1. Вступление

Размышляя об истории отечества, в первую очередь России, разных её эпох, мы одновременно, конечно же, говорим о сегодняшнем дне. Потому что история — это ведь не рассказ о вещах совершенно далеких от нас. Мы все — потомки деятелей истории XX века, XIX-го, XVIII-го, и даже, осмелюсь сказать, X века. Так или иначе, мы продолжаем линию человечества, мы все связаны. И поэтому, наверное, очень многие из нас небезразличны к истории.

Первые три лекции нашего курса были посвящены эпохе Екатерины Великой. Потому что эта эпоха, как вы увидите и сегодня, и в следующих лекциях, безусловно, не столько подводит итог бывшему, старому, сколько открывает новое. Открывает не только в очень хорошем, но и в очень плохом. На самом деле, и я в этом совершенно уверен, именно эпоха Екатерины заложила те основания, которые обрушили Россию в начале XX века. Долгое правление Екатерины II имело печальный результат с пролонгацией в 120 лет.

Правление Екатерины закончилось в ноябре 1796-го. А в ноябре 1917 г. рухнула та Россия, которую она строила, границы которой раздвигала. Потому что всё было построено на гнилом основании, на основании неправды. Сутью этой неправды было, как вы сами прекрасно знаете, в первую очередь крепостное право и соединённый с ним специфический русский абсолютизм. Почему специфический русский абсолютизм? А потому что абсолютизм европейский исходил из принципа «править для народа, но без народа» и при этом почти всюду был связан с развитием самоуправления, но при сохранении абсолютной верховной власти монарха.

В России, к сожалению, и именно в XVIII веке, утвердился иной принцип — править без народа и для себя. Этот «замечательный» принцип с небольшими перерывами, а перерывы были в XIX веке, и до переворота ноября 1917 г. в XX-м, как вы знаете, сохранился до сего дня. «Народ — средство, а сам я — цель», — вот он, русский абсолютизм. Вместо абсолютизма классического, скажем, Марии Терезии: «Я – средство (пусть специфическое, абсолютное), а народ – цель».

Эти две вещи, крепостное право и русский абсолютизм, безусловно, связаны. Потому что, только абсолютно нравственно изолгавшись, можно было жить, поработив большую часть собственного народа. Когда сейчас интеллигентным, образованным афроамериканцам в Соединённых Штатах говоришь о том, что в России русские люди поработили так же, как чернокожих в Америке, таких же как они сами русских белокожих людей, они не верят, говорят: «Нет, такого быть не может». Но, однако же, это было. И матушка Екатерина как раз сыграла в этом огромную роль.

Не забудем и третьего — узурпацию престола. Об этом мы сейчас будем говорить. Конечно, Екатерина всегда себя чувствовала незаконной правительницей. Она, немецкая принцесса Софья Фредерика Ангальт-Цербстская, волею судеб ставшая женой внучатого племянника Карла XII, потомка Петра I, абсолютно немецкого Голштинского принца Карла Ульриха, в православном миропомазании Петра Федоровича, убив своего мужа, вместе с любовником, Григорием Орловым, захватила русский престол.

Власть перешла в руки всецело незаконной правительницы, иностранной авантюристки, циничной и неверующей женщины, которая решила таким образом наслаждаться жизнью и наслаждалась ею. Екатерина не была примитивна, она была амбициозна и хотела наслаждаться жизнью, не просто меняя любовников, а создавая величайшую империю, выслушивая похвалы и коронованных особ, и великих философов, законодателей умов, таких как Дидро и Руссо. Екатерина хотела, чтобы её любили и в России. Это было необходимо для удержания власти, в противном случае её просто бы свергли.

Да, Екатерина была довольно мягкой женщиной. Мягкой в том смысле, что она не наслаждалась, как до неё Петр I, Иван Грозный или как после неё Ленин, Сталин, морями крови. Она не любила кровь. Хотя, когда ей было надо, убивала бестрепетно. Вспомним, как в крепости был по её приказу заколот её соперник, последний после убийства Петра III законный государь Иван VI Антонович. Эта женщина создала болезненный дух, нездоровую обстановку в стране. Ложь, фаворитизм, рабство, абсолютизм — всё это сформировало русский XVIII век как предтечу века XIX-го.

Когда читаешь мемуары той эпохи, постоянно возникает одна и та же мысль — всё было подчинено игре случая. Не нравственному и политическому идеалу, не суровому долгу служения отечеству, как в Древнем Риме или в Афинах, а игре случая. Да, когда пишут люди далекие от трона, то у них возникает что-то вроде «матушки Екатерины» или «времен очаковских и покоренья Крыма»… Но когда читаешь тех, кто видел царствование Екатерины изнутри, особенно иностранцев, которым не нужно было лебезить перед Екатериной, которые уезжали и писали свои мемуары в Германии, во Франции, в Польше, то постоянно натыкаешься на мысль: все они жили в болезненном понимании того, что фортуна слепа. Императрица могла бросить дар одному, могла бросить другому. Никаких целей, никаких задач, никаких ценностей не было. Можно было в момент, став фаворитом императрицы, обогатиться. Можно было в момент потерять все, если на тебя донесут, если вдруг ты чем-то окажешься ей неугоден, каких бы чинов и орденов ты ни имел.

Всё это, к сожалению, было сопряжено с ужасным развратом. Когда читаешь дневники и воспоминания людей придворных, просто поражаешься тому цинизму, с которым всё вокруг происходило, поражаешься тому, как были некрепки семейные связи, обязательства родителей перед детьми, детей перед родителями.

2. Детство и воспитание Павла

И вот в этой обстановке у Екатерины, тогда еще принцессы, тогда еще жены наследника престола, 20 сентября 1754 года, после почти десяти лет совместной жизни с Петром III, рождается сын Павел — долгожданный наследник русского престола.

Елизавета Петровна, дочь Петра, ставшая после серии переворотов русской императрицей, очень радуется появлению наследника. Сама она формально не замужем и детей формально у нее нет. И как только наследник престола появился, она тут же, мгновенно отбирает его у матери и уносит к себе. Мать, Екатерина Алексеевна, фактически видела своего ребёнка только, когда рожала. Она не видит его месцами. Такой странный обычай. Молодую женщину лишают естественной потребности воспитывать своего ребенка. Само собой, разрываются пусть животные, но вполне нормальные связи любви, нежности, заботы, которые потом обуславливают жизнь людей.

Когда у Екатерины рождается второй ребенок — дочь Анна, которая прожила немногим больше года (родилась 9 декабря 1757 года и умерла 7 марта 1759-го), — с ней поступают точно так же. Потом Екатерина так же точно поступит с детьми Павла и Марии Федоровны. Она тоже их отберёт. И естественно, тоже ужасно этим травмирует молодую мать. Это действительно, странный, идиотский обычай. А говорят, что и воспитание у бабки было очень сомнительное.

Говоря о детстве Павла, важно упомянуть то, в чём Екатерина много раз признавалась: она не любила своего мужа. Пётр Фёдорович был ей неприятен. «Если бы я любила моего мужа, если бы это был брак по любви, то я бы никогда не изменяла…» — эти обычные разговоры неверных жён были присущи и ей. Но как бы там ни было, Екатерина была несчастна. Она не любила мужа и не имела доступа к своим детям.

Несчастен был и маленький Павел, лишённый матери, окружённый мамушками, никогда не имевший опыта настоящей материнской любви. И отцовской, заметим, тоже. Он рос в постоянной подозрительности. Говорят, что у него были припадки. Видимо, истерические припадки, ничего больше, но его сопровождали постоянные страхи, он всего боялся. Вроде бы мамочек и мамушек было много, но когда однажды маленький Павел выпал из кроватки, он всю ночь пролежал на полу, никто его не поднял, потому что мамушки, естественно, спали. В этой обстановке формировалась психика будущего русского императора.

В 1758 году, то есть когда Павлу исполнилось только четыре года, начинается его образование и воспитание. Первый его воспитатель —Фёдор Дмитриевич Бехтеев, поверенный России во Франции. Это тоже обычай, это позиция и Елизаветы Петровны, и Екатерины — ребёнка должны воспитывать люди русские, но знающие Запад. Потому что никто не сомневался, что Европа намного культурнее России. И существовало постоянное стремление поднять уровень образования и культуры будущих русских правителей, которые в своей стране должны были оставаться европейцами.

С 1760 года, когда ребёнок стал постарше, его учителем и руководителем воспитания становится граф Никита Иванович Панин. Фамилия Паниных пройдёт через всю историю Павла, будет связана со всей его жизнью. И Никита Иванович, и его племянник, тоже Никита, и брат Никиты Ивановича Панина – Пётр - это ближайшие к Павлу люди.

Никита Иванович Панин, блестящий молодой офицер, как говорят, очень приглянулся Елизавете Петровне задолго до того, как он стал воспитателем Павла, когда он был ещё молодым. И стоявший около трона Разумовский, гражданский муж Елизаветы Петровны, постарался избавиться от этого красивого и умного молодого человека, но избавиться по-джентльменски. Никиту Ивановича тогда направили посланником в Данию, потом — послом в Швецию. В итоге Панин более двенадцати лет провел на дипломатической службе в Скандинавии и был абсолютным скандинавофилом, очень культурным человеком, сторонником ограниченной монархии в противовес абсолютной российской монархии. Эти свои взгляды Никита Иванович пытался привить августейшему воспитаннику.

Своего племянника, сироту, князя Александра Борисовича Куракина, Панин на всю жизнь сделал другом Павла. Это был мальчик, с которым Павел играл, мальчик, которого он пугал, потому что у Павла было одно гадкое качество (собственно, у многих детей оно бывает), — Павел любил пугать. В частности будущий император делал так: в обычную свечу забивал глубоко свечу для фейерверка, потом зажигал эту «обычную» свечу и под каким-нибудь предлогом уходил из комнаты, оставляя маленького князя Александра одного. Естественно, вдруг свеча доходила до фейерверка, начинался фонтан брызг, ребёнок пугался, залезал под стол, ему было страшно. А Павел в соседней комнате очень радовался.

Но Александра Борисовича и Павла Петровича потом связывала действительно большая дружба, и, надо вам сказать, дружба интересная. Дело в том, что в 1773 году, находясь за границей, князь Куракин вступил в масонскую ложу. И вскоре, как раз в то время, когда, забегая чуть вперед, будущий император оповещал о своём втором браке, князь Куракин поехал в Швецию известить шведского короля, и там был посвящен в высший масонский уровень и назначен гроссмейстером русской ложи. Зная это и зная то, что Куракин был ближайшим другом Павла, у нас есть все основания предполагать, хотя нет абсолютно точных данных, что Павел был посвящён и был масоном, видимо, довольно высокого посвящения в шведской ложе, которую возглавлял кронпринц Швеции Карл Зюдерманландский. Но это было после.

25 декабря 1761 года умерла Елизавета Петровна. И императором стал Пётр III. Его правление было, как мы знаем, очень коротким. Он не успел вступить на престол. Он стал, если угодно, императором по должности, но не по священному коронованию, потому что пройти обряд коронации не успел — он был убит 28 июня 1762 года. Отношения Петра и Екатерины были плохими. Он менял любовниц, Екатерина меняла любовников. Екатерина считала его дураком, тупым, а он называл её дурой публично. Например, 9 июня на торжественном обеде по поводу мира с Пруссией, он назвал Екатерину дурой в присутствии четырех сотен придворных и иностранных дипломатов. Отношения при русском дворе действительно оставляли желать лучшего, и понятно, почему детям в воспитатели приглашали дипломатов, которые знали обычаи других дворов, где такое все же не позволялось.

Мы говорили на прошлых лекциях о коротком правлении Петра III. Мы говорили об Указе Петра III о вольности дворянства, за который Сенат хотел поставить Императору золотую статую, ведь теперь по указу дворянам было дано право не служить, но иметь то, что они раньше, начиная с Петра и даже с Алексея Михайловича, получали за службу - крестьян и земли. Теперь всё это можно было сохранить и не служа.

Вы помните, что смерть Елизаветы Петровны и восшествие на престол Петра III спасли Пруссию и Фридриха Великого от неминуемой гибели. Пётр III, восторженно, по-мальчишески почитавший Фридриха, придя к власти, тут же отозвал русские войска и прекратил войну. И именно на праздновании мира России и Пруссии, мира, который абсолютно разрушил всю систему русской дипломатии (запомним этот факт, потому что Павел удивительным образом повторил своего отца, когда стал императором), именно на этом обеде и произошел обмен любезностями между Петром III и его супругой - будущей Екатериной II.

Кстати говоря, Пётр III в манифесте о своём восшествии на престол не объявил о том, что его наследником является Павел Петрович. Он не то что презирал Павла, он просто не стал почему-то о нём писать. Мы не знаем, почему. Но когда Екатерина, свергнув мужа, вышла в Петербурге к гвардии, то она вышла с Павлом. Она приказала быстро доставить маленького Павла во дворец, ребёнка привезли по её приказу чуть ли не в ночной рубашке, прямо вырвали из кроватки, и она объявила: «Вот наследник цесаревич. Он жив-здоров. Он будет управлять, а пока управляю я».

Никита Иванович Панин, воспитатель Павла, так это и воспринял — что Екатерина будет регентом при Павле Петровиче, пока он не войдёт в возраст. Но, как мы увидим, ничего подобного не произошло. Хотела ли Екатерина сначала поступить именно так, или не хотела с самого начала, — трудно сказать. Скорее, - не хотела. И у нас будут к этому некоторые аргументы.

3. Характер Павла

Теперь важно поговорить о том, как рос мальчик. Сначала, конечно, Павел не думал о том, что его лишают престола. Ему было восемь лет. И почему он, собственно, в этом возрасте должен был переживать, что он не управляет страной? Понятно, что управляет мать.

Павел учился, учился хорошо, талантливо. И тому есть свидетельства. Семён Андреевич Порошин, молодой человек, который прожил короткую жизнь и умер в двадцать восемь лет, преподавал в 1760-е годы Цесаревичу математику и оставил удивительные записки, часть которых чудом сохранилась. Они были отобраны Паниным. И это бесценное свидетельство воспитания Павла было издано еще до Революции.

Из этих записок мы видим, во-первых, что Павла учили хорошо. И что он учился он легко. Павел Петрович прекрасно разбирался и в математике, и в географии, и в истории. И это не общие слова. Надо сказать, что даже отношения между людьми, увлечённый системой Порошина, Павел строил для большей ясности как алгебраические формулы. Кроме того, Порошин сообщает о том, что Павла отличали удивительные как негативные, так и положительные качества. Например, любовь ко всему живому. Вот как-то он надевает ботинки, чтобы идти гулять, и видит на полу мокрицу. А мокрица, как мы помним, — существо довольно противное, многие из нас с удовольствием бы её этим ботинком и хлопнули. А Павел говорит: «Осторожно, осторожно, не трогайте её, она должна спокойно отсюда выползти». Всю жизнь он ненавидел охоту, в отличие от подавляющего большинства монархов того времени. Не любил лишать жизни животных, не получал от этого никакого удовольствия. А скорее, это было ему отвратительно.

В то же время у Павла был холерический темперамент, невероятное упрямство и постоянная склонность к тому, чтоб впадать в ярость. Это останется с ним на всю жизнь. Предположим, он, ещё подросток, говорит камердинеру: «Принеси-ка мне мой зелёный кафтан». А тот в ответ: «Ваше императорское высочество, этот кафтан уже износился, давайте я вам принесу другой». Следом шёл взрыв негодования: «Как ты смеешь вообще мне перечить?»… Так происходило во многие моменты его жизни.

В то же время, видимо, благодаря Панину, у Павла возникает русский патриотизм. Потом, уже когда он станет императором, чтобы получить у него благоволение, надо было всегда в речи своей упоминать: «ваш-то батюшка был немецким принцем, а вы-то – русский император». Но и тогда, когда он был еще совсем ребёнок, в нём был этот русский дух. В 1765 году Порошин записал такой случай: маленькому цесаревичу сказали, что ему, как немецкому принцу, должно быть особенно важно избрание нового императора в Священной Римской империи, а он на это ответил: «Что вы ко мне пристали, какой я немецкий принц, я великий князь российский» [С.А. Порошин. Записка от 26.8.1765.].

Отмечали, что Павел не любил признавать свои ошибки и продолжал сердиться на тех, кого он обидел и оскорбил.

Его воспитателем Закона Божьего был митрополит Платон Левшин. Митрополит воспитал в Павле ненависть к эпохе Просвещения. Эта эпоха с её великими мыслителями, Вольтером, Дидро, так восхищавшая его мать, была Павлу глубоко неприятна. Он, безусловно, был воспитан мистически ориентированным человеком. Он пытался читать волю Божию о себе. В отличие от своей неверующей матери, которая, понятно, не молилась и всецело полагалась на собственную волю, он любил молиться и молился много. Из-за чего был очень любим многими верующими людьми. Однако не будем спешить с выводами.

Надо сказать, что тот же Порошин в своих записках рассказывает, как они, молодые преподаватели 24-25 лет, невероятно развращали мальчика. Просто удивляешься, в какие подробности отношений полов они его посвящали, практически показывая это на деле. Такие подробности до сих пор считаются предосудительными в образовании детей. И это всё осталось в воспоминаниях, в записках. Конечно, ребёнок слушал эти рассуждения взрослых уже людей о тайных прелестях фрейлин, о том, кто, как, с кем и когда, и делал выводы. Но какие? Тринадцатилетний Павел, надо сказать, выдвигал интересное суждение. Он говорил, что когда вырастет и женится, будет верным мужем, и никогда не будет изменять своей жене. Говорил, что, несмотря на то, что верный муж может стать рогоносцем, потому что не видит измен своей жены, всё равно лучше так, чем иначе.

Павел был влюбчивый, и платонические (вроде бы платонические) романы сопровождали его уже с четырнадцати лет. Он любил и ручку пожать под столом какой-нибудь фрейлине и сердечко ей нарисовать. Была у Павла и особая возлюбленная — Катенька, но её очень быстро выдали замуж, чтобы, как говорится, не было соблазна, и не дай Бог не случился неравный брак.

4. Вступление в брак

Екатерина, чтобы не искушать судьбу, когда Павлу исполняется восемнадцать лет, женит его. С самого начала как невеста ей очень нравилась София Доротея Вюртембергская, красивая и скромная девочка, но она была очень мала. Тогда Екатерина решает породниться с Гессен-Дармштадтской династией. Всех трёх дочерей герцога Гессен-Дармштадтского приглашают в Россию, чтобы Павел сам выбрал, кто из них ему нравится больше. Но на этот либеральный ход отводят только три дня. Павел выбрал за эти три дня Вильгельмину, которую вскоре крестили под именем Натальи Алексеевны.

29 сентября 1773-го года состоялся брак Павла Петровича и Натальи Алексеевны. Знающие люди, например, барон А.Ф. фон Ассельбург, датский посол в Петербурге, говорил Панину, что Цесаревич сделал плохой выбор: «Сердце у нее гордое, нервное, холодное, может быть несколько легкомысленное». [Цит по: Шильдер Н.К. Император Павел Первый. М., 1996. С. 90.]

Важно отметить, что как раз в это время происходит сближение Екатерины с сыном. До этого их отношения были довольно холодными. Екатерина, находящаяся уже не в первой своей молодости, чувствует потребность в материнстве. Она хочет учить своего сына. Она пишет Павлу: «С женитьбой закончилось Ваше воспитание… Чтобы основательнее занять Вас, я, к удовольствию общества (а общество хотело видеть Павла императором — А.З.), назначу час или два в неделю, по утрам, в которые Вы будете приходить ко мне один для выслушивания бумаг, чтобы познакомиться с положением дел, с законами страны и моими правительственными началами». [Сборник РИО. СПб., 1885. Т. 42. С. 365.]. То есть всё очень разумно, очень хорошо. Конечно, так и надо вводить молодого наследника в дела. Но хорошие отношения матери и сына продлились очень недолго.

Оказалось, что сам воспитатель Никита Иванович Панин и целый ряд других людей вокруг, к которым тут же примкнула и жена Павла Петровича Наталья Алексеевна, замыслили, как минимум, сделать Павла соправителем, а как максимум – императором, отстранив Екатерину от престола. Они поделились этим с Павлом, но тот ужаснулся в ответ и пошёл к матери. Павел понимал свою государственную ответственность. И, несмотря на то, что очень любил свою жену, был с ней счастлив, был у неё под каблуком, он подал Екатерине список заговорщиков, в котором Наталья Алексеевна значилась первой, со словами: «Вот, матушка, ты их строго не суди, но они против тебя говорят». Екатерина на это ответила: «Я не буду даже смотреть, кто в этом списке. Мне важно, что ты вместе с ними этого не говоришь», — и бросила в камин этот листок, не прочтя его. Но всё на самом деле было не так красиво. Екатерине давно уже сообщили все имена, и список был ей совершенно не нужен.

Тем не менее, никаких репрессий не произошло. Когда Екатерина понимала, что опасности нет, что дело лопнуло, она не мстила. Она не была мстительна — в этом заключается её положительная особенность. Никто не был наказан. Панин не был отправлен в ссылку.

Однако выводы всё же были сделаны. Дружбы с невесткой у Екатерины не получилось. Но и долгого брака сына с Натальей Алексеевной не получилось. Спустя два с половиной года после женитьбы Наталья Алексеевна умирает в мучениях при первых же родах. Умирает и младенец. Когда тело княгини вскрыли, оказалось, что организм её был так устроен, что естественным путём родить она не могла. Сейчас бы с помощью кесарева сечения и её, и младенца могли бы спасти, но тогда это было абсолютно невозможно. Павел, естественно, был в ужасе от произошедшего. Он рыдал и страдал.

Однако, Екатерине были совершенно не нужны его страдания. Ей как можно быстрее нужен наследник престола после Павла. Ей надо было утвердить престол, столь зыбкий при ее незаконном правлении. Что же делает Екатерина? Здесь ей, слава Богу, не пришлось никого обманывать.

В отличие от своего сына, она прекрасно знала, что Наталья Алексеевна изменяла мужу и делала это с ближайшим его другом. Ещё до того, как принцесса Вильгельмина лично познакомилась с Павлом Петровичем, когда за ней, чтобы везти её на корабле из Гессена в Петербург, прибыл русский морской офицер и ближайший друг Павла Андрей Кириллович Разумовский, (племянник того Разумовского, который был гражданским мужем Елизаветы Петровны), у них возник роман. И все это время Наталья Алексеевна была в близких отношениях не только с Павлом, но и с другом Павла, графом Андреем Кирилловичем Разумовским, которому Павел поверял все свои сердечные проблемы и тайны.

И вот, чтобы Павел Петрович не очень убивался из-за смерти супруги, Екатерина вручает ему переписку любовников. Павел перестал страдать и согласился с советами матери. Екатерина, говорила как всегда образно и красиво, — «корабль твой завалился на один борт, необходимо его выровнять» и предложила ему жениться второй раз.

К этому времени подросла Софья Доротея Вюртембергская. Она, миропомазанная в православие с именем Марии Фёдоровны, становится второй женой Павла. Их брак совершается 26 сентября 1776-го года, через три месяца после смерти Натальи Алексеевны. И это брак уже на всю жизнь, хотя отношения между супругами были сложные. Тут же после женитьбы Мария Фёдоровна, красивая высокая статная женщина, начинает честно рожать великих князей: в 77-м году Александра, в 79-м – Константина. Позже она родит ещё четырех дочерей и двух сыновей, и только одна дочь умрёт в детстве.

5. Русский Гамлет

Что же делает теперь Екатерина? Павел уже взрослый, ему 21 год — это уже гражданское совершеннолетие по всем определениям. Уже родился наследник Александр. Пришло время заканчивать регентство и передавать престол. Но она делать это очень не хочет.

Екатерина набрасывает закон о престолонаследии. Она, всё же являясь немецкой принцессой, хочет сделать всё законно.

Закон Екатерины о престолонаследии остался только в виде наброска. Он имеет такую очень характерную идею: если сын при смерти своего отца младше 21-го года (понятно, что, когда был удушен Петр III, Павел ещё не достиг этого возраста), то во всю свою жизнь царствует мать его. [Отрывок закона. Русская старина. 1875. Т. 12. № 2. С. 385.]. То есть та самая Екатерина. Это очень странный закон. Конечно, выдумать можно всё что угодно, но никакого юридического или государственного смысла в этом законе нет. Есть только одно — желание сохранить власть.

В 1781 году Павла, чтобы он, как говорится, даже думать забыл о царствовании, вместе с его новой супругой Марией Фёдоровной по воле Екатерины отправляют путешествовать по Европе. Отправляют без детей, за что бы сейчас многие молодые пары сказали большое спасибо, но - с соглядатаями. Их путешествие длится почти полтора года, и маршрут его был очень чётко определён. Екатерина отправляет молодых через Австрию в Италию и во Францию, а потом через Бельгию и Нидерланды обратно в Россию. То есть их маршрут минует Пруссию. Екатерина знала, что Павел Петрович очень любит Фридриха Великого и прусский двор, и не хотела, чтобы этот немецкий дух, который был и в её нелюбимом муже, перешёл в её сына. Он путешествует под псевдонимом Conte du Nord – Граф Северный.

Именно с того времени, когда амбиции Екатерины стали для всех ясны, цесаревича Павла стали именовать русским Гамлетом. Ведь ситуация сильно походила на шекспировскую. И характерно - за всё время правления Екатерины после совершеннолетия Павла, публикация шекспировского «Гамлета» на русском языке в России ни разу не разрешалась. Екатерина была не глупа. Ввозился в Россию только английский текст (при Екатерине книжки ввозить было можно). А, когда во время описываемого путешествия в Вене, в присутствии императора Иосифа Австрийского и самого Павла Петровича должны были ставить «Гамлета», то актёр, который должен был играть главную роль, отказался выходить на сцену, сказав, что двух Гамлетов одновременно в театре быть не может. Вся Европа знала о несправедливости Екатерины.

Вместе с Павлом и Марией Фёдоровной в путешествие едет Екатерина Ивановна Нелидова. Катя Нелидова — это очень интересный человек, который сыграет большую роль в жизни Павла. Она была, если угодно, его духовной фавориткой. Естественно, Великой княгине Марии Фёдоровне, жене, не очень нравилось присутствие Екатерины Ивановны. И мы так и не знаем, были ли отношения Павла и Екатерины интимными либо же чисто духовными. Судя по переписке и по всему, там было и то, и то, но духовное начало постепенно победило.

Екатерина Нелидова происходила из неродовитого дворянства. Она, некрасивая, но очень умная девушка, награждённая самой Екатериной малой золотой медалью при окончании Смольного института, весёлая, живая, была полной противоположностью супруги Павла — высокой, спокойной, статной красавицы Марии. Видимо, Павлу не хватало в жене этого живого активного восторга, который так любят мужчины, и именно им подкупала его Екатерина. Эта хорошая женщина очень много сделала впоследствии для того, чтобы утихомирить Павла. С Марией Фёдоровной они потом очень сдружились и даже стали заговорщицами, вместе спасали людей от Павловой ненависти. Павел этого не понимал и считал, что они обе его одинаково не любят.

Павел вернулся в Россию, увидев жизнь дворов, ближе многих других государей познакомившись с королями и императорами Европы, которые должны были бы стать будущими его союзниками. Какая прекрасная судьба у вашего сына, писал Екатерине император Австрийский, что он познакомился с союзниками Империи заранее, он всё теперь знает, всё видит.

Но император Иосиф не предполагает даже, что всё это рухнет. И когда на престол взойдет Павел Петрович, значительная часть королевских дворов Европы будет после Великой французской революции лежать в руинах. А тогда, меньше, чем за десятилетие до неё, весь европейский мир казался незыблемым. Но и Версаль, и Сан-Суси, и дворы итальянских князей, и Шёнбрунн — всё было поколеблено. Так бывает. Нам иногда кажется, что ничего не меняется и ничего не изменится, а на самом деле перемены уже рядом, на пороге.

Перемены ждали Павла и дома. С момента его возвращения до него начинают доходить слухи, что Екатерина им всё более недовольна. Да и Павел недоволен тем, что мать ему не отдаёт престол. Он уже прекрасно понимает, что он Гамлет, что он отставленный от власти человек, который, однако, имеет право на власть. Как только он возвращается из заграничного путешествия в 1782 году, Екатерина даёт ему Гатчину, — мол, в Гатчине делай что хочешь, любые устанавливай порядки, ему даже разрешают иметь небольшой воинский гарнизон. В Гатчине тут же устанавливают прусские порядки. Прусская форма, прусская муштра, прусские обычаи двора.

А Екатерина живёт совершенно другим. Екатерина живёт дворами Австрии и Франции. Екатерина живет Просвещением. Соединились как бы два разных типа властвования. Екатерининский тип, при том, что он зиждился, как я уже говорил, на ужасной и просто грубой неправде, никакой философией не обосновываемой, внешне выглядел как принадлежащий к веку Просвещения. В России век Просвещения был, но только для дворян. И только в той степени, в какой они готовы были соглашаться на фигуру умолчания всего остального, от екатерининской узурпации престола до рабовладения.

А у Павла при дворе был совсем другой дух — не дух просвещения, а дух декартовского рационализма, основанный на идее правителя как часовщика, который управляет всем часовым механизмом. Холодный рациональный порядок. Главное – чёткая властная пирамида, та самая пресловутая властная вертикаль, которой у Екатерины как раз не было.

Это были два типа мировоззрения. Екатерина не допускала Павла к власти не потому только, и даже не столько потому, что боялась эту власть упустить. С сыном абсолютно ей близким, единомысленным она бы договорилась. Но Павел был не таков. Он внимательно следил за тем, как правит мать. Ему не нравился фаворитизм, не нравилось, что фавориты относятся к нему пренебрежительно, ему очень не нравился Потёмкин. Если бы Павел принял бы эти ценности матери, они могли бы стать соправителями. Но их ценности были абсолютно разные. И Екатерина это понимала. И поэтому она, отобрав у Павла детей, воспитывала их в своём духе, и даже более чем в своем духе.

Как раз когда Павел возвращается из своего европейского путешествия, она выписывает Александру, своему старшему внуку и наследнику престола после Павла, одного из замечательных европейских учителей. Но откуда? Из Швейцарии. Бернского адвоката Фредерика Лагарпа (будущего президента Швейцарской Конфедерации, но намного позже), человека совершенно республиканских, не монархических взглядов. Ещё нет французской революции, Екатерина не боится её, она воспитывает внука в этом принципе свободы, принципе Просвещения, принципе презрения к абсолютизму. Таким Александр и вырастет. То есть сыну, который, в отличие от неё, идейный фанатик абсолютизма, она противопоставляет внука.

Екатерина замышляет, что внук должен наследовать престол в обход сына. Замышляет не сразу, но всё больше и больше склоняется к этой мысли. Её новый проект закона о престолонаследии, где она, отбрасывая женские штучки, пишет, что престол должен наследоваться только по мужской линии, относится к 1780 году. [Журнал министерства народного просвещения. 1914. № 3. Март. С. 124-125.]. Потом Павел, как мы знаем, воплотит салический принцип чистой мужской линии. Но Екатерина мыслит уже не о Павле, а об Александре. Тем более что за Александром есть Константин, она спокойна – с наследованием престола всё определено.

Александра Екатерина видит правителем Европы, новым Александром Македонским, в честь которого он и получил своё имя. А Константина — правителем возрождённой Византийской империи - то есть Константином XII. Как вы помните, последним императором Византии, погибшим во время османского штурма Константинополя в 1453 году, был Константин XI, а её внук должен стать Константином XII, восстановителем Восточной Империи. Идеи Екатерины, как вы помните, состоят в том, что России надо постепенно занимать восточное Средиземноморье.

Надо сказать, что в чём-то эти геополитические мечты Екатерины воплотились - Александр — единственный русский правитель, который дошёл до Парижа и создал общеевропейский альянс — Священный союз. Но он оказался совсем не тем человеком, который мечтал о раздвижении государственных границ Российской Империи.

Павел теперь ясно чувствует, что мать хочет действовать в его обход. Екатерина тем временем спешит, ведь она стареет. Одному из своих корреспондентов в Европе барону Гримму Екатерина прямо пишет, что она спешит с женитьбой внука, пока жива, для того, чтобы Александр мог вступить на престол, минуя Павла. И в 1793 году шестнадцатилетнего Александра женят. А вступление в брак в России традиционно ещё с допетровского времени считалось временем совершеннолетия.

Важно отметить, что многие ценные факты о происходившем в то время дошли до нас благодаря историку Николаю Шильдеру. Это - лучший биограф Павла I. Его книга «Император Павел Первый» вышла в 1901 году, и, на мой взгляд, это лучшая книга о Павле до сих пор. [Н.К. Шильдер. Император Павел I. Тип. А.С. Суворина. Спб, 1901]

Николай Карлович был придворным историографом и при этом великолепным историком, он был допущен к архивам царской семьи, которые безвозвратно погибли в эпоху революции. Но он не всё мог писать. К примеру, он считал, что Александр I и Фёдор Кузьмич — это одно лицо, имел доказательства этого, но писать, по прямому указанию Николая II, об этом не смел. Но то, что он мог писать, он писал всегда правдиво, он никогда не лгал, и никаких домыслов у него не было.

И поэтому, хотя подтверждающих документов у нас нет, мы знаем, благодаря Шильдеру, что в 1794 году Екатериной был созван Государственный совет, на который она вынесла предложение о передаче престола после себя непосредственно семнадцатилетнему, только что женившемуся Александру. Государственный совет высказался против этого. И сам Александр, почти ещё мальчик, высказался против этого. Он очень любил отца, значительную часть времени проводил с ним. Александр был республиканцем, в 1794 году он носил трёхцветную сине-бело-красную республиканскую кокарду, но при этом очень любил отца, высоко ценил его, уважал безмерно. И очень не любил бабкин разврат, который в последние годы её правления стал просто отвратительным. Последний любовник Екатерины, мой однофамилец Платон Зубов, молодой красавец, когда выходил из её спальни, всегда демонстративно мочился духами и говорил, что тотчас должен ехать к каким-нибудь молоденьким девочкам и больше не может терпеть это общение со старухой. Конечно, видя всё это, Александр мечтал, чтобы его отец, который осуждал поведение Екатерины и, в общем, старался вести себя с Марией Федоровной достойно, занял престол. И Александр отказался от этого предложения бабки. Отказалась от него и Екатерина.

6. Политические взгляды и принципы Павла

Однако вернёмся к Павлу. Наблюдая за жизнью России и за правлением своей матери, имея в Гатчине достаточно времени, он пишет государственные заметки. В записке о принципах правительства Павел пишет: «Злоупотреблений во власти столько же, сколько капель в море. И они опасны, так как могут привести у нас к революции». [Павел I. Учебные тетради // Русская старина. 1874. Т. 9. № 4. С. 676-684.]

То есть Павел ясно понимает, что злоупотребления во власти — это и есть путь к революции. Этого как бы не понимает наша сегодняшняя официальная и телевизионная идеология, говоря, что революции происходят или из-за смутьянов, или из-за интеллигентов, или из-за «руки Англии, Америки»... Нет. К революции всегда ведут именно злоупотребления власти. И ничто иное. Если не будет, как капель в море, крайних злоупотреблений власти, тогда все другие факторы будут нуллифицированы. Но если власть злоупотребляет своими привилегиями, своими возможностями, своим потенциалом, революция будет неизбежна.

1774 годом датируется уже более серьёзная записка Павла Петровича «Рассуждение о государстве вообще, и о количестве войск, потребных для защиты оного, и касательно обороны всех пределов». [Д.Ф. Кобеко: Цесаревич Павел Петрович. СПб., 1882. С. 105-107.] В ней он пишет, что нужно полностью отказаться от наступательных войн. То есть правление Екатерины, которая всё время что-то захватывает — то аннексирует Крым, то отхватывает куски Польши, — неправильно. От всего этого надо отказаться полностью. Россия огромна, надо защищать её пределы и улучшать её внутреннюю жизнь и её порядок. Эту концепцию, кстати говоря, примет Александр I.

Надо полностью прекратить рекрутские наборы. Надо создать нечто наподобие военных поселений, чтобы солдаты жили не отдельно от семей, а с семьями, и дети этих солдат становились новыми солдатами. Крестьян же отрывать от земли не надо. Павел хочет создать воинское сословие — да, такое же несвободное, как и крепостные крестьяне, но которое будет главным образом занято обучением и несением воинской службы, — и расположить эти военные поселения по границам России на особо опасных направлениях. В какой-то степени это осуществится потом в виде казачества, а у Александра I в виде системы военных поселений.

В этой же записке Павел указывает на необходимость абсолютной дисциплины. То есть должны быть созданы такие регламенты, которые укажут всем, от генерала до последнего солдата, что они должны делать, и исключат возможность экспромта. Все должны работать как элементы часового механизма.

Эту записку он подаёт Екатерине. Екатерина читает её и, видимо, внутренне улыбается. В ответ она рекомендует ему взять у неё в библиотеке труды Монтескье, Вольтера, Дэвида Юма, Сенеки, Цицерона и государственных деятелей современного Запада - кардинала де Реца, герцога Сюлли и других, чтобы научиться иному. Научиться не абсолютной дисциплине, а уважению к человеку, пусть на словах, но, тем не менее. Но Павел оказывается плохим учеником. Он фанатик абсолютной властной вертикали, фанатик политического часового механизма.

В то же время в 1778 году двадцатичетырехлетний Павел говорил своему воспитателю Петру Панину: «Человек – первое сокровище государства, а труд - его богатство. Его нет – труд пропал и земля пуста; а когда земля не в деле, то и богатства нет. Сбережение государства – это сбережение людей, сбережение людей – сбережение государства». [Цит. по: В.А.Томсинов. Светило русской бюрократии. М., 1997.- С.40.]

Не напоминает ли вам эта цитата слова Александра Исаевича Солженицына? Не знаю, знал ли Александр Исаевич это высказывание Павла. Возможно, знал, ведь он хорошо изучал русскую историю. Но сбережение людей — это глубокая идея.

Однако, сбережение людей и сбережение труда не означало для Павла свободу людей. Он, как я уже говорил, совершенно не понимает принцип свободы человека. В своём «Предписании о порядке управления государством» Павел пишет: «Нет лучшего образа правления, чем самодержавный, ибо объединяет в себе силу Законов и скорость власти одного». [М. Семевский, Материалы к русской истории XVIII в. // Вестник Европы. 1867. Т. 1. С. 298-299.]

То есть самодержавная форма правления, ограниченная законом, который принимают сами самодержцы, а не парламент, — это и есть идеальная форма. Самодержец принимает закон, который становится законом для будущих самодержцев.

С этими идеями, совершенно противоположными идеям Екатерины и во многом появившимися как ответ на её разгул, разврат, неопределённость, фаворитизм, и после стольких лет постоянного страха, что тебя не допускают до престола, на который ты имеешь полное право, Павел приходит к моменту своего воцарения.

Вечером 6 ноября 1796 года Екатерина умерла. Умерла от апоплексического удара, стыдной смертью – удар случился с ней в отхожем месте, и не сразу её хватились. Екатерина мучилась полтора дня. Но как только весть о том, что она потеряла сознание и находится при смерти, дошла до Павла, он срочно выехал из Гатчины в Петербург и явился в Зимний дворец, где умирает его мать.

В соседнюю комнату с той, где она умирает, абсолютно равнодушный к матери, Павел вызывает канцлера Безбородко и, по всей видимости, спрашивает его, где находятся бумаги о престолонаследии. О подлинности происходящего в этой комнате мы можем судить только из имевшейся в распоряжении Шильдера записи рассказа самого канцлера. Бумаг, которые читал Шильдер, больше не существует, потому что очень многое, касающееся династии, забрал из государственного архива в свой личный кабинет Николай Павлович, сын императора Павла, а позже во время революции всё это погибло. А, может быть, хранится в какой-нибудь частной коллекции, но мы не знаем, где.

Итак, Павел вызвал канцлера Безбородко и спросил, где лежат бумаги. Тот указал на нужный ящик в столе. По некоторым сведениям последний любовник Екатерины, Платон Зубов, тоже принял в этом участие и, желая выслужиться, показал Павлу, где лежат бумаги, согласно которым через голову Павла императором становился его сын. Шильдер также описывает и такую легенду: «Существует предание, что когда Павел с графом Безбородко совместно разбирали бумаги Екатерины, граф указал цесаревичу на пакет, перевязанный чёрною лентою. Павел вопросительно взглянул на Безбородко, который молча указал на топившийся камин. Этим объясняется отчасти источник тех щедрых наград, которые посыпались вскоре на графа Безбородко». [Н.К. Шильдер. Император Павел I. Спб, 1901. С. 332]

7. Внутренняя политика Павла I

Взойдя на престол, Павел немедленно вернул из ссылки Радищева, которого Екатерина сослала за «Путешествие из Петербурга в Москву». Освободил из крепости просветителя, масона Новикова.

После этого он совершил очень важный для него символический акт. Все эти годы прах его убитого отца, Петра III, покоился в Александро-Невской лавре, а не в императорской усыпальнице Петропавловской крепости. Так распорядилась Екатерина, которая даже не пришла на похороны своего, убитого ею мужа. И Павел приказывает, чтобы останки Петра III со всеми полагающимися императору почестями из Александро-Невской лавры были перевезены в Петропавловскую крепость. Причем, возглавлять эту процессию он повелел тем людям или детям тех людей, которые и убили его отца. Они должны были возглавить траурную процессию и положить останки Петра III на тот же погребальный одр, на котором лежит Екатерина. И 18 декабря 1796 года Петр III и Екатерина II были похоронены в одной гробнице в императорской усыпальнице Петропавловской крепости.

После этого Павел вводит закон о престолонаследии. Этот закон он разработал ещё при Екатерине в 1788 году и, уезжая к действующей армии, оставил на случай, если мать в его отсутствие умрёт, и надо будет провозглашать его вступление на престол. Закон Павла I о престолонаследии был опубликован 5 апреля 1797 года, и именно он оставался законом о престолонаследии до конца императорской России. Причем, по легенде, которую передаёт Шильдер, Павел Петрович, предоставляя закон для опубликования, сказал: «До тех пор, пока русские императоры будут следовать этому закону, не пресечётся русский престол». Первым императором, который нарушил этот закон, был Николай II, и произошло это, как мы знаем, 2 марта 1917 года.

Павлом было сделано чрезвычайно много других установлений. Если разделить количество его указов на количество дней его царствования, то окажется, что Павел каждый день издавал по указу. Для сравнения: Пётр I подписывал в среднем один указ в два дня, а Екатерина — один указ в три дня. «Желая водворить порядок при дворе и в администрации, он громко осуждал и искоренял старое, новое же насаждал с такой строгостью, что оно всем казалось горше старого. Неподготовленность к делам сказывалась на всем, что делал Павел и, соединяясь с неровностью его характера, сообщала всем его мерам колорит чего-то случайного, болезненного и капризного», — пишет историк Сергей Федорович Платонов. [С.Ф.Платонов. Лекции… - С.656-657.]

Племянник его учителя, Никиты Ивановича Панина, Никита Петрович Панин пишет графу Семёну Романовичу Воронцову, в будущем знаменитому дипломату и владельцу знаменитого Воронцовского дворца в Крыму:

«Мы здесь живем как на каторге, я пытаюсь идти против течения, но силы мне отказывают и скоро, вероятно, это течение отнесет меня в какие-нибудь места отдаленные… (то есть скоро он будет сослан — А.З.). Счастлив тот, кто живет за две тысячи верст отсюда (как Воронцов в Лондоне — А.З.). Каждый день появляется какой-нибудь запрет. То дело идет о шляпах, то о штанах. Не знаешь, что и надеть». [Материалы для жизнеописания гр. Н.П. Панина. Т. V. С. 282.]

И это действительно так. Павел великие свои начинания, вроде закона о престолонаследии, соединяет с мелочными указами о том, сколько часов надо гулять детям с нянькой по утрам, какого кроя можно носить штаны и сапоги. И так далее... Но это же не просто запреты. Вот он запрещает носить круглые шляпы и жилеты, какие носят французские революционеры, и двести приставов Петербурга бегают по городу, срывают шляпы со всех мужчин и топчут их ногами на их глазах. Там, где могут добраться, срывают жилеты и рвут их на клочки. Причём, речь идёт и о князьях, и о купцах, и о ком угодно. Кроме, конечно, священников, которые носят особое облачение.

По указанию Павла происходит резкое сокращение издания книг и полный запрет на ввоз книг из-за границы. С 1800 года из-за границы нельзя было даже ввозить ноты. То есть абсолютный железный занавес. С 1797 года, вскоре после вступления на престол, Павел запрещает свободный въезд иностранцев в Россию. Въезд становится возможным только по разрешению. Более того, Павел вызывает в Россию всех русских юношей, учившихся за границей, а их не так мало, — в одной Йене училось 65 человек, в Лейпциге — 36 человек, и запрещает выезжать на учёбу за границу. Хочешь учиться на немецком языке? В Дерпте (нынешнем Тарту) открывается немецкоязычный университет. Пожалуйста, учись. Но под контролем.

За мелкие нарушения, типа ношения шляп и сапог не тех форм, какие можно, к концу царствования Павла было сослано от 12 до 15 тысяч человек, что по тем временам немало. Понятно и то, что такие шляпы не носили крестьяне, их носили, естественно, дворяне, купцы, зажиточные мещане. Этих людей возвратил из ссылки Александр, как только вступил на престол.

Сам Александр пишет своему учителю Лагарпу 27 сентября 1798 года: «Мой отец при вступлении на престол, решил переделать всё решительно. Его первые шаги были блестящие, но последующие – не соответствовали им…. Благосостояние государства не играет никакой роли в управлении делами: существует только неограниченная власть, которая творит всё шиворот-навыворот». [Шильдер Н.К. Александр I... СПб., 1897. Т. 1. С. 162.] Эта вера в то, что «Я всё определяю, Я всё делаю», доминирует у Павла.

Были и другие мнения. Тот же Ключевский высоко ставил законотворчество Павла и говорил, что он боролся с сословными привилегиями, обращался лицом к идеалу общенародного монарха. Ключевский писал: «В основе правительственной политики Императора Павла внешней и внутренней лежали серьезные помыслы и начала, заслуживающие нашего полного сочувствия… Павел был первый противодворянский царь этой эпохи… Чувство порядка, дисциплины, равенства, было руководящим побуждением деятельности Императора, борьба с сословными привилегиями – его главной целью… Смиряя классовый аристократизм, Павел невольно обращался лицом к идеалу общенародного монарха. ''Все, все подданные и мне равны, и всем равно я – Государь'', - говорил Император». [В.А. Томсинов. Светило русской бюрократии. Стр. 41]

Но не забудем, что когда Ключевский писал это, а писал он уже при Николае II, в самом конце XIX века, он фактически формировал некую утопию. То есть в образе Павла он описывал идеального монарха, народного монарха, которого он сам хотел видеть. Но это не соответствовало реальности. Павел действительно был надсословным монархом, он действительно не любил дворянские привилегии, хотя дворянство при этом любил. Но его идея была другая. Вспомним его известную фразу, высказанную князю Николаю Репнину: «В России велик только тот, с кем я говорю, и только пока я с ним говорю». Разве через двести с лишним лет мы видим не то же самое? - Отсутствие понимания ценности и уникальности человеческой личности, которое, кстати, было у Екатерины. Она его не распространяла на крестьян, но оно у неё было. Она понимала, что такое человек. А Павел считал, что человек — это винтик механизма, который должен отлично исполнять свою роль. И абсолютное повиновение — это единственная добродетель такого «винтика». А тот, кто управляет всем, — это Павел.

Никакого садизма, в отличие от Петра I, у Павла не было. Он вообще был жалостливый человек, и даже если кого-то ссылал, то нередко возвращал с полдороги. Любил приказать расстрелять, но потом, как правило, или прощал, или смягчал наказание. В нём, хотя он был очень импульсивным холериком, работала христианская совесть. Но, тем не менее, в отличие от Петра, Павел вообще не видел рядом с собой людей. Друзей у него не было, кроме одного турчонка Кутайсова — мальчика для игр, но для игр не на равных, как с князем Куракиным, а как с полушутом - полупажом.

Этого мальчика, пленного турка (или обращенного в ислам грузина), которого привёз из Кутаиси (отсюда и прозвище - Кутайсов) в 1770 г. генерал Тотлебен, Павел превратил в своего единственного фаворита. Но Иван Кутайсов впоследствии Павла жестоко предаст.

А вот менее известные слова о Павле. Граф Фёдор Гаврилович Головкин, церемониймейстер двора, остроумный человек, рассказывал, что когда Император вошёл в залу, где было полно людей, примерно шестьсот человек, то все замолкли. И Головкин, видя, что император в хорошем расположении, решил пошутить и высказал остроту: «Нет ничего более шумного, чем молчание шестисот человек». На что Император «покрасневши от гнева и выпрямившись во весь рост, ответил – я нахожу, что с Вашей стороны очень смело заниматься остротами, когда вы существуете только для того, чтобы слушаться моих приказаний». [Ф.Г. Головкин. Двор и царствование Павла. 2003. С.79]

Павел вводит специальный указ о встрече членов императорской фамилии. Если некий человек едет в карете — а поездку в карете, естественно, может позволить себе только богатый человек — и видит, что рядом прогуливается кто-то из великих князей, а уж тем более - Император, он должен остановить карету, выйти из неё, поклониться, и только если Император ему позволит, следовать дальше. Люди, которые уже при Екатерине отвыкли от такого раболепства, конечно, были возмущены. Но у Павла были даже более курьёзные запреты. Например, он издал специальный указ, который запрещал называть крестьянам коз и кошек Машками. Во-первых, из уважения к деве Марии, а во-вторых, из уважения к собственной жене Марии Фёдоровне.

Павел пересматривает екатерининскую Жалованную грамоту дворянам 1785 года - «Грамота на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства», полностью восстанавливает для дворян телесные наказания, которые были отменены грамотой Екатерины («Телесное наказание да не коснется до благородного»). И, кроме того, заставляет их служить. То есть вводит специальный пункт о том, что если дворянин год не служил, то он не может занимать никакую гражданскую должность, а также не может избираться ни в одно дворянское самоуправление. Он запрещает дворянам и другим сословиям подавать ему петиции, говоря, что чиновники всё и так знают, а наказывают обычно именно тех, кто петиции подаёт.

Первоначально Павел, хорошо разбираясь в финансах того времени, торжественно сжигает 6 миллионов рублей ассигнациями на площади. А вы помните, что финансы того времени — это проблема соотношения бумажных денег и их золотого и серебряного, обеспечения. То есть чем больше бумажных денег, то есть ассигнаций, которые выдавались взамен золота, которое хранилось в Государственном Казначействе, тем, естественно, они больше обесценены. Это сейчас у нас кейнсианская теория инфляции, а тогда ничего подобного не было, была классическая экономическая теория, по которой при торговле за бумагой должно было стоять золото. А золота стояло всё меньше и меньше. И Екатерина в этом смысле сильно уронила экономику России. Обращалось примерно 157 миллионов ассигнаций.

И вот Павел торжественно сжёг 6 миллионов. На самом деле, это ничего не дало, с 157 миллионов рублей стоимость ассигнаций уменьшилась до 151 миллиона. После этого он ввёл чёткое, жёсткое приравнивание рубля к четырем серебряным франкам. Но, в конечном счете, у Павла ничего не получилось из-за его авантюристической внешней политики, о которой я сейчас скажу.

Павел пытался бороться с коррупцией, почти как Алексей Навальный. Это не шутка. Когда-то Навального спросили: «А как, собственно, думает он бороться с коррупцией?» «Очень просто», — сказал Навальный. «Я, — говорит, — сниму всех коррумпированных чиновников и назначу честных людей». Вот Павел мыслил точно так же. Есть его указ от 12 апреля 1800 года, в котором он приказывает снять всех чиновников Вятской губернии и назначить новых, потому что сенатское обследование Вятской губернии показало, что там распространено взятничество коррупция. Всех старых сняли, а новых найти не смогли. Старых чиновников некем было заменить. И такое случалось довольно часто.

У Павла было удивительное представление, что крестьянам лучше не под государственной властью чиновников коррупционеров, а под отеческой властью помещиков. Он был противником свободного крестьянства и даже государственного крестьянства как такового. Если за тридцать пять лет своего правления Екатерина перевела (раздарила) 800 тысяч государственных крестьян в частновладельческие, то Павел за четыре года своего правления раздал 530 тысяч государственных крестьян в частные руки. И, кроме того, он распространил крепостное право на целый ряд губерний, где его вовсе не было: на Екатеринославскую, Таврическую и Вознесенскую (Подолье и Причерноморье с Николаевом, Одессой, Тирасполем).

При этом он определяет минимальные размеры крестьянского надела и требует от помещиков удовлетворять своих малоземельных крестьян по фиксированным нормам землепользования. А в его специальном манифесте от 5 апреля 1797 года говорится о том, что крестьян нельзя загружать трудом в воскресные и праздничные дни. Крестьяне это знают, ценят. Они называют Павла новым Пугачёвым и говорят: «Да, его отец-то Емелька Пугачёв — Петр III, видно, он наказал своему сыну о нас заботиться». Павел также рекомендует помещикам разделить шесть рабочих дней крестьянина поровну, чтобы три из них он работал на барщину, а три отдыхал или работал на себя. В Малороссии вводится даже двухдневная барщина и по инициативе князя Александра Андреевича Безбородко только для Украины объявляется запрет на продажу крепостных крестьян без земли.

Крестьяне рады, но помещики им так жить не позволяют, и начинаются крестьянские восстания - 32 крестьянских восстания в начале царствования. И что тогда делает Павел? Помогает крестьянам? Ничего подобного. Посылает воинские части, причём крупные, под командованием генералов, в частности фельдмаршала князя Репнина, подавлять восстания, при которых гибнет много людей. При усмирении восстания 12 тысяч крестьян Голицыных и Апраксиных в Орловской губернии было убито 20 и ранено 70 крестьян. Погибших крестьян за то, что они восстали против законного порядка, Павел приказывает хоронить без христианских почестей, без отпевания, вне церковной ограды, да ещё и написать: «Тут лежат преступники перед Богом, Государем и помещиком, справедливо наказанные по закону Божию». [А.А. Корнилов. Курс истории России XIX века]

Указ от 29 января 1797 требовал безропотного повиновения крестьян помещикам под угрозой подобных наказаний. На жалобу дворовых в Петербурге на своих господ, Павел, не рассматривая жалобу, повелел наказать дворовых кнутом, сколько помещики изволят. Павел вводил абсолютный порядок, и крестьяне должны были быть в системе этого абсолютного порядка. Иначе – они мятежники.

В церковной политике Павел считал себя «Главой Церкви». Это он ввёл клятву архиереев царю как Верховному главе Церкви. И императору клялись как Верховному главе Церкви вплоть до Николая II, который отменил эту ужасную, богохульную клятву только в 1901 году. Павел считал, что он есть истинно священник. По преданию митрополит Платон (Левшин) с трудом убедил Императора в том, что он не может совершать святую литургию. И убедил только тем, что сказал: «Но вы же вдовец и второбрачный, а служащий священник таковым быть не может, поэтому совершать литургию вы тоже не можете». Павел подчинился этим «неоспоримым доводам».

Когда Павел пытался войти со шпагой на бедре в алтарь, митрополит Платон поведал ему об указании какого-то древнего Собора, запрещающем входить с оружием в алтарь, и Павел подчинился. «Ну, – говорит, – если есть такое установление, что нельзя, я входить не буду».

Вообще, к духовному сословию он относился, пожалуй, более внимательно и благосклонно, чем ко всем остальным. Он, фактически, позволил архиереям – членам Синода самим выбирать обер-прокурора Синода. Он открыл две духовных академии в Санкт-Петербурге и Казани и восемь семинарий. В отношении к религии, к Церкви Павел очень сильно отличался от своей матери. Но он ни в коем случае не ставил себя под руку Церкви. Он заботился о ней как о ведомстве, которое сам возглавляет.

8. Мальтийский Орден и Внешняя политика

Павел вполне терпимо относился к масонству, и теперь вы уже понимаете, почему. Павел очень терпимо относился и к старообрядцам. И он очень терпимо относился к западноевропейским конфессиям, в первую очередь, католикам, а потом и к лютеранам. Собственно говоря, весь крах Павловой международной политики произошёл из-за того, что он решил стать гроссмейстером Мальтийского Ордена. До этого Павел пытался проводить ту самую политику, о которой ранее писал. А писал он о том, что не будет участвовать во внешних революционных войнах, которые тогда шли в Европе, а будет восстанавливать порядок в России.

Но Павел любил считать себя рыцарем. Когда-то давно, когда он был ещё совсем ребёнком, Порошин дал ему книгу о Мальтийском ордене, и маленький Павел стал всем этим бредить, он бегал с мальтийским крестом, с флагом мальтийским в руках. А когда Екатерина присоединила Польшу, среди русских дворян оказалось много польских католиков, которые попросили разрешения создать в России католический приорат Мальтийского ордена, и Павел позволил, потому что с детства орден этот любил.

В июне 1798 года Наполеон, возвращаясь после похода в Египет, завоёвывает Мальту. А точнее, он её не завоевывает, а просто открывает ворота этой неприступной крепости, которую ему, спасая свою жизнь, фактически сдал мальтийский гроссмейстер Фердинад фон Гомпеш. Гроссмейстеру Наполеон сказал: «Свои черепа святых бери, но все оклады оставляй мне». И гроссмейстер, оставив Наполеону золото, драгоценности и забрав с собой мощи святых и несколько древних икон, уехал в Венецию, сдав остров «безбожникам» - революционным французам. Тогда Французская революция считалась революцией безбожников, все же помнили, как была уничтожена французская Церковь, как казнили епископов и священников.

Павел за этими событиями, конечно, следил. А тут католические члены ордена в России говорят, что низлагают этого предателя и просят самого Павла стать гроссмейстером Ордена. И после некоторых колебаний Павел соглашается.

Ну, а коль он согласился стать гроссмейстером Мальтийского Ордена взамен предателя Гомпеша, он должен освободить Мальту от Наполеона, то есть – воевать с Францией. И пошло-поехало. 23 августа 1798 г. – русский флот прибыл в Константинополь. 27 августа российское приорство объявило о низложении фон Гомпеша и о просьбе к Павлу о помощи. 28 ноября создано православное приорство Ордена, а 29 ноября российский император Павел объявил себя Великим магистром ордена Иоанна Иерусалимского.

Создана коалиция – Англия, Австрия, Россия, Сардиния и Турция. Заключен договор России с Турцией о проливах. Ввязавшись в эту войну против Франции, Павел ведёт её активно и, в общем, успешно. Эскадра Ушакова под рукоплескания турок проходит Босфор и Дарданеллы и соединяется с англо-австрийским флотом, которым командует адмирал лорд Горацио Нельсон. В феврале 1899 года Ушаков занимает Ионические острова, которые становятся на семь лет, вплоть до Тильзитского мира 1807 года, фактически турецко-русским протекторатом, хотя турецкими никогда до этого не были. Несмотря на все попытки турок завоевать этот последний греческий архипелаг, им не подчинявшийся, а входивший в Венецианскую республику, турки там неизменно получали отпор и отступали из-под стен неприступной Керкиры. 19 февраля 1799 неприступная крепость Керкиры взята турецкими и русскими войсками.

65 тысяч русских войск посылаются в Европу с фельдмаршалом Суворовым. Само назначение Суворова главнокомандующим союзных войск антинаполеоновской коалиции совершилось по просьбе Австрийского императора Франца. В конце 1798 Суворов прибыл в Верону. К осени 1799 г. вся северная Италия кроме Генуи была очищения Суворовым от французских войск, и он, следуя союзническим планам, предполагал идти через Франш-Конте на Париж.

Но успехи перестали сопутствовать антинаполеоновской коалиции. 14-15 (25-26 сентября) 1799 г. русская 22 тысячная армия генерала Александра Римского-Корсакова и австрийская 25 тысячная армия фон Готце были разбиты генералом Массена под Цюрихом. В сентябре же англо-русский экспедиционный корпус под командованием герцога Йоркского был разбит в Голландии и эвакуирован в Англию. В нём участвовало 17 500 русских войск под командованием генерала Германа фон Фрезена. Павел приписал неудачи русского оружия союзникам. Он считал, что австрийцы недостаточно снабжали русскую армию, а англичане недостаточно платили русскому экспедиционному корпусу в Голландии и не заботились достаточно об эвакуированных на острова Джерси и Гернси русских солдатах.

В марте 1800 г. Павел, сочтя себя обманутым союзниками, отзывает все русские войска из Европы.

А хитрый Наполеон всех русских военнопленных без всякого обмена посылает в Россию. Да ещё и приказывает французским портным сшить для них новые павловские мундиры. Да ещё и подарки им даёт, и новое оружие офицерам, и Императору подарки с ними отправляет. Павел в полном восторге: да, Наполеон стал первым консулом, он теперь совершенно другой, с республикой во Франции покончено - монархия восстанавливается.

И что делает Павел? Он фактически начинает войну с Англией, арестовывая английские корабли и запрещая торговлю английскими товарами. Для Англии, естественно, это не особенно важно. А вот для русской экономики эти действия разрушительны, потому что Англия – главный корреспондент русской торговли в Европе.

9. Заговор против Павла I и убийство

Недовольны все. Купцы недовольны этим идиотским постановлением, дворяне недовольны реформами, государственные люди понимают, что вместо мира, которого они желали, Павел ввязывается в войны. И, в конечном счете, соткался заговор.

Кто был во главе этого заговора? Ближайшие к Павлу люди. Возглавлял заговор граф Пален, генерал-губернатор Петербурга. В заговор вошли также командующие всеми гвардейскими полками: Семеновским - Депрерадович, Преображенским – Талызин, Кавалергардским - Уваров. Всего о заговоре знало около трехсот человек.

В последние два года правления Павел связался с новой фавориткой Анной Петровной Лопухиной, которую ему подсунул теперь уже граф Кутайсов. И старшие сыновья - великие князья Александр и Константин, и их мать Мария Фёдоровна, полностью отставленная супруга императора, боялись, что Павел отправит их всех в крепость и передаст престол ребёнку, рождённому от Лопухиной, на которой женится. Такие слухи ходили очень активно. Поэтому к заговору присоединились и великие князья Александр и Константин.

С другой стороны, предполагали, что Павел возьмёт и усыновит одного из европейских принцев… В общем, народ был в ужасе от чудачеств Павла. Абсолютная власть при полном разрушении системы контроля означала ненадежность положения любого человека, любой человек чувствовал себя, как писал тогда Александр I, «под топором». [А.С.Пушкин. Дневники. 21.05.1834. // Пол.собр. Т.8, стр.39.] Хотя Павел не был кровавым человеком и топором никого не рубил, но многие боялись, что погибнут в любой момент, или, хотя бы, утратят свободу, станут сибирскими каторжанами.

И соткался заговор. О нём знал весь Петербург и удивительным образом о нём знал даже сам Павел. Он вызвал Палена и сказал: «Слушай, против меня заговор». — «Да, — говорит, — Ваше Величество». — «И что ты мне скажешь?» — «Да я сам этот заговор возглавляю», — говорит Пален, нагло глядя Императору в глаза. — «Ты это мне говоришь?» — «Конечно, Ваше Величество, я это говорю, потому что я контролирую заговор. Коль я его возглавляю, я его контролирую». — «Ну, так ты что, хочешь, чтобы со мной произошло, как с моим отцом?» — «Никак нет, вы же не ваш покойный батюшка, а совершенно другой человек, вы любимы русским народом, вы его душа… Не волнуйтесь, в ближайшие дни я вам дам списки заговорщиков». После этого Пален тут же пишет Александру Павловичу, будущему Александру I, что надо немедленно действовать. Это происходит 7(15) марта, то есть в день убийства Юлия Цезаря, которое, кстати, Павла возмущало, и о котором он, ещё мальчиком, много писал. Александр отвечает Палену: «Нет-нет, давайте-ка отложим на два дня, когда моя надёжная рота Семёновского полка будет дежурить в Измайловском замке».

Убийство происходит, как вы знаете, в ночь с 11(23) марта на 12(24) марта 1801 года. Воспоминания очевидцев находились под запретом до 1901 года, поэтому сто лет все утверждали, что Павел умер от апоплексического удара. Но сейчас мы знаем правду. Большинство мемуаристов пишет, что в спальне Павла произошло странное действо. В неё ворвались заговорщики, и граф Николай Зубов, брат Платона Зубова, огромный штатгальтер двора, сказал Павлу, что он должен подписать бумаги об отречении, в то время, когда Пален уже твёрдо решил, что Павел будет убит. «Я прекрасно знал, — рассказывал Пален Александру-Луи де Ланжерону, — что надо завершить революцию или уже совсем не затевать ее, что если жизнь Павла не будет прекращена, то двери темницы скоро откроются, произойдет страшная реакция». [Ланжерон А.Ф. Записки… СПб., 1907. С. 135-136.] Но Великого князя Александра Пален обманывал и говорил, что они не будут покушаться на жизнь отца, что его отправят в Михайловский замок, и всё будет хорошо. И Александр был более-менее спокоен.

Итак, Николай Зубов говорит: «Вот, подпишите». На что Павел, стоя в ночной рубашке кричит: «Какой указ? Как, — говорит, — вы что, хотите ограничить мое правление? Без моего правления всё развалится, будет как у моей матери!» Полчаса они ругаются, вокруг стоят сильно выпившие заговорщики. Потом Николай Зубов бьёт Павла золотой табакеркой в левый висок, после чего Император бездыханно падает на пол. Заговорщики душат Павла шарфом. Одни говорят, это был шарф самого Павла, другие, что это был шарф одного из офицеров. И после, в злости на него, в ненависти к нему ещё долго избивают несчастное тело так, что гримёрам пришлось хорошенько поработать, чтобы выставить Императора в приличном виде на смертном одре. Так заканчивается короткое правление русского Гамлета.

Попытка вернуться к часовому механизму и к властной вертикали оказалась абсолютно неэффективной. Даже правление матери Павла, весёлое, разухабистое, но в какой-то степени для Русской Империи, казалось бы, славное, хотя и в итоге породившее её гибель, воспринималось лучше. Екатерина стала Великой. А о Павле долго вообще не вспоминали. Но на самом деле, и правление Екатерины, и правление её сына — это два фальстарта Нового времени в России. И на следующей лекции мы с вами поговорим о том, каким же был старт.