1. Понятие Трех убежищ

Дорогие друзья, сегодняшняя наша лекция посвящена тем трём ценностям или, если перевести точнее, трём убежищам, которые произносит любой человек, желающий стать буддистом. Так же как мусульманин, обращаясь в ислам, произносит шахаду: «Нет Бога, кроме Бога, и Мухаммед пророк его», так же как христианин во время таинства крещения произносит Символ веры, так и буддист произносит то, что называется «Триратна» (=три убежища): «Я прибегаю к Будде как к убежищу, я прибегаю к Дхарме как к убежищу, я прибегаю к Сангхе как к убежищу». Вот именно об этих трёх убежищах или, как их часто называют на Дальнем Востоке, трёх сокровищах, и пойдёт речь в сегодняшней лекции.

Одному из своих учеников, Васиштхе, Будда задал такой вопрос: «Воистину, брахманы поют в трех ведах, говоря так: «То, чего мы не знаем, то, что мы не видим, к соединению с этим мы указуем путь и утверждаем – это верный путь, это прямая дорога к спасению, и приводит она того, кто следует по ней, к состоянию единства с Брахмой. – А что ты думаешь об этом Васиштха? Разве эти разговоры брахманов, в которых они повторяют три веды, разве это не глупость?» (Sacral books of the East. Buddhist Suttas. – Vol.11 – P. 168, N14).

Самое священное знание ведической мысли Будда объявляет глупостью. Почему? Потому что они, брахманы, к невидимому, к незнаемому указуют путь. Как можно указывать путь к невидимому и незнаемому? Но ведь так поступают практически все религии, в том числе, три веды, которые говорят о том, чего сами брахманы не ведают. На самом деле, разумеется, брахманы могли бы возразить Будде. Но в межрелигиозном споре, который я, признаться, сам очень не люблю, всегда оглупляются аргументы противоположенной стороны, и сегодня мы это увидим в отношении буддизма. Тем не менее, важна положительная составляющая, важно то, во что действительно призывают верить и к чему призывают стремиться сами буддисты.

Итак, три убежища. Само понятие убежища очень важно. Это не цель к чему-то, а цель от чего-то. Убежище от чего бывает? От бомб, от огня, от холода - то есть это то, что от чего-то спасает, не то, к чему ты идёшь, а то, от чего ты пытаешься убежать. И мы знаем, от чего пытаются убежать буддисты: это, конечно же, страдания, неопределённость мира (аничча) вследствие его изменчивости, непостоянства. Вот от всего этого Будда пытается спасти своих последователей, и поэтому цели буддизма не положительны, как в ведах или в христианстве, а отрицательны. Надо защититься – с помощью Будды, с помощью Дхармы (=закона), с помощью сангхи (монашеского сообщества). И вот эти три сокровища, три убежища мы сегодня разберём.

2. Первое убежище: Будда

Когда не-буддист слышит о первом из этих прибежищ, о Будде, ему может показаться, что все это очень похоже на то, как прибегает к Мухаммаду мусульманин, как прибегает к Иисусу христианин, однако в буддизме все иначе. Когда Будда вошел в паринирвану, цепь его рождений прервалась. Он перестал быть личностью, ведь личность возникает из-за ошибки сознания – вспомним двенадцатичленный путь, ведущий к ошибке. И, войдя в паринирвану, Будда больше не оказывает никакого влияния на мир. Руководство следует искать только в его учении. Спасает не личность Будды, а истинность его учения. Человеку свойственно обращаться с просьбой о помощи к сильному – к Богу или к другому человеку. Но к Будде не обращаются с молитвой. Зачем ему молиться, если его больше нет, он угас, он не слышит наших молитв? Обращаются к учению, именно учение важно.

Понимание этого, кстати, с трудом дается нашему с вами знакомцу, царю Милинде, и он задаёт Нагасене вопрос:

«Почтенный Нагасена, иные проповедники так рассуждают: «Если Просветленный приемлет культ, то Просветленный не ушел в покой, но связан с миром, находится в мирских пределах, обычный мирской человек, а стало быть, служение ему тщетно и бесплодно. Если же ушел в покой, то не связан с миром, вне всякого существования, и культ его невозможен — ведь у ушедшего в покой нет никакого приятия, а служение тому, что служения не приемлет, тоже тщетно и бесплодно»...

Нагасена отвечает:

«Блаженный ушел в покой, государь, и Блаженный не приемлет культа. Уже под древом просветления всякое приятие у Татхагаты пропало, тем более — у ушедшего в окончательный безостаточный покой (=паринирвана). Ведь есть изречение тхеры Шарипутры, полководца Учения, государь:

«Просветленных, кому нет сравнения,
Почитают и боги и люди.
Но не нужно им поклонение —
Такова просветленных природа».

Природа – это дхаммата (закономерность), производное от дхарма. Природа (= закон) просветленных такова, что им не нужно поклонение.

И дальше он объясняет:

«Блаженный ушел в покой, государь, и Блаженный не приемлет культа. Но богам и людям драгоценные мощи Татхагаты становятся как бы основой, хотя ему это и безразлично. Они же, полагаясь на драгоценную его мудрость, прилежат правильному образу действия, а потому обретают три вида благоденствия. Скажем, государь, яркий, жаркий костер прогорел и потух, разве примет теперь этот костер какое-либо топливо, государь,— сено ли, хворост ли?» (Вопросы Милинды. Пер. с пали и ред. А.В. Парибок. М.: Наука, 1989. С. 128).

И дальше он объясняет, что сам по себе Просветлённый потух, и никакой хворост в виде поклонения ему не нужен, но люди, благодаря Просветлённому, узнали, что есть огонь, узнали путь, узнали, что можно достичь нирваны и как можно достичь нирваны, и они будут следовать путём Татхагаты. То есть важна не личность, а учение (=метод). И поэтому первое прибежище – прибежище к Будде, означает, что я прибегаю к учению Будды, к его примеру, к его жизненному пути, которому я подражаю. А изображения, мощи (буддисты, как вы помните, тоже знают категорию мощей, телесных останков Преподобного) – все это нужно для воспоминания о Будде, но это не есть объект реального поклонения.

Адептам религий Запада (и ветхозаветной, и древнеегипетской, и греческой) свойственно молиться так: «Услышь меня, Господи, я же во славу Твою это делаю, помоги мне!». Но буддист так никогда не скажет. Он знает, что Татхагата его не слышит, что Татхагата ушёл в покой, и каждый должен сам выстраивать своё спасение.

В «Сутре о Малункье», где, как вы помните, Будда рассказывает о воине, раненном отравленной стрелой, говорится: «Я не сказал, что архат существует после смерти, и я не сказал, что архат не существует… ибо… это не полезно, не ведет к высшей мудрости» (Мадж. Никая 1. 431). То есть вопрос о том, есть ли Будда, нет ли Будды, не важен. Может быть, есть, а, может быть, и нет. Но важно то, что он показал путь, и ты иди по нему, не проси у Будды помощи, а руководствуйся его учением.

3. Буддизм как учение о средствах освобождения

Здесь как раз я хотел бы сказать о несправедливом христианском представлении о нирване. Современный христианский философ из русской эмиграции, профессор Джорджтаунского университета в Вашингтоне, Сергей Александрович Левицкий (1908-1983), которого я обычно всегда рекомендую как хорошего специалиста по истории философии, пишет: «живая вечность христианского Царства Божьего не есть мертвая вечность буддийской нирваны. Вечность буддийской нирваны есть вечность небытия, в то время как вечность христианского Царства Божьего есть вечность абсолютной полноты бытия» (С.А.Левицкий. Свобода и ответственность. М.: Посев, 2003. С. 143).

Надо быть очень осторожными в подобных суждениях. В том, что касается христианской веры, тут все верно: Царство Божие есть полнота бытия. Но буддийская нирвана – это не мертвость, а это то, о чем не говорится, потому что буддизм призывает не соединиться, а освободиться. Когда ты освободишься, ты потом, возможно, и соединишься, но всё это настолько таинственно, что буддист об этом не говорит. А разве христианин, если он действительно по-настоящему глубоко вошёл в христианское миросозерцание, не говорит крайне похожее на то, что говорит Сиддхартха Гаутама в притче о Малункье – «я не сказал, что архат существует, и я не сказал, что архат не существует»?

Посмотрите, что говорит Дионисий Ареопагит в своем замечательном трактате «О Божественных именах», причем, когда он говорит о Боге, он использует средний род. «Несмотря на то, что Оно является причиной всякого бытия, Само Оно – не существует, так как запредельно какому бы то ни было существованию» (О Божественных именах. 588b).

А разве не то же самое говорят буддисты? Нирвана – это основа мира, но не его часть – это прямые слова буддистов. Или, например, чуть дальше у Дионисия Ареопагита: «Божество Само по Себе – ничто, в силу своего пресущественного отстранения от всего сущего» (там же. 593 с).

Строго придерживаясь философских мировоззренческих позиций, Дионисий Ареопагит, мистик и визионер, подчёркивает, что Бог и мир – разное. И если мир – сущее, то Бог – не-сущее, и поэтому Он – ничто (οὐκ ὄν). И, однако же, цель христианина - единение с этим ничто. Вы представляете, что такое соединение с ничто? Мы очень часто представляем Бога как бы частью мира. Но Дионисий Ареопагит говорит – нет!

В самом своем таинственном коротком трактате, который по-гречески называется «Мистагогия», то есть «Тайновождение», он обращается к Тимофею (по-видимому, к тому же Тимофею, которому адресованы два послания апостола Павла): «Устранись от деятельности и чувств своих, и разума, и от всего чувственновоспринимаемого, и от всего умопостигаемого, и от всего сущего, и от всего не-сущего, дабы в меру своих сил устремиться к сверхъестественному единению с Тем, Кто превосходит любую сущность и любое ведение, поскольку только будучи свободным и независимым от всего, только совершенно отказавшись и от себя самого, и от всего сущего, то есть всё отстранив и от всего освободившись, ты сможешь воспарить к сверхъестественному сиянию Божественного Мрака» (Дионисий Ареопагит. О Таинственном Богословии. К Тимофею, епископу Ефесскому. 1:1).

Вот такая перспектива. Я много об этом говорю в лекциях по христианству и в книге «Религия Библии. Христианство» (М.: Никея, 2021), здесь же нет возможности подробно это объяснять. Но запомните эти слова святителя Дионисия, и вы увидите, насколько к ним близки буддийские разговоры - даже не столько о нирване, потому что об этом буддисты не любят говорить, это цель, а о цели они не любят говорить, - а насколько близки к ним буддийские аскетические приёмы, которые позволяют достичь цели.

Но и сам буддизм так же упрощает другие религии, как Сергей Александрович Левицкий упрощает буддизм. В Ангуттара Никае, одной из никай Сутта Питаки (Сутта – это собрание проповедей Будды; чуть позже я вам подробно расскажу о составе буддийского канона, и после этого вы будете легко разбираться в его книгах), есть такие слова: «Есть аскеты и священники, которые говорят, что всё доброе или злое, что приключается с человеком – от Бога. Я разыскал таких людей и спросил их – «Точно ли вы проповедуете такое учение?» Они ответили – да. Тогда я сказал им: «В таком случае, дорогие отцы, Бог сотворил людей убийцами, ворами, прелюбодеями, разбойниками…» (Ангуттара Никая 3:174. 4).

Мы, христиане, прекрасно понимаем, что здесь выпущено очень важное звено – индивидуальная свобода воли. Максим Исповедник, главный комментатор Дионисия Ареопагита, называл это «гномической волей». Гномическая воля – это воля избирательная, мудрая воля, и она здесь выпущена, и в этом ошибка. Не Бог ответственен за тот или иной жизненный путь человека. Бог указывает всегда благое, а человек по своей воле совершает зло. Но это тоже здесь выпущено. И вообще проблема зла, вот эта коренная проблема, не решается в буддизме, в отличие от христианства.

Вы же прекрасно помните, что в христианстве проблема зла решается очень простым образом: человек добровольно предпочёл Богу себя. Он решил, что он сам лучше, ценнее, чем какой-то Бог, и поэтому произошло грехопадение в Раю. Бог говорил одно, а человек сделал другое. И мы все делаем так же - когда мы грешим, мы предпочитаем Богу себя. В Боге зла нет. Он не создавал людей прелюбодеями, обманщиками, ворами. Он создавал каждого человека предназначенным только на благое. Но мы видим, что действительно есть масса прелюбодеев, обманщиков, грабителей, но они сами себя такими сделали, они сами выбрали этот путь, уклонившись от божественного предначертания о себе.

Буддизм же не говорит о Творце. Он не говорит, что Его нет, и не говорит, что Он есть. Буддизм – это религия умолчания о цели и констатация только средства. Он говорит, что зло в мире есть, и это факт, это данность, и от него надо бежать. От него надо бежать, не переустраивая мир, а переустраивая себя. Надо сделаться, во-первых, самому не-творцом зла, то есть исключить из своего поведения, мыслей, чувств, слов всё, что связано со злом. И, во-вторых, стараться не быть травмированным злом, которое тебе приносят другие. Они тебе неизбежно будут его приносить. Вы помните это и по рассказам (джатакам) из прошлых жизней Будды.

4. Понятие пратьекабудды

В буддизме, в отличие от зороастризма, христианства, ислама, нет личности единственного посредника, единственного проповедника, единственного Спасителя, учителя. Намеренно разбивая эту склонность человека к обожествлению единственного, буддизм говорит, что будд много. Уже при жизни Будды, как утверждает традиция, почитались предшествующие будды (= пробуждённые), и этому культу покровительствовал царь Ашока. Буддизм того времени перечисляет имена не менее 25-ти будд, которые были до Шакьямуни, не считая множества так называемых пратьека-будд. Пратьекабудда – это человек, который открыл для себя истину, не вступая в буддистское сообщество – ни в монашеское, ни в мирянское. Он сам открыл истину и достиг полного угасания, паринирваны, но не поведал эту истину миру.

Пратьекабудда (пали: паччекабудда) – это «отдельный будда», то есть будда сам по себе, отделённый от общины. Вы понимаете, что это очень важный момент. Почти каждое религиозное учение говорит о том, что спастись можно только став его адептом. Вне Христа, вне православия или, как утверждал папа Пий XI в своей знаменитой энциклике 1928 года Mortalium animos, вне католицизма спастись нельзя. И православные, и мусульмане говорят точно так же. А вот буддисты говорят иначе. Огромное количество людей не идёт путём Будды и спасается. Эти люди - пратьекабудды. Они сами по себе достигают пробуждения (будда - это пробуждённый).

Кроме того, есть и известные Будды. В нашей кальпе (кальпа – это огромный временной промежуток, от возникновения мира до его гибели, и, как вы помните, буддисты считают, что миры постоянно возникают и гибнут в этом круговороте) было четыре будды, Шакьямуни – четвертый. А до этого были будды Каракуччханда, Канакамуни, Кашьяпа, и будет еще пятый будда – Майтрея.

Если христиане ждут Второго Пришествия Христа, а зороастрийцы - пришествия Саошьянта, прямого потомка Зороастра, то буддисты ждут не пришествия Сиддхартхи Гаутамы, это невозможно, а пришествия будды Майтреи, будды будущего, нового будды. И про предшествующую кальпу буддисты тоже откуда-то знают и говорят, что в ней были будды - Випашьин, Шикхин и Вишвабху.

Такое представление о буддах восходит к учению самого Татхагаты. Вот как об этом говорится в сутте «Львиный рык миродержца»:

«Однажды Блаженный пребывал в стране магадхов в Матуле. И там Блаженный окликнул монахов: Монахи! – Да, Почтенный? – отозвались монахи на слова Блаженного. Блаженный сказал: Монахи! Пребудьте светочами сами себе, прибежищами сами себе, не надо иного прибежища. Пусть пребудет светочем вашим Дхарма, прибежищем вашим – Дхарма, не надо иного прибежища…» (Львиный рык миродержца. История и культура Древней Индии. Тексты. М.: Изд-во МГУ, 1990. С. 172).

Будда подчёркивает, что не надо его считать спасителем. Он указал путь, научил, и те, кто хочет, могут идти этим путем. Другие же могут достигать состояния пробуждения вне этого пути, но этот путь, по крайней мере, проверенный, он сам им прошел. Поэтому – идите этим путем, но будьте спасителями, светочами сами себе. Обязательно запомните, дорогие друзья, эти слова.

«Я прибегаю к Будде как к убежищу», не как к спасителю! Будда – не спаситель. Будда – это лишь тот, кто сам прошёл и научил других, и теперь каждый должен идти сам. Будда как личность больше уже помочь никому не может, потому что личности Будды больше нет, или, по крайней мере, неизвестно, есть она или ее нет. Буддизм об этом молчит. Соответственно, какой смысл его просить, ему молиться? Все это бессмысленно.

5. Второе убежище: Дхарма

Итак, сам Будда сказал, что пусть вашим светочем и прибежищем будет Дхарма. И действительно Дхарма – это второе прибежище. «Я прибегаю к Дхарме как к прибежищу». Дхарма здесь – это закон. Мы с вами уже говорили о дхармах как о мгновенных частицах. Это одно и то же слово, и, в общем, философски это одно и то же. Но здесь Дхарма понимается очень просто – как правильное поведение и закон.

Буддисты, как, собственно, и вся Азия, а, по большому счёту, и аскеты всех религиозных традиций мира, говорили, что «три корня держат на земле – жадность, ненависть и заблуждение».

А вот что пишет римский император и философ Марк Аврелий, и это совершенно буддийское наставление совсем не из буддийского мира, хотя нельзя исключать, что он немного знал о буддизме. Я уверен, что если бы это наставление было написано на пали, то все бы сказали, что это написал какой-то буддийский подвижник. Здесь и о богах сказано так же, как говорил Будда, и вообще вся тональность выдержана в духе буддизма. Только, ради Бога, не считайте, что Марк Аврелий списал у буддистов. В то время подобные идеи носились в воздухе, и когда умный человек продумывал эту реальность, он часто приходит к подобным заключениям. Это фрагмент из его единственной книги, «Размышлений», которую иначе называют «Наедине с собой» - замечательный текст, который я бесконечно люблю.

«Либо боги ничего не могут, либо могут. Если не могут, зачем молишься? А если могут, почему бы не помолиться лучше о том, чтобы не бояться ничего такого, ни к чему такому не вожделеть и ни о чем таком не печалиться? И совсем не о том, чтобы чего-то не было или что-то было. А уж, конечно, если боги могут содействовать людям, то и в этом могут содействовать. Ты скажешь, пожалуй: боги сделали, чтобы это от меня зависело. – Так не лучше ли тогда распоряжаться свободно тем, что от тебя зависит, чем рабски и приниженно быть небезразличным к тому, что не зависит от тебя? и кто сказал тебе, будто боги не поддерживают нас и в том, что от нас же зависит? Ты начни молить об этом – увидишь. Этот молится: как бы мне спать с нею! А ты: как бы не пожелать спать с нею! Другой: как бы от того избавиться! Ты же: как бы не нуждаться в том, чтобы избавиться! Третий: как бы не потерять ребёнка! Ты: как бы не бояться потерять! Поверни так все твои моления и рассмотри, что будет» (Марк Аврелий. «Размышления». 9.40).

Вот такое удивительное, совершенно буддийское, размышление Марка Аврелия.

Но, если говорить положительно, и я думаю, что здесь Марк Аврелий согласился бы с буддистами, основа Дхармы - это не скучное перечисление того, что можно, а чего нельзя, а это установление определённого принципа жизни. Так же как в иудаизме закон можно понимать не как 613 мицв Торы, а как принцип жизни.

И об этом очень хорошо сказано в Сутта Нипате. Сутта Нипата – это одна из частей Кхудакка Никаи, которая входит в Сутта Питаку (Корзину проповедей).

« Да будут счастливы все существа, да живут все они в радости и довольстве!

Пусть каждое живое существо, слабое или сильное, большое или малое, видимое или невидимое, близкое или далекое, рожденное или нерожденное – пусть каждое живое существо возрадуется.

Да не обманывает один другого, да не помыслит дурно о другом хоть сколько-нибудь, да не пожелает в гневе или ненависти зла другому.

Как мать всю свою жизнь пестует свое единственное дитя, так пусть человек возлюбит всеобъемлющей любовью все живые существа. Его любовь к миру да будет безгранична.

Пусть он простирает свое благоволение сквозь все миры, пусть обнимает он их своим благосклонным духом и вдаль, и вглубь, и ввысь, без вражды, без тревоги, без ненависти.

Стоя или лежа, сидя или ходя, в каждую минуту бодрствования пусть он предается осознанию этого, – Это и есть то, что люди называют возвышенным настроением.

Добродетельный, одаренный совершенною мудростью, потушивший в себе жажду плотских наслаждений, никогда не вступит вновь на путь рождений и смертей». (Сутта Нипата, 142-151).

«Возвышенное настроение» - это Брахмавихара, об этом я буду говорить позже.

Вы видите, что это не холодное равнодушие аскета, который просто хочет, чтобы жизнь умерла вокруг него. Это принцип, что ты освободишься от желаний, полюбив весь мир, полюбив каждое существо. И это древнейший канонический текст, который приписывается самому Сиддхартхе Гаутаме, Татхагате. Так что любовь – основа всего.

Слово, которое мы переводим как «любовь», это на индийских языках метта (пали, на котором и написан буддийский канон) или майтри (санскрит). Слово майтри происходит от митра (друг). То есть это, скорее, дружественность всему миру, это не страстная любовь, которая воспевается в Песни Песней, когда душа человеческая любит Бога до самозабвения. В буддизме же Бог по ту сторону – есть ли Он, нет ли, об этом буддизм не говорит, – поэтому любить некого. Это сложно понять, но это так.

А что же надо? Надо относиться ко всем существам с огромной дружественностью, с огромной приязнью, с огромной теплотой, как мать к своему ребёнку. И если мы думаем, что такая любовь - это страсть, мешающая аскетическому подвигу, то мы глубоко ошибаемся, о чем говорит и христианский опыт.

Авва Исайя Нитрийский, подвизавшийся в египетской пустыне в IV веке, говорил: «Любовь делает душу безболезненной и бесстрастной» (авва Исаия, 16:18). Безболезненной – значит, она сама не болеет ничем и не одержима страстями. И примерно то же самое говорит и буддистская аскетика, потому что убежище Дхармы – в четырех обителях Брахмы. Брахмавихара – это обители Брахмана, божественные обители.

6. Четыре Обители Брахмы (Брахмавихара): метта, каруна, мудита, упеккха

В народном буддизме верят, что тот, кто достиг Брахмавихара, переродится в мире Брахмана, и это желанно. Конечно, буддийский монах стремится к нирване и к выходу навсегда из круга рождений и смертей, но простой человек мыслит о хорошем перерождении. В народе говорят как пожелание: «переродишься в мире Брахмана». Поэтому эти обители (божественные обители) называют Брахмавихара. Как обязательную ступень к нирване их ценят и буддийские аскеты.

Чтобы к ним прийти, нужно преодолеть пять препятствий. Препятствие - неварана (слово, очень похоже на нирвану, но это совсем другое слово). Это чувственные желания, ненависть, страх, лень и сомнение. А теперь давайте посмотрим на себя, ведь это все наши грехи, которые держат нас здесь (шестого даже не придумаешь)! И их надо преодолеть. Пока они владеют нами, к Брахмавихара мы не перейдем.

Но, как только мы преодолели эти пять препятствий, пять неваран, мы достигаем первой из четырёх обителей Брахмы. Кстати, эти обители ещё именуются Аппамана (санскр. апрамана) – Безмерное. Страсти ставят меру, грань, границу. Когда же человек преодолевает страсть, он оказывается в мире, где нет границ.

Первая Брахмавихара – это Метта (Майтри). Майтрея – излюбленное имя в Индии (особенно среди женщин, но и среди мужчин тоже) - означает «любовь». Как вы помните, главную героиню одной из самых известных своих повестей Мирча Элиада назвал этим именем. Речь в повести идёт о бенгальской девушке-брахманке, не о Будде будущего.

Итак, первая Брахмавихара, первое медитативное, созерцательное состояние – это доброжелательность ко всем существам. Внешние объекты есть, но желания ими овладеть нет, есть желание, чтобы им, этим объектам, было хорошо, и это даёт чувство блаженства. Нас не раздражает старушка, которая ковыляет по улице и не даёт нам быстро пройти. Нас не раздражает матерящийся алкоголик, нас не раздражает грязь, дождь. Мы любим и старушку, и даже этого несчастного пьяницу, и мы эти дождь и грязь воспринимаем как этап годичного цикла, который потом приведёт к весне, к воде, которая обводнит всходы и даст хороший урожай. И поэтому мы всему радуемся и за всё благодарим. Видите, я, сам того не желая, процитировал Новый Завет: «всему радуйтесь и за всё благодарите» (1 Фес. 5:16). Настолько близка мета категории христианской любви.

Второе состояние, которое возвышается над первым, и которое постепенно к вам приходит, когда вы достигаете первого, это Каруна – сострадание. Вы сострадаете и этой старушке, потому что ей тяжело, плохо, больно. Она уже не раздражает вас, и вы её не просто дружески любите, а вы её жалеете, вы готовы ей помочь, потому что ей трудно. Вы сострадаете и этому пьянице - конечно, денег ему не давайте, но, если будет возможность, скажите ему слово, которое, быть может, поможет ему освободиться от его зависимости.

Если первое состояние дает блаженство, то второе приводит к тому, что радость буквально пронизывает тело. Я уверен, что многие из вас, даже практически все, имеют эти опыты. Мы все вряд ли постоянно находимся в состоянии каруны, но временами, когда мы действительно сострадаем несчастным и даже можем им чем-то помочь, нам очень радостно. А некоторые филантропы этому посвящают всю свою жизнь - тот же Альберт Швейцер или Фрэнк Бухман, например.

Третье – это Мудита (сорадование, эмпатия). Вы же знаете, что легче жалеть убогого, чем радоваться успешному человеку. Тут наша зависть гложет нас невыносимо. Тут обязательно мы скажем: да, он богатый, счастливый, но… Вот это «но» прямо само вылезает, давайте, пожалуйста, без этого «но». Просто радоваться, и даже старушке этой радоваться. Да, ей тяжело, да, она старенькая, но при этом она тоже, может быть, в полушаге от спасения или от нирваны, если она буддистка. И поэтому мы радуемся за неё - мы поможем ей, но и порадуемся за неё.

И, наконец, последнее - это Упеккха (невозмутимость). Когда мир с его радостями и страданиями исчезает - он есть, и его нет. Упеккха – это следствие абхайя (бесстрашия) - самого высоко ценимого качества в Южной Азии вообще, и, в том числе, в буддизме. Жить без страха очень нелегко - всё зло мира построено на боязни. Умение, способность преодолеть боязнь – это способность победить зло, уменье высшего порядка.

Подвижник возвышается «над одной небесной областью, а потом над второй, над третьей и четвертой областями (вот эти четыре Брахмавихара!), вверх и вниз, вдоль и поперек абсолютно во всех направлениях изливая на весь мир силы метты, каруны, мудиты, упеккхи, которые заполняют его сердце».

И вот это буддийское наставление очень близко к христианской аскетике с той лишь разницей, что в ней не предполагается присутствие Бога. Здесь может присутствовать Будда – но не как судья, а как пример и учитель. Это как если бы наш учитель или духовник умер, но мы живём так, как будто он жив, соотносим с ним наши поступки. То же самое делает буддийский подвижник, и то же самое делает подвижник христианский.

Вот что говорит авва Исайя Нитрийский:

«Внемли себе тщательно – чтоб как пред лицом Бога сущего, ничего без воли Его не делать, даже до малейшего чего. Что бы ни захотел, - сказать ли, или сделать, или сходить к кому, или поесть, или напиться, или лечь спать, или другое что захотел бы ты сделать, думай прежде, по Богу ли то, и исповедуй причину, почему хочешь того, - и тогда делай то, как подобает пред Богом. Так во всех делах и словах исповедуйся Богу, чтоб стяжать большее свыкновение с Ним» (Авва Исаия. Слово 27, 8. Добротолюбие. Т.1. – С. 430).

«Свыкновение» - хорошее слово нашел в русско-славянском языке переводчик Добротолюбия епископ Феофан Затворник. Только у буддийского аскета это «свыкновение» не с Богом, а с учением Будды.

Метта и все остальные добродетели требуют действий - не безразличия, не равнодушия, не холодности, в которых часто обвиняют буддизм некоторые христианские исследователи и экзегеты. Так же точно, как в христианстве, в буддизме живет принцип: вера без дел мертва (Иак. 2:20).

В Сутта Нипате из Виная Питаки рассказывается такая история. Обходя монахов одного из своих монастырей, Татхагата почувствовал, что из одного домика неприятно пахнет (а буддийские монахи очень аккуратны). Монахи в буддийских монастырях живут не общежитием, а каждый в своей хижине - такой обычай сохраняется почти всюду, отличия есть только в Тибете. Они там занимаются медитацией, никому не мешая и никого не соблазняя, а в храм на общую молитву-медитацию собираются раз или два в неделю. Итак, Татхагата вошел в хижину и увидел бедного монаха, больного дизентерией, лежащего в своих испражнениях, уже абсолютно бессильного и неспособного двигаться. К нему никто не заходил, так как все занимались своими аскетическими упражнениями. И тогда сам Тахтагата его вымыл, дал ему лекарства, накормил его из ложечки, и человек стал постепенно приходить в себя. Тогда Татхагата дал такое наставление:

«Братья, нет у вас ни отца, ни матери. Если вы сами не позаботитесь друг о друге, кто другой это сделает? Братья, кто почитает меня, да почтит больного» (Махавагга 8:26. См.: А.Л. Бэшем. Чудо, которым была Индия. М.: «Наука», 1977. С. 308).

Сравним это с Евангельским чтением о Страшном Суде:

«Алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня». Тогда и они скажут Ему в ответ: «Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе?» Тогда скажет им в ответ: «истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне» (Мф. 25:42-45).

Фактически, то же самое говорит и Тахтагата.

И действительно царь Ашока открывал бесплатные больницы, дома призрения для одиноких стариков. И до сих пор во всех буддийских храмах сохраняется традиция, что монахи лечат мирян и учат мирян. В Таиланде и на Бирме современная медицинская служба возникла сравнительно недавно. А до этого лечиться приходили к монахам. Монахи должны были знать методы медицины, методы лечения травами – это обязательно полагалось знать монаху, причем лечить и учить он должен был бесплатно. Дети, мальчики и девочки, приходили в монастырь, учились, даже жили в монастыре, чтобы научиться грамоте, научиться буддийскому мировоззрению, буддийскому учению. Так что монах - учитель и врач. Это и было, и остается важнейшим общественным служением буддийских монахов.

Я, как таиландист, могу сказать, что в тайской деревне, по крайней мере, в 1970-е годы, когда я занимался Таиландом, врач и учитель в деревне - это был монах. Его за это, конечно, очень уважали, почитали. Так что этот принцип остаётся.

Другой принцип, для нас несколько странный, это веротерпимость. Вот в чём не обвинишь христиан, так это в веротерпимости. Мы нетерпимы. Уж каких мы слов не жалеем, когда говорим даже о другой христианской конфессии, а уж тем более - о другой религии, будь то исламе, иудаизме или том же буддизме. А вот в буддизме этого совершенно нет. Ты вышел на свой путь? Отлично. Если какому-то другому человеку ты поможешь, прекрасно. Если тебе надо будет для этого поспорить с философом, проповедником другой религии - спорь, это нормально. Но к людям, исповедующим другую традицию, относись так же любовно, как к своим собратьям по вере.

И об этом тоже в Ангуттара Никае есть такая история. Однажды после долгой беседы Просветленный (то есть Будда) обратил домохозяина Упали, который стал впоследствии одним из самых видных буддийских патриархов, а прежде был последователем Махавиры (как вы помните, это проповедник джайнизма. Они с Буддой были близко знакомы – сначала были вместе, а потом разошлись и спорили друг с другом). Будучи просвещенным светом учения Будды, Упали решил закрыть свой дом для последователей иных учений. Просветленный не согласился с этим и сказал Упали: «Долгое время джайнские монахи получали дары в твоем доме. Поэтому ты должен продолжать давать им пищу, когда они будут приходить к тебе, чтобы не было огорчения» (Ангуттара Никая 4:185).

И это тоже принцип доброжелательности к другим религиозным традициям без следования им. Ты доброжелателен не к учению, ты доброжелателен к людям, а учение - это другой разговор, кто-то научится буддийскому житию, кто-то не научится.

Буддисты не вводят своих нравственных норм, но требуют соблюдать имеющиеся. Опять же, это немного необычно. Скажем, в некоторых горных районах Тибета до сих пор существует полиандрия, то есть одна женщина имеет несколько мужей. Это считается совершенно нормальным. Как вы помните, Махабхарата вообще построена на том, что у пятерых братьев Пандавов была одна жена. В Древней Индии такое тоже практиковалось. Почему - это другой разговор, это уже из области социально-экономической. Я не буду об этом говорить. Но эта традиция есть, и буддист говорит – да, пожалуйста. Если у вас это принято, то живите, но все равно соблюдайте верность друг другу, не ходите к другим женщинам. Эта единственная жена тоже не должна изменять своим мужьям.

Сохраняется полиандрия и в горном Цейлоне. А там, где есть намного более распространённая полигамия, многожёнство, там то же самое - пожалуйста, практикуйте. Где есть одна жена и один муж – очень хорошо, следуйте этому принципу. То есть всюду следуйте закону, мирскому закону. Страсть возникает не там, где соблюдаешь мирской закон, а там, где от него отходишь.

7. Десять заповедей буддизма

Для буддийских подвижников существуют заповеди. Это тоже 10 заповедей, как и в Ветхом Завете (Моисеев Декалог). Но последняя, десятая, заповедь и, в какой-то степени, седьмая соблюдаются только монахами, а остальные соблюдаются и монахами, и мирянами. Какие же это заповеди?

Первые четыре связаны с воздержанием от порочных действий, то есть от тех действий, которые обрушивают человека, которые приводят его к перерождению в адских мирах, низвергают его в ад.

Первая заповедь – не причинять вред живому, знаменитая ахимса. Никого, ни одно живое существо нельзя убивать. Буддист-мирянин, я уже не говорю о монахах, не может убивать животных и поэтому не может быть ни рыбаком, ни мясником. Есть мясо убитых животных и выловленных не буддистами рыб можно мирянам, за исключением определённых дней, монахам же нельзя никогда. Но самому лишать кого-либо жизни нельзя.

В этом смысле проблематично даже земледелие. Да, конечно, буддисты занимаются земледелием, но они помнят, что при этом они убивают маленьких существ, разных червячков, которые живут в земле. Поэтому, кстати говоря, буддистские монахи не занимаются сельским хозяйством. Принцип ахимсы очень важен.

Вторая заповедь – не брать, что не дано. По большому счёту, это заповедь «не укради», но немного более расширительная. Если ты идёшь по дороге и нашёл чужие часы, ты не можешь их себе присвоить, потому что они тебе не даны. Ты можешь постараться их вернуть владельцу, написать объявление о находке, но присваивать найденное нельзя. Можно присваивать только то, что ты заработал сам, купил у кого-то, сделал своими руками, или по доброму согласию тебе подарили. Тогда - да. А присваивать себе ничего нельзя. Не брать то, что не дано – это не только о подбирании часов, это ещё и о нечестной прибыли. Если ты бизнес ведёшь нечестно, если ты имеешь прибыль, кого-то обманывая, кому-то что-то не договаривая, что-то от кого-то скрывая, это грех, это губит тебя, это отправляет тебя в ад.

Третья заповедь – воздерживаться от поведения, внушённого страстями. В первую очередь, имеется в виду сексуальное поведение. Для мирян дозволено честное супружество, от монахов требуется полное воздержание от половой жизни и полное воздержание от всех девиантных половых контактов, которые в буддизме так же осуждаются, как и в христианстве, и в иудаизме (например, гомосексуализм). Это третье порочное действие.

Четвёртая заповедь - воздерживаться от лжи. Ложь губит человека напрочь. Тот, кто лжёт, тот погибает, оказывается в аду на много, много кальп.

Это четыре порочных действия, а остальные шесть - это предосудительные действия, которые ведут к проматыванию состояния. Ты родился человеком, да ещё в хорошей семье, да еще и стал буддистом, но, если ты будешь делать какие-то вещи из этих шести, ты будешь проматывать состояние, и твое новое рождение будет если и не в аду, то в плохой семье или даже вовсе в животном обличье. Какие же эти шесть?

Это, во-первых, алкоголь. Для монахов существует полный запрет алкоголя. Мирянам чуть-чуть можно, но никогда нельзя быть пьяным.

Во-вторых, это воздержание от приёма пищи в запретное время. Для монаха абсолютный принцип, что после полудня есть нельзя, можно только пить, если хочется. Можно даже пить какие-то сладкие напитки, соки, но никакой твёрдой пищи.

Следующее – это воздержание от танцев, музыки, пения, театра. Для монахов это абсолютный принцип, мирянами же он не соблюдается, но нельзя быть к этому страстно привязанным. Вы знаете, как у нас многие люди моего возраста гордятся, что они в молодости были фанатиками «Битлз» или какой-то другой группы того времени, когда советская власть этого не поощряла. Вот в буддизме этим гордиться нельзя. Можно любить танцы, музыку, но нельзя терять мир души и нельзя, как у нас говорят, офанатеть, вот это абсолютно невозможно даже для мирян, а монах вообще уходит от этого.

У нас в православном мире существовало древнее правило, что священник должен уходить со свадьбы, когда начинаются танцы. Пока все сидят чинно за столом, поздравляют молодых, священник присутствует, но, когда начинаются танцы, некий разгул, тогда он должен уходить. Так что, видите, тоже что-то в этом роде есть и в христианстве.

Восьмая заповедь (= четвертое предосудительное действие) -воздерживаться от благовоний, гирлянд и драгоценностей. Гирлянды – это то, что у нас не очень принято, а вся Индия, вся юго-восточная Азия использует цветочные гирлянды, которые надевают и политикам, и выдающимся людям и виновникам тех или иных торжеств. От всего этого надо воздерживаться.

Девятая заповедь - не устраивать себе высокую и широкую постель. Об этом мы совсем мало думаем, а в буддийском мире это важный момент. Постель должна быть скромной, то есть сон тоже не должен давать наслаждения, нельзя привязываться и ко сну. Он должен быть только удовлетворением физиологической потребности, как и еда. И монахи, как правило, спят вообще без кровати, то есть просто на циновке, а миряне в определённые дни, мы об этих днях будем говорить, тоже живут, как монахи, а в другие дни обуздывают себя, кто как может.

И последнее. Очень важно не брать в руки золота и серебра. Это существенная вещь. На этой почве даже происходили расколы в монашеской общине, потому что, конечно, деньги – это страшная сила. «Корень всех зол есть сребролюбие», - говорил апостол Павел (1Тим. 6:10). Монах вообще не должен пользоваться деньгами. Если что-то надо купить для монастыря, то это будут делать миряне, которые помогают монастырю, которые являются его благодетелями. Монах не получает ни за что ни копейки платы, но и сам ничего не платит. Он идёт собирать пищу, ему дают, естественно, бесплатно, он её ест, но он ничего не просит.

Вот такие 10 принципов.

Что касается ахимсы, то часто спрашивают: а как же войны? Войны справедливые дозволяются, когда ты защищаешь свою страну, и смертная казнь не возбранялась. Но и смертная казнь, и войны не приветствовались в буддийском мире, и, как отмечают все исследователи, дух милитаризма угас в нём. Все то, что у нас так любят показывать – парады, танки, пушки, ракеты (а это все орудия убийства), все это стыдно. Упиваться орудиями убийства плохо и стыдно. Я, честно говоря, не знаю, есть ли военные парады в Таиланде. В Бирме к власти пришли военные, близкие к Китаю, и там, возможно, всё это есть. Но это традиционно не принято. Щеголяние оружием, распространенное в западной рыцарской цивилизации, в буддистском мире совсем некстати. Традиция милосердия очень сильна.

8. Тема освобождения от порока вожделения в буддизме

Что касается отношения полов, то мы помним слова Христа из Евангелия от Матфея: «Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» (Мф. 5:28).

Вы помните, что «Крейцерова соната» начинается с размышлений на эту тему. А в «Вопросах Милинды» об этом прямо говорится: «И игривость – соединение, и улещивание – соединение, и распаление помыслов – соединение» (Милинда Паньха 3:6. - Вопросы Милинды. М.: Наука, 1989. С. 151). То же самое, что и в Евангелиях! Когда ты и смотришь с вожделением, и думаешь с вожделением, это уже прелюбодеяние. Народная мудрость Востока, Индии не щадила женщин (впрочем, мужчин тоже). В Джатаке о Купале сам Тахтагата говорит:

«Если скрытно подвернется случай
И мужчина будет подходящим,
Всякая жена предастся блуду,
Не сыскав иного - хоть с калекой» (Джатака о Купале, №536).

А потом он говорит:

«Но Амара, жена боддхисаттвы Махаушадхи, оставленная мужем в деревне, жила скрытно и уединенно, не впадая в прелюбодеяние, чтя супруга, как царя – подданный, хотя ей сулили тысячу (видимо, речь идет о деньгах)» (Джатака о большом подземном ходе, №546).

Как же так, спрашивает царь Милинда, ведь здесь противоречие?

Нагасена объясняет, что Амара поняла, что скрытого ничего нет, что то, что не открыто людям - открыто духам; то, что не открыто духам - открыто богам; то, что не открыто нынешнему - открыто будущему. Кроме того, в сравнении с мужем, остальные мужчины – ничто (Вопросы Милинды. М.: Наука, 1989. С. 206-208).

чень большое внимание, и, я думаю, заслуженное внимание, буддизм уделяет вожделению, устремлению к каким-то порочным связям, и помогает людям избавиться от него. Тахтагата и о себе рассказывает в одной из джатак (Джатака о Мудулаккхане), что, будучи аскетом в одном из предыдущих рождений, он воспылал страстью к супруге царя Дхармадатты Мудулаккхане – ясноокой красавице, и возжелал её настолько, что осмелился сказать: «Вот ты, царь, обещал мне всё дать, что я захочу. Вот я прошу: дай мне царицу. И царь Дхармадатта говорит: «Бери, конечно. Тебе понравилась Мудулаккхана? Бери». А когда он передавал ее аскету, то шепнул ей: «Только во что бы то ни стало не дай ему пасть, постарайся спасти его от искушения». И она, улыбнувшись царю, сказала: «Всё будет сделано».

И Мудулаккхана, умная красавица, пошла с аскетом и говорит: «А где мы будем жить, нам же нужен какой-то дом?». И будущий Будда отправился опять к царю просить, чтобы ему дали дом, а царь дал ему старый заброшенный дом, который давно уже использовался как отхожее место. Царица говорит: «Я не могу тут жить, ты вымой его». И тут этот бородатый аскет стал всё драить, мыть, весь дом вымыл, побелил. Потом она его посылает к царю: нужна кровать, нужен стол, нужно то, нужно сё. Страсть к изысканной красавице постепенно превратилась для аскета в тягостный кошмар.

Наконец, совершенно замученный, он всё собрал, всё сделал и уже сел на ее кровать, а она притянула его за бороду и говорит: «А ты не забыл, что ты подвижник и брахман по рождению?». И тогда, говорит Татхагата, я усовестился и всю эту глупость забросил и удалился в горы.

В этом смысле очень характерен текст об обращении Нанды. Это небольшой текст, и я вам его прочту, чтобы закончить с нашей темой отношений полов в буддизме.

«В Шравасти достопочтенный Нанда во всеуслышание говорил многим монахам: «Не удовлетворен я, любезные, брахманским житием. Не могу я вынести брахманского жития. Оставлю я ученичество, вернусь к худшему». Некий монах рассказал об этом Блаженному. Блаженный велел призвать к себе Нанду и спросил его, правда ли это. «Да, почтенный».— «Но почему?» — «Когда я выходил из дому, почтенный, возлюбленная моя из рода шакьев не успела еще пробор до конца накрасить. Она посмотрела на меня и сказала: „Поскорее возвращайся, мой господин". Вот я все и вспоминаю ее». И тут Блаженный обхватил достопочтенного Нанду рукою и так же быстро, как сильный мужчина согнутую руку выпрямит или прямую руку согнет, исчез [вместе с Нандой] из рощи Джеты и мгновенно перенесся в обитель Тридцати Трех [богов]. А там в то время примерно пятьсот апсар пришли к Шакре, предводителю богов, его потешить, и ступни их, [накрашенные красной краской, были похожи на лапки] голубок. И вот Блаженный обращается к Нанде: «Видишь ты, Нанда, этих апсар?» — «Да, почтенный».— «Как ты полагаешь, Нанда: кто красивее, кто прекраснее, кто миловиднее — возлюбленная ли твоя из рода шакьев или эти пятьсот апсар с красными ножками?» — «Моя возлюбленная против них, почтенный, все равно что подпаленная обезьяна, безносая и безухая; она и в счет не идет, и в сравнение не идет, и части малой их не стоит, насколько эти пятьсот апсар ее красивее, прекраснее и миловиднее».— «Радуйся, Нанда, радуйся, Нанда! Ручаюсь тебе, твои будут эти пятьсот апсар с красными ножками».— «Если Блаженный сам мне ручается, я буду удовлетворен в монашестве». И вот Блаженный обхватил Нанду рукою (…) и перенесся с ним обратно в рощу Джеты. Прослышали монахи об этом, и стали они достопочтенного Нанду звать наемным и продажным: «Купили тебя, Нанда! Продажный ты, Нанда! Ради апсар живешь в монашестве!» И достопочтенный Нанда, унижаемый, мучимый, терзаемый этими прозвищами, уединился и был вдумчив, ревностен, старателен (… ) и стал одним из святых».
(Удана III.2. Вопросы Милинды. М.: Наука, 1989. С. 470-471).

Вы видите, как может быть. Вообще состояние домохозяина считается несовершенным. В «Гирлянде джатак» Арья Шуры есть Джатака о Кшантивадине, которая начинается с того, что состояние домохозяина не ведёт к спасению. Но, с другой стороны, есть тексты, которые говорят о том, что состояние домохозяина прекрасно, если домохозяин соблюдает нравственные принципы.

И, пожалуй, с этого, дорогие друзья, мы и начнём следующую лекцию.