1. К.В. Базилевич. Земская почта в России. (1865-1917). М., 1926.

2. К.В. Базилевич. Почта в России в XIX в. 4.1-2. М., 1927.

3. Э.О. Бухгейм. Очерк почтово-телеграфного дела в России и за границей. М., 1906.

4. В.М. Вер­хов­ский. Крат­кий ис­то­ри­че­ский очерк на­ча­ла и рас­про­стра­не­ния же­лез­ных до­рог в Рос­сии по 1897 г. вклю­чи­тель­но. СПб., 1898.

5. М. Висленков. Первые телеграфные линии в России // Вестник связи. М., 1941.

6. А.А. Головачев. Ис­то­рия же­лез­но­до­рож­но­го де­ла в Рос­сии. СПб., 1881;

7. П. Грегори. Экономический рост Российской империи (конец XIX - начало XX в.). Новые подсчёты и оценки = Economic growght of the Russian Empire (end of XIX - beginning of XX century). New estimates and calculations / Пер. с англ. И. Кузнецова, А. и Н. Тихоновых. — М.: РОССПЭН, 2003.

8. Л.М. Карачунский. Статистика производственных сил России. СПб., 1878.

9. А.А. Кауфман. Аграрный вопрос в России. М.,1908. Т.1.

10. И.Д. Ковальченко. Аграрный строй России второй половины XIX — начала XX в. — М., 2004.

11. П.С. Ко­но­ва­лов. Про­ек­ты 50–80-х гг. XIX в. строи­тель­ст­ва же­лез­ных до­рог в Си­би­ри // Про­бле­мы ге­не­зи­са и раз­ви­тия ка­пи­та­ли­сти­че­ских от­но­ше­ний в Си­би­ри. Бар­на­ул, 1990.

12. А.А. Корнилов. Курс Истории России XIX века. M., 2004.

13. А.Н. Куломзин. Рейтерн-Нолькен В. Г. М. Х. Рейтерн. Биографический очерк. — СПб., 1910.

14. П.П. Маслов. Аграрный вопрос в России СПб. 1906 т.1.

15. П.П. Мельников. О железных дорогах. СПб: В тип. Гл. упр. пут. сообщ. и публ. зданий, 1835.

16. П.Н. Милюков. Очерки по истории русской культуры (в 3 частях). — СПб.: Издание журнала «Мир Божий», 1896—1903. ч.1. (6-е издание).

17. Д.Д. Морев. Очерк коммерческой географии и хозяйственной статистики России сравнительно с другими государствами. СПб., 1897.

18. А.С. Нифонтов. Зерновое производство в России во второй половине XIX века. — М., 1974.

19. Н.П. Огановский. Очерки по истории земельных отношений в России. СПб., 1911.

20. С.С. Ольденбург. Царствование Николая II. Мюнхен, 1949. Тт. 1-2.

21. С.Г. Пушкарев. Россия 1801-1917: Власть и общество. М: Посев, 2001.

22. А.Г. Рашин. Население России за 100 лет (1811—1913 гг.). Государственное статистическое издательство, Москва 1956.

23. И.Я. Рудченко. Исторический очерк обложения торговли и промыслов в России. СПб., 1893.

24. А.М. Со­ловь­е­ва. Же­лез­но­до­рож­ный транс­порт Рос­сии во 2-й по­ло­ви­не XIX в. М., 1975.

25. С.С. Татищев. Император Александр II, его жизнь и царствование. Изд. А.С. Суворина, 1903. Переиздание в 2-х томах. М. Академический проект, 2018.

26. М.И. Туган-Барановский «Русская фабрика в прошлом и настоящем». - СПб. 1900.

27. А.Ф. Фортунатов. Сельскохозяйственная статистика Европейской России. — М., 1893.

28. А.П. Хромов. Экономическое развитие России в XIX-XX вв. М. 1950.

29. А.И. Чупров. Аграрный вопрос. Т.2, М., 1907.

30. А.И. Чупров. Из прошлого русских железных дорог: статьи 1874—1895 гг. — М.: Изд. М. и С. Сабашниковых, 1909.

31. Ю.Э. Янсон. Опыт статистического исследования о крестьянских наделах и платежах. СПб. 1881.

32. Вестник Императорского русского географического общества. 1853. Ч. 8. II. Исследования 0 движении народонаселения в России.

33. Вся торгово-промышленная Россия. — Киев: т-во Л.М. Фиш, 1913.

34. Государственный контроль. 1811—1911: (Обзор деятельности). — СПб., 1911.

35. Двадцатипятилетие почтово-телеграфного ведомства. 1885-1910. СПб., 1910.

36. Изы­ска­ния и про­ек­ти­ро­ва­ние же­лез­ных до­рог / Под ред. И. В. Тур­би­на. М., 1989.

37. Историко-статистическое обозрение промышленности в России. СПб. 1882.

38. W. M. Pintner. Government and Industry during the Ministry of Count Kankrin, 1823 — 1844 // Slavic Review. — 1964. — Vol. 23, № 1. — С. 45—62.

39. W. M. Pintner. Russian Economic Policy Under Nicholas I. — Ithaca: Cornell University Press, 1967.

40. D.R.Brower. The Russian City between Tradition and Modernity, 1850-1900. – Berkeley, 1990.

41. W.B.Lincoln. The Great Reforms. De Kalb, Ill. 1990.

42. R.E.Zelnik. Labour and Society in Tsarist Russia. Stanford. Calif., 1971.

1. Вступление

Дорогие друзья, сегодня, 16 марта 2022 года, в эти тяжёлые для нашей страны дни, мы читаем очередную лекцию по истории России ХIХ века, и посвящена она народному хозяйству России в эпоху Великих реформ. И то время было нелёгким — выход из войны, комплексные реформы, — но тогда, дорогие друзья, было время не разрушения, а созидания.

С.С.Татищев в своей книге о царстве Александра II говорит о русском народном хозяйстве тех лет: «Преобразовательное движение, обнимавшее по воле императора Александра II все стороны государственной и общественной жизни России, нигде не проявилось столь решительно и наглядно, как в переустройстве финансового управления и в находящейся в прямой зависимости от него области народного хозяйства… Покрытая густой сетью железных дорог, Россия 1881 года в экономическом отношении явилась по сравнению с тем, чем она была в 1855 году, совершенно неузнаваемой». [С.С. Татищев. Т.2, с.182]

Скажем прямо, сеть железных дорог не была такой уж густой, но, конечно, во много раз превосходила ту, которая была создана в России до начала царствования Александра II. И многое другое изменилось.

2. Финансы

Посмотрим сначала на самое главное — на финансы. Как вы помните, министром финансов Российской империи в эпоху Николая I был граф Георг Людвиг Канкрин, талантливый человек, который сумел стабилизировать русские финансы и в итоге сделать рубль конвертируемым на золотую и серебряную монету. Это было нелегко, поскольку до этой конвертации Россия прибегала к выпуску ассигнационных билетов, которые быстро обесценивались. К 1839-1843 годам, то есть ко времени реформы Канкрина, один серебряный рубль был равен 3,5 рублям ассигнациями. Когда мы читаем, скажем, у Гоголя, что кто-то получил столько-то рублей ассигнациями, то мы должны понимать, что это в 3,5 раза меньше, чем количество тех же рублей в серебре. Фактически в России ходило две валюты с одним названием «рубль», и ассигнации всё более обесценивались.

И вот Канкрин, конечно с согласия императора — Николай I сам ничего не понимал в финансовом деле и слушался графа во всём, —вместо ассигнаций ввёл кредитные билеты, которые обменивались на золото и серебро один к одному или, как говорят финансисты, «без ажио», то есть без доплаты. Все сделки по указанию Канкрина должны были исчисляться в серебре. Для серебряного рубля было определено содержание металла — 4 золотника 21 доля серебра (18 гр. серебра). А золотые монеты — империал (в то время десять рублей) и полуимпериал (пять рублей), — которые тоже циркулировали в России, могли продаваться только с трёхпроцентной надбавкой. Скажем, чтобы получить десятирублевую монету, надо было заплатить десять рублей тридцать копеек кредитными билетами, а продать ее можно было за те же десять рублей без тридцати копеек. Это было сделано для того, чтобы золото не уходило из страны, чтобы оно было средством накопления и не терялось для России. Кроме кредитных билетов были также выпущены билеты Депозитной кассы. Фактически это был аналог современных бумажных денег. Они были выпущены номиналом в 3, 5, 10, 25, 50 и 100 рублей так называемыми «депозитными билетами», которые так же, как и кредитные, свободно разменивались один к одному на серебро и с небольшой надбавкой на золото.

Но началась Крымская война. И стабильная финансовая система, которую не без труда создал Канкрин, рухнула. Почти сразу после начала войны в 1854 году был прекращён свободный размен кредитных билетов на золото. А в 1858 году, уже по её окончании, был прекращён и размен кредитных билетов на серебро. И кредитные билеты, подобно ассигнациям предшествующего времени, стали быстро обесцениваться. Экономика была совершенно расшатана, война, как известно, губит народное хозяйство и никогда его не улучшает. Улучшает экономику правильное и умелое преодоление разрушительных последствий войны.

Как пишет Сергей Германович Пушкарёв: «Правительство Александра II унаследовало от предыдущего царствования расстроенное финансовое управление и огромные дефициты в государственном бюджете». [С.Г. Пушкарёв, с.256] Но так было не потому, что Канкрин и Николай I были очень плохими управленцами, а потому, что Император начал войну — дорогую и к тому же в итоге проигранную.

Кредитный рубль стал слабеть. В 1854 году кредитных билетов в России было на 311 миллионов бумажных рублей, а металлический фонд, то есть золото и серебро, составлял 123 миллиона рублей. Бумажный рубль обменивался на металл al pari (итальянское выражение, которое в ходу у финансистов, означает «один к одному»). В 1858 году было уже 780 миллионов кредитных рублей, а их металлическое обеспечение составляло 119 миллионов, то есть было ниже того минимума безостановочного размена, какой установил Канкрин. Он считал, что безостановочный размен не может производиться, если соотношение металла к бумаге ниже 1 к 6.

Но уже наступило новое царствование, и Александр II выходит из этой ситуации не так, как это делалось при Николае I. Ориентация была на общество, на частный бизнес, на частные банки. Для этого был уменьшен процент в государственных банках. Теперь за каждый вложенный рубль давалось уже не пять, а четыре, а то и три процента годовых. Естественно, деньги стали уходить из государственных банков в частные. С точки зрения государственнического сознания это глупость, но финансисты того времени, в частности министр финансов (до 1858 года) Пётр Феликс (Фёдорович) Брок, понимали, что будущее России — в частном кредитовании, в свободном движении капиталов помимо государства. И поэтому, несмотря на тяжёлое положение казначейства, была снижена учётная ставка, чтобы люди вкладывали деньги в частные банки, и таким образом стимулировался частный бизнес.

За десять лет деньги в государственном казначействе уменьшились в пять раз - с более чем миллиарда до 200 миллионов. Долг правительства казне превысил 500 миллионов, и ему пришлось прибегать к займам, чтобы этот долг погасить. Казалось, правительство задолжало само себе, но это же финансовая система страны — и нельзя просто черпать деньги из казначейства. Они там должны быть, иначе произойдёт (модное сейчас слово, которого тогда не знали), — «дефолт». Тем не менее, 160 миллионов рублей покрыть правительство так и не смогло. Страна находилась в очень плохом финансовом положении.

В 1857 году доходы Империи составляли 258 миллионов рублей, но 100 миллионов из них ушло на выплаты по займам, 117 отбирало военное ведомство, и остаток составлял 41 миллион рублей, что было очень мало для обслуживания государственной машины. Нужно было намного больше. Поэтому бюджет 1857 года был сведён с дефицитом в 74 миллиона рублей. Вот это и есть накапливающиеся долги казначейства.

В решении этой финансовой проблемы огромную роль сыграл для большинства из нас малоизвестный человек Валериан Алексеевич Татаринов (1816-1871).

Валериан Алексеевич был дворянином из села Голоперово Переяславского уезда Владимирской губернии (ныне Ярославская область) и работал в государственном контроле России большую часть своей жизни. Говорили, что это был совершенно гениальный человек, который прекрасно понимал людей и имел всю финансовую систему в своей голове. В конце 1855 года Татаринова, как и будущего министра финансов Рейтерна, отправили за границу для изучения современной финансовой системы западных обществ. Россия здесь сильно отстала. Канкрин, человек ещё времени Александра I, мыслил уже несовременными финансовыми моделями. По итогу этой поездки Татаринов написал целый ряд исследований - маленьких книг, в которых рассказывал о системе финансового контроля и системе финансов Пруссии, Франции, Англии, Соединённый Штатов. А Императору подал сжатую записку, в которой говорил, что он бы сделал для исправления финансов в России. Император на этой записке написал: «Читал с большим вниманием и любопытством (хотя это очень профессиональный документ — А.З.). Искренне благодарен действительному статскому советнику Татаринову за его добросовестность и основательность труда. Дай Бог, чтобы у нас умели извлечь из него ожидаемую мною пользу».

В 1858 году Александр назначил Татаринова производителем дел особой комиссии по реформам государственной отчётности. Валериан Алексеевич — один из ведущих деятелей Великих реформ и, наверное, ведущий деятель в области финансового контроля Империи.

А контроль был исключительно важен, потому что до реформ деньги тратились практически бесконтрольно. Каждое министерство выбивало себе необходимую сумму. Кому-то Император давал, кому-то не давал, кому-то министр финансов давал, кому-то нет. Но в любом случае каждое министерство вело само свой бюджет. И первое, что, по мнению Валериана Алексеевича, нужно было сделать, — это ввести единую кассу, организовать единый центр распределения денег. Для этого, первое — надо всю эту единую кассу поместить в Министерство финансов, которое должно ведать всеми расходами и иметь последнее слово в этом направлении. И второе — государственная роспись (так называли в то время государственный бюджет) должна стать публичной, то есть люди должны знать, откуда идут деньги в государственный бюджет и на что расходуются. Это было новое гражданское понимание. Если вы помните, когда-то Александр I хотел это сделать, но тогда против этого категорически возражал Карамзин, говоря, что люди не должны знать, как формируется финансовая система страны, они должны просто получать свою зарплату и её тратить. К сожалению, сейчас, через двести лет после Карамзина и сто пятьдесят лет после Татаринова, мы фактически вернулись к этой дикой системе, когда люди не понимают финансового процесса в своей стране. Обычный средний человек в любой стране Запада — и в Америке, и в Англии, и во Франции — этот процесс понимает. Почему? Потому что вопросы бюджета — главные вопросы Парламента, главные вопросы публичной политической жизни. На что мы будем тратить деньги, и откуда мы их будем брать — это касается каждого гражданина. Каждый гражданин платит налоги и, так или иначе, получает какие-то финансовые выгоды от государства: кто пенсию, кто поддержку бизнеса, кто образование своих детей и так далее. Люди должны понимать финансовый механизм. У нас его не понимают. У нас опять, как во времена Екатерины или Николая I, бюджет страны скрывают от людей. Люди живут в счастливом неведении.

Вот сейчас идут военные действия, и мы не представляем, насколько они разрушительны для финансовой системы России. Все говорят о победах, о поражениях, то есть о внешних эффектах, и, конечно, то, что гибнут люди — это ужасно, но не менее страшно — то, что под корень разрушается и без того слабая экономика России.

В годы, о которых мы с вами говорим, всё было намного более профессиональным.

Итак, стране нужны деньги. Но при этом в 1857 году снижаются импортные пошлины. Это делается для того, чтобы Россия могла получать то, в чём тогда очень нуждалась, например, сырьё для хлопчатобумажных фабрик из Англии, металл, станки. Ведь сырьё — это значит будут ткать русские ткацкие фабрики, металл — это значит русские металлургические заводы будут изготавливать и обрабатывать металлы, станки — это значит русские мастера будут на них производить какие-то более совершенные изделия, необходимые для жизни. Снижение пошлин — это отказ от денег ради того, чтобы получить больше денег в будущем. Кроме того, в те времена импорт существенно превышал русский экспорт. Россия вывозила намного меньше, чем ввозила. За николаевское время страна отстала и мало что могла предложить миру кроме сельскохозяйственных продуктов. Как и в средневековье, это были пшеница, лён, пенька. Тканями Россия торговала только с Востоком — Ираном, Китаем. И поэтому, естественно, внешнеторговое сальдо было невыгодно.

Кроме того, с 1856 года, как это всегда бывает после эпох закручивания гаек, в России разрешили практически свободный выезд за границу и резко снизили оплату заграничного паспорта. До этого при Николае Павловиче она была почти недостижимо высокая, а в последние годы людей из страны вообще не выпускали, даже если они могли заплатить за паспорт. Выехать можно было только с личного разрешения Императора. Теперь все ограничения закончились. И, конечно, как это всегда бывает в России, все сразу бросились за границу. Заграница, Европа — сладостная Мекка для русских людей. Они там чувствуют себя свободными. Неслучайно Герцен отмечал, что когда русские люди уезжают за границу, они все очень весёлые, а возвращаются обратно из Пруссии через пограничный пункт Вержболово в Россию очень грустные и мрачные. К сожалению, это тоже реальность.

Но как вы понимаете, в Европе с пустым карманом делать нечего, и люди ехали туда со звонкой монетой. Русские бумажные обязательства там никому не нужны. Скоро это будет исправлено, но пока это так, поэтому выезжающие покупали золото и серебро, благо тогда они имели хождение во всём мире, русские монеты принимали и обменивали на такую же твёрдую валюту европейских стран. А это означало, что отток благородного металла из России огромен, а приток из-за того, что продаётся мало, невелик. Ситуация напоминала экономическое положение России после Тильзитского мира, когда Империя была вынуждена прекратить продажу продуктов в Англию и присоединиться в континентальной блокаде. Тогда всё русское европеизированное общество, естественно, покупало континентальные вещи — парижские духи, вина, ткани, ювелирные изделия, красивые кареты («роллс ройсы» того времени), — что в конечном счёте обогащало казну Франции и приводило у оттоку золота и серебра из России.

Первым министром финансов Александра II, как я уже сказал, был Пётр Феликс (Фёдорович) Брок.

Он прожил семьдесят лет (1805-1875), а на посту министра финансов находился с 1852 по 1858 годы. На несчастного Брока упало самое страшное время — время Крымской войны, финансирование её, и преодоление её последствий. Надо сказать, что сын прусского офицера, Брок сделал очень много для того, чтобы сбалансировать финансы и не допустить полного обрушения финансовой системы. Но всё же его действия не удовлетворили реформаторов, и в 1858 году он был уволен с поста министра финансов.

На его место был назначен Александр Максимович Княжевич (1792-1872), уже немолодой человек, который был старше Брока. Он происходил из сербского дворянского рода, был ближайшим коллегой Канкрина. Именно Княжевич сделал то, что давно надо было сделать в России. Все кредитные учреждения, которых в России было очень много, он свёл в одно — в Государственный банк, который был создан 31 мая 1860 года. И это тоже одна из важнейших Великих реформ.

Вторым действием Княжевича стало то, что он от откупов окончательно перешёл к акцизу (решение было принято 26 октября 1860 года, а вступило в силу с 1 января 1861 года). Канкрин не решался это сделать. А это существенная вещь. Что такое откуп? Я уже не раз это объяснял, но напомню ещё раз, откуп — это когда некий богатый человек платит государству деньги за то, чтобы получить право производить и продавать алкоголь, в основном крепкий - водку. Итак, этот человек заплатил государству сумму, она тут же легла в карман казначейства — удобно. Но что хочет этот человек? Он, как любой бизнесмен, хочет продать как можно больше водки и получить как можно большую прибыль на уже уплаченные государству деньги откупа. Но на чём здесь основана прибыль? На спаивании людей. Водку, как вы понимаете, покупают не для того, чтобы кожу протирать. Таким образом, откуп ведёт к спаиванию народа. Русский народ падок на алкоголь. В условиях откупа государство не может контролировать, сколько продано алкоголя, по какой цене и сколько люди выпьют. И поэтому замена откупа акцизом — это на первый взгляд менее выгодно, более хлопотно, но направлено на то, чтобы защитить главного деятеля реформы — а это в первую очередь мужик, рабочий на заводе — от алкоголизма. Эта замена уменьшает доходы казны, но в итоге увеличивает их за счёт того, что большее количество людей не спивается. Теперь каждая произведённая бутылка алкоголя облагается определённым налогом, и без этого налога, без акцизной марки она не может продаваться вообще. То, что продаётся без акцизной марки, является противозаконным, изымается, а производитель такого алкоголя штрафуется, наказывается. Количество акцизных марок ограничено, и сверх них производить алкоголь нельзя. Сначала с правительством заключается соглашение, что будет произведено, скажем, пять миллионов бутылок водки, но не бутылкой больше, и для этого количества выпускается пять миллионов акцизных марок. Чтобы получить деньги, можно было пойти на откуп. Но для того, чтобы получить здоровый народ, надо было от него отказаться. И правительство Александра II отказалось от откупа и выбрало систему акцизов — систему, которая позволяет сохранить благополучие русского общества и контролировать производство алкоголя.

Княжевич разрешил вывоз за границу кредитных билетов и полностью отменил ввозные пошлины на машины и металл. Что такое вывоз кредитных билетов за границу? В сущности, совершенно всё равно, даёте вы в Пруссии или во Франции золотую монету или кредитный билет. Любой немец или француз сможет обменять ваш кредитный билет на золото. Конечно, он не поедет для этого в Москву, а совершит обмен в своей стране, а потом уже его государство или частный банк предъявит русские кредитные билеты России и получит за них звонкую монету. То, что русский кредитный билет стал ходить во всём культурном мире, было очень большим достижением, которое требовало стабильной финансовой системы, а значит наличия и машин, и металла, и снижения налога.

Александр Корнилов совершенно несправедливо называет и Брока, и Княжевича бесталанными министрами финансов. Они были и талантливы, и ответственны, и опытны, но, быть может (хотя я в этом не уверен), им не хватало широты великих реформаторов.

С 1863 года, уже после Княжевича, были введены акцизы на сахар, на соль и на табак.

Акциз на соль — совершенно ненавистный для народа. В России соль очень была нужна. Холодильников не было, и все продукты тогда хранились в погребах в просоленном виде: мясо, рыба, овощи и многое другое. Без соли долго хранить это всё было невозможно. Чтобы угодить народу и сделать соль дешевле, акциз на неё потом отменили ценой того, что подняли косвенные налоги.

Последнее, что сделал Княжевич, — буквально за день до своей отставки, 21 января 1862 года подписал указ о том, чтобы роспись (бюджет) публиковался во всеобщее сведение. А к тому времени уже широко существовала общественная печать, и, естественно, в газетах и журналах широко стал обсуждаться бюджет. Люди спорили: не много ли на армию? Правильно ли расходуются деньги на пути сообщения? Правильно ли понижаются или повышаются те или иные налоги? Точки зрения разные. Русское общество начало обсуждать свои деньги. Это очень важный момент. К этому мы должны будем прийти, когда будем воссоздавать нормальную демократическую Россию. Это абсолютно необходимо, как и необходимо в школе и тем более в институте преподавать основы финансовой грамотности, именно чтобы каждый с юношества, как человек государственный, понимал, как формируются финансы на уровне государства, на уровне региона и территориальной общины.

23 января 1862 года на пост министра финансов был назначен граф Михаил Христофорович фон Рейтерн (1820–1890).

Граф фон Рейтерн — великий финансист эпохи Великих реформ. До своего назначения, как я уже упоминал, он, как и Татаринов, учился за границей. Его родовое имение — Кавершоф под Дерптом в Лифляндии (ныне Эстония), с 1871 — в Гросс-Эссерн в Курляндии. Михаил Христофорович — выпускник Царскосельского лицея, выходец из аристократической немецкой генеральской семьи, которая происходила из Любека. Мать его — Екатерина Ивановна, урождённая Гельфрейх, сам он — типичный немец, но, как мы помним по рассказам о Финляндии, человек очень либеральных взглядов. С 1854 года, то есть ещё с эпохи Николая I, он находился в кружке Великого князя Константина Николаевича и занимался там именно вопросами финансов. В 1854 году ему было тридцать четыре года, а в 1862-м, когда он был назначен министром финансов, — всего сорок два. Михаил Христофорович молодой, но опытнейший финансист. Когда у нас в ельцинское время говорили, что на высокие посты назначают людей чуть ли не в розовых трусиках, ещё подростков, то тут, как вы видите, то же самое, но это оправдано: молодые люди лучше действуют в эпохи великих реформ, чем старики, которые в силу своего возраста, естественно, консервативны и лишены способности к дерзновенному эксперименту.

Граф фон Рейтерн был одним из членов Финансовой комиссии при Редакционной комиссии, которая готовила положения об освобождении крестьян. Он как раз — автор выкупной операции.

Должен вам сказать, что Михаил Христофорович совершил в ходе своей деятельности целый ряд финансовых ошибок. Он тоже пытался стабилизировать бумажный рубль путём его свободного обмена на золото, и это получилось не сразу. Но ошибки совершают все, особенно в такие переломные моменты. Вы должны себе представить сложность происходившего: одновременно с финансовыми преобразованиями идёт освобождение крестьян (то есть большей части русского общества), меняется вся система социально-экономических отношений, вводится земство со своими налогами, меняется и становится двулинейной вся система налогообложения, и при этом проиграна война и страна имеет огромные долги. Великие реформы идут в весьма неблагоприятных обстоятельствах, поэтому честь и хвала финансистам, которые смогли эти реформы осуществить.

16 сентября 1866 года Рейтерн, будучи министром финансов, пишет записку по общей организации финансов. Эту записку я советую прочесть целиком — она очень хороша, исключительно откровенна и полезна, особенно для людей, которые занимаются бизнесом. Сейчас многие говорят, что в России эксперты льстят власти, и поэтому экспертизы очень низкого качества. Увы, это так. Граф Рейтерн и большинство деятелей Великих реформ, и Канкрин при Николае I власти не льстили.

Вот, что Михаил Христофорович пишет о состоянии финансов в России в этой записке: «Из Крымской войны Россия вышла утомлённой исполинской борьбой, с истощёнными финансами и денежным обращением, главное основание которого нарушено выпуском 400 млн кредитных билетов (как вы помните, кредитные билеты должны обмениваться один к одному, но обменивать их было не на что — А.З.). Нравственный авторитет правительства поколебался (нравственный авторитет правительства — это важно — А.З.): война указала многие недостатки нашей администрации, как военной, так и гражданской; она поколебала то первенствующее положение, которое Россия занимала в Европе со времени Венских трактатов (1815 г. — А.З.); последствием этого было за границею – уменьшение нашего авторитета, а внутри Империи – недоверие к силе и способности правительства». [Рейтерн. Записка 16 сентября 1866 г. А.А. Корнилов. Курс истории России]

Здесь речь идёт не только о моральных моментах. Уменьшение авторитета приводит к тому, что сложнее становится получить внешние займы, к тому, что, если их и дают, то по очень невыгодным условиям — краткосрочные, на высокие проценты. Также недоверие к силе и способности правительства заставляет людей с деньгами отказываться от финансирования долгосрочных проектов внутри России. Мало ли что может в России произойти?

Первой целью Рейтерна было остановить инфляцию бумажных денег, а затем перейти к металлическому курсу. Он начал с займа в Великобритании в 15 миллионов фунтов стерлингов в монете, это - 150 миллионов рублей. Но из-за спекуляций (он ошибся в некоторых расчётах) масса кредитных билетов уменьшилась с 780 только до 700 миллионов рублей — в два раза меньше, чем он предполагал. А металлическая масса при этом уменьшилась со 119 до 55 миллионов рублей. Россия оказалась на грани банкротства. Обеспечение кредитных билетов было только на 1/12 часть, в два раза меньше минимума, который дозволял покойный Канкрин.

Второй целью было единство государственной кассы. То, о чём в своё время говорил Татаринов, было осуществлено. Все деньги перешли в руки министерства финансов и проходили через казначейства трёх уровней — центральные, губернские и уездные. Теперь все деньги на все потребности проходили только через них, иначе чем через казначейства получить деньги от государства было невозможно.

Росписи стали гласными, и с 1862 года они стали публиковаться во всеобщее сведение. Новые правила составления росписи были утверждены Государем 22 мая 1862 года. Для контроля за расходованием средств был преобразован Государственный контроль. Это тоже очень существенно, потому что одно дело — давать деньги, а другое дело — контролировать, как они тратятся. Государственным контролёром был назначен как раз Валериан Татаринов.

В 1863 году сначала экспериментально в двенадцати губерниях, а в 1866 году уже по всей России были созданы контрольные палаты, которые кроме государственного контролёра не подчинялись никому — ни министру финансов, ни губернатору. Татаринов получил право внезапного контроля. Причём это право потом было распространено на все ведомства, вплоть до военного и морского. Контролёр мог приехать на любую военную базу, на любое предприятие, которое использовало государственные средства, и проверить там финансовую отчётность, узнать, как были использованы деньги, насколько они не растрачены впустую и не украдены. Всё это исключительно подняло уровень государственного контроля.

Валериан Алексеевич скоропостижно умер в 1871 году от разрыва сердца. На его место был назначен Александр Агеевич Абаза, тоже видный финансист, умело ведший государственный контроль.

В июне 1863 года были утверждены кассовые правила и правила счетоводства. С 1 января 1866 года они были введены повсеместно. То есть вся Империя стала вести расчёты одним образом для того, чтобы государственному контролю было легче контролировать финансовые операции.

Государственный банк открыл свои отделения во всех крупных городах России и был в том числе и кредитным учреждением - выдавал государственные кредиты. При этом практиковался режим строжайшей экономии государственного бюджета. То, что все деньги шли только через казначейства, позволяло урезать бюджеты министерств. Они все были уменьшены, и министры, хотя и со скрипом, но отказывались от лишних трат, а Россия продолжала жить и даже восстанавливать свои вооружённые силы.

Граф Михаил Рейтерн и Валериан Татаринов создали тандем правильного управления финансами Империи.

Частных банков, как и коммерческих, в николаевской России практически не было. Но снижение ставки в государственных кредитных учреждениях привело к тому, что в 1880 году в России было уже 278 частных коммерческих банков. То есть русские деньги стали циркулировать помимо государства. Это - большое достижение. Кроме того, возникли сотни «Обществ взаимного кредита». Частных акционерных коммерческих банков, которые существовали на акциях, на паях, к 1880 году было тридцать три, а акционерных земельных банков — одиннадцать.

Бюджет России рос. В 1856 году он составлял 200 миллионов рублей, в 1862 — 350 миллионов, в 1878 году вырос до 630 миллионов рублей. Однако долгое время он был дефицитным. В 1866 году дефицит был 60 миллионов. Кредитный рубль уменьшился до 68 копеек. Конечно, не в 3,5 раза, как бумаги при Николае I, но всё-таки он подешевел на треть относительно металлического рубля.

Благодаря записке Рейтерна Совет министров под председательством Государя принял решение улучшить финансовую систему, причём это было не только словесной формулой. В советское время тоже любили говорить про «улучшить» и «углубить», но здесь речь шла о том, какое направление улучшения финансовой системы выбрать. Направления может быть три. Первое — экономия, то есть просто давать меньше денег. Второе — игра на курсах бумажных и металлических денег — очень опасный путь. И третье — это вкладывание денег в развитие большой экономики - промышленности, сельского хозяйства, - в повышение богатства народа. Более богатый народ создаст и более здоровый бюджет. Последнее направление — самое правильное, самое сложное, но в России это получилось, хотя и не без труда.

В 1871 году, через пять лет после этого решения 1866 года, русский бюджет впервые после Крымской войны был сведён, пусть с небольшим, но профицитом — 8,5 миллионов рублей. Затем неурожай 1872 года, война в Средней Азии, знаменитый Хивинский поход, а также военные реформы снова привели к дефициту. В 1872 году дефицит был совсем небольшой — 200 тысяч рублей, а в 1873 году — уже 1 миллион 200 тысяч рублей. Но в 1874 году профицит составил 14,4 миллиона, в 1875 году — 33,7 миллиона. К 1 января 1876 года свободный остаток бюджета превышал 40 миллионов рублей. Но началась Балканская война, Россия решила помогать освободиться «братушкам» - сербам, болгарам, боснийцам. Отчасти помогла, отчасти нет — этому будут посвящены отдельные лекции. Но то, что война обрушила бюджет страны, — это факт.

На совещании в Ливадии в октябре 1876 года, когда решался вопрос воевать или не воевать (у нас тоже недавно решался этот вопрос, и, как и тогда, решено было - воевать), Рейтерн прямо сказал, что средств на войну нет. «Каков бы ни был исход войны, — писал Рейтерн Государю, — она несомненно разорит владельцев ценных бумаг и банки и таким образом подточит в корне источники, необходимые для оживления сельского хозяйства, торговли и промышленности. Возмещение громадных заемных капиталов возможно только в условиях продолжительного мира». В знак протеста против войны он хотел уйти в отставку, Александр уговорил его не делать этого до конца войны, но Рейтерн вскоре всё же ушёл.

Расходы на войну превысили за два с половиной года миллиард рублей. Не говоря уже о том, что погибло и было искалечено огромное количество людей – создателей национального богатства, это были и выброшенные в трубу деньги. Этот миллиард сыграл бы крайне важную роль для экономического подъёма России, а был выброшен из-за амбиций, из-за желания помочь братьям славянам. Помогать же надо было совершенно по-другому — добиваясь от Турции большего равноправия христиан в их отношениях с мусульманами, и это бы не стоило России практически ничего, но Царь по привычке решил воевать, и это стоило России 1 020 578 000 рублей. Поскольку бюджет был опубликован, то и деньги известны до тысячи. Балканская война разрушила профицит бюджета.

Можно сказать, что новый таможенный тариф 1867 года носил умеренно-протекционистский характер. И с 1 января 1877 года в условиях уже войны было установлено взимать таможенные сборы в золотой валюте, что увеличило их фактически на 1/3. Это палка о двух концах. С одной стороны налогов больше, золото — это хорошо, а с другой стороны — чем выше налог, тем меньше ввоз. Другая сторона ставит более низкую планку налогов, и в неё течёт то, что могло бы течь в Россию. Так что в итоге не очень понятно кто выигрывает.

3. Железные дороги

Практически все, кто занимался экономикой в эпоху Великих реформ, говорили о железных дорогах. Вы помните, что и С.С.Татищев упомянул об этом в коротком фрагменте, который я процитировал в самом начале. И действительно, железные дороги тогда — это то, что (как сейчас электроника) делает мир совершенно иным.

Россия крайне отстала от Европы и Соединённых Штатов в строительстве железных дорог. Как верно пишет Корнилов: «История постройки железных дорог является одной из самых кардинальных частей истории развития капитализма в России и потому её изучение имеет большую важность для правильного уяснения себе всего хода трансформации нашего социального быта после отмены крепостного права». [А.А. Корнилов, с. 542]

В первую очередь железные дороги были нужны для того, чтобы хлеб, производимый в европейской части России, мог легко и дёшево вывозиться не на подводах, а в товарных вагонах к главным портовым городам — в первую очередь к Одессе и Севастополю на Чёрном море, к Лиепае (Либаве) и Санкт-Петербургу на Балтийском море.

Первая железная дорога Санкт-Петербург-Царское Село была построена в 1837 году. Это была частная железная дорога длиной всего двадцать пять вёрст. Она была сравнительно дешёвой — 42 тысячи рублей за версту. Вторую уже казённую дорогу Варшава-Вена строили очень долго – десять лет с 1838 года по 1848 год. Причем, австрийцы строили её до границы из Вены, а русские до австрийской границы из Варшавы.

В 1842 году Николаем I было принято решение о строительстве казённой дороги из Москвы в Петербург. Названа она была в его честь Николаевской. Протяженность дороги была большой — 604 версты (645 км), а стоимость — бесконечно дорогой. Если на Царскосельской дороге верста стоила 42 тысячи рублей, то на Николаевской железной дороге — 165 тысяч рублей. Естественно, туда входили и станционные сооружения, и всё прочее. Говорят, что очень многие люди обогатились на этом. И не забудем, что и Царскосельская, и Венская, и Николаевская дороги строились в крепостной России и, естественно, крепостными. Много людей полегло на этом строительстве.

Начатая в 1853 году Варшавско-Петербургская дорога была заморожена из-за войны, но на её строительство уже успели потратить 18 миллионов рублей. В планах была также железная дорога Москва-Нижний Новгород, но тогда она так и не была построена.

Когда воцарился Александр II и был заключён Парижский мир, было решено создать частное акционерное международное общество «Главное общество постройки железных дорог в России» с центром в Париже, в которое на очень выгодных условиях вошли почти исключительно западно-европейские финансисты. Железные дороги предполагалось оставлять в собственности этого общества девяносто девять лет, и выкуп государством этих дорог мог быть осуществлён не ранее, чем через двадцать лет. Но дороги оказались очень дорогими. Средняя стоимость была 100 тысяч рублей за версту. В 1861 году общество было переведено в Петербург, а также в него были введены четыре члена по назначению от правительства. При этом власть, чтобы заинтересовать финансистов, гарантировала прибыль из пяти процентов годовых для частных железнодорожных компаний. То есть фактически государство выплачивало частным компаниям дивиденды за построенную дорогу.

После Петра Клейнмихеля, который был главноуправляющим путей сообщения и публичных зданий до 1855 года, и Константина Чевкина, в 1862 году на пост министра путей сообщения был назначен генерал Павел Петрович Мельников (1804-1880) — тоже один из великих деятелей реформ. Генерал Мельников — настоящий учёный и, как его называли, «создатель железных дорог». Его книга «О железных дорогах» 1835 года снискала ему известность. Он — профессор Института корпуса инженеров путей сообщения, стажировался в Европе и США. Был похоронен в храме своего имения на станции Любань.

Запад не хотел вкладывать деньги в русские дороги. Первая неудача с этим частным обществом железных дорог привела к тому, что его члены, финансисты, стали распространять в Европе слухи, что русские железные дороги ненадёжны, строить их сложно, квалифицированных рабочих рук нет. Из-за этого России пришлось повернуть в строну казённых железных дорог и строить их, а Мельников как раз был сторонник именно этого решения.

Казённой была железная дорога Киев-Санкт-Петербург. Она оказалась недорогой — 50 тысяч рублей за версту.

Русский промышленник Павел Григорьевич фон Дервиз построил частную железную дорогу, которая связала Рязань с городом Козловым (с 1932 года — Мичуринск, название, к сожалению, до сих пор городу так и не вернули), то есть с Тамбовской губернией — черноземными хлебными районами России. Дорога эта была очень выгодной.

Идея того, чтобы покрыть железными дорогами Россию, пользовалась в то время популярностью. Её активно продвигал хорошо известный нам с вами Николай Алексеевич Милютин. Он считал, что в 1865-1875 годы в Империи надо построить пять тысяч вёрст железных дорог, чтобы решить основные экономические проблемы. По итогу за это время было построено двенадцать тысяч вёрст. А всего к 1875 году общая протяженность железных дорог России составляла семнадцать тысяч вёрст. Внутренние районы европейской России были соединены с портами Балтики и Чёрного моря и с Донецким угольным бассейном. Донбасс был очень важен. Топить паровозы дровами было невыгодно — вырубались леса, поэтому для нужд железнодорожного сообщения был необходим каменный угль. Подвоз угля нужно было обеспечить ко всем железнодорожным станциям, а для этого железная дорога должна было пройти через Донецкий угольный бассейн, что и было сделано.

Но, как пишет Сергей Германович Пушкарёв, «организация железнодорожного строительства приняла уродливые формы. Возникло несколько десятков железнодорожных обществ, которые беспорядочно и бесхозяйственно вели дела, завышали строительные расходы и всячески старались использовать казенный сундук для собственного обогащения». [С.Г. Пушкарёв, с.257]

Несмотря на то, что результат всё же был налицо, эти слова профессора Пушкарева — правда. Современники этих событий видели очень много негатива и афер в области железнодорожного строительства. Вообще строительство железных дорог почти на сто процентов ассоциировалось с жуликами. Министр железнодорожного транспорта в 1869-1871 годах граф Владимир Алексеевич Бобринский, правнук Екатерины Великой, писал: «Существование многих наших железнодорожных обществ — мнимо. Фирмы их — фальшивы. Правления их – неправильны. Акционеры их — подставные. Акции их – не реализованы». [С.С. Татищев. Т.2. с.189]

Владимир Алексеевич — крупнейший сахарозаводчик, продолжил дело отца, зачинателя сахарной промышленности Российской империи, и наладил производство сахарной свёклы и сахара, котором до сих пор живут и Украина, и Россия. Кстати говоря, в Киеве Алексею Алексеевичу Бобринскому в 1872 г. был установлен памятник. Это был первый в России памятник не монарху и не полководцу, а человеку, который внес большой вклад в хозяйственное развитие края. Граф Бобринский был изображен в шинели путейца поверх античной тоги, с ногой на железнодорожном рельсе. На бронзовых барельефах гранитного постамента были изваяны орудия свеклосахарного производства. Александр II одобрил возведение памятника в 1869 г. – и в этом также был дух времени. Большевики разрушили прекрасную скульптуру выдающемуся предпринимателю в 1932 г. и поставили не её место памятник Щорсу, который ничего не созидал, а только разрушал, да и то очень недолго.

После ухода Владимира Алексеевича Бобринского новым министром путей сообщения стал Алексей Павлович Бобринский (1826-1894; министр в 1871-1874 годах), тоже правнук Екатерины Великой, но по другой линии, владелец имения в Богородицке (Богородицкий дворец в Тульской области сохранился). Алексей Павлович был интересным человеком. Он увлекался баптизмом и распространением Евангелия среди простых людей, за что был выслан из России в 1884 году и умер в Каннах через десять лет.

Но, несмотря на все ассоциации и особенности существования многих обществ, железные дороги всё-таки строились. Да, они были порой дорогие, да, крались деньги, но если в начале царствования Александра II существовала лишь одна тысяча вёрст железных дорог, то в конце царствования было двадцать две тысячи вёрст. Это был огромный рывок в области железнодорожного строительства. Конечно, до густой сети железных дорог было ещё далеко, но, тем не менее, железные дороги достигли Закавказья и покрыли значительную часть европейской России.

При этом задолженность железнодорожных частных обществ казне в конце царствования Александра II составляла 1 миллиард 91 миллион рублей. Казалось бы, железнодорожные общества работали в убыток. Многие из них действительно скрывали реальный доход и таким образом наживались за счёт казны. Как ни старались министры финансов и государственные контролёры, полный контроль над железнодорожными магнатами они установить не могли.

Ещё более новой системой коммуникации (как сегодня самые последние достижения интернет-технологий) в то время был телеграф. К началу царствования Александра II телеграфа в России практически не было. Существовало только три линии — Петербург-Кронштадт, Петербург-Варшава-Вена, Петербург-Москва, которые использовались исключительно для государственных нужд. К 1880 году по всей России было проложено 74863 версты телеграфных линий с 1046 телеграфными станциями. Кабели из Владивостока по дну моря связывали русский телеграф с Нагасаки, Шанхаем, Гонконгом. В 1879 году был проложен кабель по дну Каспийского моря из Баку в Красноводск.

Пусть Россия не во всём была равна тогда Западу, и железных дорог в Империи было на квадратный метр меньше, чем в США и, уж тем более, в Англии, Бельгии, Франции, Германии, но с телеграфом всё было абсолютно по-другому. В этом смысле Россия была очень активной страной и шла на уровне новейших технических достижений - к концу царствования Александра II русский телеграф стал самым протяжённым в мире — страна-то большая. Личный состав телеграфного ведомства к 1880 году составлял 9495 служащих, причём 702 из них — женщины, что тогда было новым. Телеграф стал одним из первых мест, где женщина могла стать государственным служащим в России. В 1865 году женщинам было разрешено как чиновникам служить по телеграфному ведомству. Кстати, такой «барышней-телеграфисткой» в Белостоке была и моя бабушка Елизавета Ивановна. Общий доход с телеграфа составлял 75 миллионов рублей, а чистой прибыли (остальное шло на поддержание линий) было 17 миллионов рублей. В 1878 году внутренних телеграмм, уже не только государственных, а в основном частных, было принято 4 миллиона 404 тысячи, а международных — принято и отправлено транзитным путём 1 миллион 51 тысяча.

Как вы видите, телеграф стал частью русской жизни. Помните, как в своё время Алексей Константинович Толстой смеялся над первыми опытами русского телеграфа? У него есть замечательное стихотворение, где говорится о том, как в город пришла такая телеграмма:

Телеграфною депешею
Городничий извещён,
Что «идет колонной пешею
На него Hаполеон».
Город весь пришел в волнение,
Всполошился мал и стар;
Запирается правление,
Разбегается базар».

А потом выясняется, что эта была милая телеграфная ошибка:

«Суть депеши скоро сыскана,
Просто значилося в ней:
«Под чиновника Распрыскина
Выдать тройку лошадей».
(А.К. Толстой, 1871 г.)

Но всё развивалось, и телеграф в России в итоге работал хорошо.

4. Демография

Очень важным признаком развития России стало увеличение численности населения. Характерная черта жизни после застоя.

«Первым тотчас же сказавшимся после крестьянской реформы, и при том особенно ярким её последствием был неимоверно усилившийся рост населения», — пишет русский политический деятель, историк и публицист, председатель партии кадетов Павел Николаевич Милюков в своих «Очерках по истории русской культуры». И эту же точку зрения подтверждает и поддерживает Николай Петрович Огановский (1874-1938). Николай Петрович — учёный аграрник, народник, один из создателей всероссийского крестьянского союза, земский статистик, приват-доцент кафедры политической экономии Московского коммерческого института, позже заведующий статистическим бюро Всероссийского земского союза. Он был близок к народным социалистам, остался в России, в 1922 году его хотели выслать из страны, но позволили остаться, в 1931 году арестовали, после освобождения выслали в Башкирию, где в 1938 году он умер. Николай Петрович — автор книги «Очерки по истории земельных отношений в России» (Санкт-Петербург, 1911 год).

Посмотрим на динамику в отношении численности населения России. В 1858 году в Центральной России плотность населения была 39,4 человека на версту, а в 1897 — 52,9 человека на версту. В Украине (речь идёт о петровской Киевской губернии, то есть о левобережной Украине) в 1858 году — 40 человек на версту и 57 в 1897 году.

Растёт и общая численность населения. Прирост населения в Ярославской губернии за сто лет с 1797 по 1897 год составил 17%, во Владимирской и Калужской губерниях – 30%, в Костромской, Смоленской, Тульской, Калужской, Тверской, Псковской — 50-60%.

Сейчас, когда мы знаем, что население этих областей — Смоленской, Псковской, Тверской — становится всё меньше и меньше, факт, что за сто тех лет число людей в них выросло в полтора раза, производит впечатление. Но это Центральная полоса, которая и так была сравнительно неплохо населена. А вот окраины растут ещё лучше. За сто лет в Астраханской губернии численность населения выросла в 17,5 раз, то есть на 1750%, в Уфимской — в 12 раз, в Самарской и Области Войска Донского — в 10 раз, в Херсонской — в 7 раз, в Бессарабской области — в 8-9 раз, в Таврической губернии — в 4 раза, в Екатеринославской (это как раз Донбасс, Екатеринослав — это нынешний Днепр) — в 3,5 раза. В Московской губернии людей стало больше в полтора раза, в Петербургской за счёт того, что это столица, в 5 раз.

5. Промышленность

Промышленность России сразу после реформы находилась в угнетённом состоянии. Дело в том, что у помещиков не было свободных капиталов, чтобы перейти к фермерскому хозяйству. Крестьяне на барщине работали на своих орудиях и лошадях, и, когда после освобождения они ушли с барщины, помещику не на что было купить своих лошадей, свои орудия и нанять сельскохозяйственных рабочих. Поэтому помещики на чернозёмах сдавали самые лучшие земли в краткосрочную аренду тем же крестьянам. А краткосрочная аренда тем плоха, что арендатор не заинтересован в улучшении качества земель. В нечернозёмных губерниях, где у помещиков не было запашки, а был оброк (который больше крестьяне не платили), капиталов стало ещё меньше. Помещики остались совсем без денег, стали распродавать свои земли богатым крестьянам и купцам, переезжать в города. Это как раз ситуация Тверской, Ярославской, Московской, Псковской Смоленской губерний.

Многие заводы, особенно железоделательные и суконные фабрики, до реформы существовали на посессионном праве, то есть там трудились те же крепостные, только не крестьяне, а рабочие-рабы. Они работали на фабриках на тех же правах, что и частновладельческие крепостные - не за плату, а по принуждению, получая только пищу и кров. Когда мы читаем сказы Бажова об уральских рабочих, мы должны помнить, что это были несчастные люди. Крестьянин по крайней мере имел свою землю, да, она была помещичьей, но фактически это был его надел, на котором он мог работать. Крестьянин мог пойти на заработки в город. А посессионному рабочему некуда было деваться, и земли у него не было, кроме огорода, и уйти ему никуда было нельзя. Это была одна из самых тяжёлых форм русского рабства, поэтому после освобождения посессионные работники в огромном количестве уходили с ненавистных им фабрик куда угодно. Они нанимались батраками в сельское хозяйство, они, если у них были какие-то денежки собраны, пытались становиться торговцами и купцами, шли на городскую работу извозчиками, истопниками, кем угодно, только бы быть свободными людьми. Таким образом, с посессионных фабрик исчезли работники.

Михаил Иванович Туган-Барановский (1865-1919) провёл исследование металлургической промышленности Урала. Михаил Иванович — представитель древнего дворянского рода литовских татар (полная фамилия Туган-Мирза-Барановский), марксист, потом министр финансов Украинской республики, академик Украинской Академии наук (1918), доктор политэкономии, профессор, активный теоретик кооперации, член Партии народной свободы. Он умер (видимо, от тифа) по дороге на Версальскую конференцию в январе 1919 года на станции Затишье, похоронен в Одессе. Этот человек — гордость Украины. Его именем назван Донецкий национальный университет экономики и торговли. На территории университета был установлен ему памятник.

Вот данные из исследования Михаила Ивановича. Например, основанный в 1739 году, Кушвинский чугунолитейный завод в селе Кушва Екатеринбургской губернии (ныне завод прокатных валков) в 1857 году, до освобождения крестьян, произвёл 479 тысяч пудов чугуна, в 1862 году, то есть сразу после освобождения, только 313 тысяч пудов, а в 1868, когда вроде бы прошло уже семь лет после реформы, только 353 тысячи пудов, то есть он не смог подняться до уровня 1857 года. Все уральские заводы производили в 1860 году чугуна 14 миллионов 500 тысяч пудов и столько же в 1870 году, а между двумя этими точками был упадок. В 1861 году, в год освобождения, — 14 миллионов 200 тысяч, в 1862 году — 10 миллионов 400 тысяч, в 1863 году — 11 миллионов 400 тысяч, в 1867 году — 12 миллионов 400 тысяч. Только к 1870 году удалось достичь дореформенного уровня.

Вот так отразилось на работе заводов освобождение крестьян, но освобождение было необходимо, это было вложение в долгосрочную перспективу, что и доказало дальнейшее развитие нашей экономики.

«Лишь в 1870-х гг., — пишет Туган-Барановский, — мы видим рост производства на железных заводах значительно больший, чем в дореформенное время и последовательно увеличивающийся потом до наших дней». [М.И. Туган-Барановский. Русская фабрика в прошлом и настоящем. СПб. 1900. с.307-308]

На суконных фабриках, где производство было менее тяжёлым, понадобилось 5-6 лет после 1861 года, чтобы производство стало увеличиваться. Даже на бумаготкацких фабриках, которые работали на английской пряже и на свободном труде (там не было посессионных рабочих), наблюдался спад производства, но он был связан с кризисом в Англии конца 1850-х годов.

Уровень нашей промышленности хорошо виден по оборотам Нижегородской ярмарки — главного торгового центра тогдашней России. В 1860 году оборот Нижегородской ярмарки составил 105 миллионов рублей. В 1861 году (освобождение крестьян) — 98 миллионов, в 1862 году — 103 миллиона, в 1863 — тоже 103, в 1864 году — 111 миллионов и стал быстро после этого расти. То есть инвестиция оказалась не быстрая — пришлось подождать несколько лет, а в чугунно-литейном производстве десять лет, — но эффективная.

Большую роль в развитии народного хозяйства сыграли акционерные общества. В николаевской России акционерных обществ было очень мало. В 1851-1855 годах было учреждено всего 18 акционерных обществ с общим капиталом 16 миллионов рублей. В 1866-1870 годах — 104 общества с капиталом около 700 миллионов рублей. После кризиса 1870-х годов и Русско-турецкой войны рост акционерных предприятий несколько замедлился, но всё равно был высоким. Данные приведены из «Историко-статистического обозрения промышленности в России», изданного в 1882 году.

Оборот внешней торговли в 1860 году составил 340 миллионов рублей, причём вывоз был 180 миллионов, а ввоз — 160, то есть сальдо было активное. А в 1880 году оборот внешней торговли — уже 1 миллиард 120 миллионов рублей, но сальдо пассивное: вывоз — 500, а ввоз — 620 миллионов рублей.

Надо сказать, что, как и в других областях, в области земства, в области крестьянских отношений, в новой ситуации такого быстрого развития бизнеса возникла необходимость в координации действий промышленников, финансистов, купцов и государства. Для этого был создан Совет торговли и мануфактур при Министерстве финансов в Петербурге и его отделение в Москве. В Совет входили как государственные чиновники, так и купцы и фабриканты. В провинциальных городах были созданы Комитеты торговли и мануфактуры. Появились многочисленные биржи, управлявшиеся биржевыми комитетами. Экономика России стала быстро развиваться именно как частно-хозяйственная экономика. Тогда не было стремления, как это делается сейчас, как это делалось в советское время или при Николае I, вновь огосударствить экономику. Была цель сделать экономику частной, и это дало огромный эффект, который окончательно проявил себя уже при Александре III и Николае II.

6. Крестьянство

Отдельно надо сказать и о положении крестьянства. Дело в том, что крестьянство росло, естественно, быстро. Земледельческое население европейской России с 1861 по 1897 год, то есть с момента Великой реформы до переписи 1897 года, выросло с 50 до 86 миллионов человек. При этом средний надел земли, понятное дело, уменьшился. Всё потому, что невозделанной удобной земли в европейской России практически не оставалось. Если в 1861 году средний надел на одну ревизскую душу, то есть на одного мужчину, был 4,8 десятины (5,2 гектара), то в 1897 году он составил 2,8 десятины (3,1 гектара). Это не так уж мало при умелом ведении хозяйства. Беда заключалась в другом, и об этом вы не прочтёте практически ничего в исследованиях того времени. Там все время говорится, что крестьяне страдают от: а) безземелья или малоземелья и б) тяжёлых выкупных платежей. Как мы сейчас увидим, выкупные платежи не были тяжёлыми, а малоземелье - относительно. По европейским стандартам это были очень неплохие наделы. Как я уже сказал, количество удобной земли на ревизскую душу сельского населения в европейской России было в 1897 г. 3,1 гектара. При этом, как отмечает в книге «Аграрный вопрос в России» замечательный статистик Пётр Павлович Маслов, во Франции средний надел был размером в 2 гектара, Германии – 1,8 гектара, Италии – 1,1.

Петр Павлович Маслов происходил из старообрядческой казачьей семьи Оренбургской области, был меньшевиком, ликвидатором, то есть был против участия в нелегальных формах борьбы, в советское время после некоторых проблем стал академиком и, в общем, прожил нормальную человеческую жизнь.

Итак, о «земельной тесноте» действительно говорить невозможно. Россия была самой редконаселённой страной Европы. В России проживало 20 человек на квадратный километр, во Франции — 71, Германии — 92, Великобритании и Ирландии — 122. Земля была. И в европейской России более 2/3 сельскохозяйственных угодий принадлежало крестьянам и менее 1/3 было у помещиков и капиталистов. Казна продолжала владеть только неудобными землями - тундрами, лесами, горами, болотами. Практически все удобные земли перешли во время Великих реформ к крестьянам.

Общинные (надельные) крестьянские земли составляли 51,6% всех удобных земель России, надельные казачьи — 6,1%, частновладельческие крестьянские, где крестьянин владел землей без всякой общины, — 10,2%, купеческие — 7,1%, мещанские (многие горожане продолжали возделывать землю в городах) — 2,8%, дворянские — 22,2% (включая лесные угодья). Разговор, который порой еще можно услышать, о том, что Россия была дворянской страной, что вся земля была у помещиков и капиталистов — чепуха. Более 2/3 земли было у крестьян и у казаков. Россия была «мужицким царством», как её тогда и называли.

Сергей Сергеевич Ольденбург, известный историк правых взглядов, в своём написанном в эмиграции двухтомнике «Царствование императора Николая II» отмечал: «Подобного преобладания мелкого крестьянского хозяйства над крупным не было ни в Англии, ни в Германии, ни даже в послереволюционной Франции. Россия была страной мелкого крестьянского хозяйства. Большие имения были островками в крестьянском море». [С.С. Ольденбург. Царствование Николая II. Мюнхен, 1949. Т.1 с.204] Сергей Сергеевич Ольденбург был белогвардейцем, с 1920 года эмигрантом, сотрудником Петра Бернгардовича Струве. Кстати говоря, отец Сергея Сергеевича Сергей Фёдорович Ольденбург — крупнейший индолог и советский академик. Сергей Сергеевич из-за того, что был болен тифом, не смог осенью 1920 года выехать из Крыма вместе с армией генерала барона Врангеля. Выздоровев, всеми правдами и неправдами он пробирался к отцу, который в итоге помог ему бежать в Финляндию. Так почти чудом спасались тогда люди.

Итак, мы процитировали человека правых взглядов, монархиста. А вот что пишет социал-демократ Маслов: «Во Франции площадь земли, принадлежащая крупным землевладельцам, занимает 45% удобной для земледелия площади. В Англии почти вся земля находится в руках крупных собственников. В Пруссии из всей земли принадлежащей частным собственникам, 88% принадлежат среднему и крупному землевладению. Следовательно, земельная собственность в России распределена более благоприятно для земледельческого населения, чем в других странах». [П.П. Маслов. С. 206-207]

Я напомню, что крестьяне и казаки владели в общей сложности более чем 2/3 земли европейской России. Поэтому главная проблема была не в отсутствии земли. Что же касается платежей, то и они не были основной проблемой, так как были невелики. Выкупные платежи составляли менее одного рубля на десятину или менее стоимости двух пудов ржи. Культурный урожай с десятины составлял 70-80 пудов ржи, в таком случае один-два мешка — это было, конечно, совсем мало. Но русский урожай с десятины был 30-35 пудов, и при таком количестве один-два мешка — это уже более существенно. Но почему у русских крестьян был такой плохой урожай? Потому что в России не умели вести интенсивного сельского хозяйства. Таким образом, мы подбираемся к самому главному.

Кроме выкупных платежей были ещё прямые сборы или, как мы бы сказали, налоги: мирской — для нужд крестьянского мира, земский — для нужд земства, казённый — казённая подать и страховые платежи. Сумма этих прямых сборов в 1899 году — 1,5 рубля с десятины. Скажем, это примерно три мешка ржи — тоже немного. Получается, всего надо было отдать из урожая пять мешков ржи, всё остальное было твоё. Так вот, если это пять мешков с 80 пудов — это нормально, у тебя остаётся 75. А если это пять мешков с 30-ти пудов, то это уже ощутимый прорыв крестьянского домашнего бюджета.

Получается, главная проблема — это плодородие. Но речь не о том, что русские земли не плодородны. Скажем, земли балтийские намного менее плодородны, чем русский чернозём и даже русские суглинки, но производительность угодий Лифляндии, Курляндии, Эстляндии и Финляндии выше, чем производительность русских земель чернозёмной или получернозёмной полосы.

Как пишет замечательный учёный аграрник Александр Аркадьевич Кауфман в своей книге «Аграрный вопрос в России»: «Характер крестьянского хозяйства, способы обработки земли во всем существенном остались те же, какие были в момент выхода крестьян на волю». [А.А. Кауфман. Аграрный вопрос в России. М.,1908. Т.1. с.61. (1864-1919)]

Статистик Александр Иванович Чупров, который потом станет членом-корреспондентом Российской императорской Академии наук, крупный учёный, статистик (в 1880-е годы вся статистика шла по Чупрову), который много занимался экономикой железных дорог, промышленностью и аграрными вопросами, пишет: «Крестьянские земли можно назвать почти целинными: они ковыряются сохой на два вершка глубины. Ничтожные и нерациональные удобрения оставляют неиспользованными важнейшие составные части почвы. Плохие семена способствуют разведению больше сорных трав, чем хлеба… Средние урожаи за десятилетие 1891-1900 составляют для Европейской России лишь 39 пудов (с десятины — А.З.). А в некоторых губерниях до 21 пуда, и нигде не поднимаются выше 57 пудов, тогда как применение простейших легкодоступных агрокультурных улучшений достаточно для того, чтобы в большей части мест России, по крайней мере, удвоить сборы». [А.И. Чупров. Аграрный вопрос. Т.2, М., 1907. – С.18]

Между урожайностью в России и в Европе был пятикратный разрыв. То есть с одного гектара в Европе собиралось в среднем в пять раз больше аналогичных культур, скажем, ржи и пшеницы, чем в России. Конечно, климатические условия большей части Европы лучше, чем в России, но далеко не всюду. В южной России климат лучше, чем в Европе. Но из-за того, что никто не занимался улучшением сельскохозяйственного производства, даже на этих территориях урожайность была низкая. Крестьянин был крайне консервативен.

В 1861-62 годах урожайность крестьянских полей — 30 пудов зерна с десятины (4,5 центнера с 1 га), а в 1891-1900 годах, как я уже сказал, — 39 пудов (5,9 центнеров с 1 га). В начале 1870-х случился «самарский голод», в 1890-хх — великий голод Поволжья. Главная причина бедственности и голодных лет — вовсе не климат, а низкая урожайность. Урожай был всего сам 3, сам 4, то есть количество собранного было больше посеянного в 3-4 раза. А надо было — в 15 раз больше, но для этого необходимо было заниматься агрономическим улучшением. Об этом, анализируя «самарский голод» в своей работе «Опыт статистического исследования о крестьянских наделах и платежах», прямо пишет Юлий Эдуардович Янсон, тоже известный статистик.

Возвращаясь к размерам крестьянских наделов, надо сказать, что в России хозяйство одной семьи было значительно больше, чем в Европе. До этого мы говорили о том, сколько земли приходится на одну ревизскую душу, но каждый двор — это несколько душ, соответственно, количество, земли увеличивается. В России 23,8% крестьянских хозяйств (2 миллиона 857 тысяч) имели в собственности менее 5 десятин (5,5 га); 42,3% (5 миллионов 72 тысячи) крестьянских хозяйств - от 5 до 10 десятин и 33,9% (4 миллиона 70 тысяч) — свыше 10 десятин. Как вы видите, малоземельных крестьян (тех, у кого меньше 5 десятин) было немного – менее 1/4. А во Франции меньше 5 гектаров (это практически 5 десятин) имело 71,4% хозяйств, в Германии — 76,5%, в Бельгии — 90,1%, - как пишет Маслов.

Во что же всё упиралось? В чём была главная проблема? Как я уже сказал, она была в том, что крестьяне не занимались усовершенствованием сельскохозяйственного труда. Не переходили с сохи на железный плуг, не внедряли новые сельскохозяйственные орудия, различные механические агрегаты — механическую сеялку, механическое копнение сена, молотилки, не использовали удобрения, лучшие сельскохозяйственные культуры, лучшие породы скота.

Всем этим начинают заниматься земства. Они создают сельскохозяйственные станции, постепенно внедряют в косное крестьянское сознание идею интенсивного сельскохозяйственного производства вместо экстенсивного. Но главный стон в сознании большинства крестьян был, как и потом, один: «Земля!». Ленин сказал «Земля крестьянам», и крестьяне пошли за ним. Земство же говорило не «Земля крестьянам», а «Улучшение земли крестьянам» — в этом принципиальная разница.

Но, несмотря на то, что дела с улучшением крестьянского земледелия обстояли плохо, экспорт зерновых из России рос. В значительной степени это происходило за счёт немногих промышленных сельскохозяйственных предприятий, которыми владели бывшие помещики, купцы, сумевшие создать интенсивное сельскохозяйственное производство с современными орудиями. В 1856 году, за пять лет до освобождения крестьян, из России было вывезено 7 миллионов 356 тысяч четвертей зерновых. Четверть — это 210 литров, но нам здесь важны не абсолютные цифры, а относительная динамика. В 1866 году — уже 10 миллионов четвертей, в 1871 году — 20 миллионов четвертей, в 1874 — 26 миллионов четвертей. Из-за войны и голода этот уровень зафиксировался на несколько лет, а о том, что будет дальше, я буду говорить на лекциях, посвящённых уже другому периоду. То есть за 18 лет Великих реформ вывоз зерна из России вырос в 3,5 раза.

Если суммировать сказанное, то мы видим, дорогие друзья, что Россия, пережив сложнейший период реформ после поражения в дорогой Крымской войне, смогла подняться и стать такой богатой, какой она никогда не была при крепостном праве. О чём это говорит? - Свободный труд, в целом правильно построенные финансовые отношения, уход государства из экономики и ориентация на частного предпринимателя, на свободный рынок, на частные банки — всё это, вместе взятое, даёт эффект исключительно положительный. Этот опыт нам нужен сейчас, дорогие друзья, когда мы будем после катастрофической экономической политики, которая была в России в советское время и потом после небольшого перерыва вновь началась в ХХI веке, переходить к действительно свободному рынку. В России есть огромные перспективы. Сейчас народ намного более грамотный, намного больше знает и ценит западный стиль работы, западные приёмы ведения промышленного и сельскохозяйственного производства. У нас сейчас намного лучший startup. Всё зависит от политической воли и от нашей ответственности перед Россией.