кафедра ИСТОРИИ ПРОФЕССОРА ЗУБОВА
«Кон­сер­ва­тив­ная ре­во­лю­ция» в межвоенной Гер­ма­нии
Статья Л.М.Люкса

В последние годы брежневского режима, когда проницательным людям в правившем тогда слое стало ясно, что во всепобеждающее учение марксизма-ленинизма продолжают верить только чудаки, ими начался поиск новой национальной идеологии. Вот тогда-то и были взяты с полок спецхрана книги русских эмигрантов-евразийцев, написанные в 1920-е - начале 1930-х годов. Но эксперименты с идеологией тогда ни к чему не привели. Сейчас евразийство вновь становится актуальным. И не следует думать, что это только разговоры о Таможенном союзе и фантазии о геополитическом пространстве былой империи. Как и у настоящих евразийцев 1920-х гг. здесь в первую очередь презрение к личной свободе людей, составляющих «толпу», отрицание народовластия, преклонение перед идолом «народной души», «национального государства», которые персонализирует вождь, убеждение в цивилизационной самобытности «материка России», которому Запад не указ. Евразийство возникло в изгнанничестве, выросло на чужбине. Тогда, в 1920-е, никакого существенного влияния на жизнь в подсоветской России оно не оказало. Но одновременно с евразийской, в Германии на родной для нее немецкой почве возникла сходная идеология Консервативной революции. Сейчас нео-евразийство старательно пропагандируется в России, на родной земле. Чем пропаганда подобных идей Консервативной революции завершилась на немецкой земле даёт нам вспомнить германский историк русского происхождения, профессор Ле­о­нид Люкс

Андрей Зубов
доктор
исторических наук

«Кон­сер­ва­тив­ная ре­во­лю­ция» бы­ла очень влия­тель­ной груп­пи­ров­кой в Вей­мар­ской Гер­ма­нии в 1920-е го­ды. Это идейное те­че­ние на­счи­ты­ва­ло не­ма­ло бле­стя­щих умов и ра­фи­ни­ро­ван­ных сти­ли­стов (Эрнст Юн­гер, Ар­тур Мёл­лер ван ден Брук, Ганс Це­рер, Эд­гар Юнг и др.). Ав­ст­рий­ский пи­са­тель Гу­го фон Хоф­ман­сталь, ко­то­рый в 1927 го­ду пус­тил в оби­ход по­ня­тие «Кон­сер­ва­тив­ная ре­во­лю­ция», оп­ре­де­лил это те­че­ние как вос­ста­ние про­тив не­вы­но­си­мо-не­ро­ман­ти­че­ско­го XIX ве­ка, как по­иск путей преодоления связанных с ним идей.

Кон­сер­ва­тив­ная ре­во­лю­ция па­ра­док­саль­ным об­ра­зом объ­е­ди­ня­ла по­ня­тия, ко­то­рые от­ри­ца­ют друг дру­га. Ведь кон­сер­ва­то­ры обыч­но пы­та­ют­ся за­щи­тить ста­рое от по­ся­га­тельств ре­во­лю­цио­не­ров, а ре­во­лю­цио­не­ры стре­мят­ся к раз­ру­ше­нию ста­ро­го во имя но­во­го. Кон­сер­ва­тив­ные же ре­во­лю­цио­не­ры объ­е­ди­ня­ли эти две противоположные ус­та­нов­ки – бы­ли од­но­вре­мен­но и ра­ди­каль­ны­ми раз­ру­ши­те­ля­ми и рес­тав­ра­то­ра­ми. Раз­ру­шить они хо­те­ли не­мец­кую де­мо­кра­тию, воз­ник­шую по­сле по­ра­же­ния Гер­ма­нии в Пер­вой Ми­ро­вой вой­не. Не­мец­кий по­ли­то­лог Ханс Бух­гейм пи­шет в этой свя­зи: «На­цио­наль­ная спесь, не же­лаю­щая сми­рить­ся с во­ен­ным по­ра­же­ни­ем, по­ка что еще не мог­ла дви­нуть­ся на сво­его вра­га и по­то­му опол­чи­лась про­тив соб­ст­вен­но­го го­су­дар­ст­ва, как ес­ли бы ли­к­ви­да­ция это­го го­су­дар­ст­ва бы­ла пер­вым ус­ло­ви­ем на­цио­наль­но­го воз­ро­ж­де­ния».1

Так что, по от­но­ше­нию к воз­ник­шей в но­яб­ре 1918 г. не­мец­кой де­мо­кра­тии кон­сер­ва­тив­ные ре­во­лю­цио­не­ры бы­ли ре­во­лю­ци­он­но на­строе­ны. А что же они хо­те­ли со­хра­нить? Пы­та­лись ли они воз­ро­дить воз­ник­шую в 1871 и раз­ру­шен­ную в 1918 го­ду Вто­рую гер­ман­скую им­пе­рию? Ни в ко­ем слу­чае. Эту Виль­гель­мов­скую им­пе­рию Кон­сер­ва­тив­ные ре­во­лю­цио­не­ры счи­та­ли цар­ст­вом по­сред­ст­вен­но­сти и ме­щан­ст­ва. Не по ней они тос­ко­ва­ли. Воз­ро­дить они хо­те­ли не ее, а дав­но ушед­ший в не­бы­тие сред­не­ве­ко­вый Гер­ман­ский Рейх. Они тосковали по ры­цар­ст­ву, вдох­нов­ляю­щему­ся мис­сио­нер­ски­ми идея­ми; и по ие­рар­хи­че­ски по­стро­ен­ному со­слов­ному го­су­дар­ст­ву с поч­ти не­про­ни­цае­мы­ми со­ци­аль­ны­ми пе­ре­го­род­ка­ми, в котором ка­ж­дое со­сло­вие не­сло обя­зан­но­сти по от­но­ше­нию к об­ще­ст­вен­но­му це­ло­му, а не ду­ма­ло толь­ко о сво­их пра­вах.

Но мож­но ли се­бе пред­ста­вить что-то бо­лее уто­пи­че­ское, чем по­пыт­ку вос­ста­но­вить струк­ту­ры ушед­шие в не­бы­тие бо­лее по­лу­ты­ся­чи лет на­зад? Бы­ли ли кон­сер­ва­тив­ные ре­во­лю­цио­не­ры об­ре­че­ны на не­уда­чу? Вряд ли: ХХ сто­ле­тие бы­ло ве­ком реа­ли­за­ции са­мых фан­та­сти­че­ских уто­пий. Ста­ли­ну, на­при­мер, уда­лось осу­ще­ст­вить дав­нюю меч­ту ра­ди­каль­ных со­циа­ли­стов, стре­мивших­ся к пол­но­му унич­то­же­нию ча­ст­ной соб­ст­вен­но­сти. Ко­гда Маркс и Эн­гельс в фев­ра­ле 1848 г. в «Ком­му­ни­сти­че­ском ма­ни­фе­сте» пи­са­ли, что глав­ной це­лью ком­му­низ­ма яв­ля­ет­ся уп­разд­не­ние ча­ст­ной соб­ст­вен­но­сти, эта идея ка­зал­ся все­го лишь вы­дум­кой аб­ст­ракт­но мыс­ля­щих мо­ло­дых лю­дей – сво­его ро­да «ши­га­лев­щи­ной», как на­звал бы та­ко­го ро­да по­сту­ла­ты Дос­то­ев­ский. Од­на­ко 82 го­да спус­тя, во вре­мя кол­лек­ти­ви­за­ции сель­ско­го хо­зяй­ст­ва в СССР, эти «ши­га­лев­ские» идеи бы­ли поч­ти пол­но­стью осу­ще­ст­в­ле­ны. Гит­лер, в свою оче­редь, поч­ти пол­но­стью осу­ще­ст­вил идеи ра­ди­каль­ных ан­ти­се­ми­тов XIX ве­ка, меч­тавших о «Ев­ро­пе без ев­ре­ев». Ни­ко­лай Бер­дя­ев го­во­рил, что в XIX сто­ле­тии час­то при­хо­ди­лось слы­шать со­жа­ле­ния, что уто­пии хоть и пре­крас­ны, но не мо­гут быть осу­ще­ст­в­ле­ны; в ХХ ве­ке че­ло­ве­че­ст­во столк­ну­лось с тем, что уто­пии легко осу­ще­ст­влять, во­прос в том, как пре­дот­вра­тить их осу­ще­ст­в­ле­ние.2

То, что го­во­рил Бер­дя­ев, ка­са­лось и кон­сер­ва­тив­ных ре­во­лю­цио­не­ров. Их меч­ты о по­строе­нии Третьего рей­ха, по об­раз­цу Рейха первого - сред­не­ве­ко­вой гер­ман­ской им­пе­рии, в немалой степени очи­сти­ли путь для соз­да­ния нацистского рей­ха. Уто­пич­ность грез «консервативных революционеров» при­да­ва­ла их стрем­ле­нию к реа­ли­за­ции ­их уто­пий еще боль­шую ди­на­мич­ность. Эта ди­на­ми­ка бы­ла, од­на­ко, на­прав­ле­на в пер­вую оче­редь не на со­зи­да­ние, а на раз­ру­ше­ние су­ще­ст­вую­ще­го то­гда в Гер­ма­нии и Ев­ро­пе по­ряд­ка и вдох­нов­ляю­щих его идей – в пер­вую оче­редь ли­бе­ра­лиз­ма, пар­ла­мен­та­риз­ма и идей пра­во­во­го го­су­дар­ст­ва.

За­им­ст­во­ван­ный у За­па­да3 ли­бе­ра­лизм был объ­яв­лен кон­сер­ва­тив­ны­ми ре­во­лю­цио­не­ра­ми смер­тель­ным вра­гом нем­цев — да и все­го че­ло­ве­че­ст­ва. Для од­но­го из ве­ду­щих ав­то­ров кон­сер­ва­тив­ной революции, Мёл­ле­ра ван ден Бру­ка, ли­бе­ра­лизм яв­лял­ся "мо­раль­ным не­дугом на­ро­дов": он оли­це­тво­ря­ет со­бой сво­бо­ду от убе­ж­де­ний и вы­да­ет ее за убе­ж­де­ние. Во­вле­че­ние Гер­ма­нии в круг ли­бе­раль­но-де­мо­кра­ти­че­ских го­су­дарств – ре­зуль­тат, ин­триг ко­вар­но­го За­па­да. Сам то За­пад, про­дол­жа­ет идео­лог Кон­сер­ва­тив­ной ре­во­лю­ции, к ли­бе­раль­но­му яду не­чув­ст­ви­те­лен, на са­мом, де­ле ни­кто там не ве­рит все­рь­ез в прин­ци­пы ли­бе­ра­лиз­ма. А вот в Гер­ма­нии их при­ни­ма­ют за чис­тую мо­не­ту. Не ви­дят, что ли­бе­ра­лизм не­сет с со­бой раз­ло­же­ние и ги­бель. За­пад­ные дер­жа­вы не су­ме­ли одо­леть нем­цев в че­ст­ном бою – и те­перь пы­та­ют­ся по­гу­бить Гер­ма­нию с по­мо­щью ре­во­лю­ци­он­ной и ли­бе­раль­но-па­ци­фи­ст­ской про­па­ган­ды. И глу­пые нем­цы по­кор­но гло­та­ют эту от­ра­ву4. Гер­ман Ра­уш­нинг, в про­шлом сто­рон­ник кон­сер­ва­тив­ной ре­во­лю­ции, на­хо­дил позд­нее, что ми­фы и ле­ген­ды, ко­то­ры­ми бы­ло оку­та­но по­ра­же­ние Гер­ма­нии в Первой Ми­ро­вой вой­не, до­ве­ли стра­ну до со­стоя­ния, близ­ко­го к мас­со­во­му по­ме­ша­тель­ст­ву5.

Упое­ние кон­сер­ва­тив­ных ре­во­лю­цио­не­ров их собственными на­цио­наль­ны­ми бе­да­ми было таким же безграничным, как и их мания величия. По их мнению, един­ст­вен­ное сред­ст­во уврачевать стра­да­ния нем­цев – это ми­ро­вое гос­под­ство. "Вла­ды­че­ст­во над зем­лей – та­ко­во сред­ст­во со­хра­нить жизнь, пре­дос­тав­лен­ное... на­ро­ду пе­ре­на­се­лен­ной стра­ны, – счи­та­ет ван ден Брук. – Во­пре­ки всем про­ти­во­ре­чи­ям, уст­рем­ле­ния лю­дей в на­шей пе­ре­на­се­лен­ной стра­не на­прав­ле­ны к еди­ной це­ли: нам не­об­хо­ди­мо про­стран­ст­во".

Кри­ти­ки За­па­да из ла­ге­ря кон­сер­ва­тив­ной ре­во­лю­ции меч­та­ли о но­вом воо­ру­жен­ном по­хо­де про­тив за­пад­ных дер­жав. Вой­на бы­ла, по их убе­ж­де­нию, той сти­хи­ей, где не­мец чув­ст­ву­ет се­бя воль­гот­но. Эрнст Юн­гер пи­сал, что не­мец, об­ря­жен­ный в гра­ж­дан­ское, бур­жу­аз­ное одея­ние, вы­гля­дит сме­хо­твор­но. По­че­му? Да по­то­му, что он по сво­ей на­ту­ре бес­ко­неч­но да­лек от идеи ин­ди­ви­ду­аль­ной сво­бо­ды и, сле­до­ва­тель­но, от бур­жу­аз­но­го об­ще­ст­ва. Су­ще­ст­ву­ет толь­ко од­на мас­са, ко­то­рая не вы­зы­ва­ет сме­ха: это ар­мия6. Ос­вальд Шпенг­лер ве­ща­ет: "Ис­то­рия го­су­дарств есть ис­то­рия войн. Идеи, тре­бую­щие ре­ше­ний.., от­стаи­ва­ют не сло­ва­ми, а си­лой ору­жия"7.

Прославляющим войну и насилие не­мец­ким про­тив­ни­кам пар­ла­мент­ской де­мо­кра­тии она пред­став­ля­лась "не­ры­цар­ст­вен­ной". Но­ябрь­ская ре­во­лю­ция 1918 г. ока­за­лась не­спо­соб­ной за­щи­тить стра­ну, пи­сал Эрнст Юн­гер. Она обер­ну­лась про­тив сол­дат на фрон­те. Му­же­ст­во, честь, муж­ская стой­кость – эти по­ня­тия бы­ли ей чу­ж­ды. Ос­вальд Шпенг­лер с пре­зре­ни­ем пи­шет о "не­опи­суе­мо без­образ­ных" но­ябрь­ских со­бы­ти­ях 1918 г.: "Ни­ка­ко­го ве­ли­чия, ни­че­го вдох­нов­ляю­ще­го. Ни од­ной по-на­стоя­ще­му круп­ной фи­гу­ры. Ни еди­но­го сло­ва, вы­дер­жи­ваю­ще­го ис­пы­та­ния вре­ме­нем. И да­же ни од­но­го от­важ­но­го пре­сту­п­ле­ния".

Для блестящего пра­во­ве­да Кар­ла Шмит­та Веймарская республика по су­ти не бы­ла го­су­дар­ст­вом. От­дель­ные сег­мен­ты об­ще­ст­ва (пар­тии, сою­зы, свя­зан­ные об­щи­ми ин­те­ре­са­ми, и т.п.) за­хва­ти­ли власть в стра­не и зло­упот­реб­ля­ют ею ра­ди соб­ст­вен­ной вы­го­ды. Го­су­дар­ст­во как во­пло­ще­ние об­ще­го де­ла прак­ти­че­ски уп­разд­не­но. В правовом го­су­дар­ст­ве, се­ту­ет Шмитт, рас­по­ря­жа­ют­ся не лю­ди и не на­чаль­ст­во, а за­ко­ны. Ис­кон­ное и не­ру­ши­мое по­ня­тие вла­сти под­ме­не­но аб­ст­ракт­ны­ми нор­ма­ми8. Уче­ник Шмит­та Эрнст Фор­ст­хоф до­бав­ля­ет: честь и дос­то­ин­ст­во – лич­но­ст­ные ка­те­го­рии; пра­во­вое го­су­дар­ст­во уст­ра­ня­ет все лич­ное; по­это­му оно не зна­ет по­ня­тий чес­ти и дос­то­ин­ст­ва9.

В ста­не кон­сер­ва­тив­ной ре­во­лю­ции рас­про­стра­ни­лась меч­та о на­стоя­щем хо­зяи­не – тос­ка по Це­за­рю. Ха­риз­ма­ти­че­ский вождь дол­жен был за­ме­нить гос­под­ство вне­лич­ных ин­сти­ту­тов вла­ды­че­ст­вом во­ли. В ли­це это­го сверх­че­ло­ве­ка дол­жен был воз­ро­дить­ся ис­кон­но-лич­ный ха­рак­тер по­ли­ти­ки. От­ны­не пусть сно­ва вла­ст­ву­ют ге­рои, а не док­три­ны, клас­сы или ане­мич­ные уч­ре­ж­де­ния.

Эрнст Ни­киш, при­вер­же­нец кон­сер­ва­тив­ной ре­во­лю­ции, впо­след­ст­вии ото­шед­ший от нее, пи­сал в 1936 г. что не­мец­кая бур­жуа­зия на­сы­ти­лась без­ли­кой за­кон­но­стью, пре­зи­ра­ла сво­бо­ду, ох­ра­няе­мую за­ко­ном; эти мас­сы хо­те­ли слу­жить кон­крет­но­му че­ло­ве­ку, пре­кло­нить­ся пе­ред лич­ным ав­то­ри­те­том, пе­ред дик­та­то­ром. Не­ожи­дан­ные зиг­за­ги, при­хоть и про­из­вол "во­ж­дя" они го­то­вы пред­по­честь стро­гой пред­ска­зуе­мо­сти раз и на­все­гда га­ран­ти­ро­ван­но­го за­кон­но­го по­ряд­ка10.

Ми­ро­вой эко­но­ми­че­ский кри­зис 1929 г. на­нес еще один удар по ли­бе­раль­но­му ми­ро­воз­зре­нию. Рух­ну­ла ве­ра в то, что ли­бе­раль­ная сис­те­ма спо­соб­на к са­мо­ре­гу­ля­ции. Сво­бод­ная иг­ра эко­но­ми­че­ских сил, прин­цип кон­ку­рен­ции ока­за­лись не в со­стоя­нии пре­дот­вра­тить хо­зяй­ст­вен­ный крах. Впро­чем, за­ша­та­лась не толь­ко ли­бе­раль­ная мо­дель. Кри­зис ис­пы­та­ло тогда и социалистическое ми­ро­воз­зре­ние. Бле­стя­щий русский эмиг­рант­ский ис­то­рик и пуб­ли­цист Ге­ор­гий Фе­до­то­в в 1931 г. пи­сал, что идея со­ци­аль­ной спра­вед­ли­во­сти и за­щи­ты уг­не­тен­ных по­те­ря­ла при­вле­ка­тель­ность; вме­сто это­го в Ев­ро­пе по­все­ме­ст­но рас­тет са­мый безу­держ­ный на­цио­наль­ный эго­изм, го­то­вый оп­рав­дать вся­кое рас­про­стра­не­ние соб­ст­вен­ной на­ции в ущерб дру­гим на­ро­дам11. Ко­гда увя­да­ет ве­ра в ра­зум, в нау­ку и про­гресс, в че­ло­ве­че­скую спо­соб­ность ов­ла­деть как при­род­ны­ми, так и со­ци­аль­но-эко­но­ми­че­ски­ми про­цес­са­ми, бьет час пев­цов куль­тур­но­го пес­си­миз­ма и ир­ра­цио­на­лиз­ма, – бьет час кон­сер­ва­тив­ной ре­во­лю­ции.

На так на­зы­вае­мые на­род­ные мас­сы, рав­но как и на мас­со­вые пар­тии, кон­сер­ва­тив­ные ре­во­лю­цио­не­ры взи­ра­ли свер­ху вниз - эти пар­тии бы­ли не­отъ­ем­ле­мой ча­стью Вей­мар­ской сис­те­мы, вну­шав­шей им от­вра­ще­ние. Мно­гие пред­ста­ви­те­ли кон­сер­ва­тив­ной ре­во­лю­ции по­смеи­ва­лись над пла­на­ми Гит­ле­ра со­вер­шить в Гер­ма­нии "ле­галь­ную ре­во­лю­цию" с по­мо­щью из­би­ра­тель­ных бюл­ле­те­ней. Эрнст Юн­гер счи­тал, что, пе­ре­сев на пар­ла­мент­ско­го ко­ня, Гит­лер лишь де­мон­ст­ри­ру­ет свою ос­ли­ную глу­пость. Эрнст Ни­киш до­бав­лял в 1932 г.: кто из­бе­га­ет от­кры­то­го столк­но­ве­ния, – как Гит­лер – тот уже по­бе­ж­ден.

Несмотря на подобную критику, большинство консервативных революционеров с восторгом приветствовало лавинообразные победы НСДАП в начале 30-х годов. Для них эти победы знаменовали конец ненавистной либеральной эпохи, начало национального возрождения. Не­ко­то­рые кру­ги Кон­сер­ва­тив­ной ре­во­лю­ции – и пре­ж­де все­го груп­па, объ­е­ди­нив­шая­ся во­круг жур­на­ла "Ди Тат" ("Действие") и его из­да­те­ля Ган­са Це­ре­ра, – ис­ка­ли сбли­же­ния с на­ци­ст­ской пар­ти­ей, пы­та­ясь под­чи­нить ее сво­ему влия­нию. Кон­сер­ва­тив­ные ре­во­лю­цио­не­ры счи­та­ли се­бя хлад­но­кров­ны­ми по­ли­ти­ка­ми, их рас­чет был – по­зво­лить на­цис­там про­вес­ти пред­ва­ри­тель­ную под­го­тов­ку к по­сле­дую­щей "под­лин­ной" на­цио­наль­ной ре­во­лю­ции. Ре­шаю­щим мо­мен­том под­го­то­ви­тель­ной ра­бо­ты бы­ло свер­же­ние Вей­мар­ской рес­пуб­ли­ки. А там уж кон­сер­ва­тив­ные ре­во­лю­цио­не­ры возь­мут ру­ко­во­дство в свои ру­ки. Однако, по­сле 30 ян­ва­ря 1933 г. они уже ни­ко­му не бы­ли нуж­ны.

Лишь постепенно консервативные революционеры, подобно ученику чародея, начали понимать, каких демонов они растревожили. Утрата иллюзий приняла довольно широкие масштабы. Одни из тех, кто подготовил события 30 января 1933 года, пали жертвой нацистской деспотии (Эдгар Юнг), другие ушли во внутреннюю эмиграцию (Эрнст Юнгер). Но грезы консервативных революционеров о национальной диктатуре, об упразднении либерального государства «без чести и достоинства», о Германии готовой к войне и безграничной экспансии, вплоть до господства над миром, их тоска по сильной руке, по завершающей историю «третьей империи» воплотились 30 января 1933 г. в установленный нацистами Третий рейх. И первое время после образования Третьего рейха многие консервативные революционеры относились к новому государству как к собственному детищу.

Идеология консервативных революционеров во многом напоминает идейные установки их российских современников, однако, не в советской России, а в эмиграции.

Большевиков, несмотря на их презрение к либерализму и парламентаризму, лишь с большими оговорками можно считать антизападниками в духе консервативной революции. Они вовсе не были склонны отвергать Запад как таковой. Тезис о предстоящем "закате Европы" их не убеждал. Европейская буржуазия – вот кто был обречен, а отнюдь не весь Запад. Предчувствие близящегося конца у правящих классов, утверждали большевики, лишь подтверждает коммунистический прогноз – крушение капитализма, которое стоит уже на пороге. Модная на Западе пессимистическая философия Освальда Шпенглера – верное классовое предчувствие буржуазии, не замечающей, однако, пролетариата, который должен ее заменить, писал Троцкий в 1922 г.12

Ленин еще в начале ХХ века считал нелепостью пророчества о гибели Запада. Они стимулировались победой Японии над царской Россией в 1905 г. Ленин приветствовал победу японцев, но это вовсе не означало, что он верил в некий особый азиатский путь, отличный от пути Европы. Вот что писал Ленин накануне первой ми­ровой войны о борьбе Азии за освобождение, усилившейся после русско-японской войны: "Не значит ли это, что сгнил материалистический Запад и что свет светит только с мистического, религиозного Востока? Нет, как раз наоборот. Это значит, что Восток окончательно встал на дорожку Запада, что новые сотни и сотни миллионов людей примут отныне участие в борьбе за идеалы, до которых доработался Запад. Сгнила западная буржуазия, перед которой стоит уже ее могильщик-пролетариат"13.

Все это свидетельствует о том, что в традиционном русском споре западников и славянофилов большевики занимали скорее радикальную западническую позицию. Веру в особый путь России они не разделяли. Если у России и было своеобразие, то оно сводилось, по мнению большевиков, к ее отсталости. Подобно другим русским западникам от Петра I до Сергея Витте, они только и мечтали о том, чтобы догнать высокоразвитые страны Запада.

Совершенно иначе смотрели на Запад и на петровский замысел европеизации России некоторые эмигрантские течения – в особенности возникшее в 1921 году евразийское движение. Евразийцы считали, что Петр I своей реформой уничтожил тот фундамент, на котором покоилась мощь России. Ни одному из иностранных завоевателей еще не удавалось до такой степени разрушить национальную культуру и формировавшийся веками национальный уклад, писал один из основоположников евразийства, князь Николай Трубецкой.14 Речь идет от­нюдь не о тос­ке по ста­ри­не. Нуж­ны но­вые пу­ти, ибо тра­ди­ци­он­ные - ле­вые идео­ло­гии по­тер­пе­ли фиа­ско. Но­вые идео­ло­гии, пи­сал Тру­бец­кой, в дей­ст­ви­тель­но­сти ни ле­вые, ни пра­вые, ибо они на­хо­дят­ся в иной плос­ко­сти от­сче­та. Ра­ди­каль­но но­вое есть не что иное, как об­нов­ле­ние глу­бо­кой древ­но­сти, дру­ги­ми сло­ва­ми, но­вая идео­ло­гия ори­ен­ти­ро­ва­на не на вче­раш­ний день. Ев­ра­зий­цы от­вер­гали пе­тер­бург­скую Рос­сию во имя Свя­той Ру­си. И тут видна аналогия с консервативной рево­люцией, которая отвергла Вильгельмовскую Германию во имя средневекового рейха.

Своим радикальным отрицанием Запада и характерных для Запада идей, в особенности либерализма, евразийцы во многом напоминают консервативных революционеров. Па­рал­ле­лизм за­ме­тен и в по­ли­ти­че­ской струк­ту­ре евразийского движения и немецкой консервативной революции. Оба те­че­ния но­си­ли под­черк­ну­то эли­тар­ный, «ари­сто­кра­ти­че­ский» ха­рак­тер; оба ос­но­вы­ва­лись на ве­ре во все­мо­гу­ще­ст­во идей. Ев­ра­зи­ец Петр Са­виц­кий пи­сал в 1923 го­ду о том, что на­ро­ды бу­дут управ­лять­ся идея­ми, а не уч­ре­ж­де­ния­ми, что ком­му­низм мож­но пре­одо­леть лишь при по­мо­щи дру­гой, еще бо­лее вы­со­кой и все­объ­ем­лю­щей идеи.15 Обе группировки объединяет также стратегическая задача – овладеть изнутри тоталитарной партией, с тем, чтобы привлечь ее приверженцев к осуществлению своих собственных целей.

Вре­мя рас­цве­та ев­ра­зий­ст­ва - это од­но­вре­мен­но и вре­мя рас­цве­та идей кон­сер­ва­тив­ной ре­во­лю­ции: 1920-е го­ды. Толь­ко что за­кон­чив­шая­ся Ми­ро­вая вой­на бы­ла со­бы­ти­ем, в ко­то­ром кон­сер­ва­тив­ные ре­во­лю­цио­не­ры ви­де­ли на­ча­ло но­вой ве­ли­кой эпо­хи. От вой­ны они ожи­да­ли ра­ди­каль­но­го об­нов­ле­ния об­ще­ст­ва, воз­мож­ность на­чать все за­но­во. Для ев­ра­зий­цев же роль Ми­ро­вой вой­ны сыг­ра­ла рус­ская ре­во­лю­ция. В два­дца­тых го­дах на­цио­нал-со­циа­ли­сти­че­ская дик­та­ту­ра еще не обо­зна­чи­лась на по­ли­ти­че­ском го­ри­зон­те, ста­лин­ская дик­та­ту­ра толь­ко на­ча­ла вы­ри­со­вы­вать­ся. Ни в Рос­сии, ни в Гер­ма­нии по­ли­ти­че­ская ре­аль­ность еще не ус­пе­ла при­нять от­чет­ли­вый то­та­ли­тар­ный об­лик, еще ка­за­лась «экс­пе­ри­мен­таль­ной». Это был звезд­ный час идео­кра­ти­че­ских дви­же­ний, стре­мив­ших­ся изменить мир с по­мо­щью идей, а не гро­мозд­ких и не­по­во­рот­ли­вых бю­ро­кра­ти­че­ских механизмов или труд­но кон­тро­ли­руе­мых массовых дви­же­ний.

Ев­ра­зий­цы, в про­ти­во­по­лож­ность кон­сер­ва­тив­но-ре­во­лю­ци­он­ным груп­пи­ров­кам, дей­ст­во­ва­ли вне пре­де­лов сво­ей стра­ны, их про­по­ведь ни­как не влия­ла на ее раз­ви­тие. Прав­да, ев­ра­зий­цы при­да­ва­ли боль­шое зна­че­ние то­му, что­бы их не вос­при­ни­ма­ли как «обыч­ную» эмиг­рант­скую ор­га­ни­за­цию. Они вни­ма­тель­но сле­ди­ли за раз­ви­ти­ем со­бы­тий внут­ри Со­вет­ско­го Сою­за, им да­же ка­за­лось, что их идеи на­хо­дят от­клик. Же­ла­ние уча­ст­во­вать в по­ли­ти­че­ском раз­ви­тии но­вой Рос­сии бы­ло у не­ко­то­рых ев­ра­зий­цев на­столь­ко силь­ным, что их от­но­ше­ние к боль­ше­ви­цко­му ре­жи­му ста­но­ви­лось все ме­нее кри­ти­че­ским. По это­му во­про­су воз­ник­ли рез­кие раз­но­гла­сия, ко­то­рые в 1929 го­ду при­ве­ли к рас­ко­лу дви­же­ния. В Па­ри­же воз­ник­ло про­со­вет­ское кры­ло ев­ра­зий­цев под ру­ко­во­дством Сергея Эф­ро­на и князя Дмитрия Свя­то­полк-Мир­ско­го, объ­е­ди­нив­шее­ся во­круг жур­на­ла «Ев­ра­зия». Де­ло дош­ло до то­го, что евразиец К.Чхе­ид­зе в 1929 г. вы­ра­зил на­де­ж­ду на пре­вра­ще­ние BKП(б) в пар­тию ев­ра­зий­цев.16 И он был не оди­нок.

Ко­гда в на­ча­ле 30-х го­дов в России началась большевицкая ин­ду­ст­риа­ли­за­ция и кол­лек­ти­ви­за­ция, ев­ра­зий­цы бы­ли оча­ро­ва­ны ги­гант­ским раз­ма­хом этих пре­об­ра­зо­ва­ний. Ев­ра­зи­ец В.Пейль пи­сал в 1933 го­ду о три­ум­фе но­вой эпо­хи цен­тра­ли­зо­ван­ной пла­но­вой эко­но­ми­ки, при­шед­шей на сме­ну ус­та­ре­ло­му хао­ти­че­ско­му ве­де­нию хо­зяй­ст­ва. Для Са­виц­ко­го это оз­на­ча­ло ко­нец под­ра­жа­ния За­па­ду. В Рос­сии воз­ник­ла гран­ди­оз­ная об­ще­ст­вен­но-эко­но­ми­че­ская мо­дель, ко­то­рая, в кон­це кон­цов, за­вою­ет За­пад. (Сто­ит срав­нить с этим «то­таль­ную мо­би­ли­за­цию» и гре­зы о го­су­дар­ст­ве ра­бо­чих и вои­нов Эрн­ста Юн­ге­ра.)

Кон­чи­лись два­дца­тые го­ды, кон­чи­лось и вре­мя идео­ло­ги­че­ских экс­пе­ри­мен­тов. Кон­чи­лась юность са­мих ев­ра­зий­цев. Их пре­тен­зии, как и пре­тен­зии кон­сер­ва­тив­ных ре­во­лю­цио­не­ров, по­вли­ять «из­нут­ри» на тоталитарный ре­жим об­на­ру­жи­ли свою уто­пич­ность. Сле­пое по­слу­ша­ние и бе­зо­го­во­роч­ное при­не­се­ние се­бя в жерт­ву го­су­дар­ст­ву бы­ли прин­ци­па­ми, на ко­то­рых строи­лись эти ре­жи­мы. Та­ким по­ли­ти­че­ским си­лам, как ев­ра­зий­цы или кон­сер­ва­тив­ные ре­во­лю­цио­не­ры, там не бы­ло мес­та. Вско­ре по­сле окон­ча­тель­ной по­бе­ды Ста­ли­на и Гит­ле­ра оба дви­же­ния рас­па­лись.

В послевоенной Германии идеи консервативных революционеров полностью дискредитированы, и их возрождение, в сущности, немыслимо. Совершенно иначе обстоят дела в постсоветской России. Здесь идеи этой группировки пользуются сейчас немалым влиянием. С особой настойчивостью пытается их популяризовать идеолог неоевразийства Александр Дугин, провозглашая их чуть ли не высшей точкой развития западной мысли. Уже не в первый раз России пытаются навязать обанкротившуюся западную идеологию, выдавая ее за последнее достижение европейского ума. Ныне, как и в 1917 году, стране угрожает запоздалая «европеизация» с помощью вытащенных из чулана, безнадежно устаревших идей.

1 Buchheim Hans. Das Dritte Reich. Grundlagen und politische Entwicklung. München, 1958. С.54.


2 Бердяев Николай. Новое средневековье. Размышление о судьбе России и Европы. Берлин, 1924. С.121-122.


3 Не забудем, что немцы именуют Западом страны, расположенные к западу от Германии, в первую очередь Францию, Великобританию и США (прим. А.Б.Зубова).


4 Moeller van den Bruck Arthur. Das Dritte Reich, Hamburg 1931.


5 Rauschning Hermann. The Conservative Revolution. New York, 1941.


6 Jünger Ernst. Der Kampf als inneres Erlebnis. 5 Aufl. Berlin, 1933.


7 Spengler Oswald. Preußentum und Sozialismus. München, 1920. С. 52-53.


8 Schmitt Carl. Legalität und Legitimität.


9 Forsthoff Ernst. Der totale Staat. Hamburg, 1933. С. 13.


10 Niekisch Ernst. Das Reich der niederen Dämonen. Hamburg, 1953. С. 87.


11 Федотов Георгий. Социальный вопрос и свобода // Современные записки 47 (1931).


12 Троцкий Лев. Пять лет Коминтерна. М., 1924. С. 549.


13 Ленин В.И. Полн. собр. соч. М. 1958-1965. Т. 21. С. 402.


14 Трубецкой Николай (И.Р.). Наследие Чингисхана. Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока. Берлин, 1925. С.35-39.


15 Савицкий Петр. Подданство идеи//Евразийский временник 3, 1923. С. 9-10.


16 Чхеидзе К. Евразийство и ВКП (б) // Евразийский сборник 6, 1929. С. 38-40.


Об авторе

Ле­о­нид Михайлович Люкс. Родился в 1947 г. в Екатеринбурге (тогда - Свердловске). Про­фес­сор, док­тор ис­то­ри­че­ских на­ук, с 1995 го­да воз­глав­ля­ет ка­фед­ру ис­то­рии Цен­траль­ной и Вос­точ­ной Ев­ро­пы в Ка­то­ли­че­ском уни­вер­си­те­те г. Айх­штетт (Германия). Главный ре­дак­тор жур­на­ла «Фо­рум но­вей­шей вос­точ­но­ев­ро­пей­ской ис­то­рии и куль­ту­ры», ав­тор мно­гих книг и ста­тей на не­мец­кие, вос­точ­но­ев­ро­пей­ские и рос­сий­ские сю­же­ты. По-рус­ски вы­шли в Мо­ск­ве «Рос­сия ме­ж­ду За­па­дом и Вос­то­ком», М.1993; «Тре­тий Рим? Тре­тий Рейх? Тре­тий путь? Ис­то­ри­че­ские очер­ки о Рос­сии, Гер­ма­нии и За­па­де», М.2002; «Ис­то­рия Рос­сии и Со­вет­ско­го Сою­за. От Ле­ни­на до Ель­ци­на», М.2009.