КУРС История России. XIX век

Лекция 12
Сохранение Франции и Польский вопрос (1815-1818 гг.)


видеозапись лекции
содержание
  1. Отношение Александра I к Франции
  2. «Сто дней»
  3. Вторая реставрация
  4. Польский вопрос
  5. Конституция Царства Польского
  6. Польский пример для России
  7. Варшавская речь Александра
  8. Решения Сейма 1818 года
  9. Состояние России после победы над Наполеоном

источники
  1. С. Шуазель-Гуфье. Исторические мемуары об Императоре Александре и его дворе.// Державный Сфинкс / История России и Дома Романовых в мемуарах современников.XVII-XX века. М.: Фонд С.Дубова, 1999.

  2. Р. Эдлинг. Исторические мемуары // Державный Сфинкс / История России и Дома Романовых в мемуарах современников.XVII-XX века. М.: Фонд С.Дубова, 1999.

  3. R. Edling. Mémoires de la comtesse Edling, née Stourdza, demois. de Sa Maj. l'impér. Elisabeth Alexéevna. M., 1888.

  4. С.М. Соловьёв. Император Александр I. Политика, дипломатия. — Strelbytskyy Multimedia Publishing. 630 стр.

  5. А.А. Корнилов. Курс истории России XIX века. — М. Юрайт, 2017.

  6. Н.К. Шильдер. Император Александр Первый, его жизнь и царствование. Том III. СПб., 1904.

  7. С. Г. Пушкарёв. Россия 1801-1917 гг. М. Посев, 2001.

  8. Б.Н. Миронов. Социальная история России периода империи (XVIII-начало XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. СПб.: Дм. Буланин, 1999. Т. 1, 2.

текст лекции
1. Отношение Александра I к Франции

Эту лекцию, дорогие друзья, я хочу начать с ответа на вопрос, который у многих вызывает интерес. Какое отношение было у Александра к французам? Ведь, судя по всему, он имел перед Францией какой-то особый пиетет, и это заставляло его вести себя необычно для победителя в завоёванной стране. Скоро мы узнаем ещё один необычный факт о поведении победителя в завоёванной стране, причём очень малоизвестный. Но до этого я хотел бы сослаться на источник.
Дело в том, что у нас есть очень интересное свидетельство. Одна из наиболее близких к Александру конфиденток графиня София Тизенгаузен, в замужестве Шуазель-Гуфье, оставила запись разговора с Александром, который состоялся по возвращении Императора из Франции в Россию в 1815 году. Государь заговорил о Франции и французах, причём в своём отзыве он не поскупился на эпитеты: скаредные, корыстолюбивые, нечистоплотные, легкомысленные. «Париж — грязный город, как в нравственном, так и в физическом отношении… в Лондоне нет прекрасных зданий, украшающих Париж, но там несравненно больше порядка, аккуратности, чистоты… и нигде нет таких искусных садоводов, как в Англии», — говорил он. [С. Шуазель-Гуфье. Исторические мемуары…C.333-334]
Толпа у театра, Париж, Л. Буальи, 1819 г., Лувр, Париж
С. Шуазель-Гуфье, И.Б. Лампи Старший, нач. XIX в.
Этот отзыв — естественно, эмоциональный, сказанный молодой женщине без сопутствующего глубокого политического дискурса, но при этом он, конечно, отражает общее отношение Императора к французам. И это личное отношение Императора к Франции и французам, в целом было негативное, французы были ему неприятны. Да, так говорить не политкорректно, но это частная беседа. А мало ли что мы скажем другу в частной беседе. Так вышло, что эта беседа благодаря дневнику Софьи Тизенгаузен донесена до наших дней. Однако никогда ничего подобного Александр публично не говорил и никогда публично себя таким образом не проявлял.
2. «Сто дней»

Теперь, коль мы заговорили о Франции, посмотрим, что произошло с ней после «ста дней». «Сто дней» были не просто опасностью, не просто неким безумным, отчаянным, или, наоборот, как многие говорили, героическим, античным действием Наполеона. «Сто дней» показали простую вещь — французы не любят восстановленную династию Бурбонов, не любят Людовика XVIII, не хотят жить под властью Бурбонов даже с новым конституционным актом.
Возвращение Наполеона с острова Эльба, К. Штейбен, 1834 г.
За «сто дней», за эти три с небольшим месяца, Наполеон ведь успел провести законодательную ассамблею. 1 июня 1815 года состоялся так называемый День Майского поля (он специально снова апеллировал к революционным ценностям). Фактически был проведён референдум о будущем Франции, референдум по вопросу о Дополнительном акте, дающем политические свободы французам. То есть Наполеон хотел изменить конституцию, что сейчас очень актуально. В итоге, за Дополнительный акт было отдано 1 300 тысяч голосов, против — только 4 тысячи. Франция поддержала Наполеона.
Майское поле 1815 г., неизвестный художник, XIX в.
Когда во Францию на английских, прусских и русских штыках вернулись Бурбоны, встал вопрос о том, кто, собственно, виноват в этих войнах, которые двадцать лет изнуряли Европу: Наполеон или французы? Если французы, получившие уже другое правление — королевскую власть, - встретив Наполеона, окружённого горсткой своих гренадёров, все почти перешли на его сторону, значит, они и виноваты. Если они правильным голосованием в День Майского поля поддержали поправки, которые предложил Наполеон, то значит, что французы — с Наполеоном и с революцией. Наполеон, кстати говоря, очень точно заметил, что французы были настроены решительно против его императорских замашек, против его попытки стать первым из монархов Европы. Это их не радовало, скорее, раздражало. Это могло радовать вестфальцев, итальянцев, но не французов. Французы продолжали быть революционерами, они продолжали мыслить в категориях 1789 и даже 1793 года. Поэтому Наполеон сменил свою фразеологию опять на революционную, и это было поддержано.
Значит, Франция революционна. Франция с Наполеоном. Что же делать с Францией и с Наполеоном? Глупо ссылать Наполеона и оставлять Францию как ни в чём не бывало. И тогда Англия, Пруссия и Австрия предложили ликвидировать Францию. Как вы помните, во время Второй Мировой войны Черчилль предложил ликвидировать, после победы над Гитлером, Германию и Австрию, и создать вместо них восемь государств, — вот примерно то же самое было предложено союзниками. Речь шла о том, чтобы Фландрию, Эльзас и Лотарингию передать непосредственно Пруссии, а на остальной территории создать семь практически независимых друг от друга государств под формальной королевской властью Бурбонов. Оккупировать страну, наложить на неё огромную контрибуцию, запретить ей иметь вооружённые силы, кроме местной полиции, то есть расправиться с Францией по полной.
В первый раз, по соглашениям мая 1814 года, с Францией обошлись очень милостиво. Теперь же всё было очень жестоко.

И вот Александр, который, как вы только что видели, не очень симпатизировал французам, особенно в своём новом религиозном склонении ума, тем не менее, не хотел уничтожения Франции, считал, что это насилие над её народом, потому что жители Франции сознавали себя не жителями Франш-Конте, Прованса или Гаскони — они сознавали себя французами. У французов благодаря их революционным войнам у первых в Европе сложилось именно этно-национальное самосознание. И заставлять их опять жить раздельно было, во-первых, не по духу народа, а, во-вторых, это было просто опасно, потому что униженная и расчленённая нация, как мы знаем по результатам Первой Мировой войны, склонна к реваншизму. Эти аргументы, в том числе, заставили отказаться от идеи Черчилля в 1945 году.
3. Вторая реставрация

Итак, Александр всеми силами пытался сохранить Францию, причём он не дорожил Людовиком, он прямо настоял на том, чтобы с политической сцены ушёл Талейран, который, и это понимали все, был откровенным циничным негодяем.
Политическая карикатура на Шарля Мориса де Талейрана, 1813 г., Бодлианская библиотека
Талейран ушёл, чтобы появиться снова как министр иностранных дел Франции уже при Луи-Филиппе после 1830 года. Но тогда он опозорился окончательно, потому что при разделении границы между Голландией и Бельгией за английские деньги хотел продать Англии Антверпен, в итоге всё это вскрылось, был жуткий скандал, после которого он ушёл насовсем, а через год умер. Все знали, что он ничего не стоящий человек, хотя и очень хитрый проходимец, которого волнуют только деньги и удовольствия.
Александр настоял, чтобы Людовик вместо Талейрана назначил своим первым министром, председателем совета и министром иностранных дел герцога Ришельё, того самого Армана Ришельё, в честь которого названа улица в Одессе. Ришельё, по боковой линии потомок знаменитого кардинала, долгое время, находясь в эмиграции, был на русской службе и прекрасно себя зарекомендовал в России. Он был деятельным, дельным и, в общем, прорусским человеком, хорошо знавшим Россию.
Арман Жан дю Плесси герцог де Ришельё, Т. Лоуренс, 1818 г., Королевская коллекция, Лондон
Людовик XVIII, который только что замышлял союз с Англией и Австрией против России, теперь цеплялся за Александра как за последнюю соломинку, не зная, что делать.

Александр, а он всё-таки был самым сильным из союзников, попытался уберечь Францию от раздробления, но остальные союзники сказали ему: «Ты не участвовал в Ватерлоо, твои войска не победили Наполеона, значит, не ты, а мы будем решать судьбу Франции». Тогда, в этот момент всеобщего ощущения, что Франция погибает, то ли Александр придумал и рассказал Каподистрии, то ли Иоаннис Каподистрия, министр иностранных дел Российской империи, человек умный, хороший и хитрый, придумал его сам, но был использован один приём, о котором пишет в своих воспоминаниях крайне близкая к Александру конфидентка Роксандра Скарлатовна Стурдза (в замужестве - графиня Эдлинг).
Роксандра Скарлатовна Стурдза, литография 1830-е гг.
Иоаннис Каподистрия, Ф. Эйбл, 1829 г., Альбертина, Вена
Я напомню, что Роксандра — умная девушка, внучка молдавского господаря Константина Мурузи — была фрейлиной императрицы Елизаветы Алексеевны, и вместе с Елизаветой Алексеевной и Императором тоже жила в то время в Париже. Её брат был секретарём Иоанниса Каподистрии, который, в свою очередь, неровно дышал к прекрасной Роксандре. У них был роман, который кончился ничем, но очень красиво. По ряду причин не решившись сделать Роксандре предложение, Каподистрия в 1815 году в Вене, уже после описываемых событий, подарил ей перстень с изображением бабочки, сгорающей на свече. Люди умели красиво жить и красиво объясняться... Так в чём заключалась проделанная комбинация, о которой почти не знают наши историки, кроме тех, кто читал эти мемуары внимательно?
Дело в том, что когда герцог Арман де Ришельё, буквально метался по Парижу, не зная, как сохранить Францию, Каподистрия сказал ему, что есть один вариант, но только действовать нужно немедленно. «Говорите мне сейчас же, о чём речь!» — воскликнул герцог. «Если вы согласны, то подождите полчаса и всё узнаете», — ответил Каподистрия и тут же распорядился, чтобы тот самый брат Роксандры - Александр Стурдза, его очень талантливый секретарь, на французском языке написал от имени Людовика XVIII личное обращение к Александру I. В обращении этом говорилось, что поскольку он, Людовик, не желает быть гробовщиком Франции, то он слагает с себя королевскую корону, после чего пусть союзники делают во Франции то, что считают нужным.
Король Франции Людовик XVIII в 1814 г., Р. Лефевр, перв. четв. XIX в.
Иоаннис Каподистрия тайно доложил об этом письме Александру и передал его через Ришельё Людовику. Людовик тут же переписал обращение слово в слово своей рукой, после чего Ришельё, причём не просто так, а на совете государей, подал письмо Людовика Александру, который, естественно, уже знал его содержание.

«Я это предвидел, — сказал Александр, прилюдно прочтя письмо, — теперь мы затруднены больше прежнего. Людовик XVIII отказывается от престола и поступает хорошо. Франция без короля. Найдите ей другого, если можете. Я же не стану мешаться в дело, которое можно было устранить. Да мне и пора домой. Нужно скорее кончать». [Р.С.Эдлинг. Записки. //Державный Сфинкс, М.: Фонд С.Дубова, 1999. - C. 225]
После этого, поняв, что Европа опять стоит перед перспективой обвала в революцию французского народа, Пруссия и Австрия отказываются от своих территориальных притязаний. Англия с ними соглашается, и всё заканчивается только контрибуцией, тоже уменьшенной, и конфискацией художественных ценностей. Границы Франции же почти не изменились. Небольшие коррекции были осуществлены только в пользу Пруссии, в частности ей был передан Саарский район, который станет объектом спора между Францией и Германией после завершения Второй Мировой войны, но он-то и населён немцами.
Расположение Саарского района в 1812 г.
Карта присоединенных к Пруссии земель в 1815 году (присоединенные земли обозначены рыжим цветом, бывшие в составе Пруссии с 180г г. - желтым)
Европа в 1815 г. После Венского конгресса
Франция сохранилась благодаря Александру. Это пример тайной дипломатии во благо, а не во зло.

Софье Тизенгаузен в конце 1815 года Александр говорил: «Я должен Вам признаться, что я только исполнил свой долг. Мне было ужасно видеть, как вокруг меня делали зло. Австрийцы, также как и пруссаки, проявили остервенение и жадность, которые трудно было сдержать. Они хотели воспользоваться правом мести; но право это всегда меня возмущало; ибо надо мстить лишь воздавая добром». [С. Шуазель-Гуфье. Исторические мемуары…C.333]

Так решился вопрос о целостности Франции. Я не знаю, многие ли французы знают об этом. Боюсь, что нет. Но это существенный момент. На самом деле Европа, если Франция была бы разделённой, прошла через страшные потрясения ещё в первой половине XIX века.
4. Польский вопрос

А теперь, дорогие друзья, обратимся к польскому вопросу — важнейшему вопросу, который, как мы знаем, будет иметь огромное значение для всей русской истории до сего дня. Иногда говорят, что к Польше, как и к Франции, Александр относился как-то по-особенному. Но, как мы только что увидели, у Александра не было особой любви к французам, у него была особая любовь к справедливости и отвращение к деяниям зла.
А вот Польшу Александр Павлович действительно любил, казалось бы. Но почему? Чего ради? Этот вопрос часто задают мне. На этот счёт терялись в догадках многие историки. Одни говорили, что причина в том, что его ветреная возлюбленная Мария Нарышкина — полька, урожденная княжна Святополк-Четвертинская. Другие говорили, что на отношение Императора к Польше повлиял его друг князь Адам Чарторижский. Третьи ещё что-то говорили. Но мы с вами увидим, в чём была настоящая причина.
На самом деле, к полякам Александр тоже испытывал двойственные чувства. Когда просматриваешь его личные записки, которые не предназначались для публичного прочтения, или записки его конфидентов, то видишь, что он понимал все проблемы Польши, понимал, что Польша — это очень плохо организованная страна, страна с порабощённым простым народом и с относительно небольшим количеством аристократии. То есть польская шляхта и, особенно, аристократия, имела все гражданские права, демократию, Европу, республику (Речь Посполитая — это республика), а народ был, в невежестве, нищете и рабстве.
Крестьянин-полешук, А.И. Ригельман, вт. пол. XVIII в.
Надо сказать, что в Белоруссии распространяется миф, что Польша и Великое княжество Литовское издревле были демократическими странами со свободным народом, но это далеко не так. Закрепощение польских и литовских крестьян произошло в 1557 году, когда был принят акт о полном прикреплении крестьян к земле и о запрете переходов. С тех пор всё это и продолжалось. В Украине освобождение крестьян произошло, как вы помните, только когда в середине XVII века было поднято восстание. Но потом Екатерина вновь восстановила крепостничество. Так что, можно сказать, что благодаря Богдану Хмельницкому Украина освободилась, а благодаря Екатерине она вновь была закабалена.
Итак, Александр понимал, что с Польшей не всё однозначно, что, тем не менее, это всё же республика, это всё же страна с европейскими гражданскими установлениями, страна с городским самоуправлением, хотя оно в основном было аристократическим, и городом управлял не любой его житель, а богатые люди, но тем не менее. И сейчас мы поймём, какое это имело значение для Александра.

Александр в мае 1797 года, то есть ещё при бабушке, гуляя по Летнему саду, действительно говорил князю Адаму Чарторижскому, что разделение Польши несправедливо, и он мечтает восстановить справедливость. Это были юношеские мечтания. Но эти юношеские мечтания он в принципе сохраняет всё время.
И вот теперь мы вернёмся к войне 1812-1815 годов. Когда вновь была занята (или освобождена) русскими войсками Литва, то есть та часть Польско-Литовского государства, которая была Российской империи, Александр жёстко пресекал все формы грабежа. В частности, генерала Тухлова, который позволял себе грабить в Литве зимой 1812/1813 года, он разжаловал в рядовые в качестве примера того, как он будет поступать со всеми офицерами, которые грабят сами и не могут удержать от грабежа своих солдат. Император, как я уже рассказывал, отказался от постоя русских в Варшаве зимой 1812/ 1813 года, чтобы не причинять обременения горожанам. А вы понимаете, что зимой в Польше гигантская армия под 100 тысяч человек без постоя в городе находится в очень трудном положении, но Александр идёт на это в ущерб армии, но на благо мирным полякам.
Весной 1813 года в Эрфурте Наполеон, который неплохо знал психологию Александра и его отношение к Польше, и мыслил лишь категориями геополитического пасьянса, говорил, что надо передать Александру всю Польшу и тогда он пойдёт на любые уступки. Но Александр, этих предложений не принял, потому как у него были личные счёты с Наполеоном.
Идея же Александра насчёт Польши сложилась полностью — он хотел соединения Польши с Россией под единым скипетром, но при условии, что Польша сохраняет все свои государственные и демократические институты и их упрочивает. Польша остается другим государством. Оно присоединяется к России, но это — другое государство. Только на этих условиях Александр готов не просто стать защитником Польши, но и передать Польше те польские провинции, которые по разделам уже были в России — это Литва и правобережная Украина. Другого варианта их возвращения нет.
Польские земли в составе Российской империи
Адам Чарторижский же думал о другом. Вообще, все политики думают, что они очень умные, а вокруг них дураки. В этом, к сожалению, вечная ошибка дипломатов. Помните, Трамп предложил план по урегулированию конфликта в Палестине. Он думал всех обмануть, но вокруг люди не глупее его. Поэтому настоящий политик должен всегда исходить из того, что другие понимают ситуацию не хуже, чем он сам. Необходимо находить modus vivendi, а не пытаться обвести вокруг пальца, это не рынок.
Князь Адам Ежи Чарторижский, Дж. Доу, 1818-1829 гг., Эрмитаж, Санкт-Петербург
В данном случае князь Чарторижский думал обвести Александра вокруг пальца. Он предложил создать независимую Польшу в границах 1771 года, но с королём, который был бы братом Александра, например, Михаилом Павловичем. Но никакой независимой Польши с передачей русских земель Александр не мог позволить, потому что он понимал, что есть общественное мнение. Он не мог взять и просто передать Польше земли, которые когда-то были землями русских княжеств, потом были освобождены Литвой от Орды и вошли в Великое княжество Литовское, потом вместе с Великим княжеством Литовским по Люблинской унии стали частью Польши. Он может передать их Польше, только если она будет под одним скипетром с Россией. Но это было ещё не всё. Желание одного скипетра в двух государствах имело далеко идущие цели.
Один из знатоков политики Александра Иоаннис Каподистрия пишет: «В действительности Александр желал получить Варшавское герцогство вовсе не для того, чтобы увеличить территорию России, а имея в виду лишь выполнение своего старинного обещания относительно поляков (это одно из мнений — А.З.). Нравственное состояние этого народа, состоящего из нескольких магнатов, анархической массы мелкой шляхты, жидовского среднего сословия и толпы невольников, униженных до скотства самым жестоким рабством – делает его неспособным к той степени мудрости, умеренности и просвещения, какая необходима для свободы, основанной на общественных правах» [С.М. Соловьёв. Император Александр I. Политика, дипломатия. C.271].
То есть Каподистрия полагает, что выполнять это обещание молодости Александру нельзя, что Польша как демократическое государство не состоится. Это оказалось ошибкой.

Граф Нессельроде подаёт Александру официальную записку: «Соединение Польши с Россией под одним скипетром есть состояние переходное: совершенная независимость от России есть задняя мысль всякого поляка». [С.М. Соловьёв. C.271]
И мы знаем, что в 1830 году эта задняя мысль стала передней мыслью, но когда мы дойдём до этого времени, мы поймём, что это было не потому, что так было всегда, а потому, что были допущены ошибки в администрации уже после Александра, в администрации Николая I и, конечно, в ведомстве Константина Павловича, как командующего польскими войсками.

Друг Императора Новосильцов подаёт 6 августа 1813 меморию, в которой советует Александру воздержаться от провозглашения себя королем польским до полного завершения войны.
Н.Н. Новосильцов, С.С. Щукин, 1808 г.
В.С. Ланской, неизвестный художник, 1800-е гг.
Тем не менее в 1813 году создано временное управление Герцогством Варшавским во главе с Василием Сергеевичем Ланским (1754-1831), членами правительства стали Новосильцов, Адам Чарторижский и два прежних министра Герцогства.

Против восстановления Польши были Ланской, Меттерних, русский посол в Париже граф Поццо ди Борго. Даже барон Штейн, немецкий патриот, который фактически возглавлял администрацию Александра в германских землях и был человеком очень либеральных взглядов, говорил, что независимость Польши невозможна. «Польша не способна к независимому политическому существованию», — писал ди Борго в записке Александру.
К.О. Поццо ди Борго, Дж. Доу, 1823-1825 гг., Эрмитаж, Санкт-Петербург
Сам же Александр думал об ином. Опять же своей конфидентке Софии Тизенгауз, представительнице древнего немецко-балтийского рода, родившейся в Польше и считавшей себя полькой, он объяснял: «Для того, чтобы провести в Польше мои любимые идеи мне … предстоит победить некоторые затруднения: прежде всего, общественное мнение в России – образ поведения у нас польской армии, грабежи в Смоленске и Москве, опустошение всей страны оживили прежнюю ненависть. Затем, разглашение в настоящую минуту моих намерений относительно Польши, бросило бы всецело Австрию и Пруссию в объятия Франции (а это 1813 год и ещё существует Наполеон — А.З.) … Эти затруднения при благоразумии и осторожности будут побеждены…. Вы будете видеть, до какой степени дороги мне интересы Вашего отечества и насколько я верен моим прежним идеям. Что касается до форм правления, то Вам известно, что я всегда отдавал предпочтение формам либеральным… Польше и полякам нечего опасаться от меня какой бы то ни было мести».
Император Александр I, А. Лессер, из книги «Портреты польских королей» Ю. Бартошевича, 1860 г.
В этом частном письме Александр показывает, насколько хорошо он видит затруднения по Польскому вопросу: затруднения из России, которые уже вам видны, и к которым я ещё вернусь, и затруднения от других стран, ведь Австрия и Пруссия боятся, что их части Польши уйдут от них и присоединятся к единой Польше, после чего они потеряют своих богатых подданных, например, Австрия — Краков и Галицию. Затруднений много, Александр говорит, что обойдёт их.

Польским войскам, капитулировавшим во Франции вместе с армией Наполеона, Александр разрешил вернуться в Герцогство Варшавское со своими знамёнами, званиями и наградами. Главнокомандующим этих войск назначался наследник Российского престола цесаревич Константин Павлович.
Уланы Герцогства Варшавского, Я. Суходольский, пер.пол. XIX в.
То есть своих вчерашних врагов (а речь уже о 1814 годе), сражавшихся с ним и разорявших Москву и Смоленск, он посылает не в концлагеря и не на тяжкие принудительные работы, как это сделал Сталин с немецкими военнопленными, а со знамёнами, в мундирах, в наградах и при званиях, которые им были даны Наполеоном, возвращает в Герцогство Варшавское, которое хочет присоединить к России. Невероятный шаг для политика. Казалось бы, совершенно абсурдный.
Герцогство Варшавское в 1809-1815 гг.
Генерал Михаил Сокольницкий, Йозеф Зоннтаг, после 1834 г.
Александр принял в Париже депутацию польских военных – генерала Сокольницкого и полковника Шимановского. «Можно ли носить польскую кокарду?» — спросил Императора генерал Соколицкий. «Да, и надеюсь, что в ближайшем будущем вы будете носить её с полной уверенностью сохранить ее навсегда… Я предаю забвению прошлое и хотя имею право жаловаться на многих лиц вашей национальности, но хочу всё забыть. Я желаю видеть одни ваши добродетели. Вы — храбрецы и честно исполнили вашу службу (службу Наполеону — А.З.)». Генерал Соколицкий отвечает на это достойным поляку образом: «Мы не имеем другого честолюбия и другой привязанности, кроме любви к отечеству. Это болезнь нашей земли». «Обе соседние нации, которых сближают обычаи и язык, будучи раз соединены между собою, должны полюбить друг друга навсегда», — говорит на это Александр. Полюбить навсегда — возможно ли это? Если нам удастся продлить этот наш курс лекций до начала XX века, мы увидим, что всё, как любят выражаться наши исторические публицисты, действительно сложно и неоднозначно. Отношения формировались, но они действительно формировались не только из ненависти, но и из любви. Это правда.
Александр делает ещё один невероятный шаг. Вы представляете себе какие-нибудь нацистские дивизии, которые церемониальным маршем с оружием проходят перед Сталиным? Даже кощунственно для нынешнего российского военно-исторического общества произносить эти слова. А между тем, Александр устраивает церемониальный смотр польских войск под Парижем, в Шампани. Польский генерал Красинский даёт завтрак, и Александр произносит во время него тост за здравие храброй польской нации. Опять же, постоянно проводите аналогию с 1945 годом. Представьте себе такое в это время? Я подчёркиваю, что поляки не вели себя в Смоленске и в Москве как ангелы. Это были довольно жестокие завоеватели, сравнимые, ну, пусть не с СС, но с Вермахтом уж точно.
Генерал от инфантерии Исидор Зенон Томаш Корвин- Красинский, неизвестный художник, XIX в., Национальный музей, Варшава
Более этого, в Париже Александр вступает в переписку с Тадеушем Костюшко, знаменитым героем, который до последнего защищал независимую Польшу, и лишь весь израненный попал в руки русской армии, а теперь жил на покое в Париже, героем, которого даже отец Александра, император Павел глубоко почитал.
Генерал Тадеуш Костюшко, И.М. Грасси, пер. пол. XIX в., Национальный музей Кракова
15 мая 1814 года Александр пишет Тадеушу Костюшко письмо (то есть Император пишет письмо опальному генералу, врагу России): «С помощью Всевышнего я надеюсь осуществить возрождение храброй и почтенной нации, к которой Вы принадлежите. Я дал в этом торжественную клятву и благосостояние польского народа всегда было предметом моих забот…. Как отрадно будет мне генерал, иметь Вас помощником в этих благотворных трудах! Ваше имя, Ваш характер, Ваши способности будут мне лучшей поддержкой». [Н.К. Шильдер. Император Александр… c.238]
На балу у княгини Яблонской в Париже, тоже польки, Александр и Костюшко встречаются лично. Говорят очень тепло, но старый генерал выжидает. Наверное, если бы Александр провозгласил независимость Польши в границах 1771 года, Костюшко бы вернулся на родину. Но то, что делал Александр, не понравилось старому генералу. Он сказал, что польский проект Александра это насмешка над Польшей, и остался в Париже.
Тем не менее, Александр писал Лагарпу в 1814 году о Польше и о Костюшко: «Каким образом порядочный человек может отказаться от мысли иметь отечество? Если бы я был поляком, я поддался бы искушению, против которого они не устояли. Мое намерение состоит в том, чтобы вернуть им из этого отечества всё, что только окажется возможным для меня, даровать им конституцию, относительно которой я оставляю за собой право развивать её по мере того, как они станут возбуждать во мне доверие к себе». Как вы понимаете, это не детский лепет мальчика, который готов всё отдать и всё забыть, а слова государственного человека, но, тем не менее, проникнутые духом либерализма. Если поляки будут доказывать верность, то конституция будет расширяться, их права будут расширяться.
Англичане в ответ на эти идеи Александра, боясь того, что Российская империя через Польшу проникнет с самое сердце центральной Европы и будет ножом, разделяющим Пруссию и Австрию, говорят — или независимая Польша (если Александр так уж любит Польшу, пусть даёт ей независимость), или раздел Польши между тремя государствами. Даже у Австрии возникает идея создать три польских королевства: Русское польское королевство, Прусское польское королевство и Австрийское польское королевство. Как вы знаете, Австрия его и создала, это было так называемое королевство Галиции и Лодомерии — восточная и западная Галиция. Напомню, что название Галиции дано по городу Галичу, а Лодомерии – по городу Владимиру Волынскому.
Королевство Галиции и Лодомерии, территориальные изменения с 1772 по 1918 гг.
Герб королевства Галиции и Лодомерии, Г. Дж. Штроль
Александр исходил из другого - что надо передать Пруссии Саксонию (саксонский король, как вы помните, до последнего был союзником Наполеона), а герцогство Варшавское, которое было частью Саксонии, передать России.
Королевство Саксония и Герцогство Варшавское 1809-1815 гг.
Пруссия, конечно, была «за», но Австрия очень боялась этого, боялись этого и маленькие немецкие государства, страшась, что их постигнет участь Саксонии. Оппозиция Александру была сильна. Всё шло к реальной новой войне. Как компромисс предлагалось разделение Саксонии на несколько территорий, часть из них планировалось передать Пруссии, часть оставить отдельным королевством. Но сами саксонцы были против такого варианта, они хотели жить в одном королевстве. Вы же помните, что Саксония когда-то занимала огромную территорию. Даже сейчас в современной Германии три федеральных земли имеют название Саксония: Нижняя Саксония на западе, Саксония-Анхальт в центре и просто Саксония на востоке. И вот эта огромная территория, вся северная и центральная Германия, за исключением Пруссии, — это фактически Саксония. Поэтому они не хотели разделения, у них была собственная идентичность и король, которого они тоже не хотели терять. Иоаннис Каподистрия рассказывал Роксандре Стурдзе, что как-то, придя после заседания, раздражённый Александр сказал: «Коль скоро хотят войны, война будет!». [Р. Эдлинг. Записки // Державный Сфинкс, Фонд С.Дубова, 1999. с.215]
Вы помните о секретном договоре между Англией, Францией и Австрией против Пруссии и России? Так вот, в январе-феврале 1815 года Россия совершенно реально стояла перед перспективой новой войны. Этого страшно боялись, тот же Каподистрия. Россия истощена, новая война была невозможна… Но Александр ради Польши готов был пойти на неё? Почему? Да Бог с ней, кажется, с этой Польшей. Ему же отдавали её, но только не как Царство, а как часть Российской империи. Но он шёл на эту войну не ради этого куска земли, он получил бы больше. Он шёл на войну ради права воссоздания польского государства. Почему?
Будучи в Пулавах в 1813 году, Александр заезжал в имение графа Чарторижского и беседовал с ним и с его родителями. А вы помните, что и родители Адама весьма провинились перед Россией и Александром, не только перейдя на сторону Наполеона, но и возглавив объединительный Сейм Герцогства Варшавского (отец Адама — Адам Казимир Чарторижский — стал маршалом Сейма), и сам Адам в своё время, поглядывая свысока, стал писать Александру, и Александр тогда перестал ему отвечать. Но, несмотря на это, Александр был у Чарторижских проездом, и в беседе сказал одну очень замечательную фразу: «У Польши три врага – Пруссия, Австрия и Россия. И один друг – это я».
Дворец князей Чарторижских в Пулавах
Наконец, «Сто дней» спасли Польшу и Европу от новой войны. Польшу — наверняка, Европу — возможно. Кстати говоря, когда Наполеон высадился во время «Ста дней», он стал распространять слухи, что на самом деле он прибыл не сам по себе, а его поддерживают Англия и Австрия, и вместе с этими странами против России Франция образует мощную коалицию. Это неправда, но такие слухи он распространял. И тогда жена маршала Нея, приближённая Людовика XVIII, которую все презирали, потому что она, в отличие от аристократов, вернувшихся из Англии, была простолюдинкой, сказала: «Ну, наконец-то, придёт Бонапарт, и на меня не будут смотреть свысока». У женщин свои категории измерения политики.
Аглая Луиза Ней (в девичестве Огье), жена Мишеля Нея, Ф. Жерар, 1800-е гг.
Но как бы там ни было, Наполеон прибыл во Францию и через двадцать дней после высадки обосновался в Париже. И тут же всё переменилось. Европа пошла на соглашение по Польше для того, чтобы оставить Александра членом коалиции. Ни о какой новой войне речи уже не шло. Вся Европа очень боялась агрессивного и, как оказалось, популярного среди французов Наполеона.
Именно тогда, 21 апреля (3 мая) 1815 года, Австрия, Пруссия и Россия заключают трактат о Польше, в котором было прописано, что «поляки будут иметь народных представителей и национальные государственные учреждения», то есть парламент и самоуправление. Александр с радостью пишет об этом в Варшаву своим конфидентам и обращается к польскому обществу в целом: «Вы опасаетесь мщения — не бойтесь. Россия умеет побеждать, но никогда не мстит» [Н.К. Шильдер. … - Т.3, с.381]. О, если бы это было так всегда! Но времена меняются.

4 мая 1815 года Александр подписал в Вене проект будущей конституции Польши, составленный князем Чарторижским, и через пять дней в Варшаве состоялось торжественное восстановление Польского королевства.
Царство Польское 1815 г.
Малый герб Царства Польского 1815-31 гг.
Флаг Царства Польского 1815-31 гг.
Маршалу Сената графу Островскому Александр собственноручно писал: «Я сообщаю Вам с особенным чувством удовлетворения, что судьба Вашего отечества, наконец, определилась по общему согласию всех соединившихся на конгрессе держав. Принимая титул Короля Польского, я хотел исполнить желание польской нации. Польское королевство присоединится к Империи посредством собственной конституции, на которой я хочу основать счастье Вашей страны. Если интересы общего спокойствия не допустили, чтобы все поляки объединились под одним скипетром (имеется в виду, что пришлось вступить в соглашение с Австрией и Пруссией, и часть земель, в частности Торунь на севере и Краков на юге, не присоединять к царству Польскому — А.З.), я стремился, по крайней мере, смягчить тягость разделения и везде обеспечить им мирное пользование их национальными правами». [С. Шуазель-Гуфье. Держ. Сфинкс. С.325]
Граф Томаш Адам Островский, М. Бачиарелли, 1817 г., частная коллекция
Посмотрите, какие после тех усилий, которые чуть не привели к новой общеевропейской войне против России, барыши получили три страны — Австрия, Пруссия и Россия. Пруссия по Венскому миру получила земли с населением 5,4 млн. человек, Австрия — 10 млн., а Россия — 3 с небольшим миллиона новых подданных, и подавляющее большинство из них были поляки, которые обрели в Российской Империи совершенно особый статус.
Карта Европы после Венского конгресса в 1815 г.
Александр шёл на риск не для того, чтобы получить больше других, а для того, чтобы присоединить хотя бы часть Польши, её сердце, и сохранить или создать вновь конституционные учреждения в Польше. А для чего — об этом мы с вами сейчас поговорим.

26 октября 1815 года Александр въехал в Варшаву. Он отказался принять ключи от города. «Я не принимаю ключей, ибо я здесь не как победитель, но как покровитель, как друг, всем вам желающий счастья», — сказал он [С. Шуазель-Гуфье. Исторические мемуары // Державный Сфинкс. С.330]. Русский император Александр въехал в Варшаву в польском мундире с орденом Белого Орла. Он въехал в Варшаву под шелест бело-красных знамён. Он здесь не русский царь, а польский царь.
К великому неудовольствию князя Адама Чарторижского Александр назначает наместником царства Польского генерала Юзефа Зайончека. Этого требовали обстоятельства, да и предательство князя Адама Император не забыл — было больно, ведь тот был очень близким ему человеком. Конечно, Александр его простил, но содеянного им не забыл. Александр вообще прощал, но не забывал - он же не дурачок сельский.
Генерал Юзеф Зайончек, анонимный художник, после 1826 г.
Итак, генерал Юзеф Зайончек — бригадный генерал армии Наполеона, когда-то республиканец, член якобинского клуба, потерявший ногу на Березине, взятый русскими войсками в плен в Вильне, — назначен наместником царства Польского с возведением в княжеское достоинство. Генерал Зайончек говорит: «Ваше величество, я не могу принять эту должность. Ведь у меня совсем нет денег, я беден…» «Этот ваш аргумент ещё больше свидетельствует о правильности моего выбора», — отвечает Император, и назначает ему оклад в 200 тысяч польских флоринов или злотых. Флорин — это универсальная международная денежная единица, которая когда-то была создана во Флоренции (отсюда название), на которой изображалась флорентийская лилия, в Польше он назывался злотым. 30 грошей составляли 1 злотый флорин, а 1 злотый был равен 15 русским копейкам серебром.
Флорентийский флорин 1252—1303 гг.
1 польский злотый 1818 г.
Императорским комиссаром в Польше, то есть, что называется «оком государевым», был назначен хорошо нам с вами известный Николай Николаевич Новосильцов, который довольно скептически относился к Польше. Понимаете, как интересно. Вот сейчас у нас примитивная система — губернатор сейчас и «око», и всё остальное. А в Польше была сложная система. Наместник — поляк, генерал, уважаемый ветеран, человек республиканских взглядов. А «око государево» — императорский комиссар, личный друг Александра.
Командующий польскими войсками (40 тысяч человек) был назначен Великий князь Константин Павлович. Это назначение наследника цесаревича было знаком того, что Польша — вторая по значению часть Империи. Но это был плохой выбор, потому что Константин, к сожалению, воспринял худшие черты своего отца Павла I и был человеком не злым, но взбалмошным, порой жестоким и крайне неуравновешенным. И, забегая вперёд скажу, во многом именно он — виновник того, что произошла детронизация Николая в Польше в 1831 году.
Великий князь Константин Павлович, Л. Сент-Обен, около 1808 г., Эрмитаж, Санкт-Петербург
В конце 1815 года в Вильне Александр, несмотря на то, что к этому времени уже была оглашена конституция, создано Королевство Польское, говорит графине Тизенгауз: «Я еще не исполнил всех моих обещаний по отношению к полякам, я еще ничего не сделал по отношению к ним, но, отстаивая их, мне пришлось преодолевать большие препятствия на Конгрессе (Венском — А.З.): государи противились, насколько могли, моим планам по отношению к Польше. Первый шаг, наконец, сделан». [Державный Сфинкс. С.333]
Николая Новосильцова Александр просит подготовить перевод с латинского актов 1413 и 1551 годов о присоединении княжества Литовского к Польше и многократно говорит ему о своих планах расширения на восток конституционного королевства. На встрече с депутацией литовских дворян в Варшаве во главе с князем Михаилом Огинским (представлявших Виленскую, Минскую и Гродненскую губернии) Александр дал понять, что он готов присоединить эти губернии, но должен сделать это сам, когда это будет возможно. Император запретил просить его об этом, потому что это могло вызвать негативную реакцию в русском обществе.
Князь Михаил Клеофас Огинский, Ф.К. Фабр, перв. четв. XIX в.
Князь Адам Чарторижский в Петербурге в октябре 1815 года в своей речи в честь конституции, о которой скоро пойдёт речь, по поводу восстановления Царства Польского говорил: «Император Александр мог господствовать одной силой, но, руководимый внушением добродетели, отверг такое господство. Он основал свою власть не на одном внешнем праве, но на чувстве благодарности, на чувстве преданности и на том нравственном могуществе, которое порождает вместо трепета — признательность, вместо принуждения – преданность и добровольные жертвы». [А.А. Корнилов. Курс истории... C.88]
И сказанное Адамом Чарторижским — это не просто красивые слова. Если бы за этими словами не стояло множество дел Александра (которые чуть было не привели к войне), а также его сложные переговоры с тем же Костюшко и другими польскими лидерами, мы могли бы сказать, что это просто умение красиво говорить. Но ничего подобного. Эти слова — это констатация факта. Александр мог бы завоевать Польшу и завоевал бы больше, ему бы отдали, но он хотел, чтобы его любили.
5. Конституция Царства Польского

15 (27) ноября 1815 года Царство Польское получило от своего нового монарха Конституцию. 12 декабря она была утверждена в Петербурге. Эта конституция превращала только что созданное государство в наследственную монархию, «навсегда соединенную с Российской Империей». Очевидно сходство с конституционным планом Сперанского, с конституцией Великого герцогства Варшавского 1807 года и с Конституционной хартией 1814 года Людовика XVIII. Это был документ самого совершенного тогда уровня конституционного права, лучшего просто в Европе не было.
Конституция Царства Польского 1815 г. и бронзовый ларец / Центральный исторический архив
15 ноября 1815 года Самодержец и Император Всероссийский за себя и своих потомков торжественно поклялся на Библии соблюдать Польскую конституцию. То есть с этого дня для большей части Империи он —абсолютный самодержец, ничем не ограниченный и отлично это понимающий, а для части он — конституционный монарх.
Въезд Императора и короля Александра в Варшаву в 1815 году, М. Яблоньский, вт. пол XIX в.
Вот основные положения этой конституции, которая действовала до 1831 года:

Монарх назначал наместника, каковым мог быть лишь поляк; исключение делалось для наместника из членов Императорского Дома.

Специальная статья гласила, что «римско-католическая религия, исповедуемая большинством жителей Царства Польского», должна была быть предметом особого попечения правительства, без ущерба для свободы иных исповеданий.

Особой статьей обеспечивалась свобода печати. Закон должен был определить способы устранения злоупотреблений этой свободой. Предварительная цензура отменялась.

Далее обеспечивалась свобода личности со ссылкой на стародавний основной закон: «neminem captivari permittimus nisi jure victum» — никто не может содержаться под стражей иначе как по решению суда. Правда, звучит очень современно?
Польский язык объявлялся языком администрации, суда, войска и т. п.; все должности должны были замещаться только гражданами царства Польского.

«Польский народ, — гласила далее одна статья, — на вечные времена будет иметь национальное представительство на сейме, состоящем из короля и двух палат (изб), из коих первую будет составлять сенат, а вторую послы и депутаты от общин (гмин)».

На замечательном старославянском языке «палата», не поверите, — «изба». Составитель конституции Адам Чарторижский, и Александр в меру того, что он знал, старались следовать старинным польским традициям, не боялись терминологии.
Королю (царю) всецело отдавалась исполнительная власть. Все его преемники должны были короноваться в Варшаве и давать присягу в сохранении конституции. То есть коронация должна была проходить не в Петербурге или в Москве (они — для России), а в Варшаве. Все королевские распоряжения и постановления должны были скрепляться подписью министра, который и будет нести ответственность за всё, что могло бы в этих распоряжениях и постановлениях заключаться противного конституции и законам. То есть министр может указывать монарху на противоречия с конституцией и законами, и монарх должен сообразовывать свои распоряжения с этими законами и этой конституцией.
Конституция учреждала, кроме того, Государственный совет (с теми же, что у Сперанского, полномочиями), без которого наместник не мог предпринимать ничего важного. Министерств («комиссий») учреждалось пять: министерство культов и народного просвещения, министерство юстиции, министерство внутренних дел и полиции, министерство военное, министерство государственных доходов и имуществ.
Власть законодательная должна была заключаться в особе короля и в двух палатах. Сейм созывался каждые два года на тридцать дней, причем королю представлялось право роспуска сейма, отсрочки сеймовых заседаний и созыва чрезвычайного сейма. Члены сейма в период сессии пользовались неприкосновенностью. Законодательная инициатива признавалась только за королём, но послам и депутатам позволялось представлять королю через государственный совет разного рода желания, касающиеся блага их сограждан. А посол — это тот, кого посылал город, то есть тот же депутат. Бюджет утверждался сеймом не более как на четыре года.
Заседания обеих палат должны были быть публичными и только по желанию десятой части присутствующих членов палаты могли превращаться в секретные комитеты. Окончательная санкция законов принадлежала королю. Сенаторами являлись члены императорского дома, находящиеся на то время в Польше, епископы католические и один униатский, воеводы и каштеляны. Они все, кроме епископов и членов императорского дома, выдвигались по двое от каждого воеводства, и одного из двух выбирал Император. Сенаторы назначались на всю жизнь. Избирательный ценз был 2 тысячи злотых прямого налога, то есть 300 рублей серебром.
«Посольская изба» должна была состоять из 77 послов, выбранных на шляхетских сеймиках по одному от каждого повета, то есть уезда, и из 51 депутата от гмин, то есть общин. Срок полномочий для послов и депутатов устанавливался шестилетний, избирательный ценз определялся уплатой в виде прямого налога не менее 100 злотых (15 рублей серебром), то есть весьма небольшой суммы. Если король распускал посольскую избу, то в течение двух месяцев должен был назначить новые выборы. Как вы видите, это реально избираемая палата.

Конституция также определяла состав и функции местного самоуправления, которые назывались шляхетскими сеймиками или шляхетскими общинными собраниями, в которых давалось право выбирать не только послов и депутатов, но и членов воеводских советов, а также составлять списки кандидатов на административные должности.
Физическая и административная карта Царства Польского, 1815-1830 гг.
Отправление правосудия конституция объявляла независимым: судья должен был выражать своё мнение совершенно свободно от каких бы то ни было влияний со стороны «наивысшей или министерской власти». Судьи, как назначенные королём, так и выборные, объявлялись несменяемыми, за исключением случаев смещения по судебному приговору за должностные или иные преступления.

Государственные преступления и преступления высших государственных сановников подлежали сеймовому суду из всех членов сената. Наказание конфискацией имущества отменялось и не могло быть ни в каком случае восстановлено.
Эта конституция, как я уже говорил, высоко оценивается практически всеми специалистами. Это был действительно великолепный для своего времени конституционный документ.
6. Польский пример для России

Государь, не говоря пока никому (а это он умел) о том, что хочет распространить эту конституционную форму правления на коренные провинции России, распорядился изменить форму и мундиры (что тогда было значимо) литовских полков с русской на польскую, что означало — они скоро войдут в Царство Польское.
Войско Польское 1815-1831 гг., Офицер 7-го пехотного полка, 1826 г.
Униформа конно-артиллерийского солдата 1815-1830 гг. (Царство Польское), Варшавская цитадель
Ужасным знаком для всех русских, ожидавших, что русские земли отойдут в Польшу и будут конституционными, и радостным для поляков было то, что в 1812 году Александр сделал в отношении Финляндии. Как вы помните, Финляндия была присоединена к Российской империи в 1809 году. Но в Российской империи была так называемая старая Финляндия, та часть Финляндии, которую при Петре I и при Елизавете Петровне в два этапа присоединили к России. И вот, когда вся Финляндия вошла в состав Российской империи в 1812 году, Александр распорядился, чтобы старая Финляндия, которая была просто частью Империи, а именно Выборгская губерния Российской империи, была передана новой Финляндии и составила с ней одно конституционное, Великое княжество Финляндское. То есть Александр старался по возможности максимальное количество территории подсоединить к конституционной форме правления.
Карта Великого княжества Финляндского, 1821 г.
Был ещё один момент, который нам надо знать. Присоединяя к конституционному проекту Литву, или Выборгскую губернию, или, скажем, Волынь, Александр имел в виду и то, что после этого связи с Россией станут ещё более неразрывными. Потому что значительная часть населения этих провинций (а он же думает, как мы сейчас увидим, о ликвидации крепостного права и о постепенном наделении простого народа избирательными правами) будет стягивать Империю, делать её цельной. Поэтому Александру было нужно не отрубать куски, как сделал Николай II с выделенной им из состава Польши Холмской губернией через много лет, и тем самым невероятно озлоблять поляков, а наоборот, давать и тем самым привязывать. Согласитесь, что это довольно интересная государственная политика.
7. Варшавская речь Александра

Наконец, если мы говорим о Польше, то мы, конечно, должны, сказать и о замечательной речи, которую на первом Польском Сейме произнёс Император. Первый Сейм был созван в 1818 году.
Вид на Варшаву, Г. Шиффнер, 1783 г.
Наконец, если мы говорим о Польше, то мы, конечно, должны, сказать и о замечательной речи, которую на первом Польском Сейме произнёс Император. Первый Сейм был созван в 1818 году.

Император по-польски говорить не умел и произносил свою речь на французском языке. Не потому, что он не мог говорить на русском, а потому что не хотел унижать поляков. Генерал Зайончек тут же делал перевод на польский язык. Депутаты сейма от гмин стояли с двух сторон. Сенаторы сидели за Государем по правую и левую его руку. Сенаторов было в два раза меньше, чем депутатов от гмин и поветов - депутатов было 130, а сенаторов, соответственно, 65. Все балконы были заполнены дамами, которые ловили каждое слово Государя. А с дамами у Александра тогда были особые отношения.
Он вновь въезжает в Варшаву верхом в польском мундире с орденом Белого Орла и едет по главной улице Варшавы, все балконы полны зрителей. И после этого он пишет Софье Тизенгаузен: «Я вас не видел, хотя искал глазами». «Но я была и видела вас, Государь», — отвечает она. Удивительная непосредственность, дорогие друзья! И она не была его любовницей. Это была просто романтическая увлечённость, не более того.

Итак, при открытии Сейма царь Александр произносит речь. И вот эта речь, дорогие друзья, которую у нас редко цитируют (разве что пару фраз) — ключ ко всему тому, что я рассказал раньше. Поэтому послушаем её с некоторым вниманием:
«Представители Царства Польского, я надеюсь, докажут взирающей на них Европе и всем современникам, что свободные учреждения (либеральные), коих священные начала покушаются смешивать с разрушительными учениями, враждебными общественному устройству, — не мечта опасная. Что, напротив, такие учреждения, приведенные в исполнение с чистым сердцем к достижению полезной для человечества и спасительной цели, совершенно согласуются с общественным порядком и утверждают истинное благосостояние народов… Вам предлежит доказать на опыте эту великую истину. Да будет согласие душою ваших собраний, а достоинство, хладнокровие и умеренность да ознаменуют ваши прения. Руководясь единственно любовью к отечеству, старайтесь освободить свои мнения от влияния частных выгод и, выражая их просто, с прямодушием, не допускайте увлечь себя заманчивой прелести, столь часто сопровождающей дар слова. Наконец, да будет с вами неразлучно чувство братской любви, нам всем заповеданное Божественным законодавцем… Действуя так, ваше собрание приобретет одобрение своего отечества и те чувства общего уважения, которые внушает подобное учреждение, когда представители свободного народа не искажают священного звания, на них возложенного…
Устройство, уже существовавшее в вашем крае (то есть старый республиканский строй — А.З.), дозволило мне ввести немедленно то устроение, которое я даровал вам, руководясь правилами свободных учреждений, не перестававшим быть предметом моих забот, и которых благодетельное влияние надеюсь я, с помощью Божией, распространить на все страны, попечению моему вверенные. Таким образом, вы мне подали средство явить моему отечеству то, что уже издавна я ему готовлю, и чем оно воспользуется, как только начала столь важного дела достигнут надлежащей зрелости…»
Этот фрагмент речи Александра, конечно, во-первых, сам по себе красив, но он и говорит о тайной цели Александра, которую он решил на польском Сейме сделать явной, ведь речь Александра, естественно, тут же распространилась в тысячах напечатанных экземпляров. Цензоры России не цензурировали Императора, и поэтому всё, что он говорил в Варшаве, слово в слово, читали десятки тысяч, владеющих французским языком (сразу же был сделан и перевод на русский) поданных его Империи, вся образованная молодёжь.
А Александр в речи, повторим, говорит, что учреждения, которые из-за того, что у Польши есть демократический опыт, он им возвращает и дарует, послужат образцом для всей остальной его Империи. И далее он выражает надежду, что эти же институты удастся распространить на все подчинённые ему страны, то есть в первую очередь, естественно, на Россию. И это вызвало шок и ужас у большинства представителей старшего поколения русского дворянства и восторг у молодёжи — молодёжи, которая вернулась из Франции. Молодые офицеры, вернувшиеся из Европы, напитавшись немецким и французским свободолюбивым духом, увидев там действие таких законосовещательных или законодательных учреждений, читали речь своего Императора и понимали, что завтра это будет у них в России.
Но и молодые, и старые поняли одну вещь, которую, может быть, вы сейчас еще до конца не поняли. В Польше в 1807 году Наполеон ликвидировал крепостное состояние. Польская шляхта, выкрутив Наполеону руки, заставила его сделать то, что было и ему противно, и Франции несвойственно.
Польский шляхтич, Ж.П. Норблен де ла Гурден, 1790-е гг., Библиотека Варшавского университета
Как вы помните, во Франции помещичья земля, которую арендовали или обрабатывали крестьяне, стала в результате Революции принадлежать им. И в Польше Наполеон предполагал сделать то же самое. Но ему дали понять, что тогда весь высший слой будет против него, и освободил крестьян без земли. Для эпохи войн это было ещё не так ужасно, потому что всем польским молодым людям предлагалось вступать в армию. За службу в армии неплохо платили и, самое главное, если ты выжил, то по возвращении тебе полагался так называемый ветеранский земельный пай - солдату, вернувшемуся с войны, обязательно давалась земля. То есть уходил польский солдат на войну после 1807 года свободным, но безземельным, а возвращался с землёй, с паем, и всё было в порядке. А если ты не становился солдатом, то так и оставался арендатором помещичьей земли. Это понадобится нам потом, чтобы понять, что происходило в России.
Для всех было ясно, что законно-свободные учреждения такого уровня с самоуправляющимися общинами могут существовать только в стране, где нет рабства. В Финляндии, понятно, его никогда и не было. Но если Александр говорит, что он хочет распространить эти учреждения на всю Россию, значит, он хочет ликвидировать крепостное состояние, освободить миллионы крестьян, и, соответственно, лишить дворян так или иначе их приятной жизни. Ведь большая часть дворян жила за счёт крестьян, которых им давало государство — или Пётр III актом 1762 года, или Екатерина, или Павел I, то есть за службу дворян расплачивались мужиками, расплачивались дворами. А теперь всё будут забирать.
И поэтому дворянская Россия, а заодно и вся Россия кроме крепостной, затаилась в ужасе. Ведь на самом деле и священство, и купечество, все были так или иначе связаны этими отношениями использования крепостных. Они их арендовали у помещиков за деньги как скот, они использовали их в дворовом хозяйстве, они арендовали у помещиков землю с людьми, не имея возможности её купить... И если система обрушится, то им придётся работать самим. Поэтому, дорогие друзья, Россия большей частью речью Александра в Варшаве ужаснулась, а меньшая часть россиян - восхитилась.
Карамзин, глубоко возмущённый речью Александра (а именно потому, что это был Александр, историк мог высказывать возмущение открыто), писал своему конфиденту Дмитриеву, что вся молодёжь теперь чуть ли не начала сама сочинять проекты конституции для России. Мол, вот что наделал Александр в Варшаве, вот, что он делает — губит достояние своих предков.
8. Решения Сейма 1818 года

Но вернёмся к Сейму. В целом он проголосовал за все законы, которые предложил Александр. Что касается финансов, то сам Император, потому как ещё не подсчитаны были все государственные долги, возникшие в результате войны, посоветовал не спешить с принятием бюджета и отложить этот вопрос до Сейма 1820 года, а пока сделать рабочий бюджет. С этим депутаты согласились.

Но был ещё один очень важный для каждого человека вопрос — семейное право. В Польше действовал кодекс Наполеона с гражданским браком и гражданским же разводом. В России ничего подобного не было. Да и в католической стране Польше церковь тоже разводов не одобряла, а уж брак должен был быть только церковным. Но Наполеон, человек секулярных воззрений, сделал своё дело.
Закон о восстановлении только церковного брака и, соответственно, развода только по церковным правилам, был отклонён Сеймом. То есть Император предложил, а обе палаты Сейма отклонили. Представляете, что испытал абсолютный монарх в тогдашней ещё Европе в такой момент?

Но Александр, закрывая Сейм, сказал следующее: «Из предложенных вам (нами, то есть правительством — А.З.) проектов законов только один не одобрен большинством голосов обеих палат. Внутреннее убеждение и прямодушие руководили сим решением. Мне оно приятно, потому что вижу в нём независимость ваших мнений. Свободно избранные должны и рассуждать свободно. Через ваше посредство надеюсь слышать искреннее и полное выражение общественного мнения, и только собрание, подобное вашему, может служить правительству залогом, что издаваемые законы согласны с существенными потребностями народа».
Было то двести лет тому назад. Многое изменилось с того времени, не правда ли?
9. Состояние России после победы над Наполеоном

И вот, дорогие друзья, Император возвращается в Россию. А Россия с ужасом ждёт, что теперь будет. Состояние России после войны было тяжёлым (цена войны, как я уже вам говорил, была велика), но оно было и интересным. Интересным потому, что это была невиданная и неслыханная победа, и люди действительно, судя по всему, очень ею воодушевились. После войны было бодрое приподнятое настроение. Опыт новой Европы проник в самые глухие уголки России. Рост образования, журналы, книги потекли по всей стране. Косвенным признаком хорошего настроения русского общества был очень быстрый прирост населения после войны.
Вид на обгоревший Пашков дом / retromap.ru
Панорама Москвы 20-х гг. XIX в.
В той части России, которая пережила нашествие Наполеона, естественно, были сожжены городские дома, и дворяне, особенно московские, были вынуждены жить в Подмосковье в сельских имениях. И это был очень интересный сдвиг, который мы тоже не всегда учитываем. Соответственно, с одной стороны, они оказались опять ближе к своим мужикам, начали с ними какое-то более тесное общение, а с другой стороны, вернувшись из Заграничного похода, офицеры так или иначе несли этот западный дух, эти идеи свободы, равенства, братства в свою деревню.
Государство выделило 15 миллионов рублей на восстановление разрушенных частных домов и построек. В то же время поскольку всё было сожжено, то огромное количество оброков было переведено на барщину, то есть на более тяжёлую форму тягла. Вы же помните крылатые слова из «Евгения Онегина»: «Ярем он барщины старинной оброком легким заменил; и раб судьбу благословил». А тут, наоборот, оброк меняли на барщину. А если оброк оставляли, он поднимался. Обычный оброк был 25 рублей ассигнациями с тягла или венца, то есть 7 рублей серебром. Но порой помещики поднимали оброк до 13-14 рублей серебром (50 рублей ассигнациями) с тягла. Что такое тягло? Тягло — это крестьянский двор, обычно 2-2,5 мужских души. То есть, грубо говоря, эксплуатация не сильно, но возросла. А свободолюбивые настроения возросли очень сильно.
Помните, я вам говорил в одной из лекций, что помещики даже боялись своих бывших крепостных опять называть крепостными. Потому что это были герои 1812 года, это были герои Заграничного похода. Отношения после войны возникали совершенно другие. Твои крепостные — это твои солдаты, с которыми ты вместе ходил в атаку, которые рисковали жизнью вместе с тобой, а может быть кто-то из них и жизнь тебе спас.
Рядовой и штаб-офицер Лейб-гвардии Преображенского полка, Русская армия 1812 года, пехота
Вот эти новые отношения в русских деревнях и, одновременно с этим, желание Государя дать конституционные основания России и освободить крестьян, значили очень много, они меняли дух общества.

Одному из своих адъютантов Павлу Дмитриевичу Киселёву, тогда полковнику, потом знаменитому генералу, реформатору государственных крестьян, одному из самых замечательных людей России, Александр говорил: «Всё сделать вдруг нельзя: обстоятельства нынешнего времени не позволили заняться внутренними делами, как было бы желательно, но теперь мы занимаемся новой организацией… Я знаю, что в управлении большая часть людей должна быть переменена, и ты справедлив, что зло происходит как от высших, так и от дурного выбора низших чиновников. Но где их взять?» Вот эта знаменитая фраза, которую кому только не приписывали… «Я и 52 губернаторов выбрать не могу, а надо тысячи… Армия, гражданская часть, всё не так, как я желаю – но как быть? Вдруг всего не сделаешь. Помощников нет». [А.А. Корнилов. Курс истории России XIX века. М. Юрайт, 2017. C.93]
Генерал П.Д. Киселёв, литография XIX в.
Сейчас, я знаю, в президентской администрации мучаются, откуда взять хороших чиновников. Я говорю: «Друзья, но есть самоуправление! Разрешите самоуправление, и через пять лет у вас будут замечательные чиновники, которых выбрали на те или иные посты сами люди». «Но, так нельзя, всё мы должны определять», — говорят мне в ответ. Вот и у Александра была та же самая проблема. Но в отличие от Старой площади он прекрасно понимал, что самоуправление действительно необходимо, и поэтому он вводит это самоуправление в Польше и хотел его распространить на Россию. Это очень важный момент.
Я хочу представить вашему вниманию очень важную идею одного из современных историков старой эмиграции Сергея Германовича Пушкарёва, который, который в своё время был младшим офицером Белого движения. Сергей Германович пишет об Александре: «Многие его решения и поступки в важных вопросах вели не к росту его популярности, а к её падению, чего он, как умный человек, не мог не видеть. Его антипатия к крепостному праву, хотя бы только на словах, — аккуратно говорит Пушкарёв, — не могла способствовать популярности у окружавшего его крепостнического дворянства, а крестьяне о ней, разумеется, ничего не знали (на самом деле знали — А.З.)… И какое мы имеем основание утверждать, что его стремление к преобразованию государственного строя в России было притворным? Перед кем он позировал, когда, сидя в своем кабинете наедине со Сперанским, обсуждал подробности будущей реформы?… И еще одно. Почти все актёры политической сцены, начиная от римских цезарей и кончая диктаторами ХХ века – Муссолини, Гитлер, Сталин - чрезвычайно любили самопревозношение, помпу, хвалебные славословия и раболепное преклонение толпы… Александр начисто отвергал всё это». [С.Г. Пушкарёв. Россия 1801-1917… - С.24-25]
С.Г. Пушкарёв
В декабре 1812 года, разгромив бесчисленные армии Наполеона, триумфально въехав в Вильну, Александр говорил Софье Тизенгаузен: «Нет, престол — не моё призвание и если б я мог с честью изменить условия моей жизни, я бы охотно это сделал». [С. Шуазель-Гуфье. Исторические мемуары... – С.294] Об этом же он говорил брату Николаю и его молодой супруге прусской принцессе весной 1818 года.
А трагедия, дорогие друзья, заключалась в том, что, как удивляется Борис Николаевич Миронов, тоже современный русский историк, но уже внутренний, из Петербурга, в своей замечательной двухтомной «Социальной истории России»: «Ни один представитель либерального или революционно-радикального мира, за исключением Николая Платоновича Огарёва, не отпустил своих крепостных на волю в 1840-1860 гг., включая Самариных, Аксаковых, Киреевских, Кошелевых, И.С.Тургенева, М.Е.Салтыкова-Щедрина, К.Д.Кавелина, Л.Н.Толстого, а две трети дворянства, по оценке П.Д.Боборыкина, были против отмены крепостного права (в 1861 году — А.З.)». [Б.Н. Миронов. Социальная история России… - Т.1.- С.394]
Б.Н. Миронов / history.spbu.ru
Так что же тогда было в 1815 и 1816 годах, если ни один из представителей революционного дворянства, вольнодумцев, законодателей свободных дум и даже, «великий российский писатель граф Лев Николаич Толстой» не отпустили крестьян, пока этого не сделал царь в 1861. Александр Павлович понимал, что крестьян надо освобождать обязательно.
Есть очень интересный разговор Александра с Роксандрой Стурдзой, который состоялся во время Венского конгресса, и который Роксандра, к счастью, подробно записала. В нём Император рассказывает о своей личной жизни, о мотивах, о том, как он в своём нравственном сознании мог жить не с женой, а с любовницей (а для умного и нравственного человека это ведь большая проблема). И в этой же очень откровенной беседе Александр говорит и о народе (я напомню, что это конец 1814 года): «Да, я люблю моих подданных, хотя до сих пор мало ещё сделал для них…» Помните, он всё время говорил так: и что для поляков сделал очень мало — но на самом же деле сделал очень много; и что подданным не сделал ничего — а ведь издал закон о вольных хлебопашцах, освободил, в конце концов, Россию от Наполеона… В Императоре постоянно живёт осознание того, что он не сделал ничего. Замечательное чувство. «В особенности люблю я добрый простой народ, — продолжает Александр, — не обнаруживая предпочтения, которое к нему имею… Мне предстоит решить великую задачу – даровать свободу людям, которые столь заслуживают её. Знаю, с какими затруднениями связано это великое дело; но поверьте, что буду умирать в тревоге, если мне не удастся совершить его». [Р. Эдлинг. Державный Сфинкс. С.212]
Вот эти его слова — это слова на все оставшиеся годы его царствования, на все оставшиеся десять лет. Он всё время пытался это сделать, прекрасно понимая все трудности, которые перед ним стоят. И уже на следующей нашей лекции, дорогие друзья, мы с вами разберём важнейший вопрос — крестьянский.