1. Предисловие

Мы начинаем разговор об эпохе Александра II, эпохе, которая вошла в историю России под названием «Эпохи Великих реформ». Но первую лекцию мы посвящаем личности самого абсолютного монарха, который осуществил эти реформы. Мы должны рассказать, каким он был и почему после смерти его отца императора Николая Павловича в России произошли действительно фундаментальные и системные преобразования , подобных которым в России никогда не было ни до того, ни после. Александр I хотел этих системных реформ, но так и не сумел их осуществить. Николай I — и не сумел, и не хотел, и боялся. А Александр II осуществил эти реформы. Так что же это был за человек? Исключительно волевой, мужественный, решительный? Как раз – нет. Но именно этот, по мнению большинства современников, слабовольный и нерешительный человек, никогда не отличавшийся особой смелостью, и тем несходный ни с отцом, ни с царственным дядей, именно он совершил то, что ни отец, ни дядя не совершили. Кстати, если Александр Павлович и Федор Кузьмич Томский действительно одно лицо, то дядя успел увидеть начало Великих реформ, предпринятых племянником, и прочесть знаменитый манифест 19 февраля 1861 года, о котором грезил он сам. Старец Федор Кузьмич почил 20 января/1 февраля 1864 года.

Но почему же решился на системные реформы Александр Николаевич?

Во-первых, следует сказать, что он взошёл на престол в тот момент, когда его отец потерпел тотальное фиаско, которое вскрылось неудачами Крымской войны. Александр Корнилов в своей «Истории России ХIХ века» пишет: «Что касается Николая Павловича, то можно сказать, что он умер как раз вовремя, потому что, если бы после Севастопольской кампании ему пришлось еще царствовать, то ему пришлось бы отказаться, прежде всего, от своей тридцатилетней системы управления, а отказаться от нее для него было все равно, что отказаться от самого себя. В этом отношении смерть являлась для него благом, это сознавали даже близкие к нему люди». [Александр Корнилов. История России… С. 376]

«Русское сердце не могло не биться при рассказах о подвигах Севастопольских героев. - Говорит о том же современник событий, Б.Н.Чичерин. – А, между тем, нельзя было не видеть, что победа могла только вести к упрочению того порядка вещей,… к торжеству того бездушного деспотизма, который беспощадно давил всякую мысль и всякое просвещение, уничтожал всякие благородные стремления и всякую независимость… Изучая историю, я всё более убеждаюсь, что война бывает полезна, главным образом, побежденным, если только в них есть достаточно силы, чтобы воспользоваться своим поражением для внутреннего обновления… Напротив, упоение успехом становится источником всякого зла…. Крымская война была полезна только для нас. Поражение открыло перед нами новую эру… Казалось, что рухнул колосс, который всё давил и никому не давал вздохнуть. Вместе с ним разрушался и созданный им ненавистный порядок вещей. Что сулило будущее, этого еще никто не мог сказать; оно скрывалось под туманной завесой. Но в настоящем почувствовалось внезапное облегчение, как будто гора свалилась с плеч, и дышать стало свободнее. Разом пробудились и бодрость духа, и светлые надежды на лучшие времена». (Б.Н.Чичерин. Воспоминания. – с.171-172; 176).

По всей видимости, даже его супруга - императрица Александра Фёдоровна - понимала, что её муж ушёл вовремя.

Кроме того, Николай Павлович скончался, когда его сын-наследник находился уже во взрослом возрасте. Это был не юноша, как Александр I, да и, во многом, и Николай Павлович при вступлении на престол. Александру Николаевичу было тридцать семь лет, а это — расцвет умственных сил, я бы сказал, время акме. Николай Павлович, глубоко удручённый военными поражениями, которые следовали одно за другим, как вы помните, сказал ему на смертном одре: «Сдаю тебе команду не в добром порядке». Так кто же был этот человек, который в тридцать семь лет получил гигантскую страну, простирающуюся от Польши до Аляски, «не в добром порядке»?

2. Воспитание и образование Александра II

Александр Николаевич был старшим сыном великого князя Николая Павловича и Фредерики Шарлотты Луизы Вильгельмины Прусской, дочери прусского короля Вильгельма III и Королевы Луизы (принцессы Мекленбург-Стрелицкой). Он родился 17/29 апреля 1818 года в Николаевском дворце Московского Кремля в 11 часов утра. Это был первый за долгое время русский монарх, который родился в Москве.

Александра Николаевича сразу почитали как будущего монарха, так как он был старшим в своём поколении великим князем. У Александра I детей мужского пола не было, у Константина Павловича тоже, соответственно, старший сын следующего брата — Николая Павловича — должен был когда-нибудь занять престол, если у Александра и у Константина не появятся вдруг сыновья, но к тому времени в это уже мало кто верил.

Именно в 1818 году, именно после того, как родился Александр Николаевич, состоялся разговор Александра I с братом Николаем Павловичем о том, что Николаю придётся когда-нибудь занять престол. Причина этого разговора была как раз в том, что у Николая теперь есть наследник, что означает будущее естественное наследование отца к сыну. Поэтому и жена Николая Павловича, та самая принцесса Фредерика Шарлотта Луиза Вильгельмина, ставшая великой русской княгиней Александрой Фёдоровной записала в свой дневник: «Это маленькое существо призвано стать Императором».

Уже через десять дней после рождения Александра назначили шефом лейб-гвардии гусарского полка, в семь лет он был произведён в чин корнета к этому полку, в девять лет стал атаманом казачьих войск.

Вскоре после рождения Александра Николаевича Василий Андреевич Жуковский посвятил длинную и, как мне кажется, вымученную оду на рождение будущего царя. Посвятил он эту поэму, естественно, Александре Фёдоровне – «Государыне великой княгине на рождение сына».

Жуковский сначала долго говорит о её «святой муке рождения», о граде Москве, о Пожарском и даже о Дмитрии Донском, в общем, вспоминает всё, что только можно вспомнить, но что важно (а шёл же 1818 год, Александрово царствование, как раз время Польской конституции и, может быть, время максимального обсуждения перспективы свободных учреждений в России), — часть оды Жуковский посвящает свободе и человечности:

«Лета пройдут, подвижник молодой,
Откинувши младенчества забавы,
Он полетит в путь опыта и славы...
Да встретит он обильный честью век!
Да славного участник славный будет!
Да на чреде высокой не забудет
Святейшего из званий: человек.
Жить для веков в величии народном,
Для блага всех — свое позабывать,
Лишь в голосе отечества свободном
С смирением дела свои читать:
Вот правила царей великих внуку».

Понятно, что царь великий — это Александр I, который своему племяннику, а точнее, внуку (на Руси сына младшего брата было принято назвать именно так), завещает то, что самому царю Александру было близко — свободный голос отечества. Завещает «с смирением дела свои читать» в оценке людей, а не хвалебных придворных борзописцев. «Для блага всех — свое позабывать», то есть жить не для себя, не для своих дворцов, не для своих наслаждений, а для блага всех. «Жить для веков в величии народном» — не в своём величии, а народном. И конечно, самое главное, и часто упоминаемое биографами, это то, что Александр на своей «чреде высокой не забудет святейшего из званий: человек». Именно человек - не царь, не князь. Любой человек свят. Образ Божий делает человека божественным существом, ради свободы которого и стоит жить царю — глубокая богословская и в 1818 году, конечно, уже близкая Александру I идея.

Характерно, что Николай Павлович в 1826 году поручает Жуковскому, который был близок к Императору и, особенно, к жене его — Александре Фёдоровне, воспитание своего восьмилетнего старшего сына, делает Василия Андреевича главным наставником юного Александра в процессе образования и постижения комплекса наук. Также Жуковский учил будущего царя русскому языку.

Важно подчеркнуть, что тогда же Жуковский составил и представил Александре Фёдоровне свой план обучения мальчика. В этом плане он пишет: «Должен ли быть (наследник) только воином, действовать единственно в сжатом горизонте генерала? Когда же будут у нас законодатели? Страсть к военному ремеслу стеснит его душу. Он привыкнет видеть в народе только полк, в отечестве – казарму» [С.Г. Пушкарев. Россия 1801-1917: Власть и общество… 2001].

Обратите внимание, это написано уже после восстания декабристов. То есть Жуковский продолжает утверждать тот же гуманный принцип: человек должен быть свободен, отечество не должно быть казармой, а народ не должен быть полком. Он мечтал, как рассказывали его друзья, в своём воспитаннике видеть Генриха IV на русском троне. Я напомню, что Генрих IV Наваррский, живший во второй половине ХVI и начале ХVII века, при всех оговорках, которые неизбежны, в это страшное время жесточайших религиозных войн, прославился тем, что, во-первых, дал 13 апреля 1598 г. французскому народу Нантский эдикт, то есть признал веротерпимость в то время, когда такого понятия как веротерпимость ещё не существовало, когда говорили «чья власть, того и вера». Несмотря на то, что сам Генрих перешёл из кальвинизма в католицизм, и именно ему приписывают слова «трон стоит обедни», которые означают, что ради того, чтобы получить трон, можно пожертвовать своей исповедной традицией, он дал свободу совести французскому народу. Потом уже Людовик XIV в 1865 г. от Нантского эдикта отказался, но тогда, в 1598 г., это была неслыханная свобода — право подданных верить так, как велит их сердце.

Второе, что сделал Генрих IV, — он всю жизнь посвятил созданию лиги христианских государей Европы. Он — один из тех людей, которые пытались создать единую Европу. Он — один из тех, чья мечта осуществилась после Второй Мировой войны в Европейском Союзе.

Генрих IV был убит 14 мая 1610 г. религиозным католическим фанатиком Франсуа Равальяком, который хотел, чтобы Нантский эдикт перестал существовать и кальвинистов обращали силой в католицизм.

Надо сказать, что в мечте Жуковского об уподоблении воспитанника Генриху IV, как и в его стихах на рождение Александра Николаевича, было много пророческого. Принципы религиозной терпимости и во многом свободный суд действительно были введены в практику Александрова царствования. C лигой христианских государей у русского государя не особенно получились, хотя Александр II совсем этому не противился и даже, наоборот, к этому стремился. Но, увы, обоих правителей настиг печальный итог. Так же как Генрих IV, Александр II пал жертвой цареубийства.

Но Николай Павлович полагал, что его «сын его должен быть военным в душе, без чего он будет потерян в нашем веке». Он считал, что гражданский, культурный, обходительный царь не сможет управлять Россией и не сможет защитить её от внешних врагов. Это болезненное чувство, которое, видимо, летает в русском воздухе, эта известная нам, к сожалению, и сегодня, паранойя того, что Россия окружена врагами, которые хотят отхватить у неё кусок и которым надо выбивать зубы, всё более и более поражала Николая I, завладевала им. Поэтому он считал, что сын его должен быть военным. Конечно, он имел в виду и своего старшего брата Александра, освободителя Европы, да и великого полководца Наполеона… Возможно, если Николай Павлович пережил 1855 год, то стал бы думать несколько иначе, но он не пережил 1855 год.

И в результате этой паранойи он поручил полковнику Карлу Карловичу Мердеру (1787-1834), Лифляндскому и Могилёвскому дворянину, воспитывать Александра Николаевича как военного и обучать его военному делу.

Это был, кстати, удачный выбор. Карл Карлович был хорошим человеком. Жуковский писал о Мердере: «Отменно здоровый ум, редкое добродушие и живая чувствительность, соединённые с холодной твёрдостью воли и неизменным спокойствием души, — таковы были отличительные черты его характера. С сими свойствами, дарованными природой, соединял он ясные правила, извлечённые им из опыта жизни, правила, от коих ничто никогда не могло отклонить его в поступках». [С.С. Татищев. Император Александр II, его жизнь и царствование. Изд. А.С. Суворина, 1903. с.59-60 Жуковский к неизвестному]

Но, в 1834 году, десять лет посвятив обучению наследника, Карл Карлович Мердер умирает. О нём очень скорбит юный Александр Николаевич. Он говорил: «Бесценный мой второй отец, я даже не знал, что ты лютеранин. Только когда тебя похоронили на лютеранском кладбище, я узнал, что ты лютеранин. Я думал, что ты просто христианин». Мердер оставил записки о воспитании Александра Николаевича, они были изданы в «Русской старине» в 1885-1886 годах. [К.К. Мердер. Записки. Русская старина, тт. XLV — XLVIII, 1885; тт. XLIX — L, 1886]

Сергей Германович Пушкарёв называет Мердера «человеком гуманным и культурным». [С.Г. Пушкарев…с.218] Так что и военное дело будущему императору преподавалось не Ламздорфом, как Николаю Павловичу, а культурным, благородным, возвышенным, глубоко религиозным человеком.

А вот после смерти Мердера Николай Павлович поручает воспитание своего сына генерал-лейтенанту Павлу Петровичу Ушакову (1759-1840), уже старому человеку, который был воспитателем ещё самого Николая и Михаила. Ушаков, по словам Модеста Корфа, был «человек добрый, скромный, тихий, но по качествам ума совершенно отрицательный», то есть попросту глупый. [М.А. Корф. Дневник за 1840. Квадрига, 2017].

Такова была военная сторона дела, и мальчик Александр был ею увлечён. Но какой мальчик не увлечён военным делом? Наши дети и внуки играют в солдатиков, но, когда можно играть в настоящие полки, совершать настоящие маневры, гарцевать на лошади, надевать военную форму, то кто из них от этого откажется?

В десять лет Александр Николаевич мастерски гарцевал перед своим дедом Прусским королём. В восемнадцать лет он был произведён в генерал-майоры и на всю жизнь сохранил любовь к военному делу, парадам, смотрам, разводам караулов, учениям и маневрам. Впрочем, военный министр уже Александровского царствования (с 1861 по 1881 год), племянник Павла Дмитриевича Киселёва (сын его сестры Елизаветы), замечательный реформатор Дмитрий Алексеевич Милютин (1816-1912), оставивший нам интересный дневник и интересные воспоминания, пишет, что Александра Николаевича, в отличие от Николая Павловича, отличало «благодушие и кротость». Он плакал, узнавая о военных потерях, особенно о смерти ему лично известных офицеров.

В 1834-1838 годах ещё одним воспитателем Александра Николаевича был генерал от инфантерии Христоф Генрих фон Ливен (1774-1838), муж сестры Александра Бенкендорфа Дарии (или Доротеи), который до этого был послом в Лондоне. Тоже образованный, совсем не солдафон, но человек военный, Ливен был воспитателем Александра до своей смерти в 1838 году, на момент которой наследнику уже исполнилось двадцать лет.

Чтобы компенсировать военную составляющую в воспитании наследника Жуковский и Николай Павлович выбирали лучших священников в качестве преподавателей Закона Божия. Времена, когда отец Андрей Самборский, человек, может быть, и верующий, но скорее восторженный пиетист, не более того, преподавал основы религии будущему императору Александру I и его брату Константину, прошли. Появились замечательные русские богословы. И первым преподавателем Закона Божия с 1826 года, то есть с восьмилетнего возраста, был назначен к Александру Николаевичу протоиерей Герасим Петрович Павский.

Те, кто уже слушали мои лекции, знают, что это не просто священник, а переводчик Пятикнижия с Масоретского текста на русский язык, один из создателей русской Библии. Это тот самый отец Герасим Павский, перевод которого дважды был сожжён — один раз 1825 году, другой раз уже в сороковые годы. Его перу принадлежат «Библейские древности для разумения Священного Писания: Лекции, читанные наследнику цесаревичу Александру Николаевичу в 1830—1834 гг». [Предисл. проф. Н. Барсов. СПб.: Тип. Арнгольда, 1884. 62, Прил. к журн. «Семейные вечера»]

Ещё при жизни Герасима Павского в 1838 году была издана маленькая брошюрка «Беседа законоучителя с его Императорским Высочеством Государем Цесаревичем наследником в день его рождения при вступлении в совершенные лета» [СПб., 1838]. И уже после его смерти в 1897 году увидело свет издание «Из уроков по Закону Божию наследнику цесаревичу Александру Николаевичу». [СПб.: Тип. Гл. упр. уделов, 1897]

Герасим Павский не был дворянином, он был родом из простой поповской семьи. Его фамилия происходила от названия того погоста, где служил его отец — Павский погост. Протоиерей Павский был одним из самых, как вы помните, активных деятелей Библейского общества. Очень сознательный, глубокий христианин, образованный, культурный человек.

Его отличала особенность всего Александровского царствования, всей Александровской духовности, а именно — открытость иному, приязнь к другим конфессиям, иным деноминациям, даже к иным религиям. В разнообразии воззрений он усматривал промысел Божий, и это вызывало ненависть митрополита Серафима (Глаголевского) и серьёзные замечания митрополита Филарета (Дроздова). По их упорным просьбам в 1835 году отец Герасим был уволен от должности преподавателя наследника по Закону Божиему. Но это не помешало ему работать дальше, а в 1856 году стать даже академиком Санкт-Петербургской Академии наук.

Но вот следующий преподаватель Закона Божьего протоиерей Василий Борисович Бажанов (1800-1883) — это вообще замечательная личность. Он тоже был сторонником русской Библии, пусть менее откровенным, менее пылким, но очень последовательным христианином нового направления. В 1848 году, когда умирает предшествующий духовник Николая I, он становится духовником императора Николая, потом духовником Александра II, который просит, чтобы тот был духовником его сына Александра III и сына Николая, старшего сына Александра II, умершего в 1865 году.

Отец Василий Бажанов умер в 1883 году. Он был возведён в дворянство. Его лекции по Закону Божьему в Санкт-Петербургском университете и в 1-й Петербургской гимназии, были настолько популярны, что залы были переполнены, приходила масса вольных слушателей. Он был одним из тех людей, кто в мрачное время возвращал любовь к Священному Писанию и к вере христианской вообще. И надо сказать, что не раз в середине 1830-х годов его лекции в Университете и 1-й Петербургской гимназии полуинкогнито посещал император Николай I.

Его перу принадлежит тоже очень много научных и проповеднических работ: «Поучительные слова и речи», 1831 г., «Об обязанностях христианина», 1839 г., «Воин-христианин», 1889 г. Отец Василий Бажанов позже стал протопресвитером армии и флота.

Он умер, а его книги продолжали издаваться — всё новые и новые — «О вере и жизни христианской», 1891; «О смерти праведного и грешного» М., 1904; «Примеры благочестия из жизни святых», СПб, 1914. В 1883 году в 12-м томе «Исторического вестника» вышла его «Автобиография». Но для нас с вами особенно интересна его маленькая брошюра, изданная в 1858 году, безусловно, с разрешения Александра II, тогда уже императора, под названием «Обязанности государя».

Эта маленькая брошюра важна для нас, чтобы понять, как учили нравственной мудрости русского царя. Василий Бажанов начинает с того, что «все подданные – братья Государя». Мы привыкли к тому, что священник всех называет «братья и сёстры». Мы не слишком рефлексируем, но, в общем, знаем, что в Евангелии Иисус называет всех братьями и сёстрами, и учит, что надо молиться Богу, обращаясь к Нему «Отец наш». Но мы не привыкли к тому, что все подданные — крепостные крестьяне, ремесленники, каторжане, купцы, дворяне — все они братья государя. Это совершенно другая установка. Но и она – библейская [Втор.17:20]. Так говорит и Самуил Саулу — все израильтяне твои братья, ты должен так ими править. И вот, это вновь сказано. Я позволю себе процитировать несколько кусочков из этого поучения протоиерея Василия Бажанова.

«Издавая законы и требуя от своих подданных беспрекословного повиновения им, Государь сам должен служить для них примером уважения к законам, и, пользуясь неограниченной властью, никак не должен позволять себе произвольных действий и несправедливости в отношении к своим подданным; ибо ничто столько не раздражает народ и не охлаждает его любви и преданности к Престолу, как произвол и несправедливость в Государе, от которого все ожидают защиты и покровительства, против несправедливости. Правосудие и милость составляют самую крепкую опору и утверждение престола Царского». [Обязанности государя, 1858. с.4]

«При употреблении своей власти Государь не должен иметь никакой другой цели, кроме блага своих подданных, ни отделять своих выгод от выгод их, тем более противополагать им; и потому для суетного величия или громкого титула не должен обременять народ свой тяжкими налогами, ни предпринимать без крайней нужды войны, всегда разорительную для государства».

«Взирая на себя, как на орудие недремлющего Провидения в отношении к своему народу, Государь должен постоянно и неослабно бодрствовать и трудиться над созиданием его благоденствия, и крайне остерегаться, как самого опасного врага для блага государства, наклонности к забавам и удовольствиям чувственным, и искать высшего удовольствия и радости в том блаженнейшем сознании, что жизнь и деятельность его посвящена благу его народа». Отец Василий приводит пример Соломона, который увлёкся роскошными дворцами, многочисленными женщинами и погубил своё царство, которое после Соломона, как известно, раскололось и стало очень слабым, и дальше замечает: «Когда наклонность к чувственным удовольствиям и роскоши, неудержанная в начале, овладела им (Соломоном — А.З.), тогда исчезла в нем мудрость, исчезло и благочестие, исчезла и народная любовь к нему». [с.7]

Мне кажется, что в последние годы жизни Александр Николаевич вспоминал эти слова своего учителя, тем более, что он был жив и самим своим фактом существования напоминал Императору о том, чему его когда-то учил. К сожалению, как мы скоро увидим, жизнь Александра II в этом плане пошла по пути царя Соломона.

«Государь должен опасаться надмения и гордости… Он часто должен напоминать себе, что по природе он равен со всеми своими подданными, что многие из них, может быть, превосходят его душевными и телесными силами, что своим возвышением он обязан единственно благости Всевышнего и что некогда предстанет пред судище Его в равном бессилии со своими подданными, но с гораздо большею ответственностью». [с.7-8]

«Равное бессилие»… Это, я считаю, просто золотые слова. То есть здесь ты царь, а там ты такой же бессильный человек, умерший и представший на суд Божий. И никто тебя не будет прощать больше, чем твоих подданных. Напротив, твоя ответственность больше, и, соответственно, строгость к тебе будет намного большей, чем к твоим подданным, которые во многом, может быть, изменили свои нравы к худшему из-за твоих грехов, следуя примеру царскому.

И, наконец: «Заботясь о внутреннем благоустройстве своего государства, Государь должен также ограждать и внешнюю безопасность его миролюбивыми сношениями с другими государствами, в случае же необходимости защищать его силою оружия. Но эта необходимость есть самая жестокая для сердца Царя-Христианина». [с.10]

То есть — не воюй без крайней необходимости, строй свои взаимоотношения с внешним миром на принципах миролюбия, и тогда будешь любим другими странами, не пугай их своими невероятными новыми технологиями, а протягивай им дружескую руку.

Как вы видите, отец Василий Бажанов, этот культурнейший человек, прекрасно знавший Европу — он же был духовником и наставником сестры Александра, Ольги Николаевны, герцогини одного из германских государств, и он же преподавал английский и французский в Санкт-Петербургской духовной академии, знал, что говорил. А именно — мир вокруг должен быть нам дружественным. И это зависит не от мира, это зависит от нас. Это во многом был ответ Николаю Павловичу, который считал, как мы скоро увидим, что все ополчились против него, что он «окружен врагами».

Кондратий Фёдорович Рылеев в 1823 году тоже посвятил Оду на тезоименитство тогда ещё маленького Александра Николаевича, которая, на мой вкус, лучше Оды Жуковского… Кондратий Рылеев, который через три года будет повешен на кронверке Петропавловской крепости, писал в ней:

«Военных подвигов година
Грозою шумной протекла;
Твой век иная ждет судьбина,
Иные ждут тебя дела.
Затмится свод небес лазурных
Непроницаемою мглой;
Настанет век борений бурных
Неправды с правдою святой.

Уже воспрянул дух свободы
Против насильственных властей;
Смотри — в волнении народы,
Смотри — в движеньи сонм царей.
Быть может, отрок мой, корона
Тебе назначена Творцом;
Люби народ, чти власть закона,
Учись заране быть царем.

Обратите внимание, Рылеев предсказывает революционные смуты, которые ждут Европу в середине ХIХ века. Он видит это.

Твой долг благотворить народу,
Его любви в делах искать;
Не блеск пустой и не породу,
А дарованья возвышать.
Дай просвещенные уставы,
Свободу в мыслях и словах,
Науками очисти нравы
И веру утверди в сердцах.

Люби глас истины свободной,
Для пользы собственной люби,
И рабства дух неблагородный —
Неправосудье истреби.
Будь блага подданных ревнитель:
Оно есть первый долг царей;
Будь просвещенья покровитель:
Оно надежный друг властей.

Старайся дух постигнуть века,
Узнать потребность русских стран,
Будь человек для человека,
Будь гражданин для сограждан.
Будь Антонином на престоле,
В чертогах мудрость водвори —
И ты себя прославишь боле,
Чем все герои и цари».

Кондратий Фёдорович вспоминает здесь Марка Аврелия Антонина, мудрого римского императора, философа на троне. Но подумайте, насколько созвучны слова Рылеева — только более откровенные и более, я бы сказал, провидческие и подробные —словам Жуковского.

Это, дорогие друзья, Александров век с его идеями свободы, просвещения, гражданственности, человечности и национальности… Конечно, украинцев и белорусов сейчас царапнут слова «узнать потребность русских стран», но надо понимать, что в то время Рылеев подчёркивал, что Малороссия, Белоруссия, Великороссия и, может быть, даже разные области России — это разные страны. Но это русские страны, и надо знать их потребности.

Мы видим, с какими благословениями входил Александр Николаевич в свою царственность. Раньше такого не было. Раньше никто не говорил такие слова, какие говорили отец Василий Бажанов, отец Герасим Павский, Василий Андреевич Жуковский, Кондратий Фёдорович Рылеев и которым учил Карл Мердер.

Но не забудем, что учителем Александра Николаевича был и Михаил Михайлович Сперанский. С 12 октября 1835 года до 10 апреля 1837 года он преподавал будущему императору юридические и политические науки. А кто мог быть лучшим законоведом, чем Сперанский, в России? И говорят, что главное произведение Сперанского «Руководство к познанию законов» — это результат «бесед о законах» с наследником.

Преподавателем в области географии и статистики был профессор Санкт-Петербургского университета Константин Иванович Арсеньев (1789-1865), о котором мы немножко упоминали в связи со смутой в Петербургском университете в 1821 году и действиями Рунича. Как раз Арсеньев, ставший профессором университета в 1819 году, в 1821 году был происками Рунича уволен. Но сам Николай Павлович защитил молодого профессора, которому тогда было тридцать два года, и дал ему кафедру в Главном инженерном и Михайловском артиллерийском училище. Книга Арсеньева «История народов и республик Древней Греции» была посвящена Александру I и с благодарностью принята им. Вот время! Он преподавал наследнику в 1828-1837 годах. Он ходатайствовал за сосланного Герцена перед Жуковским и Государем. Герцен пишет, что Арсеньев был «несказанно хорош» с ним и в дальнейшем. Он был членом коллегии Министерства внутренних дел, ведая статистикой, тайным советником. Он издал «Статистические очерки России», фактически создал русскую научную статистику и преподавал её и географию Александру. И, конечно, это был либеральный человек.

Финансы Александру Николаевичу преподавал граф Георгий Людвиг Канкрин (1774-1845), министр финансов, человек, о котором можно говорить, что его экономическая деятельность не во всём была верна, но не забудем, что будущие министры финансов Иван Алексеевич Вышнеградский и Сергей Юльевич Витте считали себя его учениками. И хотя Канкрин боялся экономического развития России, боялся пролетариата, был противником железнодорожного строительства и развития промышленности, но, тем не менее, в целом его представление о финансах было очень передовым.

Дипломатию Александру преподавал барон, потом граф Эрнст Филипп фон Бруннов (1797-1875), с которым вы уже знакомы. Я читал его записку, адресованную как раз наследнику цесаревичу. Своё дело опытный дипломат Бруннов знал прекрасно. Он был послом в Англии, а потом послом во Франции.

Математику на протяжении десяти лет Александру преподавал Эдуард Альберт Коллинз, академик, директор Петришуле, школы при лютеранском приходе Санкт-Петербурга, старейшей в Петербурге.

Лекции по естественной истории, ботанике, зоологии читал Карл Бернхард Триниус, ботаник, доктор медицины из Германии, академик Петербургской Академии Наук. Химию и технологию преподавал Герман Генрих Гесс, известнейший учёный, технолог, родившийся в Женеве и тоже ставший академиком в Санкт-Петербурге. Александр Николаевич учился английскому, французскому, немецкому языкам, фехтованию, рисованию. То есть Наследник получил блестящее комплексное образование на хорошем для ХIХ века уровне.

3. Женитьба и отношения с женщинами

22 апреля/4 мая 1834 года Александр был приведён к присяге, к которой был подготовлен Сперанским. В 1837 году Александр предпринимает большое путешествие по европейской России и Западной Сибири. Это первый русский император, который выехал за Урал, посетил Сибирь. И там, в Тобольске, он встретился с декабристами и ходатайствовал о них перед отцом.

В 1838-1839 году он совершил путешествие по Европе (конечно, это было не первое его европейское путешествие) и для того, чтобы узнать её лучше, и для того, чтобы найти себе невесту. Так было принято. Юноше двадцать лет — пора думать о женитьбе.

Александр Николаевич был весьма впечатлителен и влюбчив. Посетив Англию, он даже увлёкся королевой Викторией. Да, мы все привыкли видеть королеву Викторию респектабельной старушкой, но, поверьте, когда-то даже она была не старушкой. Виктория была на год младше Александра Николаевича и в 1839 году она ещё незамужняя девица, но уже на престоле Британии. Однако по правилам того времени жила юная королева в одном дворце со своей матерью, потому что незамужней девице нельзя было жить одной. Надо сказать, этим Виктория очень тяготилась. У них случился с Александром мимолётный роман, но вскоре королева познакомилась с принцем Альбертом, влюбилась в него, и уже в 1840 году была сыграна их свадьба.

Сразу после посещения Лондона Александр Николаевич знакомится с Максимилианой Вильгельминой Августой Софией Марией Гессенской Прирейнской, дочерью Людвига II герцога Гессенского и Марии Вильгельмины, урожденной принцессы Баденской. В 1839 году, на момент знакомства Александра с принцессой, ей было только четырнадцать лет.

Принцесса эта, как все её описывают, была милейшей девушкой, но у неё было плохое происхождение. Дело в том, что герцог Людвиг II по факту давно разошёлся со своей супругой. Они жили отдельно, и у Марии Вильгельмины был постоянный возлюбленный барон Август Сенарклен де Гранси, и младшие дети Марии Вильгельмины - Мария и её брат Александр - были детьми от барона де Гранси, а не от герцога. Людвиг II признал их своими детьми специально, чтобы улучшить их судьбу. Однако все в Европе знали правду. И поэтому, когда Александр Николаевич заявил, что хочет жениться на четырнадцатилетней принцессе, мать его Александра Фёдоровна была крайне недовольна выбором сына, прекрасно зная, как урожденная принцесса прусская, все сплетни немецких дворов.

Александр Николаевич уже тогда проявил характерную для него мужскую черту — любовь к молоденьким женщинам. Он всю жизнь любил только молоденьких женщин и не переносил как объект страсти женщин «бальзаковского возраста» - старше 30-35 лет. И четырнадцатилетняя девочка — это было как раз то, что ему, 22 летнему, подходило. Кроме того, он говорил, что познакомился с массой немецких принцесс, но все они по его словам были манерные, ряженые куклы, с которыми неинтересно.

Как пишет его сестра великая княгиня Ольга Николаевна в своих очень хороших, кстати, воспоминаниях «Сон юности»: «...свита не переставала дразнить его неудачными невестами. Один из свиты... заметил: "Есть еще одна молодая принцесса в Дармштадте". "Нет, благодарю", ответил Саша, "с меня — довольно, все они скучные и безвкусные". И все же он поехал туда... старый герцог принял его со своими сыновьями и невестками. В глубине кортежа, совершенно безучастно, следовала девушка, с длинными детскими локонами. Отец взял ее за руку, чтобы познакомить с Сашей. Она как раз ела вишни в тот момент, когда Саша обратился к ней, ей пришлось сначала выплюнуть косточку в руку, чтобы ответить ему. Настолько мало она рассчитывала на то, что будет замечена... Уже первое слово, сказанное ему, заставило его насторожиться: она не была бездушной куклой, как другие, не жеманилась и не хотела нравиться. Вместо двух часов, которые были намечены, он пробыл два дня в доме ее отца». [Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. С. 110 – 111]

На недовольство и опасения Александры Фёдоровны происхождением принцессы Александр отвечает: «Милая Мама, что мне до тайн принцессы Марии! Я люблю её, и я скорее откажусь от трона, чем от неё. Я женюсь только на ней, вот моё решение!»

Александра Фёдоровна была настолько смущена, что совершила невероятное для дома Романовых — сама отправилась в Дармштадт познакомиться с этой странной четырнадцатилетней девочкой, в которую влюбился её двадцатидвухлетний сын. Надо сказать, что и она была очарована этой девочкой и согласилась на брак.

Ольга Николаевна продолжает: «Мари завоевала сердца всех тех русских, которые могли познакомиться с ней. Саша (Александр II — А.З.) с каждым днем привязывался к ней все больше, чувствуя, что его выбор пал на Богом данную. Их взаимное доверие росло по мере того, как они узнавали друг друга. Папа (Николай I — А.З.) всегда начинал свои письма к ней словами: „Благословенно Твое Имя, Мария" (естественно, вспоминая Благовещение по Евангелию от Луки — А.З.). <…> Папа с радостью следил за проявлением силы этого молодого характера и восхищался способностью Мари владеть собой. Это, по его мнению, уравновешивало недостаток энергии в Саше, что его постоянно заботило» [Сон юности. Воспоминания великой княжны Ольги Николаевны. С.276].

И действительно, скажем прямо, всю жизнь «Саша», то есть Александр Николаевич, страдал некоторым отсутствием характера. Александр II не имел железного характера своего отца. Он не то чтобы тяготился Престолом, но хотел от Престола прямо противоположного тому, что внушал ему отец Василий Бажанов. Он хотел радости, комфорта, богатства и домашнего уюта, а не самопожертвования России, а вышло – иначе.

С Марией же всё происходило очень быстро. 5/17 декабря 1840 года она приняла православие с именем Марии Александровны. Как умная и прилежная немецкая девушка, воспитанная в лютеранской учёности, она выучила всю православную догматику, освоила всё православное благочестие, весь строй православной жизни так, как его никогда не знал ни Александр Николаевич, ни Николай Павлович. И всегда указывала мужу на то, в чём он не соответствовал православным принципам, что вызывало гнев Александра, так как, к сожалению, не соответствовал он во многом.

На следующий день после обращения в православие произошло обручение, и 16/28 апреля 1841 года — бракосочетание. «После свадьбы жизнь молодых складывается прекрасно», — записала в дневник Александра Фёдоровна, мамá Александра Николаевича [Д.С. Арсеньев. Жизнеописание императрицы Марии Александровны].

Мария Александровна, назовём её теперь так, была действительно удивительным существом. Она тяготилась светской жизнью. Она ведь всю жизнь до этого жила вдали от Дармштадта, в маленьком замке. Её, как незаконнорожденную, как бы прятали от мира, и она так и не полюбила свет, танцы в отличие от свекрови - Александры Фёдоровны, которая (помните прозвание Лалла-Рук?) была большой любительницей светской жизни.

В то же время Мария Александровна была исключительно ответственным человеком по отношению к своему новому статусу. Понимаете, это была девочка, которая совершенно не верила в свою судьбу, которая не мыслила себя супругой даже какого-нибудь владетельного немецкого графа, которая понимала, что её статус, если и обещает ей брак, то совершенно заурядный с подданным монарха, конечно, с аристократом, но тем не менее… И вдруг эта золушка стала императрицей величайшей империи мира, хозяйкой Зимнего дворца, повелительницей семидесяти миллионов людей. И к этому она, верующая девушка, отнеслась как к долгу, как к Божественному Промыслу, как к высшему призванию.

Она организовала в России Красный Крест, и система Красного Креста, созданного ею в России, расцвела. На пожертвования со всего мира, и в первую очередь русские, открывались госпитали, богадельни, детские приюты и многое, многое другое. Мария Александровна создала фактически систему женского среднего гимназического образования. По всей России, ещё когда она была цесаревной и уж тем более, когда она стала императрицей, стали открываться женские высшие курсы, которые потом получили статус гимназий. Она делала очень много. Она покровительствовала знаменитому педагогу Ушинскому. Об этом, кстати, пишет Пётр Кропоткин.

В своих «Записках революционера» князь Кропоткин не жалует царскую семью, но делает для Марии Александровны исключение: «Из всей императорской фамилии, без сомнения, наиболее симпатичной была императрица Мария Александровна. Она отличалась искренностью… Теперь известно, что Мария Александровна принимала далеко не последнее участие в освобождении крестьян… (это правда — А.З.) Больше знали о том деятельном участии, которое принимала Мария Александровна в учреждении женских гимназий. С самого начала, в 1859 году, они были поставлены очень хорошо, с широкой программой и в демократическом духе. Её дружба с Ушинским спасла этого замечательного педагога от участи многих талантливых людей того времени, то есть от ссылки» [П.А. Кропоткин. Записки революционера. С 116].

Военный министр Дмитрий Алексеевич Милютин писал, когда она умерла: « <…> [она] внушила мне чувство благоговейного почтения. Это была святая женщина в нравственном отношении и вместе с тем высокого ума и образования. Она имела благотворное влияние на всю семью» [Д.А. Милютин. Дневник 1873-82. Т.2. М.:Захаров, 2016 - С.301].

Умерла Мария Александровна от туберкулёза в ночь со 2 на 3 июня 1880 года. И, к сожалению, умерла совершенно брошенная мужем. Александр очень рано стал ей изменять.

Я не буду перечислять всех его романов, их было немало. Но ещё до того, как он вступил на престол, с 1853-1854 годов у Александра был долгий, продлившийся до 1862 года, роман с Александрой Сергеевной Долгоруковой, которая в 1862 году была выдана замуж за генерала Петра Павловича Альбединского и дожила до 1913 года. Долгорукова была 1834 года рождения, то есть на пятнадцать лет младше Марии Александровны, а Император же любил молоденьких.

После того, как Александр Николаевич выдал замуж Александру Сергеевну за генерала Альбединского, сменив несколько женщин, он остановился на Екатерине Михайловне Долгоруковой, которая была 1847 года рождения, то есть уже на двадцать восемь лет младше его жены, совсем девочкой. Когда Александр познакомился с ней, ей было вообще одиннадцать лет, но роман начался, когда ей исполнилось пятнадцать-шестнадцать. С 1866 года она — его возлюбленная, и всё это на глазах у всей России и всего мира. Екатерина Михайловна Долгорукова родила Императору четырёх детей, и их сына Георгия Александр хотел сделать наследником престола.

Екатерина Михайловна жила со своими детьми в Зимнем дворце под комнатами Императора многие годы, в то время как в другой части Зимнего дворца жила брошенная императрица Мария. И из покоев Екатерины Долгоруковой в покои Александра Николаевича с этажа на этаж ходил лифт.

После смерти Марии Александровны, Александр Николаевич уже в июле, даже не дождавшись конца годичного траура, а лишь только минимального сорокадневного, официально обвенчался в Царском Селе с Екатериной Михайловной Долгоруковой, которая к тому времени имела совершенно непонятный титул княгини Юрьевской. Екатерина Долгорукова умерла в 1922 году в эмиграции.

Мария Александровна, очаровательная незаконнорожденная принцесса, получила великолепную, но трагическую судьбу. К своей трагической судьбе она, как и Александра Фёдоровна, супруга Николая Павловича, отнеслась очень мужественно.

Мария Александровна до последнего не показывала своих чувств и не устраивала никаких сцен. Она примирилась со своей участью, уйдя в благотворительность, в молитву, в добрые дела и в политику. Она часто помогала Александру Николаевичу но, надо сказать, по многим политическим вопросам находилась с ним в конфронтации. Она, немка, как ни странно, была большой сторонницей возрождения славянства и освобождения славянских народов, а Александр Николаевич к этому относился очень скептически. Вот такие парадоксы.

4. Политические взгляды

Но вернёмся к политической составляющей Александра II. Николай Павлович ввёл Александра Николаевича во все государственные институции. Александр Николаевич успел узнать все секреты русской власти ещё при жизни своего отца. Он становится членом Синода, членом Государственного совета, членом Комитета министров и членом Финансового комитета. Во время Крымской войны он командует всеми войсками Петербурга. Будущий император председательствует в секретных комитетах по крестьянскому делу 1846 и 1848 годов.

Сергей Фёдорович Платонов, описывая этот опыт практической деятельности Александра Николаевича ещё при Николае Павловиче, говорит: «По всей видимости, Александр Николаевич находился под сильнейшим влиянием отца. Отличаясь от отца характером, он уступал ему волей. Суровый и непреклонный ум Николая порабощал мягкую и доступную влияниям натуру его сына, и Александр, любя отца и восторгаясь им, усвоил его взгляды и готов был идти ему вослед… В практической школе отца блекли и выцветали те заветы романтической гуманности, которые вкладывал в душу своего воспитанника кроткий Жуковский. Но врожденные добродушие и мягкость натуры, в свою очередь, не допустили Александра воспитать в себе ту каменную крепость духа, какой обладал его отец. Личность Александра II не отличается определенностью черт и в разные моменты его жизни и деятельности производит неодинаковое впечатление». [С.Ф. Платонов, Лекции по русской истории… с. 709]

А Александр Корнилов добавляет, что Александр «оказался одним из убежденных почитателей системы Николая Павловича, несмотря на то, что до него как до наследника, легче доходили сведения об отрицательных результатах этой системы, нежели до самого Николая. Он никогда не пытался стать по отношению к этой системе на критическую точку зрения. Напротив, по мере того как Николай Павлович предоставлял ему более власти в разных государственных делах, он всё более заявлял себя сторонником отцовской системы». [А.А. Корнилов, Курс истории России XIX века, ч. II]

Например, Александр во многом способствовал созданию Бутурлинского комитета (цензура над цензурой). Он был очень недоволен деятельностью генерала Дмитрия Гавриловича Бибикова, который ввёл инвентари в Юго-Западном крае и хотел их ввести в Северо-Западном крае. Я напомню, что инвентари – это чёткая роспись того, что должны делать помещичьи крепостные. Это резкое ограничение власти помещика, которым согласно инвентарям нельзя было требовать от крепостных чего угодно. Так вот в Юго-Западном крае Бибиков их ввёл, а в Северо-Западном не смог ввести именно из-за сопротивления тогда ещё великого князя Александра Николаевича, хотя сам император Николай Павлович был готов на это и 22 декабря 1852 года даже подписал проект реформы Бибикова в Северо-Западном крае, включавшем Белоруссию и Литву. Характерно, что после воцарения Александра II Дмитрий Гаврилович Бибиков был первым уволен из старых министров. Это произошло 30 августа 1855 года. Но еще в мае 1855 года, через два с половиной месяца после того, как Александр Николаевич взошёл на престол, он приказал Бибикову забрать его проект инвентарей и новую разработку поручил дворянским комитетам. Все говорили тогда, что Бибиков пострадал из-за того, что «был на стороне крестьян». В действительности всё обстояло иначе, но об этом позже.

Надо сказать, крепостники торжествовали, когда воцарился Александр Николаевич, а сторонники освобождения крестьян, как Н.А.Милютин или П.Д.Киселев, напротив, очень скорбели, потому что они знали настроение наследника. Высочайшее звание «человек» не было усвоено Александром Николаевичем. Он считался большим сторонником абсолютизма, чем его отец.

На этот счёт Корнилов пишет: «Личность Александра II, Царя-освободителя, благодаря историкам-панегиристам и наивным мемуаристам-современникам представляется обыкновенно как личность идейного реформатора, гуманно настроенного, желавшего, так сказать, в силу внутренних побуждений и склонностей провести те реформы, которые ему пришлось провести. Всё это совершенно неверно, и освободить действительный ход событий от ложных представлений мне кажется в этом случае особенно важным». [А.А. Корнилов. Курс истории России XIX века, ч. II… с.378]

То же самое, но уже в 1960-х годах, говорит и Георгий Вернадский: «Нельзя сказать, что политические взгляды Александра II сильно отличались от взглядов его отца. В сущности, он разделял идеалы просвещенного абсолютизма, которых придерживался Николай I. Но Александр был мягче, терпимее; он получил образование в более гуманистическом духе…» [Г.В. Вернадский. Русская история… С.220]

Однако Корнилов, у которого есть целый ряд работ, посвящённых освобождению крестьян (Крестьянская реформа. СПб, 1905; Освобождение крестьян. Детали реформы. М.: Научное слово, 1911. – с.12 и сл.), указывает на то, что реформы, проведённые Александром, тем более важны, учитывая взгляды царя. Всё говорит о том, что проведены эти реформы были не от мягкого сердца Александра Николаевича, не от его убеждений, а от всецелой необходимости, от того, что Александр Николаевич понимал — если с реформами замедлить, если их не провести, будет катастрофа, Россия погибнет, Россия перестанет существовать. Реформы абсолютно необходимы, они перезрели, и нашлись люди, которые смогли объяснить Александру Николаевичу эту истину.

5. Завершение Восточной войны

Но самым большим другом, объяснившим молодому царю эту истину, была Крымская война. Вы, конечно, помните экономиста и декабриста Николая Ивановича Тургенева, который сумел уехать за границу и поэтому не отправился на каторгу в Сибирь. Николай Иванович Тургенев был великий государственный ум, о котором Николай Иванович Греч говорил, что, если Тургенев не был бы вынужден бежать за границу и не был бы связан с декабристами так крепко, а остался служить Николаю Павловичу, то, возможно, крестьян освободили бы на тридцать лет раньше.

В своей замечательной книге «Россия и Русские», которую Н.И.Тургенев издал в трёх томах в Париже в 1847 году под названием «La Russie et les Russes» и которая только недавно, уже в послесоветское время, вышла в русском переводе в России, предсказывал, что любое военное столкновение с Западом приведёт к полному краху Николаевского режима. Никакой победы, подобной победе Александра I над Наполеоном, не будет и в помине. Россия может побеждать Турцию один на один, но Европу она не победит. В эпоху Александра I не было этой колоссальной отсталости от Европы, но в эпоху Николая Павловича она возникла и стала зияющей бездной.

И предсказание Тургенева совершенно оправдалось. Тогда, в 1847 году мало кто верил в такой исход, особенно после блистательной и короткой операции в Венгрии, когда буквально за два месяца генералом Паскевичем была разбита венгерская революционная армия. Тогда русские войска убедили всю Европу, что российская миллионная армия непобедима, но Тургенев говорит — нет, победима, для регулярных войск Европы она не представляет опасности.

И подводя итог Крымской войне, Корнилов пишет: «Мы не смогли одолеть неприятеля на своей собственной территории и слава русского оружия, которой мы привыкли гордиться со времен Екатерины, омрачилась необыкновенно быстро». [А.А. Корнилов. Курс истории России XIX века, ч. II…]

Действительно, семидесятитысячный экспедиционный англо-французский корпус и турецкая армия разгромили миллионную русскую армию. Конечно, не вся русская армия была задействована в войне, но это произошло как раз из-за технологической отсталости, о которой я рассказывал на прошлой лекции, — не было железных дорог, оружие было плохим, уровня наполеоновских войн, хотя в Европе уже было нарезное оружие и совершенно другой порох.

11 апреля 1854 года, через полгода после начала Крымской войны, Николай I пишет манифест. Мы с вами читаем уже третий Николаевский манифест. Опять манифест. Опять тот же возвышенный стиль и удивительно близкие нашему времени слова, такое чувство, что манифест этот написали не в 1854 году, а в 2021 году.

«Единое чувство справедливости побуждает нас восстановить нарушенные права православных христиан, подвластных Порте Оттоманской. Мы не искали и не ищем завоеваний, ни преобладательного в Турции влияния, сверх того, которое по существующим договорам принадлежит России. Тогда же встретили мы сначала недоверчивость, а потом и тайное противоборство Английского и Французского правительств, стремившихся превратным толкованием намерений наших ввести Порту в заблуждение. Наконец, сбросив ныне всякую личину, Англия и Франция объявили, что несогласие наше с Турцией есть в глазах их дело второстепенное, но что общая их цель обессилить Россию, отторгнуть у неё часть её областей и низвести отечество наше с той степени могущества, на которую оно возведено Всевышней Десницей. Православной ли России опасаться сих угроз?... Она ополчилась не за мирские выгоды, она сражается за веру христианскую и за единоверных своих братьев, терзаемых неистовыми врагами». [II ПСЗ т.29, ч.1. № 28150]

Дорогие друзья, всё в этом отрывке — или гордыня, или ложь. Гордыня — в словах про избранность и уникальность России, а ложь — во всём остальном. На самом деле, Николай Павлович ещё в 1844 году во время своего визита в Англию предлагал англичанам разделить Османскую империю, называл её мертвецом, «больным человеком Европы», говорил, что ему нужны проливы, в 1829 году уже отнял у Турции обширные земли (побережье Кавказа и земли по южной границе в Закавказье) и хотел продолжить экспансию. Всё, что написано в манифесте, — неправда.

Намного честней в 1854 году написал восторженный Федор Тютчев. Политические стихи удавались ему хуже лирики, но зато с откровенностью тут всё в порядке.

Характерно, что это стихотворение, при всех строгостях Бутурлинской цензуры, было мгновенно напечатано в «Современнике» (1854 г., том 44, стр.57):

«Не гулъ молвы прошелъ въ народѣ,
Вѣсть родилась не въ нашемъ родѣ —
То древній гласъ, то свыше гласъ:
«Четвертый вѣкъ ужь на исходѣ, —
Свершится онъ и грянетъ часъ!»
И своды древнія Софіи
Въ возобновленной Византіи
Вновь осѣнятъ Христовъ алтарь.
Пади предъ нимъ, о Царь Россіи,
И встань какъ всеславянский Царь!»

И поэтому известный член партии Вигов лорд Уильям Фредерик Кларедон в Палате Общин 31 марта 1854 года говорит, что «Россия стремится к захвату Константинополя. Это сражение за независимость Европы, борьба цивилизации против варварства». Лорд Пальмерстон утверждает, что надо сохранить власть султана над христианами в Европе, иначе между христианами начнутся войны, ведь христиане — сербы, болгары, греки — очень разные, а власть султана сдерживает всех. Британский министр как бы продолжает политику Александра I. Он уверен, что нужно добиваться не свободы от Порты, а прав и свобод всех конфессий и народов внутри Османской империи. То есть, если угодно, превращать эту империю в своего рода многонациональную федерацию.

Но что англичане? Вот наш консервативный политик Константин Леонтьев, знаток Востока, когда-то консул в Фессалониках, в журнале «Гражданин», подводя итоги этой войны, уже в 1888-1889 годах пишет:

«Война 53-го года возгорелась не из-за политической свободы единоплеменников наших, а из-за требований преобладания самой России в пределах Турции. Наше покровительство гораздо более, чем их свобода, — вот, что имелось в виду! Сам Государь считал себя вправе подчинить себе султана, как монарха Монарху, — а потом уже, по своему усмотрению (по усмотрению России, как великой Православной Державы), сделать для единоверцев то, что заблагорассудится нам, а не то, что они пожелают для себя сами. Вот разница — весьма, кажется, важная». [К.Н. Леонтьев. Плоды национальных движений на православном востоке Журнал Гражданин 1888-89].

То есть, конечно, наша война с Турцией в 1853 г. - это был экспансионизм чистой воды.

Как вы помните, война с самого начала шла неудачно, хотя некоторые нападения удалось отразить, например, на Камчатке, в Коле, в Одессе. Англичане сожгли город Колу на Мурманском побережье вместе с замечательным Воскресенским собором ХVII века, но не смогли захватить территорию; бомбили Одессу, но не смогли высадить десант в городе. Однако с Крымом и с Черноморским побережьем Кавказа всё обстояло худо.

Мы уже говорили о событиях войны эпохи Николая Павловича, и сейчас речь пойдёт о продолжении войны в эпоху его наследника. Вы помните, что союзники высадились в сентябре 1854 года под Евпаторией, в октябре начали осду Севастополя, а в начале июня 1855 года они заняли Керчь. Всё побережье от Абхазии до Анапы было занято турецкими войсками и спустившимися с гор коренными народами Северного Кавказа, которые ранее жили на этом побережье, были вытеснены с него русской властью, а теперь вернулись на него как союзники турок.

21 сентября 1855 года князь Михаил Шервашшидзе Абхазский перешёл на сторону Турции. Абхазия и значительная часть Мингрелии были заняты турецкими войсками. А новый император Александр Николаевич всё ещё хотел если не победить (о победе уже особо не думали), то хотя бы сильно потеснить англичан и французов, чтобы получить хорошие условия для мирного договора. Но потеснить не удавалось.

В августе 1855 года было проиграно сражение на реке Чёрной. 27 августа/8 сентября французы взяли Малахов курган. И в ночь на 28 августа старого стиля русские войска ушли из южной части Севастополя, оставив крепость. Союзники заняли её, а остатки русского флота были затоплены. 2/14 октября пал Кинбурн и десант, состоявший в основном из итальянцев, его занял. В ноябре 1855 года русские войска взяли Карс, но это была последняя победа.

Было очевидно, что война была проиграна по всей линии. И в декабре Австрия, которая взяла на себя посреднические обязательства — иногда говорят, что это был ультиматум, но это было именно посредничество, — предложила условия мира. Эти условия были следующие:

1. Россия признает незыблемость границ, но уступает устье Дуная Турции и левобережье Прута княжеству Молдова.

2. Черное море демилитаризовано для всех стран, включая Турцию и Россию. Там нельзя держать и даже строить военные корабли, это только мирное море.

3. Россия отказывается от какого-либо вмешательства в отношения султана к своим подданным. В ответ султан обещает дать фирман на расширение прав всех своих подданных, в том числе иноверцев и инородцев.

4. Независимое национальное управление в составе Порты получают (или сохраняют) княжества Молдавия, Валахия и Сербия, но ни одна из держав не имеет исключительного над ними покровительства. А до этого Валахии и Молдове покровительствовала Россия.

5. Англичане добавляют от себя пункт, что должна произойти демилитаризация Аландских островов.

6. Река Дунай от австрийских владений до устья также демилитаризована. Именно для этого и требуют отодвинуть русскую границу от Дунайских устьев.

Надо сказать, что сначала англичане требовали большего, вплоть до отторжения земель, в том числе даже Финляндии в пользу Швеции. Но австрийцы их убедили в том, что этого делать не надо, Россия на это не пойдёт, будет затяжная война. Это была Восточная война, значит, пусть она будет урегулирована в первую очередь в отношениях с Турцией.

Русское правительство в лице Александра II колеблется, но через несколько дней после австрийских предложений Александр получает письмо Прусского короля, своего родственника, ведь, Александр, как мы помним, сын прусской принцессы, а брат её матери занимает престол Пруссии. Прусский король говорит о том, что России необходимо принять австрийское предложение, иначе произойдёт новый виток войны и, не исключено, что Австрия присоединится к антироссийской коалиции держав.

Первое совещание проходит 20 декабря 1855 года в Зимнем дворце под председательством Александра Николаевича. Австрии сообщают, что все пункты принимаются, кроме пункта о территориальных уступках. Россия очень любит принимать чужие земли в сове подданство, очень любит их захватывать, но очень не любит отдавать свои, пусть и приобретенные только за сорок лет до того. Сейчас многие в России говорят «Крым наш», а тогда точно так же говорили «Прут наш», а точнее «левый берег Прута наш» или «устье Дуная наше, ничего не отдадим». Но Австрия не соглашается, говорит: «Нет, нет. В Вене была консультация послов, и было решено, что союзники на это не идут. Устье Дуная и нижние течение Прута должны быть в руках не России, а Молдовы и непосредственно Османской империи, иначе мирный договор не будет подписан».

На втором заседании 15 января 1856 года Россия соглашается и на это. И тогда в феврале открывается мирная конференция в Париже, начинается эвакуация англо-французской армии из Крыма, сардинцев - из Кинбурна, турок — из Керчи и с Кавказского побережья Чёрного моря. Это был, кстати говоря, тяжёлый момент, потому что много горцев не захотело оставаться в России. Они ушли вместе с турками. Других же, убедившись в том, что народы, издревле населяющие присоединённые земли, не хотят жить в России, русское правительство стало насильственно выселять. Так же, собственно говоря, как СССР выселял людей из Восточной Пруссии после Второй Мировой войны.

Итак, все эти пять пунктов были приняты. Цена войны была велика. Россия потеряла убитыми и умершими от ран и болезней до 170 тысяч воинов, то есть 17 процентов армии. Примерно столько же потеряли союзники, но главным образом турки. Потери англичан и французов были намного меньше.

Война привела к полному финансовому расстройству России. Россия потратила на войну 800 миллионов рублей. Для финансирования военных расходов правительству пришлось прибегнуть к печатанью необеспеченных кредитных билетов, что привело к снижению их серебряного покрытия с 45% в 1853 году до 19% в 1858 году, то есть в 1853 году за рубль ассигнациями давали 45 копеек серебром, а в 1858 году — 19 копеек серебром. Произошло более чем двукратное обесценивание рубля.

Вот как дорого обошлась России эта война, не говоря уже о том, что Россия чувствовала себя униженной от того, что у неё нет военного флота, не может быть военных заводов и гарнизонов на Чёрном море.

Такова цена Николаевского правления. Но это поражение, как я уже сказал, было главным помощником Александра Николаевича, сторонника системы своего отца, в том, чтобы пересмотреть свои взгляды и начать широкую модернизацию России, о которой, дорогие друзья, мы начнём говорить на следующей лекции.