1. Вступление

Итак, дорогие друзья, мы с вами начинаем разговор об Александре I, о его личности и о его политике. А для страны авторитарной, для страны с самодержавным правлением, личность правителя, как мы все убедились на своей шкуре, очень много значит. И так, безусловно, было всегда. Тем более, если правитель был достаточно ярким и оригинальным. А почти любой хотел таким, по крайней мере, казаться.

На прошлой лекции мы говорили о правлении Павла I и о его страшном конце. Мы ясно увидели, что политика этого императора удивительно быстро совершила свой полный цикл, характерный для авторитарного правления, часто растягивающийся на более долгое время. Он ведь много лет готовился к тому, чтобы занять престол, и начал правление, полный благих желаний. Прекрасно образованный человек с нормальной психикой. Да, конечно, у него были комплексы, вызванные тем, что его так долго отстраняли от престола, у него были даже страхи за жизнь, потому что он помнил, что его мать убила его отца и завладела престолом. Но, в общем, он был нормальный человек. Он начинал с совершенно разумных установлений, желая навести порядок во всех делах, желая прекратить бессмысленные войны своей матери, которые она постоянно вела и, тем самым, расходовала силы не такой уж богатой, хотя и очень большой страны.

Но из его благих начинаний ничего не вышло. Он сам ввязался в ещё более разрушительные войны, он сам внёс своим деспотическим и хаотическим правлением полную дезорганизацию в государственные дела. Он сам поставил Россию во вражду фактически со всем миром, - и с Францией, и с Англией. И в этой ситуации он погиб от руки самых близких ему людей. Да, сыновья его, как мы сейчас увидим, смерти отцу не желали, но, по крайней мере, желали отстранения от престола. Они сами очень боялись отца. Цесаревич Александр писал Ланжерону в эти дни, что чувствует себя «под топором»… [А.С.Пушкин. Дневники. Запись 21.05.1834. Пол.собр.соч.- Т.8, стр.39.] Таково было его ощущение, что он в любой момент мог погибнуть.

Военный губернатор Петербурга Пален, фактически руководитель Международным ведомством Никита Петрович Панин, командиры и офицеры гвардейских элитных полков: Семёновского, Преображенского, Конногвардейского, составили заговор и убили Павла. И, пожалуй, единственным человеком, который постарался его спасти, был его камердинер, но сделать он ничего не смог.

Мы с вами видим, что круг замкнулся очень быстро. Деспотическое единовластное правление привело к катастрофе. И в ночь с 11 на 12 марта погибает Павел и воцаряется Александр.

2. Воспитание и образование Александра

Кто же такой Александр? Александр, пожалуй, ещё больше и лучше, чем Павел, был подготовлен к государственному управлению.

Это ведь не российские правители после 1917 года, которые, включая и Ленина, по большому счёту недоучки. Ленин в университете учился, но его выгнали, а следующие поколения: Сталин, Хрущёв, Брежнев — это ведь просто люди без образования, абсолютные дикари. И всем известная фраза о том, что каждая кухарка может управлять государством, удивительным образом сбылась. Каждый слесарь, вспомним Хрущёва, каждый сын сапожника может управлять государством… Конечно, это очень демократично, но, безусловно, это удивительно упрощает формы государственного управления. Я подчеркиваю — упрощает. Потому что чем более образованы люди, которые стоят у власти, — хорошие или плохие они, это уже другой разговор, — но когда они прекрасно знают историю, прекрасно знают естественные науки, культуру мира, языки, литературу многих стран, тогда, очевидно, они знают прецеденты права и умеют управлять более тонко. Если правитель — это не сумасшедший человек типа Ивана Грозного, то ему не нужно проливать кровь, он может управлять, даже будучи деспотом, без большой крови, без больших насилий. Но для грубых мужиков, пришедших к власти, может, как и в семейном быту, что-то значить только удар по морде, только убийство, только жестокость, только тотальное изъятие имуществ. XX век подарил нам невероятное варварство во власти, несравнимое даже с сегодняшним, пусть сильно примитивизированным уровнем политической элиты, скажем, Европы или Японии, Таиланда, или Индии. Это надо ясно понимать.

Александр I был как раз один из наиболее подготовленных российских правителей. Александр родился 12(23) декабря 1777 года. Его и его младшего брата Константина (родился в 1779 году), так же, как в своё время Павла у Екатерины, сама Екатерина отобрала у родителей, Великой Княгини Марии Федоровны и Великого Князя Павла Петровича, и воспитывала сама.

Екатерина – немка, европейская принцесса, очень культурная женщина, понимающая, что такое европейское образование (её политические и интимные дела – это одно, а её образование — это другое), — своих внуков с самого начала готовит к государственному служению. Она не очень доверяет сыну, и чем дальше, тем больше, и думает о том, что как раз её внуки будут управлять Россией. Причём, как вы помните, в проекте Екатерины Александр управляет Россией и Европой, а Константин управляет восстановленной, вассальной от России Византийской Империей. Планы были громадные. Но это не была просто игра в карту — игра в карту была свойственна Иосифу Сталину, а Екатерина занималась фундаментальнейшей подготовкой своего проекта.

Нянька, которая воспитывала Александра от колыбели, была англичанкой. И английский язык был первым языком, на котором он заговорил, вторым — русский. Бабка Екатерина сама писала сказки для своих внуков. И, между прочим, на русском языке. Она проштудировала русскую историю до Карамзина, она сама изучала летописи, чтобы составить курс по русской истории для своих внуков. Она советовалась с бароном Фридрихом Мельхиором Гриммом, одним из лучших, хотя, быть может, и слишком прославленных педагогов Европы, и образование своих внуков выстраивала по его рекомендациям. [Сборник русского Имп. историч. Общества. Т.23 СПБ. 1878.]

Главным воспитателем она назначила графа Николая Ивановича Салтыкова, но это была лишь ширма для самой Екатерины. Не принято было, чтобы властвующая императрица так глубоко занималась воспитанием и образованием внуков. Как пишут другие наблюдатели и учителя, Салтыков, в основном, следил за здоровьем детей, за тем, чтобы у них хорошо работал желудок, а интеллектуально внуками занималась сама бабка. Понятно, что бабка при всех минусах была великим политическим деятелем, прекрасно знающим Европу, прекрасно умеющим управлять. И эти навыки она буквально с пелёнок передавала своим внукам.

В 1782 году, то есть когда Александру было только пять лет, Екатерина приглашает к нему преподавать французский язык Лагарпа. Фредерик Сезар Лагарп — замечательный человек, которого Александр боготворил всю свою жизнь, о котором говорил — «всем, что во мне есть хорошего, всем я обязан Лагарпу». Позже молодые соратники Александра из его Негласного комитета, о котором я сегодня буду говорить, ревновали к Лагарпу, говорили, что его слава преувеличена, что этот старик не такой уж и мудрый (старику, когда собрался Негласный комитет, было чуть больше сорока).

Лагарп был одним из членов Гельветической директории, Гельветической республики, то есть одним из пяти правителей пересозданной Наполеоном Швейцарии. Он был государственным человеком совершенно революционных взглядов. Абсолютный поклонник Французской революции. В 1784 году он пишет Екатерине докладную записку о воспитании и с 1785 года становится главным воспитателем Александра до его женитьбы. И очень многие принципы политического, личного, общественного устроения Александру привил именно Лагарп.

К Французской революции Лагарп привил такую любовь Александру, что великий князь, мальчик-подросток, в 1789–1791 годах надевал республиканскую кокарду и ходил с ней как дурачок при дворе своей венценосной бабки. Надо сказать, что Константин не разделял этих революционных взглядов брата, хотя к правлению бабки тоже относился скептически.

Лагарп – абсолютно честный человек, никогда не вравший, не воровавший и очень строго относившийся к личным отношениям с женщинами. Он довольно дико смотрелся при дворе Екатерины, где царили и разврат, и казнокрадство, и угодничество, и взяточничество. Но Екатерина не хотела, чтобы Александр вырос в обычаях её двора, она хотела, чтобы он был другим «новым» человеком.

Очень своеобразным был учитель Закона Божьего — отец Андрей Самборский. Отец Андрей был русским православным священником из священнической семьи, который всю свою жизнь провёл в Англии — был настоятелем русской церкви в Лондоне. Он был человеком настолько европеизированным, что по возвращении в Россию специальным указом Екатерины ему было позволено не носить бороды и усов и вместо священнической вне богослужения носить гражданскую одежду. Он ходил в обычном камзоле, и только волосы были чуть-чуть длиннее принятого.

Этот человек, безусловно, был верующим, но он был очень далёк от того православия, которое в это время существовало в России, был поклонником западной веротерпимости, англиканства, и в этом же духе вырастил Александра, научив его многим нравственным принципам, но без какой-либо глубокой религиозной привязки. То есть Самборский был учителем нравственности, не более того, заодно продолживший преподавание Александру английского языка, который Самборский знал в совершенстве. Запомним, что Александр был, в общем-то, неверующим человеком, и его обращение произошло намного позже. Самборский учил Александра Павловича: «Надо находить во всяком человеческом состоянии своего ближнего. Тогда никого не обидите, тогда исполните закон Божий». [А.Ф. Самборский. Письма… от 12 (23) декабря 1787 года СПб. 1894] То есть им внедрялся принцип равенства — любой человек равен тебе, любой не хуже тебя.

Русский язык будущему императору преподавал знаменитый писатель конца XVIII века Михаил Никитич Муравьёв. Массон — математику. Знаменитый биолог, специалист по естествознанию Паллас — естествознание, Крафт — физику. Генерал Протасов, дядька Александра (а дядька — это тот, кто заботился о повседневном быте), был очень строгим, часто устраивал Александру выволочки, никакого спуску не давал, заставлял его себя вести приличным образом, ругал его, как и полагается ругать мальчишку. Александр относился у нему благодушно и с любовью.

3. Женитьба Александра

В 1794 году, когда Екатерина окончательно решила отстранить Павла от престола и передать власть Александру, она женит шестнадцатилетнего внука на четырнадцатилетней Луизе Марии Августе, принцессе Баденской. Мы все любим «Ромео и Джульетту», но это, конечно, крайне ранний брак. Хотя оба были милы, и их объяснение в любви, так же как школьное объяснение в любви мальчика и девочки, было милым… Александр за столом в Бриллиантовом зале Зимнего Дворца, куда Луизу Марию с сестрой привезла мать, пишет ей, что она ему нравится, что он хочет соединить с ней свою жизнь, а она ему отвечает, что готова. И это совершенно искренне. Вообще, Луиза Мария, в русском миропомазании получившая имя Елизаветы Алексеевны, стала, как потом оказалось, хорошей женщиной, но понятно, что брак четырнадцатилетней девочки и шестнадцатилетнего юноши, который, между прочим, означал прекращение образования, не мог быть прочным.

Надо сказать, что в это время Екатерина уже очень не любила Лагарпа, потому что он, что говорит о нём хорошо, отказался поддерживать её проект о передаче престола через голову Павла Александру. Лагарп считал это интригой, нарушением установлений по престолонаследию. И Екатерина за это его очень невзлюбила и при первой возможности сказала (она была всё-таки с иностранцами женщина вежливая): «Ну, вот и всё. Образование закончилось, Вы свободны». Но Александр и Лагарп остались ближайшими друзьями и обменивались письмами. Часть этих писем они посылали друг другу негласно, секретно, через личных друзей, потому что всё перехватывалось. А вы сейчас увидите, что в письмах Александр высказывал некоторые вещи, которые не понравились бы ни Екатерине, ни Павлу.

Итак, этот ранний брак Александра, как это часто бывает, оказался непрочным, тем более учитывая крайне распущенные нравы эпохи, нравы двора Екатерины, нравы тогдашней Европы. Через три года после женитьбы, когда Александру 19 лет, он увлёкся Машей — Марией Антоновной Святополк-Четвертинской. Польская княжна Мария Антоновна была невероятной красавицей.

Её семью постигла тяжелая участь. Её отец Антоний Четвертинский, один из князей Речи Посполитой, за близость к императорскому двору, за поддержку прусской партии против Костюшко был линчеван в Варшаве, убит. И императрица Екатерина взяла всю семью, вдову и дочерей, в Россию. Они жили при дворе. Александр влюбился в Марию. Их роман продолжался пятнадцать лет, это была фактически вторая семья Александра, у них, видимо, было даже несколько детей, которые умерли, кроме одной дочери, в раннем детстве. Их разрыв произошёл в 1813 году, и по глубоким духовным причинам. Маша Четвертинская в России известна как Мария Антоновна Нарышкина, потому что была выдана замуж за Дмитрия Нарышкина, которого все в Петербурге именовали магистром Ордена рогоносцев.

Но вы представляете, как себя чувствовала жена Александра, молодая женщина с полностью разбитыми семейными мечтами? Эти подробности важны, чтобы представить себе мир, в котором жил Александр. За Елизаветой Алексеевной (а она тоже превращается из девочки в очень красивую женщину) начинает ухаживать — кто бы вы думали? — Платон Зубов, последний фаворит, любовник Екатерины. Он начинает волочиться за этой молоденькой женщиной, правда, безуспешно. А потом, что совсем предосудительно и странно, сам Александр, чтобы освободить себя, фактически подначивает своего ближайшего друга князя Адама Чарторижского стать возлюбленным своей жены. Тот не хочет, сопротивляется, ему совестно, но в итоге чары Елизаветы Алексеевны побеждают, и несколько лет они будут очень близки. Потом возлюбленным совершенно брошенной Елизаветы Сергеевны становится Алексей Охотников, кавалергард, которого убивают во время богослужения кинжалом якобы потому, что он оскверняет царское ложе. Но, на самом деле, царское ложе давно пустует. У этой истории отношений Елизаветы и Александра будет удивительное завершение и даже «happy end», но об этом мы поговорим в своё время.

Сестра Марии Нарышкиной Жанетта Вышковская многие годы была любовницей брата Александра Константина. Вот как строилась личная, интимная, будуарная жизнь того времени. Мы говорим об этом, чтобы понять, что в этом мире молодых, очень образованных и очень хороших людей всё было довольно болезненно и нездорово.

Посмотрим ещё раз на этот замечательный портрет Великого Князя, кисти Жана-Луи Вуаля, сделанный ещё до женитьбы, времён учёбы у Лагарпа. Вы видите совершенно чистое, неиспорченное лицо… Александр был красивый, и Пушкин, называя его плешивым, на самом деле жутко завидовал статности Императора. Александр считался самым красивым государем Европы.

4. Тяга к свободе

Вы удивитесь, но Екатерина сама читала Александру французскую «Декларацию прав человека и гражданина», объясняла её, позицию за позицией. Александр был научен и Лагарпом, и Екатериной тому, чего не было в России: верховенству законов, конституционному порядку, работе Законодательной ассамблеи. Он думал, взойдя на престол, дать России закон и республиканскую конституцию и удалиться инкогнито в Америку. Об этом в своём дневнике 21 мая 1834 года пишет Пушкин, вспоминая виденные им письма молодого великого князя Александра в коллекции Ланжерона: «В Александре было много детского. Он писал однажды Лагарпу, что, дав свободу и конституцию земле своей, он отречется от трона и удалится в Америку». [А.С.Пушкин. Дневники т.8, с.39]

Важно то, что если это знал Пушкин, то, естественно, это знал весь высший свет. То есть все знали, что Александр не дорожил престолом. XVIII век прошёл в России в безумной борьбе за верховную власть. Александр совершенно не дорожил этой властью. Она была ему тягостна, тем более, власть монархическая. «Я мечтаю, — пишет он Лагарпу в Женеву 21 февраля 1796 года, — обосноваться на швейцарской ферме, где-нибудь поблизости от вас. Подыщите хорошее место».

А своему молодому другу и, позже, ближайшему соратнику Виктору Кочубею, русскому послу в Константинополе, Александр 10 мая 1796 года писал: «…По отречении от этого неприглядного поприща (императорской власти – А.З.) … поселиться с женой на берегах Рейна, где буду жить спокойно частным человеком, полагая свое счастие в обществе друзей и в изучении природы». Александр признавался Кочубею, что этот план у него родился ещё до их знакомства, когда он даже не был женат, когда ему было всего пятнадцать лет.

Об «отвращении» Александра к абсолютизму Лагарп писал в письмах к нему, как о само собой разумеющемся факте. Республиканская Франция, Швейцарская Конфедерация и, особенно, Северо-Американские Соединенные Штаты, только что тогда складывающиеся, были для Александра вполне положительными примерами организации политической жизни. Потом, уже в начале своего правления, он вступает в очень интересную переписку с Томасом Джефферсоном, обсуждая с ним возможности введения в России федеративного устройства, подобного Соединенным Штатам Северной Америки.

Через Лагарпа и Д.Пристли Джефферсон рекомендовал Александру I несколько книг, в том числе сборник статей А.Гамильтона, Дж.Джея и Дж.Мэдисона «Федералист». Размышляя о судьбе России, Джефферсон полагал, что её нужно подготовить к самоуправлению, «приняв меры для распространения просвещения и сознания своих естественных прав в массе… народа и для постепенного освобождения от нынешнего угнетения» [Т. Джефферсон – Д. Пристли, 29 ноября 1802 г. //Россия и США: становление отношений, 1765—1815. М., 1980. -С. 235].

Томас Джефферсон первый написал лично Александру I 15 июня 1804 г., назвав его «великим и добрым другом». Поводом к тому стала помощь России в освобождении команды американского фрегата, потерпевшего кораблекрушения у берегов Триполи, за что президент США искренне поблагодарил Императора. Закончил же он письмо выражением надежды на успех реформ в России и веры в то, что «разумные принципы, твёрдо проводимые в жизнь, …неизбежно поведут… по пути дальнейшего улучшения».

Александр I, отвечая 7 ноября 1804 г., признался Джефферсону: «Я всегда питал большое уважение к Вашему народу, который сумел самым достойным образом воспользоваться своей независимостью, дав себе свободную и мудрую конституцию, обеспечивающую счастье всех вообще и каждого в отдельности». В 1806 г. Джефферсон послал императору текст конституции США и четырёхтомную биографию Вашингтона, получив в подарок бюст Александра I.

Очень ценны мемуары князя Адама Чарторижского, которого Александр просил стать любовником своей жены. Первая встреча Александра и князя Адама состоялась в 1796 году ещё до всех этих приключений, и с тех пор они всю жизнь оставались друзьями. Надо сказать, князь всегда очень по-джентльменски отзывался о супруге Императора.

Вот замечательный отрывок из воспоминаний Адама Чарторижского о первой его долгой беседе с Александром в Таврическом саду, где тот назначил ему встречу: «Как только я явился, великий князь взял меня под руку и предложил пройти в сад, желая, как он выразился, услышать мое мнение об искусстве англичанина-садовника, который сумел убрать сад с большим разнообразием и притом так, что ниоткуда нельзя было видеть конца сада, несмотря на то, что он был невелик. Мы обошли сад во всех направлениях, за три часа очень оживленного, беспрерывного разговора. Великий князь сказал мне, что поведение мое и моего брата, наша покорность в столь тяжелом положении, спокойствие и безразличие, с которым мы все приняли, не придавая ничему никакого значения и не уклонившись от неприятных нам милостей, - все это возбудило его уважение и доверие к нам; что он сочувствовал нам, угадывал наши чувства и одобрял их, что он испытывал потребность разъяснить свой действительный образ мыслей; что ему было невыносимо думать, что мы считаем его не тем, чем он является на самом деле. Он сказал мне тогда, что совершенно не разделяет воззрений и принципов правительства и двора, что он далеко не оправдывает политики и поведения своей бабки и порицает ее принципы; что его симпатии были на стороне Польши и ее славной борьбы; что он оплакивал ее падение; что, в его глазах, Костюшко был великим человеком по своим доблестным качествам и по тому делу, которое он защищал, и которое было также делом человечности и справедливости. Он признался мне, что ненавидит деспотизм везде, в какой бы форме он ни проявлялся, что любит свободу, которая, по его мнению, равно должна принадлежать всем людям; что он чрезвычайно интересовался Французской революцией; что, не одобряя этих ужасных заблуждений, он все же желает успеха республике и радуется ему. Он с большим уважением говорил о своем воспитателе Лагарпе, как о человеке высоко добродетельном, истинно мудром, со строгими принципами и решительным характером. Именно Лагарпу он был обязан всем тем, что было в нем хорошего, всем, что он знал, и в особенности - теми принципами правды и справедливости, которые он счастлив носить в своем сердце и которые были внушены ему Лагарпом. Обходя сад вдоль и поперек, мы несколько раз встретили великую княгиню, которая также прогуливалась. Великий князь сказал мне, что его жена была поверенной его мыслей, что она одна знала и разделяла его чувства, но что, кроме нее, я был первым и единственным лицом, после отъезда его воспитателя, с кем он осмелился говорить об этом, что чувства эти он не может доверить никому без исключения, так как в России никто еще не был способен разделить или даже понять их; что я должен был чувствовать, как ему будет теперь приятно иметь кого-нибудь, с кем он получит возможность говорить откровенно, с полным доверием». [А.Е. Чарторижский. Воспоминания и письма. Гл. IV. 1796 г.]

К этому времени подросла Софья Доротея Вюртембергская. Она, миропомазанная в православие с именем Марии Фёдоровны, становится второй женой Павла. Их брак совершается 26 сентября 1776-го года, через три месяца после смерти Натальи Алексеевны. И это брак уже на всю жизнь, хотя отношения между супругами были сложные. Тут же после женитьбы Мария Фёдоровна, красивая высокая статная женщина, начинает честно рожать великих князей: в 77-м году Александра, в 79-м – Константина. Позже она родит ещё четырех дочерей и двух сыновей, и только одна дочь умрёт в детстве.

Вы можете себе представить такого наследника престола? Такого, пожалуй, Россия больше не знала. Ни Николай I, ни Николай II, ни Александр II, ни, конечно, Александр III ни на йоту не сомневались в священности своей власти или той власти, которую они получат после того, как умрёт их отец или брат. А Александр, уникальный человек, был одержим этими мыслями.

Надо вам сказать, что когда должно было состояться коронование Павла, Александр попросил именно Адама Чарторижского, уже знавшего его взгляды, написать для Александра манифест его восшествия на престол. И главной темой этого манифеста было то, что он, взойдя на престол, тут же складывает с себя права монарха, возвращает политические права народу и создаёт в России республиканскую форму правления. Князь Адам Чарторижский с удивлением и даже с ужасом писал этот текст, потому что понимал, насколько за одну эту бумагу он может пострадать, даже от Павла, хотя Павел, как известно, освободил Костюшко и поначалу был либерален к полякам, но тем не менее.

Но, разочаровавшись в правление отца, Александр отказался от своей юношеской мечты, и, быть может, под влиянием друзей, того же Чарторижского, Кочубея и Новосильцова, согласился в будущем взойти на престол для реализации той же конечной цели — превращения России в демократическую республику.

В тайне от отца в сентябре 1797 года двадцатилетний Александр посылает с Новосильцовым письмо Лагарпу в Женеву. Это письмо очень интересно: «Вам уже давно известны мои мысли, клонившиеся к тому, чтобы покинуть свою родину. (…) Чтобы сказать одним словом, благосостояние государства не играет никакой роли в управлении делами. (И это ещё только 1797 год, это ещё довольно либеральный Павел, совсем не пошедший во все тяжкие… Это, если мерить по нашим рамкам, какой-нибудь 2003 год — А.З.) Существует только неограниченная власть, которая всё творит шиворот-навыворот. Невозможно передать все те безрассудства, которые совершаются здесь. Прибавьте к этому строгость, лишенную малейшей справедливости, немалую долю пристрастия и полнейшую неопытность в делах (это он пишет об отце — А.З.). Выбор исполнителей основан на фаворитизме; заслуги здесь ни при чем, одним словом, мое несчастное отечество находится в положении, не поддающемся описанию. Хлебопашец обижен, торговля стеснена, свобода и личное благосостояние уничтожены (это 1797 год, не думайте, что это современный пасквиль — А.З.). Вот картина современной России, и судите по ней, несколько должно страдать мое сердце. Я сам, обязанный подчиняться всем мелочам военной службы, теряю всё свое время на выполнение обязанностей унтер-офицера, решительно не имея никакой возможности отдаться своим научным занятиям, составлявшим мое любимое времяпрепровождение… Я сделался самым несчастным человеком… Несчастное положение моего отечества заставляет меня придать своим мыслям иное направление. Мне думалось, что если когда-либо придёт и мой черёд царствовать, то вместо добровольного изгнания себя (то есть отъезда из России — А.З.), я сделаю несравненно лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу и тем не допустить её сделаться в будущем игрушкой в руках каких-либо безумцев. (…) Мне кажется, что это было бы лучшим образом революции, так как она была бы произведена законною властью, которая перестала бы существовать, как только конституция была бы закончена и нация избрала бы своих представителей. (Весь XIX век слово «конституция» была вообще под запретом, а здесь оно пишется открыто — А.З.) (…) Дай только Бог, что бы мы когда-либо смогли достигнуть нашей цели – даровать России свободу и предохранить её от поползновений тирании. Вот моё единственное желание, и я охотно посвящу все свои труды и всю свою жизнь этой цели, столь дорогой для меня». [Н.К.Шильдер. Император Александр I… - Т.1, с. - 162-164.]

Как вы понимаете, дорогие друзья, это письмо очень зрелого человека. Не мальчика. Потом очень многие, в том числе и последний историк дореволюционной России Корнилов, который бредил идеями расширения империи, будут обвинять Александра в том, что у него было доброе сердце, что он ничего не понимал… Будут говорить, что Лагарпа отобрали у Александра в шестнадцать лет и тот не научил Великого князя, как сложно эти хорошие идеи воплощать в жизнь.

Конечно, Александр во многом не понимал всей сложности ситуации в России. Но важны его удивительная цельность и убеждение, что эти принципы единственно возможны, а альтернатива им — это правление бабки и отца, это тирания. Тирания, которая приносит одни несчастья. Несмотря на то, что Екатерина II потратила очень много своей бабушкиной любви на воспитание внуков, они оба, и Александр, и Константин, не питали никакого уважения к бабке. Они её презирали. Они видели отвратительный стиль её двора. А Константин Павлович как-то раз случайно застал её, с их точки зрения уже совершенно старую женщину, за любовными утехами с Платоном Зубовым. Это был какой-то отвратительный паноптикум. Они видели возносящихся фаворитов, раздающихся во владение крестьян. И им это не нравилось.

21 февраля 1796 года, ещё во время правления Екатерины, в другом письме Лагарпу Александр пишет: «Непостижимо, что происходит: все грабят, почти не встретишь честного человека, это ужасно». [Н.К.Шильдер. Император Александр I…Т.1, СПб., 1904.- С.-112] Многое ли изменилось с тех пор?

10 мая 1796 года, опять же ещё при Екатерине, Великий князь пишет в Константинополь Виктору Павловичу Кочубею: «Кровь портится во мне при виде низостей, совершаемых на каждом шагу для получения внешних отличий, не стоящих в моих глазах медного гроша. Я чувствую себя несчастным в обществе таких людей, которых не желал бы иметь у себя и лакеями. А, между тем, они занимают здесь высшие места, как например князь Зубов (Платон Зубов — А.З.), Пассек, князь Барятинский, оба Салтыкова, Мятлев и другие, которые, будучи надменны с низшими, пресмыкаются перед теми, кого боятся… В наших делах господствует неимоверный беспорядок, грабят со всех сторон, все части управляются дурно, порядок, кажется, изгнан отовсюду, а Империя стремится лишь к расширению своих пределов…» [Император Александр I…Т.1, СПб., 1904.- С.-114.]

Хаос и политические притязания, низкопоклонство и постоянное желание денег. Это всё он будет ненавидеть всегда. Историки, которые пишут, что он стал другим, не правы. Конечно, он будет меняться, как меняется в течение жизни любой человек, но эти принципы и идеи юности никогда не уйдут из него. Память о дворе бабки и отца останется навсегда.

Протоиерей Александр Шмеман в своей книге «Исторический путь православия» написал: «Мы не можем не видеть, что история России была трагедией». [Прот. Александр Шмеман. Исторический путь Православия… - С.384.]

Может быть, это банальность, но, на самом деле, глубокая банальность. Трагедией история России была в том античном смысле, что ошибочные дела отцов ломали судьбы детей, заставляя их совершать новые ошибки, которые потом ломали жизнь следующим поколениям. И, как в любой трагедии, вспомните «Орестею» Эсхила, было очень тяжело встать на пути этого рока, не поддаться очередному искушению и тем изменить путь себя и страны. Героическое в Александре состояло в том, что он попытался это сделать. Но рок отыгрался на нём полностью. И это, конечно, убийство отца.

5. Отцеубийство

Любви к Павлу у Александра не было. Великий Князь рассказывал своим друзьям, что отец заставлял его, 21-22-летнего юношу известных уже вам воззрений, как военного губернатора Петербурга, собственноручно писать приказы о расстреле невинных людей, «чтобы все видели, что вы одним со мной духом дышите». Представляете, что испытывал Александр? Он мечтал устранить Павла.

Но он же был глубоко нравственный человек. Он берёт слово с графа Петра Алексеевича Палена, когда тот посвящает его в заговор против отца, что Павел останется неприкосновенным. Как вспоминал потом Никита Петрович Панин, во время его беседы с Александром зимой 1799-1800 года о необходимости устранения Павла, Александр «слушал, вздыхал и не говорил ни слова». Важно не путать, конечно, Петра Алексеевича Палена с Никитой Петровичем Паниным, это разные люди. Один был генерал-губернатором Петербурга, военным, другой занимался международными делами. Но они оба были во главе заговора.

Князь Чарторижский в своих воспоминаниях пишет, что Александр рассказывал ему, как он предполагает заточить Павла в Михайловском замке, так, чтобы там его отец имел всё для хорошей жизни: большой парк для прогулок и, может быть, даже возможность уезжать на лето в свою любимую Гатчину. Князь Адам понимал, что это совершенно невозможно, что так государственные перевороты не делаются.

Пален рассказывал Ланжерону: «Я прекрасно знал, что надо завершить революцию или уже совсем не затевать её, что если жизнь Павла не будет прекращена, то двери темницы скоро откроются, произойдет страшная реакция». [А.Ф. Ланжерон. Записки… СПб., 1907. С. 135-136.]

Заговорщики призывали Александра войти в заговор не за себя, а за Россию. И Александр согласился. Но только на заговор, не на убийство. Однако Павел был убит. И сразу же, около часа ночи 13 марта генерал Пален, пьяный (а они все сильно выпили, чтобы было не страшно) и разгоряченный только что совершенным убийством, в котором участвовало так или иначе около трехсот человек, пришёл к Александру и объявил – «всё совершилось».

«Что совершилось?» — спросил Александр в полуобморочном состоянии. «Ваше Величество, всё совершилось», — повторил ему Пален. И тут Александр стал понимать, что к нему обращаются как к императору — Ваше Величество. Он пришел в ужас. Подавленный скорбью, полный отчаяния, укрывшийся во внутренних покоях дворца, император Александр, казалось, находится во власти заговорщиков. Он считал себя вынужденным щадить их и подчинять свою волю их желаниям.

Добавилось ещё одно искушение: его мать, императрица Мария, давно отставленная Павлом жена (а у Павла, как вы помните, тоже была фаворитка), решила, что она будет править как Екатерина. Ну что ж, она — тоже немецкая принцесса, почему бы и нет? И тут Александру понадобилась помощь супруги, Елизаветы Алексеевны.

Умная молодая женщина, которую Александр так тяжко оскорбил и которая жила с его другом, в этот момент оказалась опять рядом с ним, оказалась его самой верной подругой, самым верным соратником. Она беседовала со свекровью, она убедила её не лезть в политику. Елизавета Алексеевна также убедила Александра поначалу не трогать организаторов заговора, потому что, во-первых, всё может кончиться очень плохо, а, во-вторых, весь народ радовался смерти Павла. Это так — когда Павел был убит, было народное ликование. Но Александр понимал весь кошмар происшедшего, Александр понимал, что он — соучастник. Как пишет тот же князь Чарторижский: «Это несмываемое пятно как коршун вцепилось в его совесть, парализуя в начале царствования самые лучшие, самые прекрасные его свойства и погружая его к концу жизни в глубокое уныние…» [А.Е. Чарторижский. Воспоминания и письма. С.181]

Александр потом много раз говорил близким людям, в том числе своему младшему брату Николаю, будущему императору, что недостоин управлять Россией, потому что стал невольным соучастником убийства отца. В 1818 году он объяснял Николаю: «Ты в этом совершенно не виновен, ты был тогда совсем маленьким мальчиком и, видимо, тебе надо управлять Россией. Видишь, меня Бог лишает детей». Причём действительно, по разным причинам детей-то у Александра не было. А те, кто рождались, умирали в младенчестве.

Один раз в жизни Императора произошло самое страшное — ему сказали о том, что он сделал, в лицо. Он, как и все обычно делают, тешил себя надеждами, что люди об этом либо забыли, либо не знают, но об этом знала вся Европа. И 30 августа 1813 года, после победы при Кульме, взятый и приведённый к Александру французский генерал Жозеф Доминик Рени Вандам, известный своим жестоким обращением с пленными и убийствами мирных жителей, в ответ на укоры в жестокости ответил Императору: «Но я не убивал своего отца!». Вы думаете, что его четвертовали? Ничего подобного, отправили в Москву как военнопленного, потом в Вятку, а через год он благополучно вернулся во Францию. Но Император был морально убит.

6. Воцарение

Воцарение Александра произошло, омраченное цареубийством и отцеубийством. И начало царствования, и венчание на царство, которое, как правило, происходит позже, Император провёл погружённый в глубочайшие страдания. Но это не помешало ему тут же начать исполнение своих планов. Александр, хотя это далось ему крайне тяжело, отставил обоих опытных людей: и Палена, и Никиту Петровича Панина. И привлёк Дмитрия Прокофьевича Трощинского, родственника Мазепы, европейски образованного украинско-польского аристократа, который был отставлен Павлом, и сначала назначил его государственным секретарем, а позже министром уделов.

Именно Трощинский в одну ночь написал Манифест о восшествии на престол. В этом манифесте говорилось, что «мы намерены править по законам и по сердцу … Бабки нашей Государыни Императрицы Екатерины Великия, коея память нам и всему Отечеству вечно пребудет любезна, да по Ея премудрым намерениям шествуя, достигнем вознести Россию на верх славы». [С.Ф. Платонов. Полный курс лекций… ч.3]

Трощинский был очень умный человек, он знал, что Император никогда не лжёт, и отношение Александра к Екатерине тоже было ему известно. Поэтому он всюду говорит о намерениях бабки, о желаниях бабки, но не о делах бабки. Никаких дел. Сообразно делам бабки Александр поступать не собирался, но вот следовать тому, чему она его учила — да. А ведь учила она его прекрасному, демократическому, республиканскому и свободному.

На должность генерал-прокурора, важнейший пост, который объединял под своим началом фактически Министерство внутренних дел (конечно, МВД тогда не было, но фактически это было оно), суд, полицию и финансы, Император назначает генерала от инфантерии Александра Андреевича Беклешова. Чарторижский дай ему такую характеристику: «Это был человек старорусской партии, с виду грубый, но который под весьма грубой внешностью хранил правдивое сердце, твёрдое и сострадательное к бедствиям других. Его репутация как благородного человека, была прочно установившаяся... Французского почти не знал. Управлял южными польскими провинциями».

Чарторижский хорошо знал его, потому что при Павле Беклешов был губернатором только что занятой Южной Польши и всячески старался на своём посту помогать полякам, назначал польских магистратов управлять местными делами, очень жёстко наказывал за всяческие взятки. Он был необычным человеком, и при этом грубым, простым, и, что для того времени было удивительно, почти не знал французского языка. «Он противодействовал, насколько мог, воровству, злоупотреблениям, обману. Он не мог терпеть, чтобы его поверенные злоупотребляли правосудием ради прибытка. Он вышел чистым и незапятнанным из этого испытания губернаторством, окруженный признательностью местных жителей. Подобных примеров весьма мало среди высших сановников». [А.Е. Чарторижский. Воспоминания и письма.с.175] Вот таких людей отбирает Александр из старого екатерининского ещё круга.

После 12 марта на улицах Петербурга почти тут же вновь появились круглые шляпы, длинные панталоны, высокие сапоги. Щёголи зачесали волосы на лоб и завили их à la Titus. Так волосы носил и сам Александр. А ведь это всё для Павла были признаки республиканизма и он всё это запретил, потому что оно напоминало о Французской революции.

Но намного важнее другие распоряжение Александра. 2 апреля уничтожена Тайная экспедиция (политический сыск). То есть тогдашний КГБ не эволюционировал в ФСБ, он был просто уничтожен. Освобождены были до 12 тысяч заключенных и сосланных. Всякий преступник должен теперь быть обвиняем, судим и наказываем общею силою законов. Категорически и уже навсегда до начала большевицкой власти в России были запрещены пытки. Возвращены на службу все уволенные без суда чиновники и офицеры. А Павел выгонял так: «Пошел вон, чтобы больше на глаза мне не попадался». То есть без оформления соответствующих документов. Эти выгнанные 12-15 тысяч человек были возвращены на службу. Все беглые крестьяне, кроме тех, кто совершили убийство, были амнистированы.

Страдая от того, что он сам совершил, Александр дал слово не совершить за время своего царствования, которое в итоге длилось двадцать пять лет, ни одной смертной казни, и он сдержал обещание. За четверть века в России не было ни одной смертной казни. Первой смертной казнью с 1801 г. уже при Николае была казнь декабристов.

Были восстановлены отменённые Павлом жалованные грамоты дворянству и вольности городам. Отменены телесные наказания за уголовные преступления для дворян и духовенства. Восстановлен свободный таможенный тариф 1797 года, который Павел заменил старым протекционистским тарифом екатерининских времен. Возвращение свободного тарифа, естественно, способствовало развитию торговли. Сбылась мечта образованного (по крайней мере) класса — были разрешены свободный въезд и выезд из России, которые Павел полностью запретил. Дозволена свободная деятельность частных типографий и ввоз любых книг из-за границы. Любые книги из-за границы — это немыслимая свобода для большинства государств тогдашней Европы, но Александр, сам любивший читать книги, мечтал об этой свободе все Павлово правление. То есть Россия стала тогда свободной страной. И это, я напомню, всё происходит в первый месяц правления молодого Императора.

Снят запрет на ввоз товаров из-за границы. А, как вы помните, Павел, вступив в борьбу с Англией, наложил секвестр на все английские товары и, если угодно, ввёл контрсанкции, что совсем немного затронуло английскую торговлю, которая была очень диверсифицирована, и, конечно, страшно ударило по русской. Были упразднены все прусские нормы в армии, все эти букли солдат.

Было запрещено печатать объявления о продаже крестьян без земли. То есть продажа крестьян без земли дозволялась, но только на уровне личного сговора, а публично печатать эти объявления запрещалось. А это была главная беда, потому что теоретически ведь помещик имел не душу, а землю, на которой работал прикреплённый к ней человек, и, имея эту землю, помещик мог частично брать её плоды. Но он не имел права на душу, о чём, естественно, все давным-давно забыли, и крепостные превратились в рабов. Александром был сделан первый шаг, чтобы это изменить. А позже вся деятельность Императора на протяжении двадцати пяти лет правления будет направлена на очень сложное дело освобождения крестьян.

Упразднен придворный цензурный совет, и 30 марта создан Непременный совет — совещательный орган при Государе по всем важным делам, состоящий из двенадцати человек во главе с Трощинским. Это были старые вельможи Екатерины, которые никак не ославили себя безобразиями, а уж тем более, цареубийством.

5 июня Александр подписывает указ, которым повелевает Сенату представить доклад о своих правах и обязанностях, потому что хочет сделать Сенат высшим органом правительственной власти, и почти сделал его таковым. Наконец, в этот же день, 5 июня, он назначает графа Завадовского секретарем комиссии по составлению законов, цель которой — издание свода действующего законодательства. Себя Александр ставит во главе комиссии.

В постановлении об этой комиссии написано: «Поставляя в едином законе начало и источник народного блаженства и быв удостоверен в той истине, что все другие меры могут сделать в государстве счастливые времена, но один закон может утвердить их навеки, - в самых первых днях царствования моего и при первом обозрении государственного управления признал я необходимым удостовериться в настоящем сей части положении. Я всегда знал, что с самого своего издания Уложения (1649) до дней наших, т.е. в течение одного века с половиною, законы, истекая от законодателя различными и часто противоположными путями… не могли иметь ни связи между собой, ни единства в их намерении…» [Полн. собрание законов. 5 июня 1801 года. Собрание первое, т. XXVI, с. 682—685]

Иными словами, существовал законодательный хаос. И ни Екатерина в Уложенной комиссии, ни Павел не смогли с этим ничего сделать. А Александр тут же попытался создать единый свод законов. Он будет создан Михаилом Сперанским уже в царствование Николая I.

Ну, и конечно, были отставлены самые одиозные фигуры: государственный прокурор Обольянинов — верховный инквизитор, что-то типа главы Следственного комитета; фактически генерал-губернатор Москвы, московский обер-полицмейстер Эртель, который самым безобразным образом терроризировал московское население; шталмейстер Кутайсов, личный фаворит Павла. Кутайсов — служил у Павла сначала брадобреем, а потом, непонятно по каким причинам, получил все русские ордена, растолстел и стал величайшим вельможей. Говорят, что он подавал Павлу бульон, потому что Павел верил ему, что этот бульон не отравлен. Так что в некотором роде был для Павла поваром.

И, естественно, имея своим другом князя Чарторижского и, вообще, очень любя Польшу, Александр оказывает огромную помощь полякам. Тогда ведь Польши уже не было, состоялся третий раздел Речи Посполитой, она была поделена между Австрией, Пруссией и Россией, и никто поляками не интересовался.

Остатки польских легионов, которые, было, отдались Франции и решили стать частью французской армии, были отправлены в Санто-Доминго, то есть нынешнюю Доминиканскую республику, на остров Гаити, подальше, чтобы о них забыть. И несчастные польские аристократы за то, что они сопротивлялись вместе с Костюшко последнему разделу Польши, лишённые имущества и земель, бродили по Европе и жили в нищете или бедности. Александр всех их вернул. Тем, кто имел имения в русской части Польши, все имущества возвратил. А тем, чьи земли уже были кому-то переданы, их полностью компенсировал. Более того, пользуясь хорошими отношениями с австрийским императором Леопольдом II, он добился освобождения из австрийских темниц тех поляков, которые сражались против Австрии. И граф Огинский, и Аббат Коллонтай, и все остальные люди, которые не чаяли увидеть свет Божий, были приглашены прямо из австрийских темниц в Россию, получили здесь земли, имения, деньги, должности и возможность работать.

Видите, дорогие друзья, какой после Павла происходит разворот в политике? Разворот на сто восемьдесят градусов, от невероятной несвободы к свободе.

7. Международные дела

То же самое происходило и в международных делах. Как вы помните, 23 октября 1800 года Павел ввёл арест на все английские суда и товары, а позже, в марте 1801 года, подписал указ о полном запрете международной торговли. Неплохо, да? Полный запрет международной торговли — мечта наших нынешних промышленников-патриотов. Всё это было отменено Александром в один день.

Поскольку Павел совершал такие безобразные действия, англичане, не разрывая полностью отношений с Россией, сохраняя формальные, предприняли акцию давления на союзницу России Данию. 18 марта, через неделю после убийства Павла, известный вам адмирал Нельсон бомбардировал Копенгаген, уничтожил весь датский флот, открыл проливы Каттегат и Скагеррак и вошёл в Балтийское море.

Нельсон держал курс на Ревель и собирался следом точно так же уничтожить русский флот и бомбардировать порты в Ревеле, в Кронштадте и в Петербурге. Надо было немедленно действовать. По указанию Императора Пётр Алексеевич Пален (еще не отставленный от должности вице-канцлера по международным делам) тут же договаривается с Уильямом Витвортом, английским послом, который тоже, судя по всему, участвовал в устранении Павла, и английский флот уходит. Более того, на рейде в Ревеле английские корабли стоят уже как дружественные корабли, и Нельсон приносит извинения, что он побеспокоил русские территориальные воды.

В самую ночь переворота (ужасная ночь, да? — кажется, всё, можно забыть, но ничего подобного…) Александр делает одно замечательное распоряжение — он приказывает вернуть казаков Василия Орлова-Денисова, которых Павел отправил завоевывать Индию.

Дело в том, что в середине января 1801 года, то есть за два месяца до гибели, Павел, уже совершенно обезумев в своей ненависти к Англии, отправил две с половиной тысячи донских казаков на завоевание Индии. Они должны были идти через Оренбург, Хиву и Бухару, по пути, которого никто не знал. На это было выделено 1,5 миллиона рублей. А 28 февраля уже не две с половиной тысячи (первый авангард), а тринадцать полков генерала Платова отправились в поход в Индию.

Княгиня Ливен потом в своих воспоминаниях писала, что эта затея была предпринята Павлом для истребления казачьих войск, в которых Павел заметил вольнолюбивый дух. Поход этот закончился очень просто. Войска Платова встали не доходя до вскрывшейся Волги, рядом со станицей Мечётинской, не зная, что делать из-за ледохода. И тут их настигли гонцы от Александра с приказом возвращаться назад. Они, естественно, вернулись, но умудрились потерять почти всех лошадей и почти всю артиллерию, не выйдя за границы собственного отечества.

Примечательно, что совершив эти действия, Александр, тем не менее, собирался действовать в союзе с Наполеоном. И причина тому — юношеский восторг. Дело в том, что ему нравилась республиканская Франция. А Наполеон, очень испугавшись того, что Павел погиб и отношения России и Великобритании восстанавливаются, послал в Санкт-Петербург маршала Дюрока. Тогда какой-никакой договор был заключен, но ничего особого не произошло. Но как пишет в своих мемуарах Чарторижский, принимал Император Дюрока «с большей предупредительностью и сердечностью». Чарторижский пишет: «Александр был в восхищении от того, что видел, наконец, французов, участников знаменитой революции, которых считал еще республиканцами. Он смотрел на них с любопытством и интересом: он так много наслышался о них и так много о них думал. Ему и великому князю Константину доставляло большое удовольствие именовать их "citoyen" - "гражданин", название, которым, как простосердечно думал Александр, они гордились. Но это оказалось вовсе не по вкусу посланцам Бонапарта, и им несколько раз пришлось заявлять, что во Франции больше уже нет обычая называться "гражданином", пока Александр и его брат не перестали так величать их». [А.Е. Чарторижский. Воспоминания и письма. Гл. IX]

Александру нравилось произносить это слово — "гражданин", — потому что ему нравилось, что во Франции граждане, во Франции свобода… Поэтому он, собственно, и хотел восстановить отношения с Наполеоном. И, вообще, его принцип был ни с кем по возможности не воевать.

Предложение Александра о создании коалиции против Англии и старшие политики, и его молодые друзья в один голос отвергли. Англия — естественный друг России, так как с ней связаны все интересы русской торговли и русского экспорта, и поэтому ни в коем случае нельзя рвать с ней связь. И Александр внял этим советам, с Англией были установлены достаточно прочные отношения. Вскоре мы увидим, как всё это развивалось.

Ещё одним делом, которое Павел оставил в наследство Александру, была Грузия. Дело в том, что Грузия была теснима Персией и Турцией. И в 1784 году царь Картли и Кахетии Ираклий II согласился на протекторат со стороны России, вследствие чего русские войска вступили в Грузию для её защиты. Грузия при этом оставалась независимым государством, но по 4 пункту русско-грузинского договора не имела права ни с кем заключать мир и ни с кем начинать войну без разрешения России. Но, несмотря на это условие, в 1787 году, во время русско-турецкой войны, царь Ираклий заключил сепаратный мир с Турцией. В ответ на это Екатерина вывела свои войска из Грузии, разорвала протекторат и сказала: «Защищайтесь как хотите, мы за вас не отвечаем».

Были и другие мнения. Тот же Ключевский высоко ставил законотворчество Павла и говорил, что он боролся с сословными привилегиями, обращался лицом к идеалу общенародного монарха. Ключевский писал: «В основе правительственной политики Императора Павла внешней и внутренней лежали серьезные помыслы и начала, заслуживающие нашего полного сочувствия… Павел был первый противодворянский царь этой эпохи… Чувство порядка, дисциплины, равенства, было руководящим побуждением деятельности Императора, борьба с сословными привилегиями – его главной целью… Смиряя классовый аристократизм, Павел невольно обращался лицом к идеалу общенародного монарха. ''Все, все подданные и мне равны, и всем равно я – Государь'', - говорил Император». [В.А. Томсинов. Светило русской бюрократии. Стр. 41]

А далее произошло следующее. После смерти Ираклия началась борьба за престол, и один из претендентов, наименее перспективный, понимая, что его обыгрывают, обратился к Павлу с просьбой включить Грузию в состав России. И 8 января 1801 года Павлом был подписан акт о присоединении Грузии. В соответствии с этим актом в мае 1801 года генерал русской службы Карл Богданович Кнорринг сверг в Тбилиси грузинского претендента на трон, принца Давида, и установил правительство Ивана Петровича Лазарева. То есть, фактически установил русское колониальное управление. Как быть в этой ситуации Александру? Это был интересный момент.

Молодые друзья Императора говорили ему, что Грузию присоединять ни в коем случае не надо. Грузия России не нужна, пусть там происходят свои дела. Зачем нам начинать войну в Закавказье? А Непременный совет, то есть старые вельможи, говорили, что Грузию присоединять надо. Это, как мы бы сейчас сказали, имеет определённые геополитические цели.

После больших колебаний, 12 сентября 1801 года Император издал указ «Постановление внутреннего управления в Грузии», который сделал Грузию фактически русской провинцией. Грузинская знать не признавала этот указ до апреля 1802 года, пока Кнорринг не собрал всех грузинских князей в Сионском соборе Тбилиси и не заставил принести присягу русскому престолу. Те, кто отказывались, были арестованы. Позже их отпустили. Александр был мягкий правитель, но, тем не менее, Грузия была присоединена к России по его повелению и помимо воли большинства грузинского правящего класса. Это, правда, помогло ей выстоять, потому что в 1805 году российские войска победили персидскую армию на реке Аскерани и у Загамы и тем самым предотвратили новое опустошение Тбилиси. Но, тем не менее, это было присоединение.

Забегая вперёд скажу, что в 1810 году было сломлено сопротивление имеретинского царя Соломона II, и Имеретия с центром в Кутаиси, была также включена в состав России. Позже мы увидим, каким образом это произошло.

Император хотел воздержаться от конфликтов в Европе. Но этого сделать ему тоже не удалось. Здесь важно рассказать предысторию. Дело в том, что Наполеон, завоевав Германию, отторг все земли к западу от Рейна. Граница шла по Рейну. Батавия (то есть Голландия), Бельгия, Люксембург — так называемые бывшие Испанские Нидерланды — и западный берег Рейна были присоединены непосредственно к Французской Республике.

Но у России были там свои интересы. Не надо забывать, что русские цари — это одновременно и немецкие принцы. И поэтому они требовали, чтобы их родственникам были даны компенсации. Компенсации за счёт чего? Наполеон говорит: «Запросто. Конечно, мы дадим компенсации. За счёт церковных земель». Дело в том, что в Германской Империи было несколько независимых церковных образований. И эти церковные образования, к примеру, Майнцское архиепископство, будут разделены для того, чтобы все получили эти земли как компенсацию за владения, потерянные князьями на западном берегу Рейна.

Во-первых, это вызвало невероятное искательство перед Наполеоном, потому что все немецкие князья хотели получить землю получше, побольше. И во-вторых, это, конечно, вызвало невероятное падение престижа церкви, потому что все германские князья делили немецкие церковные земли. В феврале 1801 был заключён так называемый Люневильский мирный договор, и к нему Парижским мирным договором 28 сентября 1801 года, подписанным русским послом Морковым и Талейраном, присоединилась Россия.

Но вскоре отношения России с Францией совершенно испортились, и всякое доверие Александра к Наполеону рухнуло. Политический момент в этом присутствовал: Наполеон обещал оставить в неприкосновенности итальянских королей, Сардинского и Неаполитанского, но аннексировал Пьемонт, присоединил его к Франции и ввёл свои войска в Неаполитанское Королевство. Однако, отношения России и Франции испортились не только по политическим соображениям.

В 1802 году Наполеон провозглашает себя не десятилетним, а пожизненным консулом. Это - последний шаг на пути к империи. Посмотрим же на реакцию Александра. Александр — абсолютный монарх, повелитель Российской Империи. Вроде бы, что ему пожизненный консул? Павлу, например, очень нравилось, когда Наполеон всё более и более узурпировал власть. Вообще, когда политик сам узурпатор, ему очень нравится общаться с другими узурпаторами, вы это знаете из сегодняшней политической жизни.

Так вот, когда Наполеон объявил себя пожизненным консулом, Александр пишет Лагарпу: «Завеса упала – он сам лишил себя лучшей славы, какой может достигнуть смертный и которую ему оставалось стяжать – славы доказать, что он без всяких личных видов работал для блага и славы своего отечества, и, пребывая верным конституции, которой он сам присягал, сложить через десять лет власть, которая была в его руках (то есть самое великое и славное дело — это честно уйти от власти по конституции — А.З.). Вместо того, он предпочел подражать дворам, нарушив вместе с тем конституцию своей страны. Отныне это – знаменитейший из тиранов, каких мы находим в истории». [Александр I и Ф.-С. Лагарп: Письма…Т.2]

И этот тиран совершает ещё один шаг. 12 марта 1804 года после захвата Сардинского Королевства и Ганновера (а вы помните, что Ганновер состоит в династических узах с Англией - в Англии правит Ганноверская династия) Наполеон убивает во рву Венсенского замка герцога Энгиенского. Герцог Энгиенский — один из видных деятелей роялистского лагеря, сын принца Конде, который, никому особо не мешая, жил мирной жизнью в Бадене, то есть в независимом немецком государстве. Но прошли слухи, что он замышляет какой-то заговор. Позже оказалось, что эти слухи были неверны и это другой принц замышлял заговор.

Герцога Энгиенского даже никто особо не знал, но, боясь законной королевской власти (королевская власть была какая-никакая, но всё-таки законная, а короля свергли и отрубили ему голову), Наполеон приказал выкрасть его из Бадена. Герцога выманили на границу поддельным письмом от его возлюбленной. На границе его задержали французские драгуны и привезли в Венсенский замок, где в ту же ночью без предъявления каких-либо обвинений его расстреляли, заставив самого держать фонарь, чтобы солдатам было видно, куда они стреляют.

Это убийство совершенно ошеломило Европу. Тогда такого не было. Конечно, это полностью разрубило связи Франции с королевским домом и всякую возможность примирения двух Франций – королевскую и наполеоновскую, на которую многие тогда рассчитывали. Это заставило отшатнуться от Наполеона как от чудовища все королевские дворы Европы. Александр демонстративно рвёт дипломатические отношения с Наполеоном и начинает готовиться к военному противостоянию с Францией. Не забудем, что в это же время и Англия находилась в мирных отношениях с Францией, они заключили мир в 1801 году. Но этот период мира был коротким.

Теперь все готовятся к военным действиям — тем самым военным действиям, которые известны для всех битвой при Аустерлице. Но и об этом, и о продолжении реформ Александра, мы узнаем на следующей лекции. А начнём мы её с разговора о Негласном комитете — интереснейшем создании императора Александра.