1. Вступление

В этой лекции мы с вами попробуем осветить две очень важные и, казалось бы, очень разные темы. Первая тема — это тема военных поселений. Вторая — предпоследний этап развития образования в александровской России — создание Министерства духовных дел и народного просвещения или так называемого Двойного министерства, и, соответственно, создание в России Библейского общества. Это -очень важная тема, очень мало у нас исследуемая.

Что же объединяет эти два, казалось бы, разных направления государственной деятельности? Их объединяет, и мы должны будем это помнить, своеобразное отношение к свободе человека, к свободе подданного. Как вы помните, для Александра была очень важна идея свободы, но эта была идея своеобразной свободы. Свободы, в которой, может быть, не сразу, может быть, под влиянием обстоятельств, но постепенно исчезает доверие к человеку. А свобода не может быть без доверия и уважения к субъекту свободы. Без этого она всегда превращается в свою противоположность, даже если тот, кто пытается совершать некие действия, делает их, мечтая принести обществу благо. И вот в этих двух важнейших вопросах Александр оказался творцом неоднозначных вещей.

Но здесь важно добавить ещё одно. Дело в том, что России постоянно не везёт. Европа обрела идею свободы, гражданской ответственности и самоуважения через революцию. Именно революции, сначала Английская революция Кромвеля, потом Славная революция против Кромвеля, Великая французская революция и, фактически, гражданская война в Германии против Наполеона, не говоря уже об Американской революции, которая вся была построена на принципе человека, при всей их сложности породили уважение к человеческой личности. Потому что деятелем революции, контрреволюции, гражданской войны был обычный нумерический человек. Именно этот обычный человек принимал или не принимал те или иные ценности, сражался в революционной французской армии или в Вандее против революции. Да, это был белый человек. В то время, почти никто, к сожалению, рабов людьми не считал ни в Соединённых Штатах, ни в Британской империи. Наступит время и очень быстро, когда это будет меняться, - тогда же этого ещё не было. Но для белого человека, для христианина идея гражданственности была выношенной и выстраданной личностной позицией.

В России этого не было. В России всегда после выхода из Смуты начала XVII века, было государство, которое управляло человеком. В своих ли интересах или в интересах отдельных социальных классов, или в интересах простого народа, крестьянина, горожанина — это уже другой разговор. Но важно то, что в России забылся опыт волевого проявления человеческой личности. Разве что в крестьянских восстаниях. Но там он проявлялся стихийно и дико. Соответственно, государство не строилось на принципе суммы человеческих воль, как строятся в XIX веке все государства Европы.

На самом деле, та сравнительно медленная революция и именно революция, а не переворот, которая происходит в Европе в XIX веке, — это революция либерализма, личной ответственной свободы. И в XX век, при всех ужасах массовых соблазнов расизмом, национализмом, геополитикой, классовой борьбой, Европа вошла такой. Это был уже личный выбор человека. В России такой личный выбор впервые появился в русской революции начала XX века — революции 1905-1906 года и, конечно, в революции 1917-1922 года. Чтобы этот выбор уничтожить, большевики - Сталин, Ленин, Троцкий - пошли на злодеяния совершенно апокалиптические. Но они ростки свободной отвественной гражданственности уничтожили в России, и к нам опять вернулось деспотическое государство. Наша задача теперь — восстановить гражданственность отдельного человека. А восстанавливать всегда легче, чем создавать. У нас есть основа. Это восстановление и есть высшая задача общественного и государственного делания, которую не понимает власть, но которую должны сознавать мы.

Тогда, в начале XIX века, благие стремления, сталкиваясь, трансформируясь, конечно, не вовсе разрушались, а всё же оставляли большой положительный след, но во многом обессиливали себя в процессе принудительного движения к благу. Что тоже плохо.

После этого теоретического и важного (потому что мы должны были увидеть модель) зачина, я перейду к конкретике. Конкретика в истории бесконечно важна, но если бы история представляла из себя одну конкретику, то она была бы просто летописанием.

2. Военные поселения. Цель создания

Итак, в конце прошлой лекции мы с вами говорили о том, каким ужасным было положение военнообязанных людей из простонародья, даже после того, как рекрутчина была заменена всеобщей воинской повинностью, а уж тем более в эпоху абсолютизма и крепостничества.

И вот, в манифесте 30 августа 1814 года «Об избавлении державы Российской от нашествия галлов…», который знаменовал собой завершение войны, (тогда мало кто мог представить, что впереди будут «Сто дней» Наполеона) Александр объявляет: «Надеемся, что продолжение мира и тишины подаст нам способ не только содержание воинов привесть в лучшее и обильнейшее прежнего состояние, но и дать им оседлость и присоединить к ним семейства». Как вы видите, это вполне осознаваемая цель.

Великий князь Николай Михайлович в своём исследовании об Александре I, говоря об этом устремлении Александра, пишет: «Мы склонны видеть связь между идеей устройства военных поселений и религиозными настроениями Благословенного монарха. Ведь основой введения такого рода поселений было желание облегчить участь солдат в мирное время, дать им возможность жить с семьями, наделить их земельной собственностью, другими словами, самая мысль была высоко гуманная, пропитанная великодушными стремлениями». [В.к.Николай Михайлович. Император Александр I… - C.179]

Даже в этих словах великого князя Николая Михайловича, как вы знаете, мученика, убитого большевиками в январе 1919 года, сквозит скепсис в отношении военных поселений. Этот скепсис был крайне распространён в русском обществе и распространяется до сих пор через школьные и университетские учебники, которые переписываются бездумно. Но это не значит, что я сейчас буду воспевать военные поселения. Мы дадим им трезвый, глубокий и совершенно нелицеприятный анализ, но того однозначного осуждения и негативного отношения, к которому вы привыкли, они недостойны. Они достойны лучшего.

Формулируя цели императора Александра, Георгий Вернадский указывал: «1. Армия должна стать самообеспеченной в экономическом и финансовом отношениях. 2. Солдаты будут наделены землей и средствами существования в старости. 3. Большинству населения не нужно будет ни платить на них налоги, ни поставлять для армии рекрутов». В политическом же плане, продолжает историк, армия, которая не зависит от поставок продовольствия и рекрутов от помещиков, сможет стать силой, на которую Император мог бы опереться при решении крестьянской проблемы, то есть при освобождении частновладельческих крепостных [Г.В. Вернадский. Русская история… с.209].

То есть Георгий Вернадский предполагает, что создание военных поселений, самообеспеченной армии, живущей на опредёленной воинам земле, было средством создать армию независимую от рекрутов, от поставок помещиками солдат, и, соответственно, уменьшить налоги на армию, вследствие чего она в значительной степени стала бы автономной.

«Александр очень тревожился, — объясняет Георгий Вернадский, — что любая попытка отменить крепостное право вызовет недовольство помещиков. Он хорошо помнил роль дворянства в свержении Петра III и его собственного отца. Поэтому он посчитал необходимым, прежде чем затронуть крестьянскую проблему, усилить свою власть, чтобы чувствовать себя в безопасности. После тщательного обдумывания он решил сделать своей главной опорой армию. Но армия сама зависела в значительной степени от дворянства.… Поэтому первым делом нужно было сделать армию самообеспеченной. Отсюда и возникла идея ''военных поселений''». [Г.В. Вернадский. Русская история… - с.208-209]

Такова гипотеза Георгия Вернадского, русского учёного, который, работая в Соединённых Штатах, конечно, был совершенно свободен от принуждения коммунистической идеологией. Гипотеза соблазнительно стройная, однако документов, ее подтверждающих, нет. При скрытности Александра нет причин удивляться этому.

Но как же формировалась сама идея военных поселений? У этой идеи довольно долгая предыстория. Александр, это мы знаем точно, работает над книгой французского генерала Сервана «Sur les forces frontières des états» («О пограничных силах государства») и над служебными записками ряда русских сановников по этому вопросу, в том числе адмирала Мордвинова об учреждении «усадеб для полков», то есть усадеб, в которых солдаты будут жить как земледельцы. Восходят же эти проекты к масонским утопиям XVIII века (например, «Путешествие в землю Офирскую» князя Щербатова) и к разработкам круга цесаревича Павла Петровича, которые готовили в 1770-х годах граф Панин, князья Репнин и Гагарин — все известные масоны религиозно-мистического направления [Г.В. Вернадский. Русское масонство… - С.295-296]. Не думая о ликвидации крепостного права, они думали о более гуманной, и я бы сказал, более дешёвой форме содержания армии.

Александр же формулировал свою идею так: «В мирное время военные поселения избавят меня от рекрутских наборов, но в военное время необходимо, чтобы все шли и все защищали отечество» [Н.К. Шильдер, IV.- c.102]. Модная мысль, которая потом осуществилась во всех странах, в том числе и в России, в форме всеобщей воинской обязанности, тогда постепенно формировавшаяся, шла на смену наёмным армиям. Ведь на самом деле рекрут, как я говорил, — это тот, кого наняли. Понятно, в России никого не нанимают, а всех заставляют — это особенность России. Но идея организации военных сил на принципе вооружения поселян в то время была модной в Европе — прусский ландвер, швейцарское ополчение — аусцуг, которое до сих пор существует, и то, что издревле практиковалось в самой России, — казачество.

Примечательно, что Алексей Андреевич Аракчеев, имя которого тесно связывают с военными поселениями, был первоначально их противником. Дубровин, его друг и соратник, говорил: «Всем было известно, что многие лица, стоявшие во главе администрации, в том числе и граф Аракчеев, были против устройства военных поселений, что Аракчеев предлагал сократить срок службы нижним чинам, назначив его, вместо 25-летнего, восьмилетним, и тем усилить контингент армии». [В.к.Николай Михайлович. Император Александр… - С.180]

О том же писал в 1910 году и Кизеветтер: «Вопреки распространенному мнению о том, что Александр по слабости характера уступил влиянию Аракчеева, отказываясь от собственных планов, на самом деле Аракчеев с его военными поселениями сам входил целиком в эти планы царственного мечтателя, умевшего, как никто, связывать в своих фантазиях самые противоположные элементы. Известно, что мысль о военных поселениях принадлежала лично Александру, и Аракчеев, не одобрявший этой мысли и возражавший против нее, стал во главе военных поселений только из угождения воле Государя». [А.А. Кизеветтер. Аракчеев. Русская мысль, 1910. Ист. силуэты. Ростов на Дону, 1997]

Первым подступом к военным поселениям становится указ 30 ноября 1806 года о созыве временного земского войска или, как кратко его именовали, — «милиции». Планировалось призвать 612 тысяч ратников из низших сословий — мещан и крестьян, в том числе и из крестьян помещичьих. Ратников предполагалось вооружить и научить грамоте и военному делу без отрыва от повседневных трудов. Но, чтобы труды эти были не чрезмерны, для помещичьих крестьян должны были быть восстановлены нигде не соблюдавшиеся нормы Павлова закона о трехдневной барщине. Работа же на себя компенсировалась для крестьян из государственных средств по средним нормам подушной подати.

Эта идея не осуществилась, хотя была разработана тщательно. Империя была разбита на ополченческие округа, ответственность за набор ратников возложен на губернаторов, а надзор за их деятельностью — на специально созданные сенатские окружные комиссии из самых достойных и пользовавшихся доверием Царя сенаторов. Сенатор, возглавлявший каждую из таких окружных комиссий, обязан был еженедельно собственноручно писать отчеты Государю. В конце 1807 года, после Тильзитского мира, Александр остановил этот процесс, считая его ненужным, а, главное, встретившись с большим сопротивлением помещиков, в том числе и самих сенаторов, которые должны были руководить созданием милиции.

Как я уже говорил, Карамзин считал, что лучше 150 тысяч рекрутов, чем 600 тысяч милиционеров. Почему? Всё очень просто. 600 тысяч вооружённых мужчин, находящихся со своим оружием в помещичьих деревнях, — это страшная угроза для помещиков. Если ты вооружённый человек, если вас много, если вы можете выступить против помещика, то помещик практически бессилен. И по настоянию именно помещиков все эти идеи с «милицией» были прекращены.

Тогда Александр решил заняться созданием военных поселений только среди государственных крестьян. Помещики могли спать спокойно. Разумеется, это была только отложенная ситуация, потому что если бы с военными поселениями всё развивалось хорошо, то помещичьи крестьяне однозначно захотели бы жить в них, вместо того, чтобы идти в рекруты. Это был залог на будущее.

3. Военные поселения. Осуществление

Александр начал с ошибки. Это ошибка заключалась в том, что сначала он решил обычных государственных крестьян переселять в другие места, а на их место заселять солдат.

Командиру Елецкого полка генералу-майору Лаврову 9 ноября 1810 года Император повелел обустраивать первые военные поселения в Климовичском уезде Могилевской губернии. А до того посоветовал генералу Лаврову поехать в Грузино, Новгородское имение Аракчеева, и посмотреть, как там всё устроено. Аракчеев должен был показать генералу Лаврову, как у него организован быт обычных его частновладельческих крестьян, а организован он был удивительно.

7 - 8 июня 1810 г. Император гостил в имении своего друга и был совершенно потрясен организацией быта и хозяйственной жизнью аракчеевских крестьян. Чтобы понять, какое впечатление это посещение произвело на Александра, обратимся к его именному рескрипту на имя Аракчеева от 21 июля того же 1810 года: «Граф Алексей Андреевич! Устройство и порядок, который лично видел Я в деревнях ваших (отметим, кстати, особенность обращения царей XIX-XX веков в личной беседе к подданным на «ты», что, конечно, свинство, а в письмах на «вы» и по имени отчеству — А.З.), при посещении вас на возвратном пути моем из Твери, доставили мне истинное удовольствие. Доброе сельское хозяйство есть первое основание хозяйства государственного. Посему я всегда с особым вниманием взирал на все сведения, доходящие ко мне о благоустройстве частного сельского управления, и всегда желал, чтоб число добрых и попечительных помещиков в отечестве нашем умножалось. Надеяться должно, что примеры их изгладят постепенно следы тех неустройств, которые, к сожалению всех людей благомыслящих, необдуманная роскошь или небрежение доселе в сей части оставляли. Быв личным свидетелем того обилия и устройства, которое в краткое время, без принуждения, одним умеренным и правильным распределением крестьянских повинностей и тщательным ко всем нуждам их вниманием, успели вы ввести в ваших селениях, я поспешаю изъявить вам истинную мою признательность за удовольствие, которое вы мне сим доставили. Когда с деятельною государственною службою сопрягается пример частного доброго хозяйства, тогда и служба и хозяйство получают новую оценку и уважение. Пребываю к вам всегда благосклонным. Александр». [Н.К. Шильдер IV. c. 452]

«В моем понятии, — говорил сам Аракчеев, — помещик, или владелец, обязан по праву человечества, наблюдать два главных правила: 1) Не мыслить о своем обогащении, а более всего заботиться о благосостоянии крестьян, вверенных Богом и правительством его попечению; 2) Доходы, с них получаемые и составляемые всегда ценою их пота и крови, обращать главнейше на улучшение их же положения». [В.А. Томсинов. Временщик… - с.226]

Надо сказать, что для Аракчеева это были не красивые фразы, а реальная программа. Аракчеев был человек русский, малообразованный (вы ещё увидите, как он ответил Карамзину, что «дьячком был выучен»). Никакого языка, кроме русского, Аракчеев не знал и никаких английских философских трактатов и размышлений об американской свободе никогда не читал, мыслил очень просто, по-военному, считал, что во всём надо установить порядок.

Он собственноручно написал правила для вступающих в брак, правила для матерей в воспитании грудных детей. Что надо делать, что не надо. И это были разумные правила, намного разумнее того, что практиковалось в русских деревнях. Но, тем не менее, он не просто написал их и сказал «читайте», он заставлял им следовать и наказывал, когда им не следовали.

В каждой своей деревне он создавал госпитали, школы, инвалидные дома. Все дети и мужского, и женского пола к четырнадцати годам должны были быть грамотными, уметь читать и писать. Старики, если они оказывались беспризорными, могли доживать свой век в инвалидных домах на полном обеспечении. Он требовал и давал деньги на то, чтобы крыши у всех изб были железными, покрашенными суриком, чтобы не было коррозии. А этого ведь не было в русских деревнях. Вокруг, в деревнях иных помещиков, крышами изб была прогнившая солома. Он требовал хорошую еду и одежду для своих крестьян, проверял, что они едят, заботился о том, чтобы у них было всё необходимое. Он написал специальные правила содержания кошек и собак в домах. Установил полный запрет алкоголя и недопущение грязи и мусора на улицах. Русский человек, как вы знаете из Гоголя, только и делает, что всё выбрасывает на улицу, но у Аракчеева это было совершенно невозможно — улицы мели метлой хозяйки, и была абсолютная чистота. Им были введены: обязательная прививка от оспы, клеймение скота, очень строгое наказание (телесное) за разврат, церковная дисциплина. Все должны быть в церкви, не допускалось, чтобы молодой человек, который хочет вступить в брак, не знал Священного писания. Вступающему в брак экзамен по Закону Божьему устраивал сам Аракчеев, и если молодой человек путался, то Аракчеев посылал его ещё годок подучиться, а только потом жениться.

Опять же словами самого Александра: «Господа наши восхищаются благоденствием иноземных поселян, красотою их сёл и порядком домоводства; их же собственные крестьяне, утомлённые работами, истощённые оброками, покрытые рубищем, в дымных, нечистых избах, кажутся им непохожими на людей. Дабы иметь понятие, как может быть счастлив русский поселянин, пусть они наедут в Грузино, там вникнут во все подробности хозяйственного заведения. Восхищаясь картинами правильного житья крестьян, они уверятся, что и в России сёла могут быть красивы, а поселяне счастливы, когда помещик решается быть их отцом». [Цит.по: В.А. Томсинов. Временщик… - С.228]

Аракчеев действительно был бескорыстен. Государственному Контролеру барону Балтазару Кампенгаузену 11 мая 1822 года он писал: «… Оброк я получаю по пятнадцать рублей с души, но и сего оброка по сие время не получил я ни копейки, и как теперь я совершенно в страшной нужде, ибо сверх их оброка я должен был купить крестьянам овса на семена на двенадцать тысяч рублей и муки на прокормление на шесть тысяч рублей, и все деньги издержав совершенно обеднял». [Н.К. Шильдер. IV. C.240]

Это тот редкий пример, когда помещик действительно пытался быть отцом, но отец он был очень странный. Мы все знаем таких отцов, которые своей дочери или сыну всё время говорят, что и когда надо делать: когда в душ идти, когда вставать, когда ложиться, что есть, что не есть, с кем встречаться и с кем нет. Только потом из такого воспитания ничего хорошего не выходит. Женщины даже жаловались Александру, что их помимо воли Аракчеев выдавал замуж за мужчин, к которым они не испытывали никаких чувств. Но Аракчеев считал, что лучше их знает, за кого должна была пойти та или иная девица. И он не желал им ничего дурного, нет. Он просто считал, что видит, кто кому подходит, кто кому нет, а уж, как там сама девица думает, ему было неважно — мало ли, дура какая. И всё было отлично. И скотина была сытой, и улицы были чистыми, и в домах был полный порядок... Аракчеев любил вдруг входить в чей-нибудь дом и, проводя по полу пальцем, проверять, чисто ли. Тем, у кого всё было в порядке, он вручал подарки, женщинам дарил сарафаны. То есть вроде бы всё было нормально, деспотом он не был, лишь требовал абсолютной аккуратности и абсолютного выполнения правил.

Современный исследователь профессор Томсинов, в целом доброжелательный к Аракчееву, анализируя эти принципы, пишет: «Содержанием своим аракчеевские инструкции были вполне разумны и моральны: они предписывали воздерживаться от глупостей и не делать зла. Но весь их разум и вся их мораль были рассчитаны на людей, лишенных своего ''я'', живущих бессознательно. Граф настолько подробно регламентировал поведение своих крестьян в домашнем быту и на работах, что жизнь крестьянская переставала являться только жизнью. Мать-крестьянка уже не просто любила своего ребенка, не просто заботилась о нём, а выполняла инструкцию». [В.А. Томсинов. Временщик… - С.140]

Современники Аракчеева, даже доброжелательные, говорили о его деревнях: «Всё в них было на немецкий, на прусский манер, всё было счетом, всё на вес и на меру». [Ф.Ф. Вигель. Воспоминания в 7 тт. Т.5, М.,1865.- С.120]

Один из выпускников военных поселений писал потом: «Перед нами развернулась картина однообразного порядка домов с мезонинами и с бульварами перед улицами. Думаем себе: ''Это не русские деревни, не русские сёла, а что-то похожее на немецкие колонии''» [Ф.А.Пенкин. Воспоминания о военно-учительском институте // Аракчеев: Свидетельства современников / Россия в мемуарах.- Москва: Новое литературное обозрение, 2000. – С.149. Воспоминания завершены в 1864 г.].

Действительно, так жили немецкие колонисты на юге России. Но у немецких колонистов это всё исходило из внутреннего убеждения. Здесь же всё было идеально, всё было по-немецки, но не по душе, потому исходило из внешнего принуждения.

Был ещё один очень важен момент, который убеждал Александра в том, что новый строй народной жизни можно создать очень быстро. Представьте себе Александра в то время — он только что вернулся победителем Наполеона. Нет, он не думал о себе высоко и не мнил себя великим человеком, но считал, что через него действует сила Божья, и поэтому ему самому надо действовать без устали и сомнения. Если действовать - добьёшься результата.

Так вот в Польше произошёл следующий интересный момент. Как вы помните, к концу XVIII века по трём разделам Речи Посполитой огромная часть польского государства перешла к России, а после Венского конгресса к России перешла ещё и большая часть Герцогства Варшавского.

И вот, впервые путешествуя по вновь присоединенным землям в 1815 году, Александр, переезжая границу между той русской Польшей, которая была присоединена в XVIII веке и той, которая была получена недавно, с удивлением увидел, что это два разных мира. Другое качество дорог, другие дома, другая организация всех служб. Александр увидел, что того порядка, аккуратности, чистоты, которые есть в только что присоединённом Герцогстве Варшавском, нет в старой русской Польше, где живут те же самые поляки. Единственное, что объединяет две Польши — это поляки, но стиль их жизни совершенно разный.

В чём было дело? Александр был не так наивен, чтобы не понять — причина одна: та часть Польши, которую Россия получила в 1815 году, до этого на протяжении двух десятков лет была частью Прусского, а потом Саксонского государства. Если за эти 15-20 лет немцы смогли сделать из поляков совершенно другой народ — аккуратный, чёткий, чистый, почти такой же, как сами пруссаки, значит, и мы сможем, рассуждал он. Только надо хорошо поднажать. Об этих рассуждениях Александра мы узнаём из воспоминаний флигель-адъютанта Михайловского-Данилевского, с которым Император делился мыслями во время поездки. [А. Михайловский-Данилевский. Из записок 1815 г. СПБ. тип. А. Смирдина, 1831]

Но что же произошло при первом неудачном опыте? В 1810 году, когда было принято решение создать первое военное поселение в Могилёвской губернии, крестьян белорусов, которые жили в этих местах, переселили на берега Чёрного моря в Новороссию, а на их место заселили солдат со всей России, которым позволили привезти с собой своих жён. Там был организован Егерский полк.

И что получилось? Получился, как это часто бывает на Руси, двойной кошмар. Отвратительно организованные переселения привели к тому, что из 1800 крестьян половина умерла в дороге. То есть масштаб трагедии был примерно такой же, как при переселении несчастных чеченцев или калмыков в Казахстан при Сталине. Но не лучше дело обстояло с солдатами. Дело в том, что каждая местность имеет свои особенности для сельского хозяйства и для жизни. Могилевская губерния своеобразная — болотистые места, определённый климат. Приехавшие из других мест крестьяне, не умели вести в ней хозяйство. И получилось примерно то, что получилось в Восточной Пруссии, ставшей Калининградской областью. Немцы оттуда были выгнаны, и в 1946-1947 годах эти земли заняли переселенцы из внутренней России. Они всё перекопали, все дренажные трубы сломали, и прекрасные плодородные, кормившие половину Германии, поля Восточной Пруссии, превратились в болото. И многие остаются болотами до сего дня. То же самое произошло и тогда. И, как результат, многие голодали, многие умирали. То есть солдатам тоже жизнь показалась далеко не сладкой. Была совершена ошибка, которая стоила жизни тысяч людей. А ведь изначально цель была в улучшении жизни.

И тогда Александр принимает новое решение. 5 августа 1815 года он приказывает Новгородскому губернатору расположить второй батальон гренадерского полка графа Аракчеева на реке Волхове в Высоцкой волости. Крестьян уже не высылают, они продолжают жить, как жили, но становятся военными поселенцами. К ним добавляют солдат, которые также, становясь военными поселенцами, учатся у крестьян приёмам сельскохозяйственного быта. Всех приводят к воинской присяге, и всех мужчин от 21 до 45 лет обучают военному делу и грамоте без отрыва от семей и сельских работ. Этот подход оказался более продуктивным.

Через десять лет, к концу Александрова царствования, число таких военных поселян было доведено до 750 тысяч человек обоего пола (без маленьких детей). Они размещались на площади в 2,3 млн. десятин земли во многих губерниях. На режим военных поселений была переведена треть российской армии и, судя по всему, Император планировал продолжать этот процесс, оставив на казарменной службе только гвардейские полки. Аракчееву 14 января 1822 года он писал: «Пришли мне общую карту предполагаемого поселения всей армии».

Крестьяне и солдаты, заселённые среди крестьян, не любили военных поселений. На вопрос, почему не любили, учёные говорят всякую невнятицу, потому что по всем параметрам военные поселения были лучше, чем окружающие их помещичьи деревни. Здесь была грамотность, было медицинское обслуживание — неслыханная вещь в русской деревне того времени. А здесь были госпитали, здесь были участковые врачи, здесь всех детей учили и всех одевали. Русские дети ходили босые, а зимой в лучшем случае в одних валенках на всю детскую часть семьи, взрослые — в лаптях, а тут выдавали сапоги, кожаную обувь. Всё было казённое. Плюс ко всему государство освобождало их всех от податей. То есть это было выгодно во всех отношениях. Поселенцы фактически работали на себя. Служили царю, но работали только на себя. Они занимались сельским хозяйством, чтобы кормить себя, а когда не хватало, государство всегда им давало «недород», то есть недостающий хлеб.

Аракчеев всё это описывал в весьма возвышенном тоне: «Касательно же обмундированных детей, то на них я любовался; они стараются поскорее окончить свои работы, а, возвратясь домой, умывшись, вычистят и подтянут свои платья и немедленно гуляют кучами из одной деревни в другую, а когда с кем повстречаются, то становятся сами уже во фрунт и снимают шапки. Крестьянам же главное полюбилось то, что дети их все почти в один час были одеты, говоря, что от оного одному против другого не обидно». Карамзин после посещения Новгородских военных поселений писал в частном письме Ивану Ивановичу Дмитриеву 31 июля 1825 года: «Поселения удивительны во многих отношениях. Там, где за восемь лет были непроходимые болота, видишь сады и города. Но ''русский путешественник'' уже стар и ленив на описания». [Письма Н.М. Карамзина к И.И. Дмитриеву… - С.400]

Граф Виктор Кочубей, близкий друг Государя, совершенно не склонный к подобострастию, так же как Карамзин, 22 августа 1822 года писал Аракчееву о военных поселениях: «Обозрение оных было для меня явление совершенно неожиданное; и подлинно, как не прийти в удивление, сравнивая положение одной стороны Волхова с другою (на одной стороне Волхова военное поселение, на другой обычные деревни — А.З.), строения, дороги, мосты, поля и прочее одного берега и противоположного. Я думал и объезжая поселения, и потом, когда я переправился из оных, что меня какою-то революциею Глобуса перекинуло из области образованной в какую-то варварскую страну». [В.А. Томсинов.Временщик… - С.222]

В военных поселениях отсутствовали такие русские беды как пьянство, нищенство, бродяжничество, тунеядство, — такие вещи были просто невозможны. Трудно себе представить, но в военном поселении был сухой закон, и он распространялся не только на крестьян, но и на всех офицеров и даже на генералов. Для интеллигенции военных поселений, для врачей и фельдшеров, для учителей Аракчеев создавал клубы-рестораны, в них неплохо и очень дёшево кормили, но поили только чаем и квасом. Запрещались, в том числе крестьянам, игры в карты, играть можно было только в шашки и шахматы. Так что вроде бы всё было здорово.

Но почему же не полюбились военные поселения, в чём же было дело? А дело было именно в том, что за всем этим правильным устроением исчезла человеческая свобода. И государственные крестьяне на коленях умоляли царя, который много путешествовал, не превращать их деревни в военные поселения. Я думаю, что многие частновладельческие крестьяне, ненавидившие крепостную зависимость, были бы рады военным поселениями. Но государственные крестьяне были свободнее, у них было общинное самоуправление, и они не хотели всего этого. Они хотели и водку выпить, и на работу идти, когда им хочется, а не когда надо, и, что греха таить, иногда к соседской молодухе заглянуть. А тут за всё это наказывали и пороли. И это было очень неприятно.

Но Аракчеев шёл дальше. В Новгородской губернии создан был Учительский институт для подготовки учителей поселенских школ. Вы только представьте, насколько это было серьёзно — создавалась своя система образования. В России, где практически все крестьяне были неграмотны (уже в Николаевское время, перед реформой Киселёва было всего полтора процента грамотных), а здесь школы и учительский институт. Для детей, оставшихся без родителей, в военных поселениях были устроены военно-сиротские отделения. Самых способных мальчиков отдавали в кадетские корпуса с последующим производством в офицеры и с переводом в дворянское сословие. В 1825 году более трехсот детей военных поселян продолжили учебу в кадетских корпусах, получили дворянство. Это было неслыханно.

Сам бывший «аракчеевским кадетом» и учившийся в Новгородском военно-учительском институте Ф.А.Пенкин, уже в 1860-е годы размышлял над опытом юности: «Петр Великий преобразовал дворянство и государственную администрацию на европейский лад, а граф Аракчеев переустраивал быт крестьян (в малом покуда размере) также на лад иноземный, пересаживая всё лучшее по сельскому хозяйству на почву русскую. Как действовал граф Аракчеев? Быстро, неумолимо, даже жестоко, как и Пётр Великий…» [Ф.А. Пенкин. Воспоминания… - С.152-153]

И действительно, Пётр создал новое дворянство. И на самом деле это была трагедия, потому что из дворянства, пусть и своеобразного, но достаточно свободного, он создал служивый класс аристократов-холуёв, что во многом потом и ломало Российскую империю. То есть Пётр не создавал из дворян граждан, а делал их такими же рабами, только привилегированными. Не происходило ли что-то подобное и здесь? Всё было вроде бы отлично, крестьяне военных поселений вроде бы были европейцами. Но им не хватало одного — в отличие от европейцев, они не были свободны. Они были ещё более рабы, чем государственные крестьяне. Но рабы, о которых заботились, которых кормили, поили, одевали, лечили, учили. И вот здесь есть небольшая подсказка.

Аракчеев очень любил и очень радовался учению и жизни в своих военных поселениях детей и подростков. Он считал, что старых или средних лет крестьян, то есть готовых солдат, уже не изменить, но молодёжь изменить можно, и что у них, когда они получат образование, будет другое отношение к жизни, у них будет свобода. Этот принцип очень характерно проявился через сто лет.

4. Военные поселения – незавершенный проект

Через сто лет военные поселения как факт уже не существовали. Николай I их не поддерживал, и они постепенно захирели. Но крестьяне, естественно, в этих бывших военных поселениях продолжали жить. Ариадна Тыркова-Вильямс, одна из самых видных деятелей кадетской партии (вместе с женой Милюкова они были первыми женщинами - членами ЦК партии), поместье отца которой располагалось на левом берегу Волхова в Вергеже, то есть как раз напротив бывших военных поселений, уже в 1910-е годы отмечает: «Движение (экономическая модернизация — А.З.) шло не с нашего берега, не от ближайших к нам деревень, населенных потомками бывших крепостных, а с противоположного, правого, берега Волхова, где жили несравненно более зажиточные и хозяйственные потомки аракчеевских военных поселенцев. Они были богаче, свободнее, предприимчивее, зажиточнее наших… Иван Иваныч принадлежал к деревенской знати, одно время был старшиной. Он еще помнил аракчеевские времена… Мы приставали к нему с расспросами о старых временах… - А что мне рассказывать? Ведь если я скажу, что при Аракчееве не худо было, не поверите? Я Глебу Ивановичу (писателю Успенскому – А.З.) сказал, так он даже рассердился. А я не врал, правду говорил. Порядку тогда учили. И у всех, всё что на потребу, было». [А.В. Тыркова-Вильямс. На путях к свободе. М.: Московская школа политических исследований, 2007. С.383]

Очень важным фактором было то, что в военных поселениях было оружие. Как у казаков — личное оружие, конь, шашка, винтовка, ружьё — всё это было. Более того, в больших сёлах находились даже пушки, и часть солдат обучалась артиллерийскому делу. И это делало людей внутренне самостоятельными. Этот тяжелейший приступ к вестернизации, который действительно ломал привыкших к совсем другой, тяжелой и, одновременно, расхлябанной жизни русских мужиков и баб, скорее всего прошёл бы с этим поколением. И следующее поколение, уже наученное, образованное, вооружённое, было бы не хуже казаков, а может быть даже лучше их, ведь такого внимания к образованию и медицине, как в военных поселениях, в казачьих станицах не было.

Как-то раз Аракчеев сказал в своём Новгородском институте: «Я знаю, что меня называют чертом, дьяволом; но дал бы Бог мне прокомандовать поселениями еще лет пятнадцать, тогда благословляли бы меня» [Ф.А.Пенкин. Воспоминания… - С.150].

Интересное событие произошло в августе 1819 года — восстали Чугуевские военные поселения на Украине. Вызвано это было, по всей видимости, тем, что на чугуевцев умышленно возлагали слишком тяжёлые военные обязанности. Люди были недовольны.

Восстание было страшным, потому что подняли его хорошо вооружённые люди, а не люди с косами и вилами. В Чугуев были брошены войска, восстание было подавлено. Как вы помните, Пушкин писал на Аракчеева: «В столице он — капрал, в Чугуеве — Нерон...», имея в виду, что тот подавлял восстание очень жестоко. Ну как жестоко? Он подавлял его по законам того времени, то есть все восставшие подлежали смертной казни, потому что это были солдаты, которые восстали против своего Государя. Однако смертная казнь тут же была отменена. Аракчеев выделил сорок наиболее опасных зачинщиков и приказал прогнать их через строй шпицрутенов, при этом так, чтобы все остались живы. Врачи должны были следить за тем, чтобы наказание для того, чьей жизни угрожает опасность, тут же прекращалось. Перед началом наказания Аракчеев спросил всех виновных, не хотят ли они покаяться пред Государем Императором, и когда трое покаялись, то сразу же их освободил. Остальных наказали, после чего им задали тот же вопрос. Попросившие прощения опять же были освобождены. И далее для всех, кто во время наказания каялся, наказание прекращалось.

Очень важную оценку военным поселениям даёт великий князь Николай Михайлович: «Крестьяне относились в большинстве с недоверием к новшеству, подавали прошения вдовствующей Императрице, великому князю Николаю Павловичу, но вначале не замечалось особого ропота. Впоследствии часто отношения обострялись больше ради мелочей, как приказания брить бороды, носить казённые мундиры, а иногда вследствие излишней строгости или бестактности местного, подчас слишком ретивого, начальства. Но, в общем, крестьянство не обнаруживало того негодования, которое старались изобразить впоследствии в литературе. Более критически относились к этой мере государственные деятели, видя в военных поселениях корень ненавистного могущества Аракчеева, а также многие генералы, видя вред в поселениях для военного дела вообще».

Военные поселения остались незавершённым экспериментом. Если бы Александр не закончил своё царствование в 1825 году, а он благоволил к этим военным поселениям до последних дней, то, возможно, русская армия и русская жизнь действительно стали бы совершенно иными. Но всё прервалось как бы на полуслове.

Помещики не любили военных поселений, потому что эти поселения соблазняли крестьян совершенно другой жизнью и показывали им, что их соседи живут на совершенно другом уровне жизни, нежели они. Надо сказать, что телесные наказания в военных поселениях были не часты. Намного чаще применялись наказания морального свойства, и довольно жёсткие.

Александр Сергеевич Пушкин, который, как вы помните, в 1819 году, в возрасте двадцати лет, всячески глумился над Аракчеевым и, можно даже сказать, издевался над его мужским достоинством, после смерти Аракчеева в апреле 1834 года написал своей жене совершенно иное: «Об этом (то есть о смерти Аракчеева — А.З.) во всей России жалею я один – не удалось мне с ним свидеться и наговориться». К зрелым годам Пушкин уже понимал, что Аракчеев при всех своих огромных недостатках, а мы с вами увидим, что он — одна из причин конца Александрова царствования, был человек исполнительный и действительно честный. И военные поселения могли дать невероятный импульс России. Треть армии — это же очень много. Но не дали.

Военные поселения Аракчеева, оболганного современниками, осмеянного потомками, действительно воспринимавшего человека, пусть в самом добром смысле этого слова, но всё-таки как средство модернизации, а не как цель, ушли в прошлое. Можно ли было найти иной путь освобождения крестьян? Иной путь был предложен только Александром II. У него были плюсы и свои недостатки, но об этом мы будем говорить намного позже.

А сейчас мы переходим к другому очень важному, тоже неудачному и в то же время очень важному эксперименту Александра — реформе образования.

5. Идеи денаполеонизации

Вы помните, что до Александра организованного регулярного образования в России практически не было. Существовал один Московский университет, который перебивался с хлеба на квас, и в котором преподавание велось в целом плохо. Было несколько дворянских школ, где с преподаванием тоже всё было весьма неважно. Образования простонародья же не было вовсе. Нововведения первые годы царствования Александра, когда было открыто пять университетов, созданы учебные округа, даны университетские свободы и шестьдесят профессоров приглашено из-за границы, очень основательно и качественно сдвинули проблему народного просвещения.

Подготовка учащихся улучшалась с каждым годом. Поступали, кроме все время возрастающий бюджетных субсидий, обильные частные пожертвования. В 1810-2020 годах на частные средства кроме университетов были открыты приравненные к университетам Ришельевский лицей в Одессе и Лазаревский институт (1818) в Москве. Лазаревский институт, в котором сейчас находится армянское посольство, был создан на частные пожертвования в основном армянской общины и, в частности, графа Ованеса Агазаровича Лазарева (1735-1801), завещавшего большие суммы на создание в Москве учебного заведения для бедных армянских детей, вскоре перепрофилированного в институт восточных языков, который положил начало российскому образованию в области востоковедения.

Но чтобы понять, почему образование приобрело в России такие необычные черты, мы опять же должны представить ситуацию, сложившуюся после Венского конгресса 1815 года.

Нас совершенно не удивляет, что после разгрома нацизма, он был осуждён во всём мире, пропаганда нацизма была запрещена во всех цивилизованных странах и даже выдающимся мыслителям, которые, как Мартин Хайдеггер или Карл Шмитт, личной склонностью связали себя с нацизмом, не подавали руки. А ведь Хайдеггер был великим философом, и от того, что он признавал нацизм, дураком не стал, Карл Шмитт был выдающимся теоретиком права — но им не подавали руки. В послевоенной Европе они были как зачумлённые. Такова была реакция на нацизм. И я считаю это совершенно справедливым. Но мы забываем, что в 1815 году точно такая же реакция была на Наполеона. Наполеон залил Европу кровью. Наполеон перемещал границы государств, сталкивал в войнах народы, сталкивал правителей друг с другом, совершал величайшие бесчинства и жестокости, проводил завоевания, установил тиранию, и это всё в течение пятнадцати лет. А до этого была французская революция, продолжателем и как бы проявлением которой Наполеон всегда себя считал. Вот почему он ни в малой степени не желал быть королём, а только императором и не Франции, а французов. Это было новое революционное сознание – сплав романтического национализма и восторгов перед греко-римским дохристианским миром.

Чтобы понять, какое в то время было отношение к Наполеону, мы должны познакомиться с манифестом 1 января 1816 года. Этот манифест был написан адмиралом Шишковым ещё в 1814 году, чтобы быть провозглашённым после занятия Парижа, но тогда он затерялся в переписке, и Александр его прочесть не мог. Только в 1815 году Шишков, увидев, что об этом манифесте речь не идёт, привёз документ на Венский конгресс. Александр текст высоко оценил, сказал, что обязательно его доработает и опубликует. И 1 января 1816 года этот написанный Шишковым и доработанный, причём существенно, Александром манифест был опубликован.

В нём содержится оценка французской революции и наполеоновского царствия. В тексте говорится, что Париж превращён революцией в гнездо разврата и пагубы народной, что Наполеон – простолюдин, хищник, преступник присвоивший себе «Богу только единому свойственное право единовластного над всеми владычества и возмечтавшему на бедствиях всего света в славе своей стать в виде Божества на гробе вселенной».

«Суд человеческий не мог такому преступнику наречь достойное осуждение: не наказанный рукою смертного, да предстанет он на Страшном суде, всё мирною кровью облиявший, пред лице бессмертного Бога, где каждый по делам своим получит воздаяние», — говорится в манифесте.

Как вы видите, оценка и Франции, и революции, и Наполеона совершенно нелицеприятная.

А это уже собственная оценка Александра себя: «Самая великость дел сих (то есть победа над Наполеоном — А.З.) показывает, что не мы то сделали. Бог для совершения сего нашими руками дал слабости нашей Свою силу, простоте нашей Свою мудрость, слепоте нашей Свое всевидящее око. Что изберем: гордость или смирение? Гордость наша будет несправедлива, неблагодарна, преступна пред Тем, Кто излил на нас такие щедроты; она сравнит нас с теми, которых мы низложили. Смирение наше исправит наши нравы, загладит вину нашу пред Богом, принесет нам честь, славу и покажет свету, что мы никому не страшны, но и никого не страшимся».

В этом манифесте важны два момента, которые будут нам нужны для понимания будущего. Во-первых, оценка Французской революции Наполеона как катастрофы, но как катастрофы, которой прельстился народ и даже шире — народы. То же самое можем сказать и про нацизм. Если бы им был одержим один Гитлер, то ничего страшного бы не было. Но им был одержим немецкий народ, и им прельстились многие народы — многие в Венгрии, многие во Франции, в Англии, в Соединённых Штатах, повсюду. И в Советском Союзе, и в русской эмиграции. Это страшный яд. И результаты его ужасны. Так вот Французской революцией прельстились многие во всей Европе и в России. И в результате — страшная пятнадцатилетняя война, огромное количество погибших, разрушенная Европа и невероятные усилия для её спасения. Какой вывод? Такой же, как и после разгрома нацизма.

Если для нас совершенно естественна денацификация, то здесь совершенно естественна была денаполеонизация Европы. То есть нужно было искоренить этот дух, когда человек ставит себя на место Бога и творит Бога по своему разумению. Вспомним, что ещё до Наполеона была робеспьеровская идея 1793 года — идея поклонения высшему существу. Потом Наполеон якобы признал Церковь, но в итоге не жил по её законам, считая Церковь просто инструментом своей политики. А когда Папа Римский венчал Наполеона по его же требованию в Париже на престол, то Наполеон взял из рук Папы корону и сам надел её себе на голову.

Итак, денаполеонизация Европы должна была произойти. И Александр как главный освободитель Европы, а вместе с ним и король Прусский, и император Австрийский, и практически все монархи думали так.

Мы этого не понимаем, мы во многом оказались в плену романтики образа Наполеона. Так же, как, может быть, когда-то кто-то окажется в плену романтики Гитлера. Такое возможно, ведь есть же безумные люди, которые этому следуют и сейчас. Чугунные куклы стояли на столе в кабинете не у одного Евгения Онегина, у многих. Странное было время, страшное. Катастрофа, гибель людей были налицо, и невероятное превозношение тоже было налицо. И, следовательно, первый вывод из этого заключался в том, что это страшное зло необходимо искоренить и не допускать вновь. Потому что то, что появилось во время Великой революции и потом при Наполеоне, могло проявиться, где угодно — в Пьемонте, в Испании, в Германии, даже на Балканах.

Так же, как идея денацификации владела всей антигитлеровской коалицией в XX веке, и Трумэном, и Черчиллем, и Рузвельтом (в меньшей степени Сталиным, потому что он сам был тираном), идея денаполеонизации владела всеми монархами Европы, и Александр I был первым из них.

Была и вторая идея, с ней связанная. Зло было повержено великим чудом. Если в наше время скоро станет опасным говорить, что мы не гордимся победой в Великой Отечественной войне, то тогда Александр сам говорил, что всё сделал Бог, и гордости здесь места нет - всё сделал Бог, не мы, нашими руками, но не мы, а Бог. И, соответственно, дальнейшая борьба заключалась в том, чтобы это зло искоренить полностью. Потому что, с точки зрения Александра, на бранных полях под Ватерлоо, под Бородино, под Лейпцигом была повержена армия, но зло искоренено не было. Этой цели будет посвящено всё последнее десятилетие Александрова царствования. Впереди нас ждёт специальная лекция, посвящённая внешней политике Александра, знаменитым конгрессам, которые постоянно будут происходить в Европе после 1815 года. Но сейчас мы рассмотрим, как эти идеи проявились в России.

6. Реформа образования

А проявилось всё это в сфере образования. До этого Александр мыслил образование просто как просвещение, как сумму знаний, которая должна быть дана людям, а теперь решил сделать образование таким, какое никогда не приведёт к возвращению наполеонизма. Потому что в противном случае наступит новая катастрофа, и она будет больше первой.

О том, как построить образование, Государь в 1816 году беседует с Карамзиным. Беседа эта длится 1 час 40 минут. Сам Карамзин писал Дмитриеву, что он Императором был обласкан: «Воображай, что хочешь, не вообразишь всей его любезности, приветливости» [письмо от 16 марта 1816]. На печатание «Истории государства Российского» Карамзину было дано 60 тысяч рублей. Царь пригласил его в Царское Село, пожаловал чин статского советника и Анненскую ленту за «Записку о старой и новой России», которая раньше вызывала у Императора неудовольствие. Теперь же он видел в ней ценность и понимал, что необходимо утверждать консервативные и религиозные ценности. Уже 1 февраля 1818 года были отпечатаны и тут же раскуплены три тысячи экземпляров «Истории государства Российского». Кстати говоря, Александр не только дал Карамзину ленту и чин статского советника, но и позволил ему быть в «Истории» честным. Интересно, да? Император позволил историку писать историю честно. Может быть, и ныне некоторым стоит поучиться у Александра?

Царскосельский лицей, то самое удивительное заведение, в первом выпуске которого был Александр Сергеевич Пушкин, — одно из начинаний этого времени и одно из осуществлений новых принципов. Но в отличие от Ришельевского лицея и Лазаревского института Царскосельский лицей был создан на казённые деньги. Он был открыт 12 августа 1810 года, как противовес домашнему образованию дворян, которые не хотели отдавать своих детей в казённые заведения. Программа лицея была разработана ещё Сперанским и в первую очередь ориентирована на подготовку государственных просвещённых чиновников высших рангов.

В лицей шли подростки совершенно разного уровня культуры и образования, поэтому при нём был создан Благородный пансион, который в течение от одного года до трёх (в зависимости от уровня образования «благородной» молодёжи) готовил учащихся к поступлению в лицей. Всё это было создано в самом Царском Селе.

Идея Царскосельского лицея появилась, когда мать Александра, вдовствующая императрица Мария Федоровна решила своих младших сыновей - братьев Александра — Михаила и Николая Павловичей, послать учиться в Лейпцигский университет, на что Александр сказал: «Пусть учатся в России, в российском лицее». В итоге в Царскосельском лицее они не учились, но, тем не менее, он был создан и ради их обучения в том числе.

В Царскосельский лицей принимали детей десяти-четырнадцати лет, приём осуществлялся каждые три года, учились там шесть лет. Система образования, принятая в лицее, была очень обширна, дисциплины делились на пять основных позиций:

нравственные (Закон Божий, этика, логика, правоведение, политическая экономия);

словесные (российская, латинская, французская, немецкая словесность и языки, риторика);

исторические (российская и всеобщая история, физическая география);

физические и математические (математика, начала физики и космографии, математическая география, статистика);

изящные искусства и гимнастические упражнения (чистописание, рисование, танцы, фехтование, верховая езда, плавание).

То есть это был хороший европейский аристократический университет. Права его были равны правам университета.

На открытии лицея 19 октября 1811 года присутствовал Александр I. И именно 19 октября каждый год лицеисты отмечали годовщину лицея. Первый выпуск лицеистов, в котором был и Пушкин, состоялся 9 июля 1817 года.

Я напомню, что лицей был закрыт большевиками 29 мая 1918 года. На тот момент он уже был переведён в Петербург. Его великолепная библиотека была перевезена на Урал и в значительной степени погибла. В 1925 году ОГПУ было возбуждено «дело лицеистов», по которому было арестовано около 150 человек. 26 из них были расстреляны уже в 1925 году, среди них премьер-министр России князь Николай Дмитриевич Голицын. Остальные были убиты позже в разное время или умерли в ссылках. Директор лицея генерал Владимир Александрович Шильдер умер во время следствия.

Так проявилось желание большевиков покончить со всем тем, что создавала Россия в XIX веке. Это было желание физически уничтожить весь образованный просвещённый высший слой, чтобы опять сделать народ России той невежественной массой, которой легко управлять.

Но вернёмся к начинаниям. Александр в это время думает о введении всеобщего обязательного начального образования в России. Он планирует выделять на это два миллиона рублей в год, то есть половину бюджета Министерства народного просвещения. Идея образования постоянно у него в голове.

20 ноября 1809 создан Институт сухопутных и водяных сообщений, преобразованный с 1 ноября 1810 в Корпус инженеров путей сообщения, а 24 ноября 1819 — в Главное инженерное училище. «Шоссе Россию здесь и тут, соединив, пересекут». Александр I не хотел ждать пятьсот лет, как иронично замечал Пушкин. Без дорог нет России, а качественные дороги начинаются со специалистов, а специалистов нельзя иметь без соответствующего училища. И училище создается на самом высшем уровне тогдашней инженерной мысли.

Но главная новая идея Александра состоит в том, что надо дать людям возможность стать христианами. И для этого необходимы грамотность и образование. Александр прекрасно понимал, что подавляющее большинство населения России являются лишь формальными христианами. В высших сословиях — формальное христианство при равнодушии, атеизме и увлечении какими-то масонскими идеями. В низших сословиях — полная дикость, необразованность и незнание основ веры своей – магизм вместо единобожия.

Александр, получив, как он считал, помощь в победе над Наполеоном от Бога, полностью изменил свою жизнь, разорвал незаконную связь с женщиной, которую любил и с которой был в близости много лет, ради того, чтобы быть перед Богом честным, теперь хотел и всю Россию сделать христианской образованной страной. Рычаг для этого оказался рядом — библейские общества.

7. Российское библейское общество

Библейские общества были наимоднейшей европейской идеей в то время. Первое библейское общество было основано в Великобритании в 1804 году. В Великобритании, как вы знаете, была государственная Англиканская церковь, но она была далеко не одна, кроме неё существовало множество христианских конфессий. Но все церкви Англии сходились на одном — люди должны читать Священное писание на простом и понятном языке, каждому в дом должна прийти Библия на простом английском языке, и для этого она должна быть дешёвой, для этого она должна быть широко распространённой. Собственно, в этом и заключалась задача Библейского общества в Англии.

Вторая страна, где было создано Библейское общество — Ирландия - в 1806 году. И третья страна, которая создаёт такое общество, — Финляндия, в 1812 году. И тогда же, в 1812 году, через несколько месяцев создаётся и Русское библейское общество.

Все остальные – французское, американское, голландское, польское — создаются существенно позже. Только 9 мая 1946 в Англии создана Всемирная ассоциация библейских обществ. И сейчас, если вы приезжаете в отель, вы очень часто находите в своём номере Библию, изданную именно библейским обществом.

В России Библейское общество было основано князем Александром Николаевичем Голицыным 6 декабря 1812 года. В 1814 году оно наименовано Российским библейским обществом, и почётным членом его тут же соглашается быть Государь. «Я с удовольствием принимаю место среди членов Библейского Общества», — пишет он 15 февраля 1813 года князю Голицыну из военного лагеря под Калишем, даёт свой единовременный взнос 25 тысяч рублей и определяет ежегодную пенсию Обществу в 10 тысяч рублей. [Вел.кн. Николай Михайлович. Император Александр I… С.150]

Очень важно, что Библейское общество — частная организация, негосударственная организация. Это организация людей, которые руководствуются идеей распространения Священного писания.

«Правила Общества» предполагали: «<…> способствование к приведению в России в большее употребление Библий <…> без всяких на оное примечаний и пояснений; <…> обитателям Российского государства доставлять Библии <…> на разных языках, за самые умеренные цены, а бедным без всякой платы; <…> снабжать всякое христианское вероисповедание Библиями тех самых изданий, которые почитаются исправнейшими; доводить Библию до рук азиатских в России народов из магометан и язычников состоящих, каждому равномерно на его языке…»

Первое собрание библейского общества состоялось в Санкт-Петербурге 11 января 1813 года в доме у князя Голицына на Фонтанке, 20. Присутствовали представители всех основных христианских церквей в России. Православная церковь была представлена митрополитом Амвросием (Подобедовым), архиепископом Серафимом (Глаголевским), протопресвитером Павлом Криницким и архимандритом Филаретом (Дроздовым), будущим митрополитом Московским, который тогда был ректором Санкт-Петербургской духовной академии.

Римско-католическая церковь была представлена митрополитом Станиславом Сестренцевич-Богушем, англиканская — пастором Питтом, лютеранская — пастором Сарептского братства Шейерлем, реформатская церковь пастором из Голландии Янсеном. В работе библейского общества принимали участи видные масоны Родион Кошелев, Дмитрий Николаевич Бантыш-Каменский, Захарий Яковлевич Карнеев, Александр Федорович Лабзин, Ленивцев, Попов. Это было очень мощное собрание.

28 февраля (11 марта) 1816 Александр I высочайшим указом поручил Святейшему Синоду осуществить перевод Нового Завета на русский язык. Синод перепоручил это дело Библейскому обществу, которое и осуществило этот перевод.

Мы должны себе представить важность всего этого. Русские люди не читали Священного Писания. Эта привычка не читать Священное Писание сохранилась в русской эмиграции практически до сего дня. Очень верующие, даже церковные люди только к старости открывают Евангелие и поражаются тому, как оно интересно. Читать Библию светским людям было непринято. И эту традицию хотел переломить Александр. Он хотел, чтобы любой человек мог читать и читал Священное Писание. Потому что, как вы помните, его обращение произошло именно через чтение Священного Писания. Для этого, кстати говоря, необходимо и образование. Потому что, если люди неграмотны, как они будут читать Священное Писание?

Евангелия тут же разобрали для перевода. Каждое Евангелие переводил на русский язык с греческого один из членов Библейского общества, причём Евангелие от Иоанна взял переводить будущий митрополит Филарет (Дроздов).

В конце 1817 года была издана десятитысячным тиражом первая славяно-русская билингва Четвероевангелия; в 1819 году вышло третье издание, в 1820 году — весь Новый Завет на русском языке, в январе 1822 года — Псалтырь на русском языке, в 1823 году на русском языке вышел Краткий Катехизис митрополита Филарета (Дроздова), в 1824 — Пятикнижие Моисеево в русском переводе с Масоретского еврейского подлинника, то есть не с греческого, а с еврейского языка.

Одновременно Библейское общество осуществляет переводы Священного Писания на другие языки и наречия Империи, в том числе и на польский, несмотря на протесты Римской курии. Всего за десять лет издательской деятельности (1814-1824) Российским Библейским Обществом было издано (и приобретено) 705 тысяч экземпляров книг на 43 живых языках, в том числе 448 109 книг Священного Писания (в том числе 40 тысяч Нового Завета на русском). То есть это – духовная революция, которая была совершена за десять лет и о которой мы сейчас совершенно забыли. То, что сам Император Александр открыл для себя, он решил открыть всей Империи, всем её народам. Для распространения книг и иной деятельности Общество создало по всей Империи 89 региональных отделений.

Большую роль в продвижении текстов Библии на территории тогдашней России играли люди нерусские: шотландец Мельвиль, ассириец Яков Деляков (Каша Ягуб) – христианин пресвитерианец, датчанин Отто Форхгамер, Синклития Филиппова, эстонец Ян Тиденберг, епископ жемайтский Юзеф Арнульф Гедройц.

К 1823 году общество отчиталось об издании переводов Библии на армянский, греческий, грузинский, калмыцкий, карельский, латышский, молдавский, монгольский, немецкий, персидский, польский, русский, литовский, славянский, татарский, татаро-турецкий (азербайджанский), финский, французский, черемисский, чувашский, эстонский на двух его диалектах ревельском и дерптском.

Помимо этого, Библейское общество издавало массу другой литературы, в том числе так называемые Мейеровские брошюры, которые в основном писались княгиней Софьей Сергеевной Мещерской. Софья Сергеевна Мещерская — один из тех удивительных людей, почти совсем забытых в современной России, но создавших целую культурную эпоху. Эта удивительная женщина 1775 года рождения, в девичестве Всеволожская, по всей видимости, была матерью первого ребёнка Александра I. В 1796 году она родила Николая Евгеньевича Лукаша, названного так по имению её родителей Лукаши. Это не помешало ей через два года выйти замуж за Мещерского, в браке с которым она родила пятерых детей. Николай Лукаш стал потом губернатором, видным человеком, дал начало целому роду. Софья Сергеевна была англоманкой, глубоко православной женщиной, писала сама и переводила огромное количество христианской дидактической литературы для простого народа.

Её внук, князь Александр Васильевич Мещерский, писал о ней, естественно, помня её уже в старости: «Она была женщина строгой жизни, очень приятной наружности; ее все любили и уважали, но и немного побаивались. Она имела обыкновение высказывать свои мнения без околичностей и всем говорить правду в глаза <…> была выше среднего роста, ходила всегда в белом чепце, из-под которого виднелись седые волосы, а два довольно длинных белых локона окаймляли её умное лицо и выдающиеся светло-голубые глаза. <…> Бабушка была строго православная, соблюдала все посты и все правила церкви, что не мешало ей, в своем образе жизни и в своем мировоззрении очень походить на Английских пиэтистов. Она была Англоманка, очень много переводила, и печатала сочинений с английского языка, преимущественно тех простых и превосходных рассказов для детей, которые в Англии составляют целую литературу». [А.В. Мещерский. Воспоминания… М.: Унив. тип., 1901.с.12]

В общей сложности она перевела и издала 93 книги. Мейеровские брошюры были хорошо известны в русском среднем классе. Высший класс читал на английском и французском. А вот средний класс, и даже крестьянская изба, и домик городского обывателя становились христианскими именно благодаря произведениям Софьи Сергеевны Мещерской. Надо сказать, что брат её мужа Ивана Сергеевича Мещерского Пётр Сергеевич вскоре стал обер-прокурором Святейшего Синода. То есть это была весьма благочестивая аристократическая семья.

8. Двойное министерство

10 августа 1816 года граф Разумовский по его собственной просьбе был уволен с поста министра народного просвещения и на его место назначен князь Голицын. И вот тогда в манифесте 24 октября 1817 года было объявлено об очень важном и необычном деянии: «Желая, дабы христианское благочестие было всегда основанием истинного просвещения, признали мы полезным соединить дела по Министерству народного просвещения с делами всех вероисповеданий в составе одного управления под названием Министерства духовных дел и народного просвещения». [Цит. по: А.А. Корнилов. Курс Истории России XIX века. с.414]

То есть тот наполеонизм, который был связан, в конечном счете, с богоборчеством, фактически, с уничтожением христианской церкви в революционной Франции, а потом с её загнанностью, подчиненностью, преодолевался в России созданием Двойного министерства, в котором просвещение, религиозное образование и религиозная деятельность шли бы рука об руку.

В министерстве были созданы два департамента — духовных дел и народного просвещения. Характерно то, что в департаменте духовных дел было четыре равноправных отделения:

1. отделение греко-российского исповедания (заметим, только одно из четырёх);

2. отделение римско-католического, греко-униатского и армянского исповедания;

3. протестантских исповеданий;

4. нехристианских исповеданий, в том числе и иудаизма, магометанства, зороастризма и других религий. То есть всё это было вместе. Этим были недовольны представители православной церкви, потому что не только в Библейском обществе, где они были вместе с другими христианскими конфессиями, но и в Министерстве они ставились вместе с представителями даже нехристианских религий на один уровень. Запомним это. И князь Голицын проявлял одинаковое доброжелательство ко всем. Это не было министерство контроля, это было министерство скорее облегчения деятельности всех конфессий.

Но мудрый Карамзин тут же во всей этой замечательной конструкции воспитания русского общества в религиозно-культурном духе, увидел изъян, увидел, в чём заключается проблема. 18 января 1817 года он пишет Ивану Дмитриеву: «Соединение двух министерств последовало с тем намерением, чтобы мирское просвещение сделать христианским. Отныне кураторами будут люди известного благочестия… Немудрено если в наше время умножится число лицемеров». Всё дело в том, что если образование, просвещение, наука — это те объективные реальности, которые познаются и подаются путём усилия, то религия — это во многом область духовной склонности, это духовный дар. И если и то, и то соединено в одном министерстве, значит, эти вещи будут соединяться и в практической жизни, и многие люди, конечно же, из карьерных соображений решат стать очень религиозными, глубокими христианами и невероятными мистиками. А другие, и таких большинство, не по холодному расчёту, а по самому чувству, что это даёт перспективу карьеры, начнут вести себя подобным образом.

Надо сказать, что великий князь Константин Павлович совершенно не разделял этих новых идей своего брата. «Как бы не вышло у нас новое средневековье, — писал он 13 января 1817 года генерал-адьютанту Николаю Мартыновичу Сипягину из Варшавы. — Искренне Вам сказать, я никак не могу равнодушно и без некоторого даже сострадания слышать и читать все эти разные поповщины и распространение сочинений и Библейских обществ…» Константин Павлович относился к этому очень насторожённо. Но Александр решился на этот эксперимент потому, что через подобный опыт прошёл он сам.

Отец Георгий Флоровский, анализируя создание Двойного министерства, писал: «Петровское государство подчинило себе Церковь скорее извне и во имя мирского задания, ради ''общего блага'' вымогало терпимость к обмирщению жизни. При Александре I государство вновь сознаёт себя священным и сакральным, притязает именно на религиозное главенство, навязывает собственную религиозную идею. Сам обер-прокурор (Синода – А.З.) как бы ''вступает в клир Церкви'' в качестве ''местоблюстителя внешнего епископа''». [Г. Флоровский. Пути русского богословия… - С.133-134]

Ну и что же произошло? «Во всех обнаружилась ревность к Слову Божию и стремление просвещать сидящих в сене смертной (это, разумеется, ирония — А.З.). Губернаторы начали говорить речи совершенно похожие на проповеди, городничие и градские головы, капитан-исправники с успехом распространяли Священное Писание и доносили о том по начальству в благочестивых письмах, переполненных текстами», — пишет отец Георгий Флоровский. [о. Георгий Флоровский. Пути Русского богословия… - С.148]

Среди учащихся учебных заведений, в том числе и военных кадетских корпусов, начались видéния. К ним являлись какие-то старцы и старицы, о чём учащиеся сообщали начальству, кто-то искренне, а кто-то, надеясь тем самым как-то сделать свою карьеру. Всё русское общество было мистикизированно. Пётр I практически низвёл церковь до ведомства православного исповедания, а теперь государство вводило в жизнь общества религию, причём не формальное соблюдение обрядов, а именно мистическую религию. Требовалось духовное созерцание, молитвы со слезами, не формальная, а реальная религиозная жизнь, которая всегда — дар сравнительно небольшому числу людей.

Александр, хотя ему было уже сорок лет, наивно думал, что то, что он сам переживает совершенно искренне, должна пережить вся или, по крайней мере, большая часть России, и тогда она станет другою. И для этого, как он считал, надо переводить Библию, надо распространять Священное Писание, надо образование соединять с религией. Он хотел как лучше. Но вся беда в том, что так религия не распространяется. Поэтому из доброго пожелания Александра получились разные безобразия.

9. Издержки духовности

И если ближайший в этом смысле помощник Императора Александр Скарлатович Стурдза делал всё искренне (а он, молдаванин и грек, действительно был образованным христианином, его брошюры о православии даже переводились на разные языки), то организацией деятельности Двойного министерства, в которой Стурдза непосредственно не участвовал, занимались, часто, нравственно нечистоплотные люди.

И первый среди них — Михаил Леонтьевич Магницкий, внук знаменитого математика. Мы уже встречались с ним как с соратником Сперанского, причём, казалось бы, искренним, ведь он был вместе со Сперанским сослан и вместе с ним возвращён. В 1816 году добрый император Александр назначил его губернатором Симбирска. Но Магницкий больше времени проводил не в Симбирске, а в Петербурге и в доме наивного князя Александра Николаевича Голицына, такого же религиозного мечтателя как и его тезка - император. Магницкий приходил на все богослужения, которые совершались в домовой церкви князя Александра Николаевича, он молился на коленях, каясь в том, каким был атеистом и революционером, в том, что переводил Дидро. Он мог встать посреди улицы, возвести глаза к небу и начать молиться, но обязательно, чтобы при этом кто-то его видел. Он написал специальную программу, где ставил цель «основать народное воспитание в благочестии согласно с актом Священного союза». Акт священного союза — это дипломатический документ, да, с религиозным содержанием, но всё равно никакого отношения к образованию не имеющий. То есть он пытался подольститься к императору Александру, пытался подольститься к князю Голицыну, говорил постоянно о посте и грехопадении, о милосердии Божьем. И постепенно ему начали доверять.

Когда стали говорить о том, что во вновь созданном Казанском университете стали распространяться атеистические революционные идеи, князь Голицын решил назначить Магницкого на должность попечителя Казанского округа. Вот тогда-то между Голицыным и Александром состоялся замечательный диалог, который сохранился в воспоминаниях Голицына. Через много лет старик всё понял.

«Хорошо ли ты его знаешь? — Да, Ваше Величество, я знаю его уже давно. Мне известны прежние его заблуждения, но теперь он исправился. — Ты настаиваешь, стало быть, чтобы я назначил его попечителем? — Если Ваше Величество соизволите на это, то я убежден, что он окажется вполне пригодным для этой должности. — Пусть будет так. Я держусь правила предоставлять самим министрам выбор их подчиненных, но предсказываю тебе, что он будет первым на тебя доносчиком».

Так всё и произошло. Приехав в Казань, Магницкий устроил разгром университета, объявил безбожным учение Шеллинга, сжёг «вредные» книги из университетской библиотеки. Он уволил одиннадцать профессоров — половину профессорского состава Казанского университета. Он ввёл коллективные молитвы студентов, заставил их совершать аскетические подвиги, молиться подолгу на коленях, жить на хлебе и воде. Тех студентов, которые не хотели, запирал в карцер с табличкой «грешник». Тех, кто возмущались, отдавал в солдаты. Как пишет Шильдер, анализируя его действия, «разврат не мог быть глубже и плачевнее» [Н.К. Шильдер, т.4, с.276]. Ректор университета математик Никольский тут же смекнул и встал на сторону Магницкого. Тот оправдывал математику Библией, как во времена Святых Отцов её оправдывали греческим богословием, говоря о том, что единица — это один творец, а три — это троица.

Князь Пётр Вяземский написал в 1821 году про Магницкого стихотворение:

Подлец, вертлявый по природе,
Модницкий, глядя по погоде,
То ходит в красном колпаке,
То в рясах, в чёрном клобуке.
Когда безбожье было в моде,
Он был безбожья хвастуном,
Теперь в прихожей и в приходе
Он щеголяет ханжеством.

Результат был плачевен. Это тема особой лекции, но, забегая вперёд, скажу — Голицын был отстранён по доносу. Александр знал, что донесение ложное, но не хотел смуты в государстве, и об этом мы поговорим особо. Одним из доносчиков был Магницкий. Потом Магницкий стал доносчиком и на своего благодетеля Сперанского и в 1831 году уже Николаю I писал, что Сперанский состоит в ложе иллюминатов и мечтает убить Императора.

В 1826 году уже Николай Павлович назначает ревизию под началом генерала Желтухина, которая выявила в Казанском университете огромную растрату казённых средств и присвоение этих средств Магницким себе. За этим последовал арест всех имуществ Магницкого, его сослали в Ревель, на что Сперанский желчно написал: «Как можно посылать Магницкого в Ревель? Туда ездят за здоровьем, а он присутствием своим и воздух заразит» [Н.К. Шильдер. Николай I… С 61]. Умер Магницкий в нищете.

Другой «герой» — Дмитрий Павлович Рунич, сын владимирского губернатора, правнук Бутурлина и Сумарокова.

Он тоже когда-то был переводчиком Дидро, потом понял, что вот теперь можно сделать карьеру «на духовности», и стал бороться, но не в Казани, а в Петербурге. Он добился того, что был отстранён Сергей Уваров, будущий автор теории официальной народности, глубоко образованный и культурный человек, который сопротивлялся этим нововведениям. Кстати, Магницкий, хоть и был попечителем Казанского округа, в основном, присутствовал в Петербурге и тоже боролся против Петербургского университета.

В 1821 году Рунич был назначен попечителем Санкт-Петербургского округа. Что он сделал? Он уволил двенадцать профессоров, среди которых был знаменитый Куницын, любимый профессор Пушкина, преподававший и в Царскосельском лицее. Помните: «Куницыну дань сердца и вина! Он создал нас, он воспитал наш пламень, Поставлен им краеугольный камень, Им чистая лампада вожжена». Куницын был не только отстранён, но его книга по экономике была запрещена.

Были также отстранены преподаватель русской и латинской словесности Александр Иванович Галич (Говоров); крупный немецкий историк, драматург, преподававший в Санкт-Петербургском университете, Эрнст Раупах; академик, математик, статистик Карл Теодор Германн; историк и географ Константин Иванович Арсеньев. Когда Германн и Арсеньев были отданы под суд, студенческие конспекты их лекций были перлюстрированы и служили доказательством того, что они распространяют какие-то антигосударственные атеистические идеи. Ректор Университета Балугьянский, знаменитый юрист, вступился за них и тоже был смещён с должности.

Надо сказать, что в феврале 1827 года, уже при Николае, дело четырёх профессоров было прекращено, им были возвращены все права, в том числе права на преподавание, а из дел были устранены все эти абсолютно не соответствующие действительности заявления.

Но ужас заключается в том, что князь Голицын поддержал Рунича и Магницкого. Он вовсе не был карьеристом, он был богат и всё имел, но он был восторженным сторонником Александровского курса на одухотворение науки. А это одухотворение науки тут же проявилось в таком безобразном, отвратительном виде.

Таким образом, можно сказать, что создание Двойного министерства, имея самые благие намерения, имея честных людей в их основании, того же Стурдзу, Голицына и самого Александра, в итоге обернулось величайшей ложью. Потому что, как и в случае военных поселений, и в случае Двойного министерства был применён принцип насилия над человеком ради его блага. И если насилие над крестьянами вызывало бунты в Чугуевском поселении, то насилие над образованными людьми вызывало, конечно, полную ненависть к власти, отторжение ее «мер» и настоящий атеизм. Не к вере привело людей Двойное министерство, а к отторжению веры. Хотя, безусловно, огромный плюс в его деятельности был. И, в первую очередь, это перевод на живые языки и распространение Священного Писания.

Вообще, борьба за русскую Библию — это целая эпопея, и мы о ней ещё будем говорить. Когда в 1864 году эта Библия, наконец, была издана на русском языке, — это была та Библия, которую подготовило Библейское общество за десятилетие 1814-1824 годов. Уже тогда, благодаря образованию военных поселенцев, благодаря образованию крестьян и образованию нерусского населения на своих языках (Стурдза, к примеру, был большим сторонником преподавания молдавского языка, и в Бессарабии молдавский язык преподавался) общество, конечно, стало культурнее. Но наследие русского деспотизма, отношение к человеку как к предмету, которым можно манипулировать, подвигло Александра к совершению двух тяжких ошибок. Русское общество не стало более духовным благодаря реформам Александра в области образования. И русская армия не стала более гуманной благодаря военным поселениям. Плюсы были, но изменения не было. Революция с высоты трона не произошла. Денаполеонализация обернулась новым, наступившим уже после Александра, консерватизмом Николая I.