1. Вратья и аскеты в индийской традиции

Дорогие друзья, я предполагал посвятить эту лекцию проблеме происхождения сансары, но, готовясь и подбирая материалы, я понял, что между этой темой и тем, что уже было прочитано, лежит ещё одна очень важная тема, без которой мы не поймем до конца, как возникла идея сансары. Это тема аскетизма в индийской религии, и особенно нас будет интересовать в этой связи эпоха перехода от вед к следующему этапу индийской религиозности – то есть от вед, через брахманы, к упанишадам. И очень важно понять, как этот переход произошёл и в чем он заключается. Если мы этого не поймём, то мы не поймём очень многих явлений дальнейшей индийской религиозности, в том числе, и идею сансары.

Поэтому эту лекцию я решил назвать «Брахманические уподобления». Ею мы начинаем следующий, после ведической религии, цикл лекций, посвящённых упанишадам, в котором мы будем говорить и о сансаре. Но непосредственно упанишадам предшествует эпоха брахман. Это переходная эпоха, когда индийское общество готовилось к новому видению, к новой глубине проникновения в ту же реальность, которую прозревали ведийские риши.

Аскетика, аскетизм - это древнейшее в Индии явление, и связано оно, в первую очередь, с попыткой человека воспроизвести в себе того великого Человека, Махапурушу, о котором говорится в 90-м гимне 10-й мандалы Ригведы. Аскетическим подвигом человек приносит себя в жертву. Но об этом я буду подробно говорить чуть позже, а сейчас я хочу начать с того интересного явления, о котором повествуется ещё в ведический период, особенно в Атхарваведе. Речь идет об особой категории людей, именуемых вратьями.

Вратья – это, по всей видимости, арии, отошедшие от ведической религии и не совершающие положенных жертвоприношений, но зато они совершают какие-то ритуальные танцы, самобичевания. Они путешествуют по стране в повозке, запряжённой одновременно лошадью и мулом, сопровождаемые музыкантом (певцом - magadha) и женщиной-дэвадаси («рабыня Бога»), которую в Атхарваведе именуют «распутницей» (pumscali), но при этом без всякой негативной коннотации.

Вратья носят заострённый посох и лук без тетивы. Создатель «Петербургского словаря», о котором я вам уже не раз рассказывал, Отто Карл фон Бётлинг, объяснял, что вратья - это «член бродячей банды, бродяга» (происходит от vrāta - толпа, союз, отряд, а последнее слово происходит от существительного в среднем роде «завет, обет»). То есть это отряд, который даёт какие-то обеты, который приносит какие-то клятвы. Если угодно, это то, что похоже на какую-то орденскую корпорацию в средневековом западном рыцарстве. То есть первоначально это был некий мужской союз, скрепленный обетами.

Вратьям посвящена 15-ая канда Атхарваведы - я напомню, что то, что мы называем мандалой («кругом») в Ригведе, то в Атхарваведе именуется канда («книга»). Я сейчас прочту первую парьяю (=гимн) 15-ой канды Атхарваведы, и вы сразу почувствуете что-то необычное. Это высокий ведический текст, и здесь говорится не о вратьях, а о некоем едином, единственном Вратье. И, забегая вперёд, скажу, что это аналог Пуруши. Если в ведах изначальное Существо именуется Человеком, то для вратьев это изначальное Существо – Вратья.

«1 Был Вратья, бродящий (вокруг). Он возбудил Праджапати.

2 Этот Праджапати увидел в себе золото. Он его породил.

3 Оно стало единым. Оно стало отметиной на лбу. Оно стало великим. Оно стало главным. Оно стало брахманом. Оно стало жаром (тапасом). Оно стало истиной (сати). Благодаря ему он породил потомство.

4 Он усилился. Он стал великим. Он стал великим богом (=Брахманом).

5 Он захватил власть среди богов. Он стал владыкой.

6 Он стал единственным Вратьей. Он взял себе лук, а это (был) как раз лук Индры.

7 Синий у него живот, красная спина.

8 Синим он оборачивает враждебного двоюродного брата, красным пронзает того, кто ненавидит (его), - так говорят знатоки священного».

Сразу скажу, что все индологи считают 15-ю канду Атхарваведы крайне непонятной. Действительно, мы в ней очень многое не можем объяснить, но понятно, что Вратья – это бродячий аскет, ведущий страннический образ жизни. Он велик, он больше Брахмана, он возбудил Праджапати, то есть он – Возбудитель-Савитар. Он возбудил Праджапати, Праджапати через него создал мир (из-за того, что он его возбудил), и сам Праджапати стал единственным Вратьей. Это очень важный ход – аскет впереди всего, аскет создает мир аскезой. Вот такой важнейший принцип.

Из 2-ой парьяи я прочту только первые стихи, потому что она, в общем, продолжает первую.

«1 Он (Вратья) поднялся. Он последовал в восточную сторону.

2 За ним последовали (мелодии) брихат и ратхантара, и Адитьи, и Все-Боги.

3 Кто задевает речью знающего так Вратью, оскорбляет и брихат, и ратхантару, и Адитьев, и Всех Богов.

4 Любимой родиной становится и для брихата, и для ратхантары (то есть для стихотворных размеров), и для Адитьев, и для Всех Богов тот, кто так знает».

Вы видите, что за Вратьей последовали боги, и тот, кто его оскорбляет, оскорбляет всех богов. А Вратья - это Человек, это Подвижник. И многочисленные подвижники, которые и сегодня бродят по Индии, воспроизводят этого, скажем так, Первоподвижника, которым создан мир. Он и Пуруша - одно. На этом настаивает и выдающийся знаток индийской религии Луи Рену.

Вратья подвергают себя большим аскетическим подвигам, хотя они и путешествуют на колеснице с музыкантом и распутницей-дэвадаси, и, как мы узнаем, в какие-то моменты вступают с этой распутницей в половые отношения. Тем не менее, они - аскеты. Они могут дать обет стоять весь год - не садиться, спать стоя. Они знают тайну такой организации дыхания, которая соединяет их с разными областями космоса. И они знают тайну, что такое дыхание - это жертвенный огонь.

Из сложной 15-ой книги Атхарваведы мы еще попробуем почитать маленькую 18-ю парьяю, и из нее вы узнаете, кто такой Вратья. В 15-ой канде все гимны не стихотворные, а прозаические.

«1 У этого Вратьи,

2 Что касается его правого глаза, это то солнце. Что касается его левого глаза - это та луна.

3 Что касается его правого уха - это (вот) этот огонь. Что касается его левого уха - это (вот) этот очищающийся (т.е. Сома).

4 День-и-ночь - (его) ноздри. Дити и Адити - две половины черепа; год - голова.

5 Днем Вратья обращен на запад, ночью - на восток, - поклонение Вратье!»

Мы видим, что это не просто Подвижник, это - Космос, но живой, сознательный и аскетический.

Из этих гимнов мы узнаём, что Вратья ходит облачённым в чёрные антилопьи шкуры, он носит длинную бороду. Говорится, что он проходит за один день от восточного океана до северного, «охватив миры, ежеминутно притягивая их к себе», «облаченный в красное, он практикует тапас» (подвижничество, жар). Это слово нам сегодня понадобится много раз. Он – «зародыш в лоне бессмертия». Мы узнаём, что, «став Индрой, он сокрушил асуров» (АВ 11:5, 4-7). Его земной образ - это или подвижник-вратья, или ученик (брахмачарьин). Первый обет брахмачарьина, как вы помните, это воздержание от половой жизни. А вратья, напротив, совершает ритуальные совокупления с распутницей, потому что он с ней, как Пуруша с Вирадж, творит мир. Это соединение - акт сотворения мира. В предыдущей лекции вы уже слышали, что соединение мужа и жены, если оно правильное, всегда соответствует соединению Неба и Земли. И вот здесь то же самое – сотворение мира.

В 90-м гимне 10-й мандалы Ригведы Человек творит Вирадж (Сияющую). Вирадж от Человека рождает, Человека. И это же действие воспроизводится вратьями в ритуале. Они совершают и особое жертвоприношение – vratyastoma. В нем участвуют и певец (магадха), и женщина. Как говорится во 2-ой парьяе, «в восточной стороне у него вера (шраддха) – распутница, Митра – магадха (певец), познание – одежда, день – тюрбан, ночь – волосы…» (АВ 15:2,25).

То есть певец - это Митра, друг и хранитель закона. Во время зимнего и летнего солнцеворота (санскр. mahavrata) эта женщина должна соединяться с магадхой или с самим вратьей, брахмачарьином. Как указывает Мирча Элиаде, «человек-бог (то есть человек, который символизирует Бога, который знает, что он, на самом деле, Бог) остается основным мотивом духовной истории Индии».

Великий Вратья (Ekavratya) - это архетип для вратьев, которых ученые считают аскетами-шиваитами, мистиками, предшественниками йогов, представителями не-арийского и до-арийского народа Индии.

Один из близких к нацизму адептов истинно-германской религии, индолог Якоб Вильгельм Хоер (1883-1962) полагал вратьев «авангардом ариев, воинами, получившими особые посвящения, при вторжении в Индию» (J.W.Hauer. Der Vratya: Untersuchungen uber die nichtbrachmanische Religion altindien. Stuttgart, 1927). Но это его бездоказательный домысел, основанный только на «арийской идее». Якоб Хоер, кстати, плохо кончил - в послевоенной Германии с ним предпочитали не иметь дел.

Голландский учёный, о котором я уже упоминал, Ян Корнелий Хестерман (J.C.Heesterman), говорил, что вратья практиковали обряды, запрещённые шраутасутрами. У него есть об этом статья «Vratya and Sacrifice» (Indo-Iranian Journal (the Hague) vol.6, N1 (1962), p. 1-37). Эти обряды вратьев разрывают, если угодно, ритуальный контекст вед, подчеркивая, что может быть и иной, более продуктивный, подход, нежели просто исполнение ритуалов.

Уже в 136 гимне 10-й мандалы Ригведы рассказывается об аскетах (муни), косматых (кешин), которые пьют мудрость из чаши Рудры, напиток – губительный для людей. Такой аскет тоже принимает космические размеры.

«Странствуя тропой Апсар,
Гандхарвов, диких зверей,
Муни понимает (их) волю:
Он их милый, самый привлекательный друг.
Ваю (ветер) для него сбивал (напиток),
Кунаннама (дурно сгибающаяся) выдавливала,
Когда косматый (то есть муни) из сосуда с ядом
Пил вместе с Рудрой». (РВ 16:136, 6-7)

Аскет присутствует на пиру богов, и он с ними на равных, а, может быть, даже выше их. Вместе с Рудрой он спасает мир от смертоносного яда, выпивая его. Мудрость, которую получает аскет – это знание своей изначальной природы – природы Первочеловека, и умение ее обрести вновь.

Здесь я снова подчёркиваю огромное отличие от библейско-христианского мировидения, которое предполагает, что человек, может быть, когда-то и был великим, но он пал, Адам пал, и задача человека - выйти из этого состояния падшести. А индийское учение ничего не говорит о падшести. Оно, скорее, говорит о забвении и припоминании (сравните - амнезия и анамнесис у Платона). Надо припомнить, кто ты есть, кем ты являешься на самом деле, а ты являешься Тем, Кто Сам из Себя создал мир вольным самопожертвованием.

В Вайханасасмарта сутре имеется длинный список аскетов, различающихся по украшениям и причёскам. Они или наги, или одеты в кору деревьев, они едят помёт и пьют мочу коров, живут на кремационных площадках. Об этом Мирча Элиаде подробно пишет в своей книге «Йога: бессмертие и свобода» (англ.: Yoga: Immortality and Freedom (trans. Willard R. Trask), Princeton University Press, Princeton, 2009). Эта книга есть и в русском переводе (М. Элиаде. Йога. Свобода и бессмертие. Киев: «София», 2000).

Как отмечает М. Элиаде в «Истории религиозных идей», «в своём основании, отстранение от общественной жизни (то есть от жертвоприношений, от правильного брака, от всего ритма варно-ашрамовой системы – А.З.) вызывает глубокий кризис традиционной веры. Очень возможно, что этот кризис стал ответом на размышления брахманов о предмете жертвоприношения» (M. Eliade. A History of Religious Ideas, vol. I. From the Stone Age to the Eleusinian Mysteries. University of Chicago Press, 1978. P. 238).

А в чём была суть этих «размышлений брахманов о предмете жертвоприношений» - тех размышлений, которые привели и к появлению вратьев, и к тому, что аскетизм стал нормой индийской жизни? Эти размышления запечатлены в брахманах – книгах, которые тоже входят в самхиты. Они составлялись после вед, и они являются как бы мостом между древней арийской религией, ещё не индийской, а принесённой в Индию, которой мы с вами до этого занимались, и уже чисто индийскими миропредставлениями упанишад.

Когда мы будем говорить об Упанишадах, мы поговорим и о том, как это могло войти в Индию, почему изменились представления. Но я думаю, что главная причина изменения представлений - это не заимствование, хотя это, наверное, тоже имело место, а главное - это размышления.

Исследователи философской или религиозной мысли склонны объяснять всё заимствованиями. Это гораздо проще, нежели исследование того интеллектуального процесса, процесса зачатия и рождения мысли, процесса внутреннего созревания, а потом – распространения идеи, который переводит культуру того или иного народа на новый этап. Человек носит мысль, обдумывает ее в сердце и потом рождает. И эту, всегда кем-то рожденную мысль, принимает общество и она становится формообразующей.

Очень часто эти находки похожи в разных культурах, скажем, в греческой и индийской. И здесь мы, дорогие друзья, должны думать, от чего это. Происходит ли это от того, что человеческое сердце всегда более-менее похоже одно на другое, или же это происходит из-за того, что и греки, и индийцы – это арии, и сходство тех или иных представлений объясняется тем, что когда-то это был общий культурный пласт. Грубо говоря, где искать причины - в основании культуры или в особенностях психофизиологии. Мне кажется, что правильный ответ - и там, и там. Но, давайте снова обратимся к индийскому материалу.

2. Ритуал как сущность

Как вы помните из прошлых лекций (а у нас была даже специальная лекция, посвященная ведическому ритуалу), ритуал в Индии был формой соучастия людей в жизни богов, а, точнее, соучастия в битве богов с дасьями, с Вритрой. Но постепенно ритуал стал приобретать самодостаточную ценность и становиться из средства соединения с богами целью.

В некоторых брахманах говорится, что ритуал бесценен сам по себе. Как пишет Мирча Элиаде, в брахманах «все сосредоточено на таинственной мощи ритуала: происхождение и сущность богов, священная власть, знание, благополучие в этом мире и бессмертие в ином мире. В брахманах над богами возвышается жертвоприношение. Боги стали бессмертными благодаря жертве (Тайттирия Самхита 6:3,4,7; 6:3,10,2). Но жертвоприношение должно совершаться правильно и с верой. Малейшее сомнение в его действенности может иметь разрушительные последствия» (M. Eliade. A History of Religious Ideas, vol. I, р.229).

«Солнце не взойдет на небе, если священник на восходе не сотворит агнихотру», утверждает Шатапатха-брахмана (2:3,1,5). Преувеличение это или нет, но в тексте сказано именно так.

В брахманах ведические боги были радикально обесценены ради Праджапати. Фактически брахманический этап индийской религии - это уже очевидный монотеизм. Если в ведах мы еще должны были проводить реконструкцию, что все боги – это, на самом деле, Одно (вспомним 164-й гимн 1 мандалы Ригведы), то для брахман это уже очевидно и ни в каких реконструкциях не нуждается. Более того, указывается, что именно Праджапати - Господин рождённого (то есть Творец, Господь), становится единственной божественной сущностью. Но Он рождён от Человека.

Незнание ритуала как уподобления или, как говорят религиеведы, гомологезированного ритуала (от слова гомология – уподобление), ведёт ко второй смерти. Мир богов принадлежит только тому, кто знает, что стоит за каждым действием ритуала. Тот, кто знает это, входит в этот мир, он становится богом, он достигает бессмертия. Не знающий – это тот, кто не понимает ритуала, кто совершает ритуал механически, как утверждают брахманы (будем говорить «брахманы», чтобы отличать их от людей-брахманов), думая, что сама механическая последовательность ритуала имеет эффект (как думали, может быть, в ведическую эпоху, хотя мы с вами говорили, что в ведах обязательно требуется единство жеста, слова и мысли). Брахманы требуют безусловного сознавания того, что означают те или иные формы, без этого ритуал не действенен.

Точно так же христиане говорят, что, если ты не понимаешь сути Евхаристии, ты причащаешься в суд или осуждение. Это не магический акт, это акт умного диалога, умного взаимодействия со Христом. Так же и тут - если ты не понимаешь смысл ритуала – ритуал не работает. Об этом не раз прямо говорится в Шатапатха-брахмане. А что же надо понимать? Об этом мы сейчас и поговорим.

«Каждое жертвоприношение повторяет изначальный творческий акт и утверждает сохранение мира на следующий год» (M. Eliade. A History of Religious Ideas, vol. I, p. 229). То есть жертвоприношение - это изначальный творческий акт. Совершая самое простое возлияние воды или молока на огонь, мы заново творим мир, потому что мы воспроизводим самопожертвование Пуруши, которым создан мир. «В этом изначальный смысл ритуала в Брахманах – воссоздать мироздание, которое «распадается», «утомлено» годичным круговоротом времени. Через жертвоприношение мир продолжает жить и плодоносить». Слова «распад», «утомление» совершенно реально присутствуют в брахманах. В момент жертвоприношения наступает тождественность жертвователя и Праджапати.

3. Ритуал и категория sarva (целостность)

Следующий очень важный момент. Господь-Творец всего, Господин рождённого, и жертвователь становятся одним целым. Жертвователь во время ритуала создаёт новое тело, возносится на небо и рождается там вторично, как утверждает Шатапатха-брахмана (Шат.Бр. 7:3,1,12), достигая бессмертия (10:2,6,8). Именно поэтому после своей физической смерти жертвователь сможет перейти к бессмертию. Но для этого надо стать, как говорят брахманы, целостным (sarva) и сохранить это состояние после смерти.

Вы помните, какое внимание египтяне уделяют целостности тела, в Текстах Пирамид и Текстах Ковчегов постоянно говорится о том, что твоё тело не распадётся, не истлеет, не издаст зловония. А здесь говорится о целостности другой - не телесной, а ментальной, умственной целостности, о том, что мы называем целомудрием. Но мы к слову «целомудрие» относимся очень узко, говоря, что это сохранение невинности. А на самом деле целомудрие - это целостность мудрости, целостность ума, когда ты знаешь и понимаешь все сущности мира, когда ты понимаешь, что есть человек, понимаешь значение каждого своего действия. Понятно, что результатом этого является и целомудрие в нашем смысле слова. Человек, который всё это сознаёт, не будет пьянствовать, развратничать, воровать, но это вторичная вещь. Первично понимание своей сути, своего существа, а потом уже - правильное поведение. Религия – будь то христианская или индийская – учит не нравственности, а видению сути, а нравственное поведение – лишь следствие этого видения. Поэтому сарва (целостность) - это очень важная категория.

И далее, говорят брахманы, восстанавливается в результате жертвоприношения и Праджапати. И, как восстанавливается в результате жертвоприношения Господь, так же достигает целостности и жертвователь, подражая, уподобляясь (samdhā или saṁskri) Праджапати.

«После того, как Праджапати породил (эманировал – visṛj) все живые существа, его части распались. Теперь Праджапати воистину есть год, и его части воистину суть два соединения дня и ночи (восход и закат), полная луна и новая луна и начала времен года. Он не мог восстать, так как члены его пребывали расслабленными и боги исцелили его агнихотрой, укрепив его части» [Шат.Бр.1:6,3,35-36].

Оказывается, создание мира или порождение мира, если говорить в терминах индийской традиции, приводит к измождению Праджапати, и боги его восстанавливают жертвоприношением. И оказывается, что каждое правильно совершённое жертвоприношение на земле - это восстановление Праджапати. Поэтому само строительство алтаря, скажем, для агничаяны – ритуала, о котором мы много раз уже говорили, - это восстановление тела Праджапати.

«Этот Праджапати - год состоит из 720 дней и ночей, поэтому алтарь делается из 360 камней ограды и 360 кирпичей. Этот Праджапати, который был разъединен, теперь прочно построенный алтарь огня. Жрецы, складывая ряды кирпичей алтаря, восстанавливают (saṁskri) Праджапати», - объясняет Шатапатха-брамана (10:4,2,2).

О мистическом уподоблении жертвоприношения и строительства алтаря есть много исследований.

A.W. Macdonald написал работу A propos de Prajapati (Journal Asiatique, 240 (1952), p. 323-338). Сильвен Леви (S.Lévi, 1863-1935), французский санскритолог, который консультровал Бальмонта, когда тот переводил «Жизнь Будды (Буддачарита)» Ашвагоши, и с 1918 г. был членом-корреспондентом РАН, написал специальную работу La doctrine du sacrifice dans les Brâhmanas (Paris: Ernest Leroux, Bibliothèque de l'École des Hautes Études-Sciences religieuses [= BÉHÉ-SR], vol. 11. 1898).

Индийская исследовательница Сукумари Бхаттачарджи издала очень хорошую книгу The Indian Theogony: A Comparative Study of Indian Mythology from the Vedas to the Puranas (Cambridge, 1970).

Наконец, Уэнди Донигер - американская дама-индолог, которая является президентом американской ассоциации азиатских исследований, занимается изучением соединения аскетизма и эротизма в мифологии Шивы (Wendy Doniger O'Flaherty. Asceticism and Eroticism in the Mythology of Siva. Oxford University Press, 1973). Мы сейчас поймём, что это не случайная для нас тема. Она прямо связана с проблемой бессилия Праджапати.

4. Бессилие Праджапати

Дело в том, что бессилие Праджапати имеет вполне определённый смысл. Как писал Мирча Элиаде, «миф и его образы переводят космогонию в биологические понятия; его собственная форма бытования приводит к тому, что мир и жизнь опустошаются, исчерпываются в своем самосуществовании» (M. Eliade. A History of Religious Ideas, vol. I, p. 228).

Творя жаром (тапасом) и последовательными эманациями (висридж) мир, Праджапати исчерпывает себя и, в конце концов, становится «утомленным». Внутренно это сексуальный образ, эротизм, столь близкий в Индии к аскетизму. Почему обессилел Праджапати? Он обессилел потому, что одновременно совершил половой акт и инцест (Он совершил половой акт с собственной дочерью). Это, как пишет Уэнди Донигер, и грех и необходимость.

А в чём тут дело? А дело в том, что Праджапати ведь творит из Себя женское начало, как Пуруша (Человек) творит Вирадж. Это, если угодно, мироздание, но, чтобы это мироздание стало божественным, надо, чтобы в него влилось семя Праджапати, поэтому происходит соединение, происходит инцест Отца с дочерью.

В 10 мандале Ригведы есть довольно откровенный текст, откровенно эротический, где описывается, как Дьяус (а Дьяус в ведах – это то же, что Праджапати в брахманах) вошёл к собственной дочери. Я прошу простить, это довольно неловко читать, но, тем не менее, этот текст для нас важный:

«Когда у него вытянулся совершающий мужское дело (член), испуская (семя),
То мужественный вынул нацеленного.
Он снова рывком вытаскивает то,
Что было вставлено в юную дочь, неудержимый.
6 Когда происходило действие в середине (любовной) схватки,
И отец осуществлял желание в отношении юной женщины,
Разделяясь, они потеряли немного семени,
Пролившегося на поверхность (земли), на лоно благого деяния.
Когда отец покрыл свою дочь,
Соединяясь (с ней), он пролил семя на землю.
Благожелательные боги породили священное слово (bráhma)
(И из него) вытесали Вастошпати (Vastos pati), хранителя закона»
(РВ 10:61,5-8).

Текст продолжается дальше, и там говорится о колоссальной энергии, исходящей от Дьяуса, и, естественно, о Его измождении. Но здесь важна одна деталь. Мир творится соединением Дьяуса и Его дочери, а какая-то часть семени пролилась на землю, и из неё боги создают на земле «хранителя дома» - то есть, по всей видимости, создают вот эту культурную жизнь, которая свойственна ариям, создают культурное сообщество ариев, потому что арии - это хранители закона. Они не нарушают закон. Но сам инцест отца и дочери – это тягчайшее нарушение закона. Кстати, возможно, не названная «юная дочь Дьяуса», это, в том числе и Ушас – утренняя заря, та самая «розовоперстая Эос» Гомера. В Атхарваведе Ушас именуют распутницей - usah pumscali и именно ей уподобляют дэвадаси, спутницу вратьи [АВ 15:2,13], еще раз подчеркивая этим уподобление аскета Праджапати-Дьяусу.

Я специально прочёл этот текст, который, конечно, на грани, я бы сказал, наших норм приличия. Но здесь важно увидеть, что в ведах об этом говорится прямым текстом, всё называется своими именами, все понимали, что произошло. Господь даёт Своё семя миру, и, в этом смысле, все - дети Бога, потому что рождены Его семенем, и это семя, пролившись на землю, создаёт хранителя закона, порядка в этом мире, и этот хранитель - арийский народ. «Мы (то есть человечество) – род Божий» [Деян. 17:26-29] - помните это утверждение апостола Павла в Афинском ареопаге? Это утверждение того же рода, что и наглядная картина из 61 гимна десятой мандалы Ригведы. И даже усталость Творца зафиксирована в книге Бытия [Быт.2:2-3]. Смелый и предельно откровенный образ совокупления Дьяуса с юной дочерью не смущал Набханедиштху, сына Ману, которому традиционно приписано авторства этой шукты.

Но на следующем этапе развития индийской культуры, в брахманах, возникших уже на индийской почве – а этот гимн, возможно, был создан ещё до прихода в Индию, - все это уже кажется предосудительным. Когда-то инцест был символическим образом. А как иначе опишешь, что не было изначально мужчины и женщины, что творил один, без второго? Но уже в Иране эту форму инцеста восприняли буквально. И в зороастрийском Иране в царской семье были приняты браки с дочерями. Это даже называлось царским иранским браком. То есть это была попытка воспроизвести ритуал буквально. А в брахманах, наоборот, это уже считается настолько неприличным, настолько невозможным, что говорится о том, что инцеста не было.

В Айтарея-брахмане (13:1-10) описывается подобная ситуация с Праджапати. Праджапати в образе оленя приблизился к своей дочери, но боги не допустили его, и он излил семя как озеро, и так творится мир. Инцеста не произошло. Праджапати, возбуждённый своей дочерью, изливает семя на землю – не немного семени, вытекшего из лона при соитии, как в РВ 10:61,7, а всё семя, и из этого семени творится мир. Цель достигнута. Семя Бога присутствует во всём бытии мира. Но предосудительного действия, за которое, естественно, в ведической Индии человек оказывался чандалой, неприкасаемым, если вообще не предавался казни, такого действия не происходит.

5. Праджапати – Человек

Но дальше мы узнаём, что сам Праджапати - это не Изначальное. Да, Праджапати своим семенем творит мир, но он сам – порождение, хотя и порождение уже не, если угодно, биологических уподоблений. Индийская мысль пытается, хотя бы в этом первом моменте, разорвать связь с плотью. Там, где есть творение мира, там, понятно, есть и возможный образ зачатия и рождения.

А в Тайттирия-брахмане вот как говорится о порождении самого Праджапати. Он порождается страстью, но не семенем: «Асат (не-сущее) стал мыслью (манас), став горячей (atapyata, от слова тапас), мысль создала дым, свет, огонь и, наконец, Праджапати» (2:2,9,1-10).

Асат - это абсолютное небытие (греческое ми он), то, чего нет.

В Шатапатха-брахмане Асат - это изначальные воды. Давайте наберемся немного терпения и прочтем этот, довольно большой фрагмент - начало 1 главы 11 книги Шатапатха-брахманы:

«Водами поистине было это вначале, лишь морем. Эти [воды] размышляли: «Как могли бы мы размножиться?» Они прилагали усилия, они предавались подвижничеству (тапасу). После того, как они предались тапасу, возникло золотое яйцо. Нерожденным был тогда год. Это золотое яйцо плавало столько времени, сколько длится год. Из него возник через год человек. Это был Праджапати.»

Кстати говоря, греческое орфическое предание, а возможно и пеласгическое, о творении мира, донесенное до нас неоплатоником Дамаскием («О первых началах», 123) тоже говорит о порождении мира из яйца – «Затем сотворил великий Хронос в божественном Эфире серебряное яйцо» (Орф.фрагмент 70). Яйцо – это, понятно, то, из чего все рождается. И из него через год возник человек. Первое творение, яйцо - это лишь форма передачи. Яйцо само по себе не есть бесконечное, вечное. Яйцо - это только то, из чего кто-то рождается. И из него рождается человек, и это был Праджапати. То есть Праджапати - это Человек. Здесь мы опять видим эту, постоянно, из текста в текст, настойчиво повторяющуюся мысль, что в начале был Человек, что Господь – это Человек.

Если на Западе человек – это порождение богов, или, как в древней египетской традиции, люди сами по себе, боги сами по себе, а в Месопотамии человек – это, безусловно, творение богов, как и в Библии, то здесь - наоборот, и вот это нам надо обязательно понять. Это древнейший индоевропейский опыт, очень важный, и из него проистекает вся вообще специфика Индии, а это в очень отдалённой степени и наша специфика, несмотря на всё наше иудео-христианское наследие.

Итак,

«Из него возник через год человек. Это был Праджапати. Поэтому именно через год рождает женщина, или корова, или лошадь; ибо через год родился Праджапати. Он пробил это золотое яйцо. Не было тогда никакой опоры. И плавало это золотое яйцо, пока длилось время одного года, пока оно несло его. Через год он (то есть Человек) пожелал говорить. Он сказал: "Бхух" - и возникла эта земля. Он сказал: "Бху-вах" - и возникло это воздушное пространство. Он сказал: "Свар" - и возникло это небо (= сварнара). Поэтому ровно через год ребенок поистине испытывает желание говорить, ибо через год пожелал говорить Праджапати».

Древнее предание уподобляет творение совершенно обычным, бытовым, каждому человеку известным вещам.

«Он, Праджапати, впервые заговорив, поистине произносил лишь односложные и двусложные (слова). Поэтому ребенок, впервые заговорив, произносит лишь односложные и двусложные (слова). Поистине они, эти (три слова), состоят из пяти слогов. Он сделал их пятью временами года. Они - эти пять времен года...»

Пять времен года – это уже чисто индийская реальность. У нас, как известно, четыре времени года. А индийцы, именно в Индии, выделяют пять времён года. Это ещё один аргумент в пользу того, что брахманы созданы уже в Индии. Что это за пять времён года? Пять времён года - это муссонный климатический цикл. Летняя засуха, потом муссон, потом великолепный расцвет природы, который в Индии называют осенью. В Индии осень – это не то время, когда умирает весь мир. То, что они называют осенью, – это второй расцвет, когда после муссонов, примерно после пяти недель дождей, всё зеленеет, всё расцветает. Это благодатное время. Потом идет ранняя зима (хемант), когда уже снят урожай, но прохладно, хорошо. Потом - сухое время года, и всё повторяется сначала.

«Он, Праджапати, через год поднялся над этими мирами, возникшими таким образом. Поэтому ребенок поистине стремится выпрямиться ровно через год, ибо через год поднялся Праджапати. Он родился имеющим тысячелетнюю жизнь».

Это тоже замечательно. Человек-Праджапати родился, уже имея тысячелетнюю жизнь. Это на символическом языке, безусловно, означает, что Он предвечный, но Он из вечности вошёл во время.

«Подобно тому, как взирают на [противоположный] берег реки, он взирал на [противоположный] берег своей жизни».

То есть Он уже отделён от него, но он виден. Это - вечная жизнь.

«Он странствовал повсюду, желая иметь потомство, распевая хвалебные песни, прилагая усилия. Поистине в самого себя вложил он [семя] зарождения. Поистине создал он богов своим ртом. Этих богов создал он, достигнув неба. В том божественность богов, что они были созданы, когда [он] достиг неба».

Вы видите, не боги создали его, а он создал богов!

«Для него, создателя, это было словно день. Поистине в том божественность богов, что для него, создателя, это было словно день. Далее, дыханием, идущим вниз, создал он асуров. Поистине, он их создал, когда достиг этой земли. Для него, создателя, это было словно мрак. Он знал: "Поистине зло создал я, если для меня, создателя, это стало словно мрак". Тотчас после этого он поразил их злом. Они были побеждены тотчас же после этого. Поэтому говорят: "Нет [борьбы] богов и асуров, о котором повествуется в сказаниях и преданиях". Ибо тотчас после этого Праджапати поразил их злом, тотчас же после этого они были побеждены».

Как видите, опять же другое видение, противоположное ведическому.

«Вот почему учитель сказал об этом: "Ни разу не противоборствовал ты в течение этих многих дней, нет у тебя, магхаван (щедрый, благостный – эпитет Индры), ни одного врага. Обман есть то, что называют они твоим борением. Ни теперь, ни прежде не поборол ты какого-либо врага".

Видите, это прямая полемика с ведами. В ведах говорится о великой борьбе Индры с Вритрой, а здесь это - обман. Вот так развивается религия Индии, в ней происходят эти отрицания. Религия становится иной, она становится, если угодно, персонализированной. Она в большей степени укоренена в человеке.

«Это тройное отождествление Праджапати с мирозданием, циклическим временем (год) и с алтарем огня – есть великое открытие брахманической теории жертвоприношения» (M. Eliade. A History of Religious Ideas, vol. I, p. 228). То есть жертвоприношение - это уже не вступление в мир богов и борьба на стороне богов против асуров. С кем бороться, если демоны побеждены в самом начале? А это восстановление силы Праджапати, которая иссякла при творении мира в течение года из-за инцеста, из-за неправильного полового акта, и надо эту силу восстановить, и для этого - жертвоприношение. А если её не восстанавливать, то мира не будет, он погибнет.

С другой стороны, через ритуальные действия психо-физические функции жертвователя соединяются воедино, и их единство создает Атмана (Айт.Бр. 2:40, 1-7). Об Атмане, о том, что все эти действия ритуала воссоздают в человеке Атмана, мы говорили на предыдущей лекции.

Это из-за величия его Атмана жертвователь становится бессмертным. «Поистине, Брахманом был вначале этот (мир). Он создал из себя богов. Создав богов, он дал им подняться в миры: в этот мир – огню, в воздушное пространство – ветру, в небо – солнцу… Поистине, смертными были боги вначале. Когда же они достигли этих (миров) благодаря Брахману, они стали бессмертными», - говорится в Шатапатха-брахмане (11:2,3,1;6).

6. Суть аскетизма как религиозного явления

Мы теперь знаем, что и сам Брахман-Праджапати возник из небытия желанием. Уже сейчас мы понимаем, что веды для эпохи брахман - это низшее знание, апарва видья, как его называют в Индии. Сознание брахманических мудрецов, возможно, связанное и с аскетикой, уходит всё глубже и глубже, они всё более глубоко и более значимо сознают «я». Индийский мистик совсем не понял бы расхожую советскую фразу: «я - это последняя буква в алфавите», он бы только усмехнулся этой глупости. «Я» - это Брахман, «Я» - это Праджапати, «Я» - это первобытные Воды. И на этом уровне «я» - один из носителей этого знания и один из носителей этого Атмана, наравне со всеми другими людьми. И задача подвижника – осознать это и вернуться в те сферы вечности, где пребывают истина и блаженство, но нет альтернативных состояний. Альтернативные состояния требуют выбор и предполагают страсть, а здесь нет страсти, потому что это бесстрастие (санскр. Santi).

Аскет абсолютно свободен именно потому, что он бесстрастен, потому, что он не выбирает, не желает, и так он побеждает всех победителей. Он - величайший во вселенной, он есть То, Изначальное. Понятие санти означает покой, умиротворение духа, бесстрастность, свободу от страданий (происходит от корня sam - угашать огонь, злобу, страсть, вызванную демоническими силами). Этой важнейшей аскетической категории посвящена специальная работа Д. Оэнса (D.J.Hoens. Śānti: A contribution to Ancient Indian Religious Terminology. The Hague, 1951).

Мы говорили о Брахмане. «Рождение брахмана – указывают законы Ману, - это вечное воплощение дхармы, ибо он рожден для дхармы и предназначен для отождествления с Брахмой» (Законы Ману 1:98). То есть каждый брахман, каждый священник, а, в пределе, и каждый варновый человек, каждый арий - это воплощение дхармы, воплощение закона, воплощение риты, и он предназначен через это к отождествлению с Брахманом, потому что он изначально тождествен Ему. Вот что такое человек.

Брахман тождествен с Брахмой, то есть с Божественным, потому что он знает священное слово. Речь идет не о знании какого-то магического слова, но о знании сути, понимании сути вещей. И индийская религия – это, в первую очередь, раскрытие учителем ученику сути вещей, очень простых и, одновременно, безмерно глубоких, сложных. Потому что это не только знание того, что ты и божественное Первоначало мира - одно, а это еще и метод осуществления этого знания. Как мне, обычному мальчику, пасущему коров, брахманскому сыну-подростку, осознать и осуществить это божественное изначальное своё естество? Вот это - огромная проблема.

В Индии существовали и существуют и различные философские попытки истолкования и осмысления мистического опыта, и богатейшая метафизика, и «технические» разработки аскетических практик, и все это предназначено к тому, чтобы вести к этой единственной цели. Для Индии аскетика – это основа и религии, и жизни. Брахманизм воспринял и по новому интерпретировал древний мистический опыт ведических риши.

7. Понятие тапаса

«Невозможно, - указывает Мирча Элиаде, - обсуждать самые важные божества Индии, ее мифы и ритуалы, не упоминая ритуальный «жар», эту «теплоту» или «пыл», достигаемый суровыми подвигами (austerities)». Понятие tapas (от корня tap – нагревать, доводить до кипения), ясно документировано уже в РВ (8:59,6; 10:136,2; 10:154,2; 4:167,1; 1:109,4).

«О Индра-Варуна, когда вначале вы даровали риши
Вдохновение, мысль, обличенную в слово, то, что можно услышать,
Мудрые, принося жертву, создали пространства,
Которые я увидел, благодаря силе внутреннего жара» (РВ 8:59,6).

Я увидел, говорит поэт, как риши, мудрые учителя, творят мир, и я это увидел, благодаря силе внутреннего жара, тапаса, то есть внутреннего аскетического подвига. Мы сейчас поймём, откуда он берётся.

Идея внутреннего жара, внутреннего духовного огня, которым творится мир, - а он горит в глубине сердца, он пронизывает тебя всего, - это древнейшая индоевропейская традиция. Греческое слово менос (ср. латинское furor, скандинавское ferg, немецкое wut) обозначает священную ярость, священную силу. И это та теплота, которая в обыденной жизни необходима, чтобы вырос урожай. Без тепла и солнца не вырастет пшеница на полях, птенец не разовьётся в яйце без тепла курицы. Это жар, который испытывают мужчина и женщина, когда они соединяются вместе, и это даёт возможность зародиться ребёнку. Это огонь, добываемый трением палочек, и этот же огонь творит мир. Праджапати тапасом создал мир - подвигом, подвижничеством, огнём, горением. И, следовательно, этот подвиг, огонь и горение, если мы его правильно применяем, открывает путь в инобытие и бессмертие. Он даёт человеку возможность стать тем, чем он был изначально.

Аскеза радикально преображает жизнь подвижника (на санскрите – tapasvin, то есть тот, кто практикует тапас), так как она наделяет его сверхчеловеческим могуществом, которое может быть ужасным и, в некоторых случаях, демоническим - ведь тапас используют и демоны, чтобы, скажем, завладеть миром. Благой Праджапати творит мир тапасом, но и демоны, тот же Равана, своим тапасом покоряют миры. Как вы помните, три шага Вишну были сделаны, когда некий демон захватил весь мир своим подвижничеством - не физической силой (откуда она у духа, демона?), а именно подвижничеством.

То есть подвижничество имеет нейтральный характер, как и огонь. Ведь огонь может согревать, освещать, он может быть символом молитвы (отсюда – горящая свеча, лампада), а может и сжигать, уничтожать, превращать всё в ядерный пепел. Так же и тапас (внутренний огонь, жар) –может и то, и то. И мы с вами не раз об этом говорили.

Для важных жертвоприношений, для посвящений, для вступления в ученичество брахмачарьином – потребен тапас. Тапас обретается постом, то есть ограничением себя, отсечением себя от того, чего хочет и что делает обычный человек. Тем самым, ты сосредотачиваешь силы, естественным образом расходящиеся вовне, и это сосредоточение достигается, в частности, созерцанием огня (вообще направленным созерцанием), стоянием на палящем солнце (это у нас солнце тёплое, и на нём приятно посидеть, а в Индии это тяжкое испытание) или, реже, принятием опьяняющих средств (это осуждаемые практики).

Также тапас - и это, пожалуй, самое главное в Индии - достигается правильным дыханием (пранайога). Дыхание уподобляется жертвоприношению. Вдыхая и выдыхая, человек совершает жертву, возжигает огонь дыхания, возливает на него свою молитву и своё видение, и, таким образом, творит жертвоприношение.

Тапас называется опорой (скамбхой), столпом, на котором стоит мир. В ведах Брахмана считают и специально называют неразрушимым, неизменяемым Основанием, Причиной всего существующего.

В 7 гимне 10-й книги Атхарваведы говорится:

«Где жар, выступая,
Держит высочайший обет, где закон и вера,
Воды, Брахман пребывают вместе –
Поведай про эту опору (скамбху) какова же она?» (АВ 10:7,11).

Воды – это люди. И люди пребывают вместе с законом, верой и Брахманом. Брахман - это ось, столп личности.

«Тот, кто познал Брахмана в человеке,
Тот познал Господа (Paramesthin - стоящий во главе, другое имя Параджапати),
Кто познал Господа
И кто познал Творца,
Кто познал главного Брахмана,
Тот познал опору, ось (Скамбху)» (АВ 10:7,17).

Скамбха – ось, опора, которая соединяет тебя с вечностью.

Слово «основа, столп мира» часто употребляется в ведах в отношении Брахмана. «В Скамбхе все, обладающие духом (atmanvat)» (АВ 7:8,2). Atmanvat – это обладающие духом, Атманом, все они – в этом Столпе, в Оси, соединяющей небо и землю. Поэтому огонь погребального костра соединяет праведного с мирами.

В Джаминийя Брахмане 1:2 говорится о том, что праны при жертвоприношении тела идут вверх. Праны – это образ дыхания, сути дыханий. Человек родился от агнихотры. Этот (бессмертный) рождается в огне погребальной жертвы - «Ставший золотым, бессмертным становится» (золотой (хиранья) = сияющий (свар, сувар)). Это образы человека, победившего смерть.

8. Уподобления в араньяках

Дальнейшее развитие этих уподоблений можно видеть в араньяках – это последний перед упанишадами уровень размышлений. Араньяки (Aranyaka) – это лесные книги (от аранья – лес). Это знание жертвоприношения (karma-kanda) как метафизического знания (jnana-kanda). От жертвы делами (karma-kanda) к жертве умом (jnana-kanda), что будет особенно характерно для упанишад. То есть истинная жертва – это то, что ты сознаешь, а не то, что ты делаешь руками.

До сих пор бесчисленное множество индийцев приносят реальные жертвы, как вы это видели в иллюстрациях к нашим лекциям. И огненные жертвы, и возлияния, и строительство алтарей – все это присутствует в изобилии. Ригведа цитируется и читается сейчас так же, как она читалась четыре тысячи лет назад. Но одновременно происходит развитие мысли или, если угодно, её углубление.

И это развитие происходит в том направлении, что внешнее жертвоприношение - это лишь, если угодно, материальная оболочка, форма дела-знания (jnana-kanda), дела-мудрости. И этому делу-знанию учили тайно, вдали от деревень, в лесу. Поэтому эти книги – «лесные». Там рассказывали о сущности, о субъекте жертвоприношения, а не о практике ритуала, о чем рассказывается в шраута-сутрах. И там учили, что боги находятся в человеке. Об этом мы уже много раз говорили, свидетельства этого есть в Ведах. Но главным это становится здесь. Не ты в Боге, а Бог в тебе. Микрокосм, то есть ты сам, тождествен макрокосму, всей вселенной, всему мирозданию, и даже Тому, что за пределами мироздания.

Истинное жертвоприношение - это обращение жертвователя во внутрь. У религиеведов вы встретите термин «интериоризация жертвоприношения». Но на самом деле, если не использовать умных слов, это именно видение внутри себя, в функционировании своего тела, своих органов, - внутренней жертвы, которая соединяет миры. И главное здесь - дыхание и соединение (самхита) различных теокосмических, то есть божественных и сверхчеловеческих, планов.

В Айтарея (3:2,3) и Шанкхаяна (8:3-7) араньяках после целой серии уподоблений и сопоставлений формулируется вывод, что сознание себя (prajnatman) - одно и то же, что и Солнце, что и Год, что и Вечность, что и Брахман. Осознать свою тождественность Брахману - вот в чем задача.

Этой теме посвящено много исследований. Очень интересно исследование шотландского ученого, работавшего в Эдинбурге, Артура Берридейла Кита (A.B.Keith. The Religion and Philosophy of the Veda and Upanishads. 1925). Это интересный человек, который занимался государственным правом Британской империи и одновременно писал глубочайшие исследования по религиозной индийской философии и религии.

Другой шотландский учёный, Джон Никол Фаркуар (J.N.Farquahar), написал книгу «On Outline of the Religious Literature of India» (Oxford, 1920).

Еще одна интересная работа принадлежит замечательному голландскому ученому Йоханнесу Адрианусу Бернардусу ван Бёйтенену (J. van Buitenen. Vedic and Upanishadic Bases of Indian Civilisation // J.W.Elder ed. Chapters in Indian Civilization. Dubuque (Jowa), 1970 vol.1 – p. 6 ff).

То есть принцип жертвы внешней дополняется и подменяется жертвой собой - умерщвление плоти как «обнищание духом». Не потому умерщвление плоти, что плоть плохая, а потому, что именно умерщвляя плоть, Праджапати (=Вратья, Человек, Брахмачарьин) создал мир, и ты создаёшь мир, умерщвляя свою плоть. Как первый Человек принёс Себя в жертву, так и ты приносишь себя в жертву, но не путём самоубийства, не путём долгих, в течение всей жизни совершаемых, варно-ашрамовых жертвоприношений, а намного более быстрым аскетическим путём, когда ты приносишь себя в жертву подвижничеством.

Само подвижничество, само самоограничение, само сосредоточение, внутренняя молитва и все внешние аскетические подвиги (пост и иное) уподобляют тебя Пуруше в момент изначального жертвоприношения. И так ты достигаешь цели.

Вы помните, в лекции о Яме я говорил о том, что сходная идея в прикровенном виде присутствует и в Евангелии от Иоанна, и в Апокалипсисе - образ Агнца, закланного от создания мира. Мы с вами разбирали тогда этот образ. Эта тема, очень таинственная, есть в христианстве, но христианское богословие на ней не концентрируется. Это далеко не главное. Для христиан важно не столько то, что было во время оно, сколько свершившееся в конкретный момент времени в конкретном месте – в Иерусалиме в последние годы правления императора Тиберия. Именно тогда Агнец был заклан, отдав Себя в жертву добровольно. И в дни Страстной седмицы христиане вспоминают событие, происшедшее в конкретный момент времени, когда начальники иудейские распяли Христа. И на Пасху празднуют Его воскресение из мертвых.

А для Индии была очень важна именно эта первичная жертва, которой уподобляет себя аскет. Если у нас аскет уподобляет себя жертве Христа во времени, то здесь это жертва, происшедшая in illo tempore - во время оно, в начале. И, в этом смысле, можно сказать, что, фактически, христианство осуществило illo tempore в историческом времени. И неслучайно евангелист Лука указывает точные сроки рождения Помазанника. Это произошло во время правления императора Августа, когда Квириний был наместником Сирии (Лк. 2:2). То есть вневременное перенеслось во время. Здесь можно вспомнить слова Христа: «не нарушить пришел Я, но исполнить» (Мф. 5:17). Исполнить не только иудейский закон - это было бы слишком невелико, Он его целиком и не исполнил, потому что закон, как известно, состоит из массы богослужебных мицв, которые Христос не мог бы исполнить просто потому, что не был священником, - а Он пришёл исполнить этот вечный принцип вольной жертвы и создания/восстановления на жертве мира. Вот здесь Индия и христианство неожиданно соприкасаются.

Тапас включается в систему уподоблений на различных уровнях. С одной стороны, космические явления и формы уподобляются органам и функциям человеческого тела и элементам жертвоприношения (алтарь, огонь, возлияния, ритуальные предметы, литургические формулы и т.п.). С другой стороны, аскетизм, который с доисторических времен включал всю систему соответствий микро- и макрокосмоса (дыхание, уподобленное ветру и т.п.) – уподобляется жертвоприношению.

Различные виды аскетических практик, например, удержание дыхания, считаются в Индии даже более высокими формами жертвоприношения, чем вещная жертва, чем жертва какими-то материальными вещами. Но все эти уподобления являются действенными и полезными только если их диалектическое соответствие осознается подвижником. Когда жертвователь вспоминает, что Брахман соответствует 432 тысячам слогов Ригведы, и поэтому Он - Праджапати, то есть Господин всего, Господин рождений, потому что Он владеет Ригведой целиком как Своей сутью, и поэтому Он есть Творец всего, то жертвователь, знающий это, сам становится и Праджапати, и Брахманом.

В начале Кайвайльи упанишады говорится: «В тайнике сердца – бессмертие». Вы видите, что мы с вами уже начинаем понемногу прикасаться к упанишадам, пока ещё не разбирая, что это такое, но - тем не менее.

«Тогда Ашвалаяна, приблизившись к почтенному Парамештхину (это учитель), сказал: "Научи [меня], почтенный, знанию Брахмана – наилучшему, постоянно чтимому благими, сокровенному,

Благодаря которому знающий, отбросив все зло, быстро восходит к Человеку, что выше высокого".

И великий отец сказал ему: "Постигай [это знание] путем веры, преданности и созерцания;

Не действием, не потомством, [не] богатством – [лишь] отречением достигли некоторые бессмертия.

[Оно] выше небес, сокрытое в тайнике [сердца], сияющее – [туда] проникают подвижники» [Кайвалья Уп. 1-3].

В ведическом ритуале богам предлагаются сома, топленое масло и иные возливаемые на огонь или выпиваемые вещества, которые выпивал жертвователь. Но брахманы учат о внутреннем жертвоприношении. Дыхание часто именуется «непрерывным возлиянием» (Каушитаки Брахмана Уп. 2:5; Чандогхья Уп. 5:19-24). «Кто совершает агнихотру (то есть огненное жертвоприношение) не зная этого (что истинной жертвой является дыхание), тот словно удаляет пылающие угли и совершает подношение на пепле» - То есть фактически ничего и не совершает, суетится впустую. «У того же, кто совершает агнихотру, зная это, совершается подношение во всех мирах, во всех существах, во всех душах (атманах)» [Чх.Уп. 5:24, 1-2].

«Огненные жертвы завершаются дыханием» (pranagnihotra), - утверждает Вайкханаса-смарта-сутра (2:18). Это примиряло с ведической традицией даже самых строгих аскетов и смелых мыслителей. Но пранаагнихотру практиковали и домохозяева, и обычные отшельники, и, надо вам сказать, практикуют до сих пор.

В Каушитаки брахмане говорится: «Как в результате принесения жертвы бог восстанавливает свой Атман, так же и жертвователь создает свой Атман для себя» (Каушитаки Бр. 3:8). Создание атмана подобно восстановлению Праджапати, утомленного творением мира. Полнота ритуальных действий (карма), когда они доведены до конца и совершены полностью, создают Атман.

В брахманах говорится о создании Атмана. А чуть позже, в упанишадах, будет говориться об осознании Атмана. Он всегда есть, но его надо осознать.

«Важно подчеркнуть, - пишет Мирча Элиаде, - что именно космогонический миф (Пурушашукта) создает парадигмальный образец создания Атмана. Различные аскетические практики применяют те же практики создания и соединения» (M. Eliade. A History of Religious Ideas, vol. I, р. 231).

Вы помните эти слова из Шатапатха-брахманы: «Золотой Человек в сердце человека подобен зернышку риса или пшеницы, но Он больше небес, больше воздушного пространства, больше земли, больше всех вещей. Этот Атман Брахмо (ср.р.) – мой атман. Когда я умираю, я обретаю этот Атман» (Шат.Бр. 10:6,3,2).

Атман - это «Аз есмь», это сущность, это суть человека. И, значит, Он в нашем сердце, Он в нас, но Он очень маленький, меньше зернышка риса - в том смысле, что мы его не видим. Мы живём, не видя нашей божественной природы - Он меньше зёрнышка риса. А вспомните евангельский образ: Царство Небесное подобно горчичному зерну, меньшему всех семян, но когда оно прорастает, под ним укрываются птицы небесные (Мф. 13:31-32). Это тот же самый образ. Оно меньше всего, потому что мы его не видим. Оно для нас, в нашем субъективном виденье, меньше всего. И это знание - знание нашей божественности, знание того, что мы - граждане Царствия Небесного. Но если мы его увидим, оно начинает расти в нас, и тогда оно становится больше небес, больше воздушного пространства, больше всех вещей.

Вот это, с точки зрения брахманизма, важнее всего, это надо осознать. Уже не внешний ритуал, не участие в войне богов, а осознание своей тождественности Творцу мира, осознание того, что ты и Творец – одно. Поэтому индийцы не устают называть Его Человеком, а не Богом. И бродячие аскеты выбирали что угодно своим подвигом - какие-нибудь кремационные площадки, они отказывались и от одежды – либо вовсе, либо выбирали самую грубую одежду, вкушали самую грубую, простую пищу, какую им дают, не различая по возможности её вкуса. Им нужно было отказаться от всего, что связывает их с землёй. Чтобы это зерно, которое меньше зёрнышка риса, проросло в них.

Как пишет Мирча Элиаде, «диалектика уподобления (homologization) раскрывает свои творческие возможности особенно во времена религиозных и мировоззренческих кризисов, то есть тогда, когда традиционная система приходит к концу, утрачивая свою значительность (в умах людей) и мир ее ценностей разрушается» (M. Eliade. A History of Religious Ideas, vol. I, p. 235).

Когда люди начинают пренебрегать какой-нибудь религиозной традицией, есть два выхода. Один путь, которым, большей частью, пошли в Европе, - отбросить религиозную традицию как таковую и жить так, как будто её вовсе нет, забыть об этом божественном зёрнышке в своём сердце. А другой путь - научиться говорить новым языком, научиться использовать новые уподобления и сравнения, потому что старые слишком заезжены и уже не соответствуют новому, может быть, более культурному, более проработанному типу сознания. В Индии сумели сделать именно это, и в последующих лекциях мы это увидим еще не раз, потому что религиозные кризисы и подъёмы происходили неоднократно в истории Индии.

Но в результате первого ведического кризиса кое-кто отошёл от веры. Мы скоро узнаем, что были в Индии и неверующие люди. А вот другие пытались осознать глубже те же реальности и осознали их в брахманических уподоблениях. Поэтому для брахманизма знание (джняна) – это, в первую очередь, знание подобий жертвенного аскетическому.

«Благодаря Упанишадам понимание джняны поднимется на колоссальную высоту, а система жертвоприношений, основанная на использовании мифологического богословия, потеряет свое первостепенное значение в религии» (M. Eliade. A History of Religious Ideas, vol. I, р. 235) и станет апарва видья – низшим знанием.

Итак, Атман и Брахман начинают считаться одним и тем же, по крайней мере, с эпохи брахман. Атман во мне и Брахман как основополагающий принцип бытия - это одно и то же. Я и Оно – одно. Остается лишь один шаг до главной формулы упанишад, и о ней мы с вами еще поговорим.

Но заключить эту лекцию я хочу отсылкой к христианству. Епископ Сергий Страгородский, который потом стал патриархом, но когда-то был очень хорошим богословом, одним из самых, я бы сказал, свободномыслящих богословствующих русских людей, в своей книге «Православное учение о спасении» (Сергиев Посад, 1895) пишет: «Самоуслаждение… требует награды за все труды и лишения, какие человек понес на земле при стяжании святости, позабывая ту простую истину, что для всякого стремящегося к истине и жизни, самая эта истина и самая жизнь являются наградой, потому что для них он и трудился. Слыша же о загробном блаженстве и не желая понять, в чем оно заключается, самоуслаждение и признает это блаженство тем возмездием, которого ему нужно, чтобы покрыть труды человека» (С. 119). То есть человек там получает не некое удовольствие, а истинную жизнь. Это и есть суть спасения: Истина и Жизнь.

К этому же, кстати говоря, приходит и псалмопевец: «Я буду славить имя Бога моего в песни, буду превозносить его в славословии, и будет это благоугоднее Господу, нежели вол, нежели телец с рогами и копытами» (Пс.68:31-32). Жертва волом, которая когда-то (в Пятикнижии) была аналогом собственной смерти ради Бога, теперь не понимается иначе, как дар Богу (корван), а Богу не нужны такие дары. Богу не нужны дары мясом или кровью. Ему нужен дар сердца: «Чадо, отдай Мне своё сердце» (Притчи, 23:26).

Физическое, реальное жертвоприношение становится для одних ненужной условностью, а для других - магическим средством воздействия на Бога: принесем больше жертв, и Бог нас услышит, Бог сделает то, о чем мы просим. Вот это, сказали бы индуисты, и есть религия асуров, магическое воздействие на Бога, и, конечно, ничего из этого не получится кроме собственной гибели.

А вот когда внешняя жертва становится ненужной условностью, но возникает потребность в прославлении имени Бога или, как сказал бы индиец, понимание своей божественной сути, это и есть то, что дали брахманы, чем открыли путь к следующему, очень важному, этапу индийской религиозности, существующему до сего дня - эпохе Упанишад, когда, в частности, и проявилось вполне представление о сансаре, возникшее тоже в эпоху брахман.