для себя обязательным после Крымской войны». [Г.Л. Кессельбреннер. Светлейший князь: К 200-летию со д. р. А.М. Горчакова…М., 1998 с.177] И этот выход из положения сдержанности приводит не к тому, что Россия что-то захватывает, оккупирует, куда-то посылает «зелёных человечков», — нет. Россия предлагает созвать новый европейский конгресс. То есть Александр II действует в духе Александра I. И конгресс этот должен быть посвящён итальянскому вопросу.

Италия же хочет объединиться. При этом Австрия владеет двумя огромными итальянскими областями — Ломбардией и Венето (Венецией). Фактически вассалами Австрии являются монархические режимы Модены, Пармы и Тосканы. И в отношениях в какой-то степени тоже территориально-вассальных с Австрией находится Папская область. Довольно большой кусок Италии, а именно области Лацио, Умбрия, Марке и Эмилия-Романья находятся под светской властью папы. Папа в то время — прогрессивный Пий IХ. Австрия — покровительница католического мира, и Наполеон тоже покровитель католического мира (вы же помните, из-за чего началась Крымская война). Наполеон старается показать себя не только наследником своего дяди Наполеона I, но и наследником французских королей, считавших себя защитниками католической веры по всему миру.

Но Австрия отвергла идею конгресса и захотела решить итальянский вопрос по-своему. Она чувствовала, что этот конгресс будет не в её пользу. Он не сохранит её гегемонию на Апеннинском полуострове. А ведь (кроме Пьемонта) весь Апеннинский полуостров, включая Неаполитанское королевство, находится под контролем Австрии. Движение итальянцев к объединению разворачивается очень мощное, революционное (в своё время я рассказывал вам о карбонариях), и в результате конгресса Австрии, по всей видимости, пришлось бы сильно ограничить свои интересы на этих землях. Она решила, что намного лучше, придравшись к тому, что по всей Италии постоянно действуют повстанцы, финансируемые и поддерживаемые королём Пьемонта Виктором Эммануилом, начать войну с Пьемонтом, разгромить его, подписать с ним договор на условиях силы и тем самым проблему снять. Австрийская империя гигантская, Сардинское королевство маленькое, всё должно получиться. Австрия при этом предполагала, что Франция останется, пусть доброжелательной к Сардинии, но нейтральной.

Но вышло иначе. Как только Австрия отвергла идею конгресса и напала на Пьемонт, Наполеон объявил, что он поднимает оружие за создание независимой Италии от Альп до Адриатики. Возмущённая Германия, которая чувствовала себя союзником Австрии, второго большого немецкого государства, (говорю «Германия» не случайно, потому что была Пруссия, а был германский сейм в Франкфурте-на-Майне), сказала — коли объединяются все итальянские земли, то мы тогда у самой Франции требуем Эльзас и Лотарингию, заселённые немцами. И Пруссия стала мобилизовывать свою армию, а прусская армия сильна. Франкфуртский сейм постановил держать в боевой готовности все армии германских государств. В тот момент Франция могла оказаться в состоянии войны с двумя германскими государствами, с Австрией и с Пруссией, и, по правде сказать, если бы эта война в 1859 году началась, то очень возможно, что Франция с Пьемонтом потерпели бы в ней поражение.

И тут Россия решила сослужить Франции добрую службу. Я подчёркиваю, что о сделке в Пломбьере, которая касалась обмена территориями, никто не знал. Все думали, что Наполеон искренне желает помочь объединить Италию. И это даже было близко Горчакову. Действительно, Италия станет федерацией государств, как США, и общеевропейский конгресс должен решить это. Но в действиях Наполеона была своя правда, тем более Австрия напала первой. Поэтому Россия поддержала Францию, предупредила на Франкфуртском сейме Германию и отдельно Пруссию о том, что если нападение Германии на Францию произойдёт, то будут нарушены все договоры, подписанные в Европе с 1815 года. Соответствующий циркуляр Горчаков разослал русским послам 15 мая 1859 года. Император Наполеон в восторге говорил, что этот документ стоит стотысячной армии. [Дневник Киселёва, 2 июня 1859]

Воздействия России на Германию, которое вполне одобрялось Англией, было достаточно. Ни одно германское государство не присоединилось к Австрии в борьбе с Францией и с Пьемонтом. При этом предложение Франции, чтобы Россия начала войну на её стороне против Германии, если Германия совершит на Францию нападение, было в Петербурге отвергнуто. Даже если Германия нападёт на Францию, Россия не вступит в войну — об этом Наполеону III было заявлено прямо. То есть Наполеон III понимал, что Россия не является его союзником. Она сторонница мира в Европе. И только.

Война была короткой. 24 июня 1859 года под Сольферино произошла победа франко-сардинских войск над австрийской армией. Это было сражение трёх монархов, в котором лично участвовали Наполеон, Виктор Эммануил и Франц Иосиф. После него 11 июля 1859 года в Виллафранка ди Верона было заключено перемирие. И по этому перемирию Франц Иосиф передал Наполеону Ломбардию по рекам По и Минчио, поскольку именно Франция победила Австрию, а французские войска были преобладающей силой в этой войне. Франция же великодушно отдала эту итальянскую область Пьемонту за Ниццу и Савойю, о чём было договорено заранее, иначе своекорыстный Наполеон не стал бы воевать на стороне Италии. Савойя и Приморские Альпы с центром в Ницце до сих пор, как вы знаете, являются департаментами Франции.

11 июля 1859, после передачи Пьемонту Ломбардии с Миланом, началось объединение Италии.

6. Реакция Европы и положение России

Весь мир был шокирован этой сделкой. Наполеон, который до этого считался прогрессивным социалистом, стремящимся к объединению и счастью народов, желающим бескорыстно помочь Италии, предстал в страшном облике своего дяди — корыстного захватчика чужих земель. Вы помните, что Наполеон I , захватывая земли и говоря, что если империя не расширяется, то она сокращается, в первую очередь имел в виду свою поддержку у французского народа. Он говорил, что должен выигрывать, потому что является выскочкой, и если проиграет войну, то его свергнут. Народы, увы, любят присоединение чужих земель. По сути, Наполеон III пошёл тем же путём. Его избрали в память Наполеона I. Он должен войти в его славу и опять её осуществить. Но от этой славы вся Европа была в ужасе. И Германия, и Россия, помня поход 1812 года, и Англия, и, конечно, проигравшая Австрия.

Поэтому на съезде русских послов в Варшаве в октябре 1859 года император Александр II отклонил предложение Киселёва о заключении союза с Наполеоном. «Доверие мое к политическим видам Людовика-Наполеона сильно поколеблено. Его приёмы небезупречны (Ses allures ne sont pas correctes). Нужно внимание, чтобы не вдаться в обман», — сказал Император. Принцип — хорошие отношения с Францией, но никакой зависимости от неё, в частности, получение чужих земель или чего-то ещё.

Граф Киселёв искренне надеялся на союз Франции с Россией, хотел этого союза, как я уже говорил, и Горчаков, но после корыстных действий Наполеона, после округления Франции за счёт Пьемонтских провинций, пелена с глаз спала у всех. Все поняли, что Наполеон III просто политический авантюрист, человек, который, как мы бы сейчас сказали, гоняется за общественным мнением, популист, и ради этого он готов ввергнуть мир в новую катастрофу.

Вернувшись к сражению в Сольферино, стоит сказать, что именно тогда швейцарский филантроп Жан Анри Дюнан решил создать общество Красного Креста. Наблюдая за военными действиями, видя ужасные страдания раненых и гибель множества людей, он создаёт Красный Крест, изначальной задачей которого была помощь раненым всех сторон именно во время войн. Флаг Красного Креста — это вывернутый наизнанку швейцарский флаг.

То же самое чувство, что и в России, было и в Англии. Виги - либеральная партия во главе с Джоном Темплом виконтом Пальмерстоном, пришедшая к власти 12 июня 1859 года - приветствовали объединение Италии и даже рассматривали возможность нового союза Британии с Наполеоном. Был подписан торговый договор между Францией и Англией, уже шло сближение, которое, кстати говоря, заставляло волноваться многих. Но как только объявили об обмене территориями между Францией и Сардинским королевством, произошло охлаждение и разрыв. Английское принципиальное отношение к народной свободе в Европе, в том числе к праву итальянцев на объединение, столкнулось с наполеоновским авантюризмом - желанием захватывать земли.

Королева Виктория уже 24 января 1860 года (как вы видите, речь идёт всего о каких-то месяцах) пишет лорду Расселу, который в кабинете Пальмерстона занимал пост министра иностранных дел, очень ясно: «Мы кругом обмануты. Возвращение (Наполеона — А.З.) к союзу с Англией, всеобщий мир, уважение договоров, торговое братство — все это одна личина, чтобы прикрыть перед Европой политику разбоя».

В результате Англия предлагает Пруссии и Австрии союз против амбиций Франции и получает на это согласие. То же самое происходит и с Россией.

Своими действиями, войной, сделкой, в результате которой Сардинский король будет фактически контролировать Папскую область, Наполеон «предаёт» папу. Министр иностранных дел Франции граф Александр Валевский из-за этого предательства подаёт в отставку, и Министерство возглавил Эдуард Антуан Тувенель, сын генерала Наполеона I - Людовика Тувенеля.

Действия Джузеппе Гарибальди в Италии поддерживаются Наполеоном, но теперь строго осуждаются Россией. Русский посол в Турине не раз заявлял протест королю Виктору-Эммануилу. 28 февраля 1860 года русский посол в Турине был отозван в знак протеста против присоединения Неаполя и Папской области к Сардинскому королевству. В ноте Горчакова от 28 сентября 1860 года это объяснялось так: поддержка народных движений по изгнанию монархов Пармы, Модены и Тосканы — «это уже вопрос не об итальянских интересах, но об интересах общих, присущих всем правительствам; это вопрос, имеющий непосредственную связь с теми вечными законами, без которых ни порядок, ни мир, ни безопасность не могут существовать в Европе. Необходимость бороться с анархией не оправдывает Сардинского правительства, потому что не следует идти заодно с революцией, чтобы воспользоваться её наследством».

То, что революция происходит, ощущают все. Как относиться к этой революции? Наполеон III и Виктор Эммануил пытаются оседлать эту революцию, и, надо сказать, в конечном счёте, у них это получилось — Италия объединилась, а Франция получила границу по Альпам. Но границы поколеблены, области переходят из рук в руки, мир в Европе, который был установлен в 1815 году, больше не существует. Поэтому Наполеон отталкивает от себя всех: и Англию, и Австрию, и Пруссию, и Россию…

В октябре 1860 года император Александр Николаевич в Варшаве встречается с принцем-регентом Прусским и императором Францом-Иосифом и, несмотря на то, что с Австрией на тот момент у России были плохие отношения, говорит, что теперь все они вместе с Англией в союзе за сохранение стабильности в Европе.

Как вы видите, речь идёт о нерушимых границах. Незыблемость границ в Европе очень важна. Нарушение этих границ может привести к глубочайшим конфликтам.

Что касается принца-регента Прусского Вильгельма, который вскоре становится королём Пруссии под именем Вильгельма I, то это особый разговор. Вильгельм — сторонник объединения Германии и союза с Великобританией. Он упрекал своего брата, к этому моменту уже умершего, что тот в своё время не дал Пруссии участвовать в Крымской войне против России на стороне Англии. Вильгельм полагает, что Россия будет мешать Пруссии объединить земли германских государств и создать единую Германскую империю, поскольку такая империя будет потенциально опасна для России. По той же причине он опасался, что и Франция тоже будет противником этого объединения. Теперь мы понимаем, что это были верные рассуждения. Вильгельм надеялся только на Англию – сильное единоверное островное протестантское государство, которому создание территориальных империй в Европе не угрожает. Вот здесь он ошибся. Развитие военной техники скоро сделало Британские острова весьма уязвимыми, а соперничество Германии за колонии в начале ХХ века станет угрожать существованию Британской империи.

Так же, как у Александра II был Горчаков, у Вильгельма, сначала принца-регента, потом короля, был Отто фон Бисмарк. Отто фон Бисмарк был хорошо знаком с Горчаковым. Они дружили, вместе были во Франкфурте на общегерманском сейме. В 1858-1861 годах Бисмарк был послом в Санкт-Петербурге, потом послом в Париже, где у него был роман с Екатериной Орловой, урождённой Трубецкой, двадцатидвухлетней женой русского посла. Бисмарк неплохо изъяснялся по-русски. Он говорил, что понимает Россию. Он не сходился тогда с Вильгельмом, который был сторонником англо-германского союза против Франции и России. Бисмарк был за союз Франции, России и Пруссии против Австрии потому как считал, что главным противником в объединении Германии на первом этапе является Австрия. Так оно в итоге и получилось. Позже он смог гениально разделаться сначала с Австрией, потом с Францией, а заодно и с Данией, и объединить Германию, не вызвав той турбуленции, которую две небольших провинции — Приморские Альпы и Савойя — вызвали в Европе после присоединения их к Франции. В этом гениальность Бисмарка, и на её фоне, кстати, хорошо видно полное отсутствие политической интуиции и государственного мастерства у Людовика-Наполеона.

В Петербурге Бисмарк всех буквально очаровал и укоренил убеждение, что Пруссия естественный и верный друг России, и что создание единой Германии пойдёт на пользу России, так как она приобретёт мощного союзника. Бисмарк убедил в этом Горчакова, и, как вы понимаете, это убеждение сохранялось всё царствование Александра II. Император Александр II даже цвета русского государственного флага изменил на немецкие вместо французских. И только при Александре III восстановилась идея франко-русского союза, да и прежний бело-сине-красный русский флаг. Но об этом мы, конечно, будем говорить позже.

Бисмарк не боялся союза Франции и России, потому что понимал, что это союз против Австрии и что он позволит спокойно объединяться Германии. 21 мая 1857 года он писал генералу барону Эдварду Карлу фон Мантейфелю, что, если такой союз возникнет, мы должны впрыгнуть в него «обеими ногами».

Россия, как ни странно, будучи проигравшей стороной после Крымской войны, оказалась в таком положении, когда все хотели стать её друзьями. Австрийский император против Наполеона, Прусский король ради объединения Германии, Франция ради своих интересов и, наконец, Англия ради стабильности границ в Европе. Горчаков в этом смысле занял выигрышную позицию — отстаивание права народов на незыблемость своих границ.

Своему старому французскому другу графу де Морни уже после того, как отношения стран существенно испортились, Горчаков 22 октября 1860 года на его слова, что Россия идёт против времени, возражая против объединения Италии, отвечает: «Мы принимаем в расчёт требования времени, но Европа не находится в состоянии первобытного общества, когда всё было tabula rasa (белой доской, то есть местностью без границ и государств — А.З.), и мы твёрдо уверены, что отречение от понятий права, из которых истекают принципы, не есть условие ни прогресса, ни цивилизации в мало-мальски устойчивом деле».

Это принцип отношений в Европе. Россия твёрдо и последовательно исходит из него, отстаивая незыблемость границ в Европе и отказываясь от всех соблазнительных предложений.

Но здесь есть ещё один дополнительный момент, о котором, не раз говорили в своей переписке государственные люди России, в том числе и Александр II. В составе России — большая часть исторического польского государства, несравненно меньшие части Польши принадлежат Пруссии и Австрии. Поляки мечтают воссоздать своё государство, и трудно их в этом упрекнуть. Разве русские, если бы были разделены между чужестранными империями, не желали восстановления России? Так и поляки мечтают о восстановлении своего государства, и их сдерживает только то, что это бесперспективно - три сильных империи опять заставят их, как и в 1831-1832, годах прийти к повиновению.

В связи с Польшей все боятся второго Венгерского восстания, подобного восстанию 1848 года, ведь его уже никто не подавит. Николая I нет, а Александр II на подавление венгров уж точно войска не пошлёт. И тогда Австрия развалится полностью. Галиция провозгласит свою независимость, русские не пойдут её оккупировать, что, соответственно, приведёт к восстанию русской Польши. А этого очень боятся в России и прекрасно понимают, что нестабильность Австрии — это катастрофа для России. Оторванная от Австрии Галиция не решит ничего, а вот дестабилизировать всю Центральную Европу это может запросто. Поэтому Россия за стабильность границ ради своей стабильности тоже.

Объединение Германии вокруг Пруссии пока не кажется Александру II опасным, потому что прусская часть Польши (Познань, Померания, Силезия) будет под хорошим контролем. Слабый элемент тогда— Австрия. Как бы Горчаков ни желал Австрию наказать, как бы ни недолюбливал её, тем не менее, он ясно сознавал, что надо её сохранять. Потому что она, как ни странно, была тогда ключом к стабильности Европы. Именно поэтому война Наполеона и Сардинского королевства против Австрии крайне опасна. Все понимают, что Италия должна объединиться, так же, как и Германия. Это время национального романтизма. Им живут мыслители и народы. Но это объединение должно пройти так, чтобы не разрушить Европу. Как это сделать? Найти ответ на этот вопрос — это огромная проблема, которая занимает европейский мир в первое шестилетие после Крымской войны.

А вторая большая проблема — это то, что происходит вокруг и помимо Европы, начиная с Переднего Востока, с Османской империи. Там же тоже идут процессы национального возрождения. А что происходит на Дальнем Востоке? Там идёт Вторая Опиумная война, восстание тайпинов. И опять же — около русских границ. Япония в это время выходит из своей изоляции. Но о том, как строилась международная политика России в этих направлениях, мы поговорим на следующей лекции.