1. Восстание 1863-1864 гг.

Мы начинаем следующую лекцию о событиях в Польше 1860-х годов. На прошлой лекции мы говорили о попытках реформ в Царстве Польском и о том, что эти реформы столкнулись с сопротивлением значительной части польского общества — общества, которое в это время готовило восстание против русского правления. Восстание началось в январе 1863 года. И началось не вдруг, не потому что маркиз Александр Велёпольский решил провести «именной» рекрутский набор. Около десяти тысяч молодых людей, которые были связаны с революционными организациями, были призваны в армию (Велёпольский выбрал лучший вариант, худший был бы — арестовать их и отправить в Сибирь), но так как многие молодые люди были спрятаны в лесах революционерами, рекрутский набор 14-15 января фактически был сорван, особенно в Варшаве.

Уже задолго до этих событий шла подготовка к восстанию, которое никак не было связано с этим рекрутским набором. В Италии была создана военная школа, готовившая для этого восстания офицеров. В самой Польше были созданы сотни революционных ячеек, организован сбор оружия, начата агитация в войсках. К ноябрю 1862 года в революционном комитете насчитывалось до двадцати пяти тысяч военных. Но это, конечно, не шло ни в какое сравнение с силой русской армии. Я напомню, что 1-е Польское восстание 1831 года было фактически войной двух армий. В Польше была своя регулярная армия, которую создал Александр I в соответствии с соглашениями, подписанными державами в Вене в ноябре 1815 года. Польша была отдельным государством со своей денежной системой, со своей армией, и эта армия воевала против русской армии. Был тыл, был фронт. В 1863 г. ничего этого не было, никакой армии, - только люди, которые готовились к партизанской войне. Их было немало, но, тем не менее, с регулярной армией это сравниться не могло.

Матвей Любавский в «Истории западных славян» пишет: «Силы революционеров были столь слабы, что только своеобразным гипнозом можно объяснить такое безнадежное и гибельное предприятие, как восстание 1863 г.» [М.К. Любавский. История западных славян. – с.544]

А сам участник этого восстания Мариан Дубецкий, позднее ставший известным польским историком, родившийся в 1838 году и доживший до 1928 года, так оценивал это восстание: «Верили крепко во всё, что могло распалять, оживлять, подогревать надежды; верили в иностранную помощь, ожидали вооружённого вмешательства держав, которое должно наступить чуть не завтра, чуть не на следующей неделе; ожидали необыкновенных подвигов, сопровождающихся великими последствиями, подвигов гигантской силы и воли от людей, окружённых тайной и стоящих у кормила повстанческого правительства; ожидали революции и переворотов в русском обществе; одним словом, верили во всё, что могло дать хоть какое-либо основание для надежды на благоприятный исход борьбы». [Цитата по: М.К. Любавский. История западных славян., стр. 544]. Как вы понимаете, это более чем химерические надежды.

Современные польские историки в книге «История Польши», резюмируя эти события, пишут: «Национальные эмоции были накалены до предела и могли найти выход если не в этот, то в другой момент. Общество не хотело мириться с давлением извне, и готово было поддержать самые отчаянные намерения. Это был вопрос скорее чести и достоинства, нежели политики». [История Польши – с.343]

Для того, чтобы оценить эти слова, мы должны обратиться к предшествующей лекции. Как вы помните, шли, осуществлявшиеся поляками, реформы в направлении восстановления полной автономии Царства Польского и, в конечном счёте, возвращения к статуту 1815 года, хотя о последнем прямо власти не говорили. О каком же оскорблении чести и достоинства может идти речь, когда всё делопроизводство переходило на польский язык, когда католическая церковь имела все права, когда восстанавливались и университеты, и польская школа, и национальная администрация?

Здесь можно дать только один ответ. Целей восстания было две. Первая — полная независимость. Вторая — восстановление Польши в границах 1772 года, то есть присоединение к Царству Польскому огромной части земель, говоривших на литовском, белорусском и украинском языках от Днепра до Двины, от моря до моря. Вот лозунги и цели польского восстания 1863 года. Понятно, что эти цели, во-первых, как мы сейчас убедимся, нереалистичны, во-вторых, империалистичны, потому что предполагали восстановление власти поляков над литовцами, украинцами, белорусами, которые в основном не хотели этого. И именно эти империалистические и нереалистические устремления сделали восстание неизбежным, а не то, что русские угнетали польскую национальность и католическую церковь. Ничего подобного в годы Великих реформ не было.

Начиная восстание, Центральный народный комитет (Centralny Komitet Narodowy) издал декрет о наделении крестьян землёй, как во владениях частных лиц, так и в имениях казны и духовенства. Декрет надлежало распространить и прочесть во всех католических церквях. Лидер Красных, руководитель восстания Ярослав Домбровский (офицер, закончивший Николаевскую академию генерального штаба), настоял на этих принципах для того, чтобы крестьяне, которые во многом смотрели на восстание, как на дворянскую затею, были на стороне восставших. Зная, что крестьяне были недовольны темпами передачи им земли и видели, что в России реформы уже идут два года, а в Польше всё продвигается очень медленно и далеко не так широко, Домбровский настаивал на немедленном наделении крестьян землёй.

Кстати говоря, сам Домбровский ещё 14 августа 1862 года был арестован и заключён в Варшавскую крепость, откуда, как это ни парадоксально (и что тоже говорит и о «жестокости» царской власти, и о силе поддержки восстания в польском обществе), свободно руководил восстанием. Все его указания передавались из каземата Варшавской цитадели и выполнялись членами подпольного правительства.

Уже после завершения восстания Домбровский был судим и приговорён к пятнадцати годам каторги. Смертной казни не полагалось, потому что во время восстания он находился в заключении и лично никого не убил. В декабре 1864 года при помощи Николая Ишутина и его партии (вы помните, ишутинцы — одно из нигилистических движений России этого времени) он бежал из Московской пересыльной тюрьмы за границу. У Домбровского будет ещё славное революционное будущее. Он попытается поднять восстание в Польше, потом будет готовить революционные силы Франции. В итоге в 1871 году станет генералом Парижской коммуны и погибнет на баррикадах 23 мая 1871 года. Домбровский, кстати, показал себя прекрасным военным теоретиком. Его книга «Критический очерк войны 1866 года в Германии и Италии» - шедевр военной стратегии. Его политические взгляды были крайне левыми.

17 января 1863 года Комитетом был принят и 22 января распространён манифест восстания, написанный поэтессой Марией Ильницкой. Он призывал поляков, белорусов, украинцев, евреев, литовцев подняться на восстание для восстановления государства в границах 1772 года. Каждому безземельному крестьянину этим манифестом обещали около 1,5 десятин (или по принятой в Польше системе земельных мер 3 морга земли), но для этого он должен был с оружием в руках поддержать восстание.

19 января 1863 года диктатором восстания был избран Комитетом генерал Людвик Мирославский, который находился в это время во Франции.

11/23 января Комитет был преобразован во Временное национальное правительство Польши (Tymczasowy Rząd Narodowy).

И первым (с 21 января) председателем правительства стал Стефан Бобровский (1840-1863). Бобровский имел тесные связи с «Землёй и Волей», с русскими нигилистами и революционерами, но жизнь его была коротка. Он родился в 1840 году, то есть председателем он стал всего в двадцать три года, и был убит на дуэли 12 апреля 1863 года графом Адамом Грабовским, который тоже принимал участие в восстании, но принадлежал не к Красным, а к Белым. Причиной было какое-то личное оскорбление.

22 января это новое Временное правительство по всем правилам объявило России войну. Одновременно с объявлением войны в ночь с 22 на 23 января 1863 года в двадцати пяти населенных пунктах было осуществлено нападение на русские войска.

Первый акт восстания — убийство русских солдат, спящих на частных квартирах и в частных домах — получил название «Польская Варфоломеевская ночь». Многие солдаты, не подозревавшие о таком развороте событий, были просто вырезаны, другие оказали сопротивление. Убито 29 человек, ранено 63 человека, взято в плен или перешло к восставшим 92 солдата и офицера. Но сопротивление было оказано. И в первый же день восставшие потеряли 12 человек убитыми, 14 ранеными и 242 пленными. Возмущение в русском обществе было огромным. Одновременно на десять дней было прервано телеграфное сообщение (новейшая реальность того времени) между Варшавой и Петербургом. Восставшие повалили телеграфные столбы, разорвали проволочную связь.

Узнав об этих событиях, тем не менее, очень быстро, уже 13/25 января 1863 года, император Александр обратился к офицерам Измайловского полка в петербургском Манеже. Рассказав о событиях в Польше, он добавил: «Но и после сих новых злодейств я не хочу обвинять в том весь народ польский, но вижу во всех этих грустных событиях работу революционной партии, стремящейся повсюду к ниспровержению законного порядка» [С.С. Татищев. Император Александр II. – Т.1, с.496].

Примерно то же самое говорил и наместник в Польше великий князь Константин Николаевич. «Это не дело польской нации, а чистой революции, которая существует везде… Нация в стороне. Ни народ, ни помещики кроме мелкой шляхты, ни порядочное городское население не принимают участия в мятеже» [Переписка наместников Королевства Польского. Вроцлав-М.т.3. 1974 с.33].

Так Константин писал своему брату Императору в марте 1863 г. Но уже в июне виденье его совершенно изменилось: «Революция, мятеж и измена обняли всю нацию. Она вся в заговоре». Правда была посередине. К июню 1863 года Константин был удручен не только и даже не столько размахом восстания, сколько необходимостью его подавлять жестоким мерами.

Всё Царство Польское сразу после начала восстания было объявлено на военном положении. Повстанцы, взятые с оружием, подлежали полевым судам. Русские войска начали прочёсывание местности.

Польские дружины (их было тридцать, общей численностью до шести тысяч человек) скрывались в лесах и ждали приезда диктатора генерала Людвика Мерославского.

Мерославский приехал в ночь с 4/16 на 5/17 февраля 1863 года, перешёл границу с Пруссией у Кшивосондза со своим секретарём Куржиной и двенадцатью офицерами и унтер-офицерами различных национальностей, воспитанниками французских военных училищ. К ним присоединились сто человек учащейся молодёжи из Варшавы и ближайшие мелкие отряды повстанцев, всего собралось двести пятьдесят человек.

7/19 февраля эта группа на опушке Крживосондзского леса столкнулась с отрядом полковника Юрия Ивановича Шильдер-Шульднера (3,5 роты пехоты, 60 казаков и 50 человек пограничной стражи), который рассеял отряд повстанцев, захватив при этом 13 пленных, лагерь, почти всё оружие, обозы и даже личную переписку Мерославского.

Сам Мерославский с остатками отряда (36 человек) ушёл на лошадях к деревне Радзёвой и в ночь на 8/20 февраля соединился с отрядом из 400 человек под командованием Казимира Мелецкого. Группа заняла опушку леса у деревни Троячек, но была вновь разбита солдатами Шильдер-Шульднера. И после этого Мерославский, объявив, что восстание плохо подготовлено, перешёл прусскую границу и уехал в Париж. Красный эксперимент Мерославского окончился в четыре дня.

После этих событий от князя Владислава Чарторижского (1828-1894), младшего сына известного нам Адама Ежи Чарторижского и княгини Анны-Софии Сапеги, возглавлявшего тогда польскую аристократию в изгнании, так называемый «Отель Ламбер», последовало предложение правительству повстанцев о присоединении к восстанию Белых, то есть монархических сил, а также просьба к Красным разорвать свой союз с революционными силами России и Европы.

«Отель Ламбер» - название, которое вы встретите в книгах по польской истории — никакой не отель, а особняк ХVII века на парижском острове Сен-Луи, где жили князья Чарторижские и находился центр польской эмиграции - «Монархический союз восстания» (Związek Insurekcyjno-Monarchiczny). По названию этого особняка стали называть аристократическую польскую эмиграцию, которая участвовала в заговоре. Кстати, сам «отель» сохранился до сего дня, судьба его оказалась большой. Сначала он был куплен Ротшильдами, а в 2007 году за шестьдесят миллионов евро продан шейху Катара.

Чтобы осуществить этот союз Красных и Белых, под давлением Белых новым диктатором восстания был назначен генерал профессор артиллерии Мариан Лангевич. Назначение произошло 26 февраля/10 марта, но уже 8/20 марта, потерпев несколько поражений, Лангевич ушёл в австрийскую Галицию и был арестован там австрийцами. На этом, то есть уже 8/20 марта 1863 г., организованная война, с удержанием повстанцами каких-то территорий, закончилась. Началась война чисто партизанская.

В это время новый польский митрополит Сигизмунд Фелинский в письме Александру II потребовал полной независимости Польши при сохранении только личной унии между Польшей и Россией. Разумеется, его письмо было проигнорировано. Однако само по себе стремление Александра не допустить массового кровопролития, желание продолжать реформы в Польше было очень велико. Он, как и его брат, не хотел верить, что это восстание польского народа. Отчасти это было правильно. Крестьяне не поддержали восстания. В основном это было городское и дворянское предприятие, во многом инспирированное эмиграцией.

2. Манифест 13 апреля 1863 года

Ожидая примирения, в первый день православной Пасхи, которая в 1863 году пришлась на 31 марта/13 апреля, Император издал манифест, объявлявший амнистию всем, кто не совершил уголовных преступлений и сложил оружие. Я прочту вам текст этого Манифеста потому, что он очень значим, он показывает настроения, которые владели тогда и самим Государем, и его ближним кругом.

Итак, уже идёт восстание, уже убиты во сне русские солдаты, пролилась кровь и с той, и с другой стороны, кого-то уже казнили. И, тем не менее, в Манифесте Государь объявляет:

«При первом известии о вспыхнувшем в Царстве Польском мятеже, Мы, по движению Нашего сердца, провозгласили, что не виним Польский народ за волнения, для него самого наиболее пагубные. Мы относили их единственно к возбуждениям, издавна подготовленным вне Царства, несколькими лицами, в которых многолетняя скитальческая жизнь утвердила привычку к беспорядкам, насилию, тайным замыслам и крамолам, погасила самые возвышенные чувства любви к человечеству и возбудила даже решимость запятнать народную честь преступлением.

Все эти проявления другого времени, над которым история уже давно произнесла свой приговор, не соответствуют более духу нашей эпохи. Настоящее поколение должно иметь целью не потоками крови, но путем мирного развития доставить благоденствие стране. Эту же цель и Мы Себе предначертали, когда, в уповании на покровительство Божие, дали обет перед Всемогущим и перед собственною совестью посвятить Нашу жизнь благу Наших народов.

Но к полному и всестороннему осуществлению сего обета, для Нас всегда священного, Нам нужна помощь всех людей благомыслящих, искренно преданных своей родине и понимающих эту преданность не в своекорыстных и преступных порывах, а в охранении общественного спокойствия, законами утверждённого.

В наших заботах о будущности края Мы готовы все происшедшие смуты покрыть забвением и, вследствие того, в горячем желании положить предел кровопролитию, столь же бесцельному для одних, сколько тягостному для других, даруем полное и совершенное прощение тем из числа вовлеченных в мятеж подданных Наших в Царстве Польском, которые, не подлежа ответственности за какие-либо иные уголовные или по службе в рядах Наших войск преступления, сложат оружие и возвратятся к долгу повиновение до 1/13 будущего Мая (то есть даётся целый месяц — А.З.).

На Нас лежит священная обязанность охранять край от возобновления волнений и беспорядков и открыть новую эру в политической его жизни, которая может начаться только посредством разумного устройства местного самоуправления, как основы всего общественного здания. Мы и положили эту основу в дарованных Нами Царству установлениях: Но, к искреннему Нашему прискорбию, успех их не мог ещё быть изведан на опыте вследствие превратных внушений, поставивших мечтательные увлечения на место того порядка, без которого немыслимо никакое преобразование.

Сохраняя и ныне эти установления во всей их силе, Мы предоставляем Себе, когда они будут испытаны на самом деле, приступить к дальнейшему их развитию соответственно нуждам времени и страны. (То есть Император не отказывается от преобразований и реформ, он собирается продолжать их после того, как смута прекратится — А.З.). Только доверием к этим намерениям Нашим можно будет Царству Польскому изгладить следы минувших бедствий и надежно идти к цели, предназначаемой Нашей о нём попечительностью. Мы же, с Нашей стороны, испрашиваем помощи от Бога на довершение всего, что постоянно считали Нашим в сем деле призванием» [С.С. Татищев. т.1, с. 498-499].

Вот таков манифест. В этот же день был обнародован указ Сенату, который распространял действие манифеста не только на Царство Польское, но и на весь Западный край. Потому что восстание было подготовлено не только в самой Польше, но и на тех территориях, которые поляки считали своими, то есть в Литве, Белоруссии и Западной Украине. И повсеместно на них, особенно в Северо-западном крае (Литва и Западная Белоруссия), это восстание развернулось сильно. Амнистия теперь объявлялась повсюду.

3. Польская реакция на Манифест 13 апреля

Какова же была реакция на Манифест польского Революционного народного комитета? 13 апреля 1863 года, то есть сразу же после объявления Манифеста, конспиративное Национальное Правительство, остававшееся ещё в то время под влиянием Красных, полностью отвергло все предложения Русского царя. «Мы начали борьбу, — писали они в своём заявлении, — не для приобретения более или менее свободных институций, которые при Московском правительстве никогда не представляются гарантируемыми, а для того, чтобы сбросить с себя ненавистное нам ярмо, для отвоевания полной независимости и свободы Польши, Литвы и Руси как нераздельных частей единого государства Польского».

В современной книге о западных окраинах России подчёркивается: «Включение в состав Польского государства бывших «кресов» (то есть восточных окраин — А.З.) Речи Посполитой, земель «до Днепра и Двины», стало одним из центральных пунктов повстанческой программы и объединяло Белых со многими из Красных». [Западные окраины. НЛО. – с.179]

Кроме этого в заявлении Польского правительства было сказано: «Народ проливает кровь, потому что хочет политического бунта, потому что хочет независимости, хочет быть самобытным народом. (...) Долой царскую любезность, мы взялись за оружие, только оружие разрешит наш спор с Москвой». [Русский сборник. Исследования по истории России. Т. XV. Польское восстание 1863 г., М. Колеров, 2013]

1 мая, когда завершался объявленный месячный срок, революционное правительство Польши официально отказалось от амнистии и сказало, что «ни один поляк не сдал оружия». Но это была неправда. Многие поляки всё-таки воспользовались амнистией и сдали оружие, но не их руководство.

По поводу царского манифеста об амнистии, я бы сказал, центрального манифеста для этого восстания, Францишек Венгленьский писал лидеру «Отеля Ламберт» Владиславу Чарторижскому: «Этот Манифест (акт амнистии) имеет характер и последствия месячного прекращения огня. (...) Весь этот месяц даже без большого усилия можно переждать в условиях перемирия, а потом и благоприятная пора, и более упорядоченные силы позволят какое-то время противостоять русской армии».

Помимо этого, Венгленьский, который был помощником Анджея Замойского, считал, что до конца апреля появятся новые уступки Царя и советовал: стоит ли складывать оружие, если нам отдадут «институции 1815 года», или «возможно стоит ожидать большего, а тогда дальнейшее сопротивление было бы выгодным и необходимым».

То есть, видя, что Император либерален, склонен к реформам и в России, и в Польше, и как бы слаб, - лидеры восстания надеялись выжать у него максимум и по возможности добиться независимости Польши в границах 1772 года.

Уже сейчас, анализируя реакцию поляков на то восстание, один из современных польских учёных Лех Майевски в статье «Польское восстание: амнистия 12 апреля 1863 года и раскрепощение крестьян», изданной в специальном выпуске «Русского Сборника» в 2013 году, писал: «На польской стороне не было никого, кто хотел бы довести дело до принятия амнистии и завершения восстания. «Красные» были не в состоянии сделать это из-за своей фанатичной антирусскости, «Белые», в свою очередь, были зависимы от мысли о военном вторжении западных государств, были не в состоянии осознать шанс, который им давал акт амнистии. Оглядываясь назад, можно утверждать, что, отказываясь от амнистии, мы не только потеряли возможность предотвратить бедствия, которые свалились на Польшу, оккупированную Россией и Пруссией во второй половине XIX века, но и возможно, растянули дорогу к возрождению независимого государства» [Русский сборник. Т. XV. Польское восстание 1863 г., 2013].

Матвей Любавский также отмечает, что «центральный комитет, ожидая европейского вмешательства, ответил требованием полной независимости Польши "от моря и до моря", требованием «древнего русского достояния», как выразился русский Император. [М.К. Любавский, с.546] Этим поляки фактически оскорбили русское общество. А как вы помните, значительная часть русского общества была до того солидарна с Польшей, хотела восстановления её автономии и даже её независимости (разумеется, без передачи белорусских, украинских и литовских земель). Но требования в ответ на амнистию поляки выдвинули потому, что были уверены в помощи Запада. И эти требования оттолкнули от поляков русское общество.

4. Международная реакция на восстание

В современной историографии уровня школьного и даже университетского учебника постоянно идёт речь о том, что Запад готов был начать новую войну с Россией. Но это не соответствует действительности. Тщательный анализ документов показывает, что ничего подобного не было. Хотя в русском обществе такая мысль на самом деле была распространена и вызвала ещё большую консолидацию русского общества, но в действительности европейские державы ни в коем случае не собирались воевать с Россией за Польшу.

В начале восстания, как пишет С.С.Татищев, «главные европейские дворы отнеслись к нему довольно равнодушно» [С.С. Татищев, т.1, с.515]. Но почти сразу отреагировала Пруссия - она поддержала Россию. Между Пруссией и Россией был заключён специальный договор о том, что войска каждой из сторон, если это необходимо, могут преследовать мятежников на территории другого государства. И прусский король объявил своим польским подданным (а как вы знаете, в Пруссию после 1815 года входило княжество Познанское и Данциг), что, если они будут поддерживать мятеж в русской части Польши, то будут осуждены как государственные изменники.

Позиция Пруссии была очень своеобразна. Отто Бисмарк, в то время министр-президент Пруссии, значительно позднее, говоря в имперском рейхстаге, вспоминал: «Я мог наблюдать в Петербурге за русским делом в Польше изблизи, вследствие доверия, коим дарил меня покойный император Александр. Я пришёл к убеждению, что в русском кабинете действуют два начала: одно – я мог бы назвать его антинемецким, - желание приобрести благоволение поляков и французов, главными представителями которого служили вице-канцлер князь Горчаков (министр иностранных дел — А.З.), а в Варшаве маркиз Велёпольский. Другое – сам Император и прочие его слуги… Можно сказать, что в среде русского кабинета вели борьбу за преобладание дружественно расположенная к Пруссии антипольская политика с политикой польской, дружественно расположенной к Франции». [С.С. Татищев, т.1, 515-516]

То есть, как вы понимаете, Польша в 1863 г. была уже включена в прусско-французское противостояние, которое через семь лет разрешилось Франко-прусской войной и поражением Франции.

6 февраля 1863 года, в первые дни восстания, речь Бисмарка в прусской палате депутатов была ещё более откровенна: «Будет ли независимая Польша, в случае если бы ей удалось утвердиться в Варшаве на месте России, вести прусскую политику? Будет ли она страстной союзницей Пруссии против иностранных держав? Озаботится ли о том, чтобы Познань и Данциг остались в прусских руках? Всё это я предоставляю вам взвешивать и соображать самим».

Разумеется, Бисмарк давал ясно понять депутатам, что восставшая Польша потребует земли, которые в тот момент находились в Пруссии - Познань и Данциг - то есть польское восстание опасно для территориального единства Пруссии.

Вице-председателю прусской палаты депутатов Берендту Бисмарк тогда же говорил, что надо или немедленно подавить восстание, или «дать положению развиться и ухудшиться, ждать, покуда русские будут выгнаны из Царства… и тогда смело действовать и занять Царство за счёт Пруссии. Через три года всё там было бы германизировано… Русским Польша в тягость, сам император Александр признавался мне в этом в Петербурге» [С.С. Татищев, т.1, с.516].

То есть Бисмарк предполагал возможность ухода русских из Польши. И действительно, в то время в русском обществе развивалась такая мысль: отдать всю Польшу по левому берегу Вислы, то есть всю западную её часть вместе с Варшавой, Пруссии, а границу между Россией и Пруссией провести по Висле (то, что потом Сталин и Гитлер рукой Риббентропа подписали 23 августа 1939 года в Москве). Русские понимали, что поляков они не пересилят и русскими не сделают, поэтому наиболее польскую западную часть русской Польши хотели отдать Пруссии. Об этом как раз и говорил Бисмарк.

«Когда Наполеон III стал упрекать Бисмарка за конвенцию с Россией, прусский дипломат заявил ему, что в случае отказа России от Польши Пруссия сама займёт её своими войсками». [М.К. Любавский. История Западных славян… с.546)]

И это ведь было не просто так сказано. С 1795 по 1807 год Варшава была прусским городом, а Царство Польское – прусской областью под именем Южная Пруссия. Таким образом, Пруссия хотела свои прежние польские владения, если русские уйдут из них. Если русские не желают и не могут владеть Польшей, мы её возьмём себе — объявляли в Берлине.

Поляки хотели расширения своей земли до Днепра и Двины и хотели независимости. Расширения на Восток им не давал русский народ, а независимости им не давала Пруссия и, по всей видимости, Австрия, которые при случае просто поделили бы русскую Польшу между собой. Перспектив независимой Польши в 1863 году не было, как не было их и в 1815, когда Александр I говорил князю Чарторижскому, что «у Польши три врага: Пруссия, Австрия и Россия, и один друг — это я». Тогда был сделан максимум возможного — независимая Польша под защитой России. Фактически то же самое повторялось в 1861-1863 году, когда Александр II восстанавливал польскую независимость под скипетром России, обрушенную поляками восстанием 1831 года.

Конвенция, которая была подписана 27 января 1863 между Пруссией и Россией, показывает, что всё же желание Бисмарка присоединить русскую Польшу вместе со стремлением России избавиться от Польши, было маргинальным. Доминировало желание, характерное и для сегодняшней Европы, для Хельсинских договорённостей 1975 года, — незыблемость границ.

Но остальные державы были настроены иначе. Наиболее либеральная из них Англия считала, что восстание — результат того, что русское правительство шаг за шагом отходило от своих обязательств в отношении Польши, которые были зафиксированы в ноябре 1815 года в первой статье заключительного акта Венского конгресса. Эта статья предполагала фактически независимую Польшу под протекторатом России, что почти на сто процентов осуществил Александр I и что после 1-го Польского восстания отобрал его брат Николай Павлович. Поскольку соглашения относительно Польши были приняты на всеевропейском конгрессе, министр иностранных дел Великобритании лорд Джон Рассел писал английскому послу лорду Френсису Нейпиру в Петербург, что Россия должна даровать амнистию восставшим и вернуться к статусу Польши в соответствии с Венскими соглашениями 1815 года.

Князь Александр Михайлович Горчаков отвечал Нейпиру в самом дружественном тоне и сообщил ему, чтобы развеять сомнения, что амнистия будет, реформы будут продолжаться, и, в конечном счёте, возвращение к статусу 1815 года, за изъятиями некоторых пунктов (например, о польской армии), будет осуществлено.

Тем не менее, Англия, Франция и Австрия 5 апреля предприняли общий демарш с просьбой умиротворить край уступками. Но надо сказать, что демарш был один, а нот три, потому как взгляды и цели у держав были разные. Англия требовала возвращения к конвенции Венского конгресса 1815 года, Франция ненавидела эту конвенцию из-за того, что она запрещала потомкам Наполеона когда-либо занимать французский престол, и поэтому о ней не вспоминала, а Австрия очень аккуратно говорила о необходимости создать условия стабильности в русской Польше, чтобы снова, как в 1846-1848 годах, не была революционизирована Галиция.

Горчаков писал графу Расселу 2 апреля 1863 года: «В Европе не поняли и не оценили по достоинству дарованных Царству Польскому учреждений, заключающих в себе задатки, развить которые зависит от времени и опыта. Они приведут к полной административной автономии Польши на основе областных и муниципальных учреждений, которые были исходной точкой величия и благосостояния самой Англии» [С.С. Татищев, т.1. – С.522].

Как вы видите, ни о какой войне речи нет. Тон всех писем мягкий и уважительный и со стороны западных держав, и со стороны России. И Горчаков, как вы только что узнали со слов Бисмарка, сторонник союза с Францией и Англией, либеральный человек, говорит, что реформы уже проводятся, и польское восстание не результат их отсутствия, а результат совершенно неосуществимых желаний группы революционеров, как левых Красных, так и правых польско-имперскомыслящих.

Тем не менее, 10 апреля 1863 г. Англия, Франция, Испания, Швеция, Португалия, Италия, Нидерланды, Дания и Турция сделали общий демарш в отношении умиротворения в Польше. Папа Пий IХ не остался в стороне и написал императору Александру письмо, в котором просил уважать самостоятельность польской католической церкви, её право на прямое сношение со Святым Престолом. Интересно, что Соединённые Штаты не поддержали этот демарш и выразили поддержку русскому правительству.

Наконец, в середине июня 1863 года три депеши Англии, Франции и Австрии, объединённые вместе, сформулировали те требования, которые Европа имеет к России:

1. Полная и всеобщая амнистия.

2. Народное представительство подобное тому, что утверждено хартией 15 ноября 1815 года.

3. Польская администрация в Царстве Польском.

4. Полная свобода совести и отмена ограничений для Католической церкви.

5. Исключительное употребление польского языка.

6. Установление правильной и законной системы рекрутского набора.

7. Англия и Франция также требовали перемирия с повстанцами.

Как вы видите, большинство этих требований или уже были осуществлены русской администрацией в Польше, например, пункт про польский язык, или же были предложены, как амнистия.

Предложение созвать по вопросам Польши конгресс тех стран, которые принимали решение в Вене в ноябре 1815 года, — Великобритании, Австрии, Франции, России, Италии (как правопреемницы Пьемонта), Португалии, Пруссии и Швеции — так и не осуществилось.

Россия была против такого конгресса. Она считала, что происходящее в Польше — внутреннее дело России. Но при этом в самом доверительном тоне Россия обещала западным правительствам, что все реформы будут продолжены, амнистия будет осуществлена, карательные меры будут проводиться в минимальной степени.

1 июля 1863 года князь Горчаков писал в Лондон русскому послу Бруннову, имея в виду, что его мнение будет передано в Сен-Джеймский дворец, то есть британской высшей власти в лице королевы Виктории: «Как ни желательно немедленно остановить кровопролитие, но цель эта может быть достигнута в том только случае, если мятежники положат оружие, доверяясь милосердию Государя. Всякая другая сделка была бы несовместна с достоинством нашего Августейшего монарха и с чувствами русского народа». Последние слова здесь — очень важная оговорка. Как вы понимаете, теперь русский народ, освобождённый Великими реформами, стал говорить. Действовать без оглядки на него нельзя было теперь и во внешней политике. Это была сознательная позиция императорской власти — опираться на народное слово, народную волю. Это было опасно и потом привело к большой восточной войне, но такова была новая политика Александра II.

Более того, с согласия императора Александра князь Горчаков сделал предложение Пруссии и Австрии провести единую систему реформ в трёх польских областях: в австрийской Галиции, в немецкой Познани и в русском Царстве Польском. Причём реформы такие, какие маркиз Велёпольский проводил в Царстве Польском. И Австрия, и Пруссия на это не пошли, потому что эти реформы предполагали широкую автономию польских областей, чего администрации этих стран, особенно Пруссии, не хотели.

Три державы — Австрия, Англия и Франция — были недовольны ответом России, но ни о какой военной интервенции никто из западных государств, конечно, и близко не рассуждал. Новой большой войны никто начинать не хотел. Да и причина для начала большой войны была сомнительная. И третья нота Горчакова 26 августа 1863 года, чёткая, вежливая и сухая, говорившая, что у нас с Европой общая цель — скорейший мир в Царстве Польском, удовлетворила Запад.

5. Реакция русского общества

А вот русское общество, наоборот, было в восторге от четкой ноты князя Горчакова. Русские боялись двух вещей: конечно, войны, но ещё больше — нового национального унижения России. Война, закончившаяся крымской катастрофой, оставила рану во многих русских людях, и новые унижения они перенесли бы очень болезненно. Возможно, это стоило бы короны Александру II.

9 июля 1863 года Михаил Никифорович Катков написал передовую в «Московских ведомостях» (№ 150), где говорил о том, что Россия показала две вещи: своё национальное достоинство и свою способность осуществлять реформы в любой части Империи на благо населяющих её народов.

О народном достоинстве он писал: «Ответы нашего правительства на депеши трех держав, наконец, у всех перед глазами. Появления этих документов все ждали с нетерпением; к чтению этих документов никто не приступит без усиленного биения сердца. Конечно, всякий мог быть уверен, что Россия не уронит своего достоинства в возникшем международном споре, и никто не имел основания, никто не имел права сомневаться в силе и смысле депеш нашего вице-канцлера. Но когда дело идет о самых дорогих для народа интересах, когда столь многое в судьбах великой страны может зависеть от одного слова, от одного да или нет, - никто не в силах преодолеть невольную тревогу, никто не в силах оставаться спокойным и ждать без напряжения, без волнения. Могут быть обстоятельства, ускользающие от частных людей, могут быть колебания перед величием исторической ответственности, могут быть опасения в глубине и силе народного чувства, могут быть разные неясности и недоразумения…

Но теперь конец всем ожиданиям, конец всем тревогам: ответы нашего правительства у всех перед глазами и всякий, прочтя их, вздохнет легко и свободно; у всякого скажется на душе удовлетворенное чувство народной чести и вместе чувство гражданской благодарности к державной руке, управляющей судьбами России, - благодарности quod de republica non drsperasset, - за то, что не усомнилась в своем народе, за то, что доверилась его великим судьбам.

Толки, догадки и предсказания, еще задолго ходившие в Европе относительно силы и смысла наших ответных депеш, слава Богу, ни в чем не оправдались; зато оправдалось в них наше народное чувство, зато оправдались в них все требования нашего народного достоинства. Россия со спокойной но твердой решимостью отклонила оскорбительные притязания трех держав на вмешательство в её внутренние дела, и не приняла конференции» (М.Н.Катков. Собрание передовых статей Московских ведомостей за 1963 год. М., 1897. - с.364).

С одной стороны — Польское восстание и жестокость восставших в отношении русской администрации и русских солдат (во время 1-го восстания всем русским войскам было позволено уйти из Польши, а в этот раз их просто вырезали), с другой — вызов Европы, который болезненное русское сознание восприняло, как чуть ли не новый «Спор о ключах» и положение на пороге войны, всё это вызвало колоссальный взрыв патриотизма в России.

Императору посыпались адресы от всех сословий, включая крестьян и старообрядцев Рогожского кладбища, беспоповцев, императорских университетов, городских дум Москвы и Санкт-Петербурга. Даже тифлисские молокане, то есть высланные Николаем I в Закавказье сектанты, караногайцы, карабахские беки — все обращались со словами поддержки к императорской власти. Крестьяне Московской губернии говорили, что готовы «в огонь и воду за Русь и за Царя Освободителя, даровавшего им новую жизнь».

Старообрядцы, обращение которых составил М.Н.Катков, писали: «Мы храним свой обряд, но мы твои верные подданные. Мы всегда повиновались власть предержащим, но тебе, Царь-Освободитель, мы преданы сердцем нашим. В новизнах твоего царствования нам старина наша слышится. На тебе, Государь, почиет дух наших Царей добродетельных. Не только телом, но и душой — мы русские люди. Россия нам — матерь родная, мы всегда готовы пострадать и умереть за неё. Наши предки были русские люди, работали на русскую землю и за неё умирали. Посрамим ли мы память отцов и дедов наших и всех русских христиан, от которых кровь нашу прияли?.. Престол твой и русская земля не чужое добро нам, а наше кровное. Мы не опоздаем явиться на защиту их и отдадим за них все достояние и жизнь нашу. Да не умалится держава твоя, а возвеличится, да не посрамятся в нас предки наши, да возрадуется о тебе старина наша русская». [С.С. Татищев, т.1.- С.502-503]

Замечателен и адрес Московского дворянства. Он фиксирует очень важную идею о том, что задача новой власти — это не просто хранение империи, но её преображение, реформирование, превращение в гражданское общество, создание народной основы и в Польше тоже. «Ты и Польшу не лишаешь этих реформ, и там их проводишь в полной мере, поэтому, Государь, мы тебя поддерживаем и будем вместе с тобой и в усмирении восстания, и в продолжении реформ» — вот, что говорили московские дворяне.

«Услышав голос Вашего Величества, обращённый к мятежным подданным, дворянство Московской губернии поспешило собраться необычным порядком. Оно хотело, Государь, чтобы русское дворянство немедленно отозвалось из самого сердца России, из первопрестольной Москвы, зиждительницы русского государства. Государь, мы все перед вами как один человек. Все заботы смолкают и падают пред всесильным призывом отечества. Враги, возмутившие Западный край ваших владений, ищут не блага Польши, а пагубы России, призываемой вами к новой исторической жизни. Государь, ваше право на Царство Польское есть крепкое право: оно куплено русской кровью, много раз пролитой в обороне от польского властолюбия и польской измены. Суд Божий решил нашу тяжбу и Польское царство соединено неразрывно с вашей державой. Вы произнесли, Августейший монарх, слово милости и прощения, чтобы исторгнуть оружие у возмутившихся ваших подданных; да будет же это слово услышано с благодарностью и покорностью! Вы пребываете тверды в благих начинаниях ваших. Вы сохраняете все льготы, дарованные вами Царству Польскому. Вы не делаете различия между поляками и русскими и открываете для них одну и ту же будущность благосостояния и успехов, которая должна теснее сблизить и сроднить их между собой. Ваше милосердие, Государь, есть твердыня и сила. Так понимает его ваше верное дворянство; так понимает его весь народ ваш; так должны понимать его и недруги России. Мы молим Всевышнего, да отвратит Он от нашего отечества бедствия войны. Но война не страшит нас. Всё устремится на зов отечества, всё поднимется при малейшем покушении на всецелость вашей державы, при малейшем оскорблении нашей народной чести. Доверьтесь судьбам вашего народа, Государь. Положитесь на испытанную преданность вашего дворянства. Как всегда, оно будет впереди, где грозит опасность. Во главе освобождаемой вами России вы могущественны, Государь. Вы могущественнее ваших предшественников. Дерзайте, уповая на Бога, на вашу правду и на любовь к вам всей России». [Адрес Московского дворянства. С.С. Татищев, т.1, с.501-02]

В день своего рождения, 17/29 апреля 1863 г, когда множество депутаций явилось его поздравлять, Александр сказал: «Единство царства Всероссийского непоколебимо. Враги наши надеялись найти нас разъединёнными, но они ошиблись. При одной мысли об угрожающей нам опасности все сословия земли Русской соединились вокруг Престола… Я ещё не теряю надежды, что до общей войны не дойдет, но если она нам суждена, то я уверен, что с Божией помощью мы сумеем отстоять пределы Империи и нераздельно соединённых с ней областей» [С.С. Татищев, т.1. – С.504-505].

Как пишут историки, новое общероссийское патриотическое движение имело не только патриотический, но и антинигилистический характер. Оно, как указывает Александр Корнилов, «произвело значительную передвижку всех общественных элементов направо, причем радикалы оказались изолированными и окончательно ослабленными». [А.А. Корнилов, Курс истории России … - с. 478]. Тираж газеты «Колокол» упал с 2500 до 500 экземпляров и больше не поднялся, хотя издавалась она до 1867 года.

Военный министр генерал-адъютант Дмитрий Алексеевич Милютин писал своему брату Николаю в это время: «Общество вообще несравненно лучше настроено теперь, чем прежде. Одни только завзятые нигилисты долгом считают проявлять свое беспристрастие и даже сочувствие к Польше; вся же масса благоразумных людей выказывает неоспоримый порыв патриотизма, опровергающий множество идей, распространенных за границей нашими революционными выходцами и нелепыми туристами». [С.С. Татищев. Т.1, с.506]

6. Подавление восстания

Между тем, хотя организованного сопротивления восставшие практически не оказывали, а действовали только партизанскими методами, великий князь Константин Николаевич впал в, я бы сказал, апатию. Он хотел свободы для поляков, он не хотел урезать свободу Польши, но в то же время он понимал, что не может управлять без насилия над восставшей страной.

Генерал Муравьёв, назначенный наместником в Северо-западный край, писал министру внутренних дел Петру Валуеву, называя Великого князя неучем и даже дерзкой тварью и призывал изгнать его за море, потому что он не может управлять Польшей.

Сам же Константин говорил, что «законное правительство существует только там, где есть войско. Где нет, там царствует полный произвол революции… Центральный комитет (восстания) везде и нигде». [Переписка наместников Королевства Польского. Вроцлав-М. Т.3. 1974. С.224;258]

Маркиз Велёпольский первым понял, что его программа не удалась. И не удалась, конечно же, из-за самих поляков, а не из-за русских, которые его поддерживали. 4/16 июля 1863 года он оставил Варшаву, подав прошение наместнику разрешить ему выезд за границу. В конце августа он был уволен со всех должностей, уехал и умер в Дрездене 30 декабря 1877 года. Такова печальная история его жизни.

Великий князь Константин тоже был отозван из Царства Польского и уволен от всех должностей, поскольку был не в силах подавить смуту. Он сдал управление в Царстве Польском графу Фридриху Вильгельму Ремберту (Федору Федоровичу) фон Бергу.

Берг был интересным человеком. Он был твёрдым политиком, но до этого назначения занимал пост генерал-губернатора Финляндии. Одну из ближайших лекций я посвящу именно Финляндии, и вы увидите, как там решался вопрос об автономии. А решался он совсем по-другому. В Хельсинки до сих пор стоит памятник Александру II, но немыслимо подумать о памятнике Александру II в Варшаве. Фон Берг был известен как человек, который умеет соединять имперский интерес с интересами европейско-национальной окраины России. Именно поэтому Государь его назначил в Варшаву — чтобы продолжать реформы, несмотря на смуту.

Что же касается самого великого князя Константина, то в рескрипте от 19 октября 1863 года император Александр Николаевич писал брату: «Народ польский не хотел понять и оценить мысль назначения Вашего Императорского Высочества моим наместником, и вероломным восстанием и преступными заговорами оказался недостойным данного ему в лице любезного мне брата залога благосклонных намерений моих… Когда же с помощью Божией восстание в Польше будет подавлено… я буду надеяться, что Вам снова можно будет принять участие в исполнении моих предначертаний…» [С.С. Татищев. Т.1. – С.511-512]. То есть ещё в октябре 1863 года, Александр думает о продолжении реформ в Царстве Польском.

Что же касается генерала Берга, то 19 сентября 1863 года революционеры устроили на него покушение. Из дворца Анджея Замойского в Берга были брошены бомбы и сосуд со взрывчаткой. Большого вреда наместнику это не принесло. Дворец был конфискован, террористы пойманы. Но очень печально, что после произошедшего при обыске дворца Замойского погиб рояль Шопена, который русские солдаты выбросили из комнаты дворца на площадь.

Генерал-полицмейстером Царства Польского был назначен генерал Трепов. Одновременно в Северо-западный край генерал-губернатором вместо Назимова (человека, с которого началась крестьянская реформа) стал Михаил Николаевич Муравьёв, который предложил обрусение Северо-западного края. [Записка Муравьёва. Русская старина, т.36, с.396]. Эту идею поддержал Император — в самой Польше нет обрусения, но если до этого происходило ополячивание белорусов, литовцев и украинцев, то теперь необходимо помочь им снова стать русскими или литовцами, но не поляками – утверждал Муравьев.

К августу 1863 года восстание в Северо-западном крае было подавлено. Государь в рескрипте Муравьёву от 30 августа 1863 года в связи с пожалованием его в орден Андрея Первозванного писал: «Приближается то время, когда, не обращаясь к прискорбным мерам строгости, можно будет приступить к окончательному укреплению в крае общественного спокойствия и восстановлению в полной силе общих начал гражданского управления». Вы видите — опять желание восстановить гражданское управление.

В юго-западном крае генерал-губернатор Николай Николаевич Анненков своевременными мерами фактически не дал восстанию возникнуть.

1 марта 1863 года для того, чтобы крестьян Северо-западного и Юго-западного краёв привлечь к царской власти и отвратить окончательно от восставших, был принят указ Сената о том, что обязательное отношение крестьян к земледельцам в Северо-западном и чуть позже в Юго-западном крае прекращается, и государство немедленно приступает к выкупу у помещиков крестьянских угодий и к передаче их крестьянам. Таким образом, государство старалось белорусов, литовцев и украинцев сделать, как бы мы сейчас сказали, своей социальной базой. С весны 1863 года, то есть с самого начала восстания, крестьяне были недовольны конфискациями, проводившимися повстанцами. Повстанцы, как любые партизаны, жили за счёт местного населения и, естественно, проводили конфискации сельскохозяйственной продукции, лошадей. Крестьянам это не нравилось, и они стали переходить на сторону русского правительства и даже создавать отряды местной самообороны. В ответ на это с лета 1863 года начались репрессии со стороны повстанцев. Были созданы группы жандармов вешателей и так называемых стилетчиков (кинжальщиков). Занимая селение, тех, кто не хотел их поддерживать, повстанцы предавали казни через повешение. Приходя в города, несогласных они убивали ударом кинжала. Это ещё больше оттолкнуло от повстанцев крестьян и значительный слой мещан.

В июле 1863 года из отрядов самообороны русская администрация создала «крестьянские караулы», которым даже выплачивалось жалование: 2 серебряных рубля в месяц, за каждого пленного мятежника — 3-5 рублей, а за сданное оружие мятежников — от 50 копеек до 3-х рублей.

5/17 октября 1863 года после большого перерыва был объявлен новый диктатор восстания. Это был подполковник русской армии Ромуальд Траугутт (1828-1864). Он сменил правительство Красных Франтишека Добровольского на Белых. Позднее он был взят в плен вместе со всем правительством и 5 августа 1864 года казнён в Варшаве.

К повстанцам стали приезжать добровольцы со всей Европы. К декабрю 1863 года более 600 человек приехало из Италии, в том числе герой Рисорджименто полковник Франческо Нулло, более 1000 воинов прибыло из Венгрии, от 100 до 300 - из Франции. Была попытка Иеронима Владислава Кеневича поднять восстание в Поволжье для отвлечения русских сил от Польши, но заговор был ликвидирован.

Всего в Царстве Польском восстание поддержали от 150000-200000 до 400000 человек, то есть примерно каждый тридцатый житель. В Северо-западном крае — 72-77 тысяч человек, в Юго-западном крае — около 10 тысяч человек. Вооружённые силы восстания на пике его могущества, в мае 1863 года, составляли 30 тысяч в Царстве Польском, 15 тысяч в Северо-западном крае и 5 тысяч в Юго-западном крае. В конце августа число повстанцев снизилось до 25 тысяч, в октябре — до 10 тысяч, в декабре — до 7 тысяч, в феврале 1864 года — до 3 тысяч и к маю 1864 года повстанцев уже было не более одной тысячи. Количество же русских войск в крае возросло с 60 тысяч в январе 1863 года, когда силы повстанцев и русских войск были соизмеримы, до 220 тысяч к осени 1864 года, когда, понятно, уже ни о какой победе восставших и речи быть не могло.

7. Результаты восстания

9/21 февраля 1864 года был рассеян последний большой отряд восставших (около тысячи человек) под командованием генерала Юзефа Гауке-Босака. Отряд ксендза Станислава Бжуска, небольшой (30-50 человек) рассеян 19 апреля/1 мая 1864 года. К июню 1864 года сопротивление было полностью подавлено. Именно 29 марта 1864 года был раскрыт и арестован состав подпольного правительства, так называемый Жонд Народовы. И 5 августа члены этого правительства были все казнены в Варшаве. 5 октября 1864 года приказом по Варшавскому военному округу было объявлено о завершении военной кампании по подавлению восстания.

По данным Третьего отделения за 1863 года «кинжальщики» и вешатели убили 924 человека, большей частью крестьян. Энциклопедия Брокгауза и Ефрона говорит о двух тысячах жертв террора повстанцев. Потери русской армии составили: 826 убитых, 2 169 раненых, 348 пропавших без вести.

Преступления русских войск были единичными, о них не сообщали даже поляки. Известно, что за убийство и ограбление еврея и изнасилование крестьянки был повешен рядовой Донского казачьего полка Алиев. За разбой, мародёрство и убийство еврея был казнён ещё один рядовой Донского казачьего полка Никифор Гнутов.

Потери повстанцев: 22 тысячи убитыми и ранеными, 7 тысяч пленными, что говорит об их мужестве, потому что повстанцы как правило не сдавались, а сражались до последнего вздоха.

После подавления восстания на каторгу или поселение было отправлено 38 тысяч повстанцев и сочувствующих им людей. Казнили только виновных в убийстве после тщательного разбирательства. Генералу Муравьёву приклеили прозвание «вешатель». Но можно себе представить, к какому кровопролитию подавление такого восстания привело бы, скажем, при Сталине или при Ленине… А здесь цифры таковы: в Северо-западном крае Муравьёв-«вешатель» казнил 128 человек. На всей территории восстания за всё восстание и после было казнено 400 его участников. Последние казни последовали 11/23 мая 1865 года. Уголовным наказаниям было подвергнуто 16% участников восстания. Около 10 тысяч участников восстания эмигрировали, 3454 дворянских имения были конфискованы. Разрушений в крае по подсчётам нашего министерства финансов было на 15 миллионов рублей. Конфискацией восставших имений компенсировали 4 миллиона рублей. Общая контрибуция на участвующую в восстании шляхту была наложена в размере 34 миллионов рублей.

31 декабря 1866 года, то есть через два года после окончания восстания, Александр II манифестом бессрочную каторгу для наиболее сурово осуждённых повстанцев заменил каторгой десятилетней.

8. "Замирение"

Следующим этапом было замирение восстания, не военное, а гражданское.

Как сделать Царство Польское не антирусским? Для этого Александр из отставки, с отдыха призвал гениального своего сотрудника, который осуществил крестьянскую реформу, Николая Алексеевича Милютина. Николай Алексеевич пять дней в октябре 1863 года (то есть восстание ещё шло) посвятил объезду Царства Польского, познакомился с его порядками, условиями и подготовил комплексный план решения земельного вопроса, преобразования администрации, суда, законодательства, полиции.

25 февраля 1864 года в Санкт-Петербурге был учреждён особый Комитет по делам Царства Польского во главе с председателем Комитета министров князем Павлом Павловичем Гагариным. И в этом Комитете Николай Алексеевич Милютин стал статс-секретарём по делам Царства Польского.

А в самом Царстве Польском был создан Учредительный комитет, состоявший из князя Черкасского — ближайшего сотрудника Милютина и видного славянофила; Якова Александровича Соловьева — известного деятеля крестьянской реформы, который и здесь возглавил крестьянскую комиссию; Александра Ивановича Кошелева — также славянофила и деятеля по крестьянской реформе, который возглавил финансы края; сенатора, бывшего Калужского губернатора Виктора Антоновича Арцимовича. О Викторе Антоновиче, как и о других перечисленных деятелей, мы в своё время уже говорили. Он, либеральный человек, который даже с Милютиным разошёлся, потому что тот для него был консерватором. Арцимович, будучи сам поляком, помогал Милютину, не знавшему польского языка, при разговорах с поляками, особенно с крестьянами.

Главная идея Милютина заключалась в том, чтобы привлечь польских крестьян, уже обозлённых действиями восставших, на сторону России. Польская аристократия интернациональна, - полагал он, - она европейская, антирусская, профранцузская, а крестьянство — это славяне, и им надо помочь вспомнить своё славянство, считал Милютин. Здесь, кстати говоря, была «ахиллесова пята» всей милютинской модели, о которой скажу немного позже, — его нелюбовь к католикам. Поляки — славяне, и это точно, но они другой веры. А в ХIХ веке конфессия играла огромное значение, не то, что сейчас. Милютин решил бороться с католическим засильем ради объединения славян, и именно это подвело его.

Идея Милютина, как и его друга Юрия Фёдоровича Самарина, была в создании «материка» народа по выражению Самарина. То есть освобождение крестьян и в России, и в Польше было не только нравственно важным и экономически полезным, это было ещё и государственное дело — перевести аристократическую монархию на народное основание, сделать монархию народной. Поэтому крестьянская реформа в Польше, хотя она проводилась в отношении польских крестьян, рассматривалась славянофилами как общерусская реформа. Если угодно, это была модель по созданию альтернативы аристократического правления для будущей общерусской реформы. Хотя практически все славянофилы были аристократами, они хотели не аристократической России, а России народной, и начинали с народа Польши, который они хотели, воспользовавшись его недовольством действиями своих помещиков, сделать лояльным к русской власти. Поэтому если в Юго-западном и Северо-западном крае была поставлена цель искоренения польского влияния или, как тогда называли польщизны (мы бы сейчас сказали — полонизации), то в самом Царстве Польском было иначе.

В Юго-западном и Северо-западном крае в 1865 году было запрещено полякам приобретать земельную собственность. Лица, связанные с восстанием, должны были в течение двух лет продать свою собственность и выселиться из Северо-западного края. Покупателями могли быть только русские и православные. Освобождённые из ссылки участники восстания не могли уже селиться в пределах бывших границ Речи Посполитой. Строжайше было запрещено употребление польского языка в правительственных и общественных местах Северо-западного и Юго-западного края. Снимались вывески на польском, был объявлен запрет на печать на польском и даже на выставление в витринах книжных лавок польских книг. Множество костёлов было превращено в православные церкви, а католические монастыри — в православные. Подобно тому, как польский король Казимир IV в 1482 году запретил строить православные церкви и ремонтировать старые, также и в 1864 году поступила русская власть. Любой ремонт культовых построек, включая придорожные кресты и часовни, можно было проводить только с разрешения администрации. Даже католические молитвенники и последования треб издавались на русском языке. Разрешена была латынь, но не польский.

В самом же Царстве Польском никаких антипольских действий не предпринималось. Граф Фридрих Вильгельм фон Берг оказался очень деликатным человеком, неслучайно до этого он очень искусно управлял Финляндией.

Николай Врангель, отец генерала П.Н.Врангеля, который хорошо знал Берга, даёт ему такую характеристику: «Умный, умудрённый опытом искусный политик, он был европейски образован, вежлив, как маркиз XVIII века, хитёр, как старая травленая лиса; он ясно понимал, что для края нужно, стремился не только успокоить страну, но и помирить её с Россией. Но против него шла травля со стороны „истинно русских" патриотов, <…> и старая лиса искусно лавировала, стараясь держать ею избранный курс, но не всегда следуя по нему. <…> Он был вежлив, тактичен, особенно с поляками, желая их привлечь к нам». [Н.Е. Врангель. Воспоминания: от крепостного права до большевиков.]

Берг хотел ввести польских юристов в комиссию по решению крестьянского вопроса в Польше, но Николай Милютин не позволил ему это сделать.

Наконец, в третью годовщину освобождения крестьян в России 19 февраля/2 марта 1864 года был издан основополагающий указ о реформе жизни и землевладения в Польше. Согласно этому указу крестьяне получили в собственность всё, чем пользовались на момент издания указа, даже те земли, которые им были отданы в годичное пользование, даже рабочие избы в усадебных постройках.

Книга «История Польши», которую я не раз цитировал, называет этот указ «тяжелым ударом» по национальным чаяниям [с.347]. На самом деле, это был тяжёлый удар по чаяниям польской аристократии, которая мечтала об отделении Польши от России и о создании независимого польского государства. В самом указе отмечается, что землевладельцы игнорировали предшествовавшие указы 1861-62 годов. Как говорит текст указа от имени Царя: «К глубокому прискорбию нашему со стороны поместного сословия не встретили мы того содействия, без которого успех предпринятых мер был, очевидно, невозможен». То есть польское дворянство выступило против освобождения крестьян. И надо сказать, что ещё в 1861-1862 годах, то есть в мирное время, оно так аргументировало свою позицию: Россия дикая, там крестьяне имеют свою землю и возделывают свои маленькие участки, чтобы кормить самих себя. Польша — западная страна, в ней современная агрокультура, ей нужны большие латифундии, крупные агрохозяйства, а их может позволить себе только помещик, поэтому крестьянам землю давать не надо. Земля должна оставаться у помещиков. Крестьяне должны иметь свободу без земли. Такова была их гордая концепция, объясняющая, почему в Польше землю крестьянам давать не надо.

Маркиз Велёпольский в своё время маневрировал. Он, как я уже рассказывал, в отличие от князя Урусова, был скорее сторонником аренды земли, чем её полного перехода в собственность крестьян. Теперь всё это закончилось. Впервые в Польше за долгое время земля отдаётся крестьянам полностью в частную собственность. Раньше только шляхтич мог иметь частную собственность на землю, теперь — каждый.

Жена Николая Алексеевича Милютина Мария Аггеевна Абаза записала с его слов сказанное Императором мужу в 1863 году, как раз когда он его назначал на должность статс-секретаря по делам Польши: «Надо поднять народ, искать опоры в нём… Между мной и польской аристократией всё кончено». [Русская старина, 1899]

Но это была не конфискация земель помещиков. За земли и постройки шляхта получала вознаграждения от казны по правительственной оценке не наличными деньгами, а ликвидационными бумагами. Проценты (4%) и погашение по этим бумагам (в течение сорока двух лет) были включены в земельные платежи крестьян. Это было совсем не обременительно для крестьян. Кроме того крестьяне получили право пользоваться господскими пастбищами и лесами (так называемые «сервитуты»). Русские крестьяне не получили такого права. Был установлен один лишь поземельный налог. Помещик мог выкупить сервитуты лишь с согласия крестьян. Переход крестьянской земли был дозволен лишь к крестьянам. То есть крестьяне не могли продать ни горожанам, ни купцам, ни помещикам свою вновь полученную землю, только другим крестьянам.

Тем же указом было введено самоуправление, но не сословное крестьянское, как в России. Как вы помните, в России волость имела крестьянское сословное самоуправление, и проблема всесословной малой земской единицы была решена только Временным правительством в 1917 году. Здесь же — всесословная земская единица введена уже в 1864 году указом 19 февраля. Мелкая всесословная единица самоуправления, аналогичная волости, называлась «гмина». В её состав входили все земельные собственники гмины без различия сословий, обладавшие более чем тремя моргами земли. 3 морга земли — это 1,5-1,7 гектара. Во главе гмины избираемый гминным собранием и утверждаемый уездным начальником стоял войт (старшина), от немецкого фойгт — помощник. Каждое поселение выбирало солтыса — сельского старосту (солтыс был аналогом общины, то есть деревенским самоуправлением, самым нижним уровнем самоуправления) и лавника — члена сельского суда (от слова лава). Совместно с лавниками и солтысами войт производил суд, который раньше вершил помещик. Неофициально указывалось, что надо стараться, чтобы во главе гмины избирали войтом не шляхтича, а крестьянина. Кстати говоря, в тех гминах, где всё население или большая его часть было еврейским, а такие гмины в Царстве Польском были, войты были евреями, и вообще вся жизнь организовывалась еврейским сообществом.

Ректор Ягеллонского университета, который находится в Кракове, тогда - в австрийской части Польши, депутат Галицийского сейма князь Юзеф Шуйский (1835-1883) из польской ветви рода Шуйских писал в 1867 году: «Сегодня, после окончательного наделения крестьян землёй, мы пришли к тому, что конспиративная деятельность абсолютно вредна, а обычная работа, напротив, полезна. Почему? Потому что 1864 год навсегда положил конец эпохе тайных обществ, не оставив на польской земле ни одного социально несвободного человека. Год 1864 поставил точку в деле наделения крестьян землёй, которое было целью для нескольких поколений заговорщиков». [История Польши. с.348 Ошибочно в книге — 1863 г.] То есть Красные потеряли свой мотив заговора, а Белые потеряли свою социальную базу.

Однако, как я уже говорил, проблема заключалась в церкви. Славянофилы пытались ослабить роль церкви в польском народе, и это была глубочайшая их ошибка - и Милютина, и князя Черкасского, и Самарина.

Архиепископ Зигмунд Фелинский 14 июня 1863 был выслан из Польши в Гатчину, а оттуда через три недели — в Ярославль, где прожил практически в полуарестантском состоянии около двадцати лет, не имея права покидать город. В 1871 году его пытались выгнать из России, побуждая отречься от своей должности архиепископа Варшавского взамен за право выезда за границу и пенсию в шесть тысяч рублей. Но он отказался это сделать. Пий IX в энциклике «Ubi urbaniano» призвал и дальше считать Зигмунда Фелинского главой варшавской епархии.

Только после того, как отношения с Ватиканом восстановились, в 1882 году, Фелинский выехал за границу, оставив сан архиепископа Варшавского, и был назначен папой Львом XIII титулярным архиепископом малоазиатского Тарса, куда он никогда не ездил.

Судьба примаса польской церкви — это в некотором роде судьба всей церкви. То есть происходило очень жёсткое давление на католическую церковь. По указу 19 февраля 1864 года были конфискованы все церковные имения и капиталы. Закрыты 110 из 200 монастырей. Оставшиеся взяты на содержание казны, часто до вымирания монахов. Управление церковными делами было от комиссии вероисповеданий и народного просвещения Царства Польского передано в Министерство внутренних дел, которым руководил теперь князь Владимир Александрович Черкасский, ненавистник католиков. В 1867 году Римско-Католическая коллегия в Петербурге стала управлять всеми делами католической церкви в Царстве Польском. Всё это было сделано без согласования с Папой. Он не соглашался на эти реформы. Ряд епископов-поляков были высланы из России, а управление епархиями поручено администраторам. Прямые связи с Римской курией для польского духовенства были запрещены и могли осуществляться только через коллегию в Санкт-Петербурге или через Министерство внутренних дел.

Одновременно было покончено с Унией, которая до этого ещё сохранялась в Холмской епархии. Протоирей Маркелл Попель, который сам был униатским епископом, выступал за переход от унии к православию, сам перешёл в православие и стал викарием Люблинским Холмско-Варшавской епархии. Но уния была популярна, и люди, в той же Холмской епархии, с большой неохотой переходили в православие, на православный стиль богослужения.

Как пишет Матвей Кузьмич Любавский: «Всё это больно отзывалось на религиозном чувстве не только униатов, но и католиков, усиливало и обостряло церковные, а вместе с тем и национальные антипатии. Таким образом, результаты получались обратные поставленным целям, сближения, слияния с русским народом не получалось». [М.К. Любавский. История западных славян - с.561]

По настоянию Н.А.Милютина в 1866 году был отменён конкордат с Папским престолом. Вот, к чему привёл фанатичный антикатолицизм наших славянофилов, симпатичных в деле крестьянских реформ, но совсем не симпатичных в отношении к вере другого народа. Конкордат с Римом был восстановлен в 1882 году.

В декабре 1866 года, после того, как Николай Милютин перенёс тяжёлый инсульт и больше не мог исполнять свои обязанности, статс-секретарём Польши стал князь В.А.Черкасский, либеральный человек, но тоже убеждённый противник католической церкви. То есть либерализм этот был очень характерным для славянофилов — он распространялся на их отношение к крестьянам, но не в отношении католической церкви.

В 1867 году был упразднён Государственный совет Царства Польского, а в следующем году — его комиссии, то есть фактически министерства Царства Польского.

В 1874 году, после смерти графа Берга, наместничество было заменено генерал-губернаторством. То есть уровень Царства Польского был снижен до одного из многих генерал-губернаторств России. Вы помните, было Восточно-Сибирское генерал-губернаторство, Степное генерал-губернаторство, вот теперь вместо наместничества появилось и Варшавское генерал-губернаторство.

В 1876 году были ликвидированы комиссия юстиции Царства Польского и польские суды. Вместо польских введены общерусские учреждения, и в них работали русские чиновники, которых в край завлекали разными льготами. Польской администрации больше не было. Польский язык был заменён на русский в делопроизводстве - в 1868 году — в администрации, в 1869 году — в казённых палатах, в 1876 году — в суде. И серьёзно обсуждался перевод польского языка на кириллицу. Под контролем Николая Милютина работали филолог Станислав Павлович Микуцкий и известный собиратель легенд и преданий славянофил Александр Фёдорович Гильфердинг. Они подготовили и издавали десятитысячными тиражами буквари на кириллическом польском языке. Так постепенное вытеснение польского языка происходило даже в Царстве Польском.

При этом утверждались права евреев. Черта осёдлости в Царстве Польском была отменена. Евреям в Польше были даны все гражданские права. Они были полноправными гражданами в Царстве Польском, но не в остальной России. И поэтому много евреев переезжает в Царство Польское из Северо-западного и Юго-западного краёв и даже из внутренней России.

9. Обрусение польской школы

Вы помните, какие усилия были сделаны маркизом Велёпольским для создания польской школы. И понятно, почему: школа — это будущее нации. Теперь же школа становится русской. В 1866 году созданы классические и реальные гимназии и женские средние школы с преподаванием на польском языке (кроме истории и географии России и Польши и русской словесности), также гимназии с немецким языком преподавания. Но через два года преподавание многих предметов перешло на русский, а в 1871-1872 годах и всех предметов. Вместо польской комиссии просвещения был создан обычный Варшавский учебный округ, каких в Империи и до этого было много.

8 июня 1869 года Главная школа (то есть фактический Варшавский университет) была преобразована в Императорский Варшавский университет с преподаванием на русском языке. Только лекции польского языка и словесности можно было читать по-польски. Забегая вперёд, скажу, что в 1885 году преподавание на русском языке было введено в начальных народных училищах Царства Польского. По распоряжению генерал-губернатора Иосифа Владимировича Гурко все вывески и названия теперь надо было писать не только по-польски, но и по-русски. Были даже изменены названия городов: Енджеёв преобразован в Андреев, Пётркув – в Петроков.

И наконец, с 1888 года в российском законодательстве вместо Царства Польского начинает употребляться понятие Привислянский край. Царство Польское исчезает в русской административной системе до самого конца Империи, чтобы вновь возникнуть только во время Первой Мировой войны, когда великий князь Николай Николаевич младший сделает своё знаменитое обращение к полякам, и когда в последние дни старой России и при Временном правительстве Польше будет возвращена сначала автономия, а потом и независимость 15 марта 1917 года.

Такова печальная история Царства Польского в составе Российской империи. Совсем иной была судьба русской Финляндии, но об этом мы поговорим на следующей лекции.