1. Иларион (Алфеев). История и значение Синодального перевода Библии: Доклад митрополита Волоколамского Илариона на межхристианской конференции, посвященной 140-летию Синодального перевода Библии. — Москва, 2016.
2. И.С. Белюстин. Государство и церковь. Белое духовенство и его интересы. СПб., 1881.
3. И.С. Белюстин. Описание сельского духовенства. Русский заграничный сборник. Berlin, Paris. London. 1858.
4. П.И. Бартенев. Воспоминания // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1994. — Т. 1.
5. К.Н. Бестужев-Рюмин. Письма Константина Николаевича Бестужева-Рюмина о смутном времени. - Санкт-Петербург : Тип. М.М. Стасюлевича, 1898.
6. К.Н. Бестужев-Рюмин. Русская история. Т. 1. — СПб.: Д. Е. Кожанчиков, 1872.. Т. 2, вып. 1. — СПб.: тип. А. Траншеля, 1885.; Русская история. — М.: Вече, 2007.
7. А.В. Борисов. Государство, церковь, общество в России в XVIII-XIX вв. / А. В. Борисов, Н. С. Велитченко, Ю. Б. Смирнова. - Ярославль, 2002.
8. А.М. Бухарев. Исследования Апокалипсиса, Издание редакции «Богословского Вестника», Сергиев-Посад, 1916.
9. А.М. Бухарев. О православии в отношении к современности, в разных статьях архимандрита Феодора. Издание "Странника". - С-Петербург: тип. Торгового дома С.Струговщикова, Г.Похитонова, Н.Водова и К°, 1860.
10. Н.П. Гиляров-Платонов. О первоначальном народном просвещении. Прибавления к Творениям Св.Отцев, 1862, XXI.
11. Н.П. Гиляров-Платонов. Сборник сочинений. М. Синодальная типография, 1899.
12. В.И. Даль. Пословицы русского народа: сборник пословиц, поговорок, речений, присловий, чистоговорок, прибауток, загадок, поверий и пр. / [соч.] Владимира Даля. - 3-е изд., без перемен. - С.-Петербург ; Москва : издание Товарищества М. О. Вольф, 1904.
13. А.Б. Зубов. Религия Библии. Христианство. История религиозных идей. Никея, 2021.
14. А. М. Иванцов-Платонов. О русском церковном управлении: Двенадцать ст. из № 1–16 газ. «Русь» 1882 г.
15. В.О. Ключевский. Боярская дума Древней Руси. Москва: типография А. Иванова (б. Миллера), 1882.
16. В.О. Ключевский. Курс русской истории. Собрание сочинений в девяти томах. М.: Мысль, 1987—1990.
17. В.О. Ключевский. С. М. Соловьёв, как преподаватель // «Изд. историч. общества при Моск. унив.» — М., 1896.
18. Н.И. Костомаров. Две русские народности. Основа. - СПб., 1861. - №3.
19. Н.И. Костомаров. Мысли о федеративном начале в Древней Руси Санкт-Петербург, 1861.
20. Н.И. Костомаров. Об историческом значении русской народной поэзии / Соч. Николая Кастомарова. - Харьков : Унив. тип., 1843.
21. Н.И. Костомаров. О причинах и характере унии в Западной России / Соч. канд. 1 отд-ния Филос. фак. Николая Костомарова, написано для получения степ. магистра ист. наук. - Харьков : Унив. тип., 1841 (обл. 1842).
22. Н.И. Костомаров. Последние годы Речи Посполитой. 3-е изд., испр. и доп. Т. 1-2. -Санкт-Петербург : тип. М.М. Стасюлевича, 1886.
23. Н.И. Костомаров. Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей: в 2 т. — Санкт-Петербург: тип. М.М. Стасюлевича, 1896—1903.
24. Н.И. Костомаров. Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки). М.: Чарли, Смоленск, Смядынь, 1994.
25. Н.И. Костомаров. Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада / Соч. Николая Костомарова. Т. 1-2. - Санкт-Петербург : Д.Е. Кожанчиков, 1863. -2 т.
26. Н.И. Костомаров. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия 1604-1613. Чарли, 1994.
27. М.А. Маслин. Русская философия. Энциклопедия. М. Мир философии, 2019.
28. А.Н. Муравьёв. О стеснительном положении Синодального действования, 1857. О необходимых преобразованиях, 1858.
29. Ю. Освальт. Духовенство и реформа приходской жизни. 1861-1865. // Вопросы истории. 1993. №11. С. 140-149; Никулин М.В. Православная церковь в общественной жизни России (конец 1850-х конец 1870-х гг.). Дисс. К. и. н. М., 1997.
30. С.В. Протопопов С. В. Герасим Петрович Павский. Биографический очерк, СПб., 1876.
31. С.В. Римский. Российская церковь в эпоху великих реформ (Церковные реформы в России 60–70-х годов). М., 1999.
32. В.В. Розанов. Около церковных стен. Республика, 1995.
33. Д.И. Ростиславов. Записки Дм. Ив. Ростиславова. Русская старина. 1880 г. — Т. 27 и 28; 1882 г. — Т. 33 и 34; 1884 г. — Т. 42 и 43; 1887 г. — Т. 56; 1888 г. — Т. 57 и 59; 1892 г. — Т. 76; 1893 г. — Т. 77—80; 1894 г. — Т. 81 и 82; 1895 г. — Т. 83.
34. Д.И. Ростиславов. Об устройстве духовных училищ в России. - 2-е изд. -Лейпциг : Ф. Вагнер, 1866.
35. Д.И. Ростиславов. О православном белом и черном духовенстве в России. В 2-х томах. Александрия, 2011.
36. С.Г. Рункевич. Русская церковь в XIX в. / С. Г. Рункевич. - СПб., 1901.
37. Д.Я. Самоквасов. Архивное дело в России. — Москва : т-во тип. А.И. Мамонтова, 1902.
38. В.Н. Самошенко. История архивного дела в дореволюционной России. — М., 1989.
39. В.С. Соловьёв. Критика отвлечённых начал (1877-1880). Собрание сочинений Владимира Сергеевича Соловьева: с 3 портретами и автографом / под ред. и с примеч. С. М. Соловьева и Э. Л. Радлова 1873-1880
40. В.С. Соловьёв. Лекции по истории философии В.С. Соловьева за 1880/81 года. - [Санкт-Петербург : Литогр. Пазовского, 1888.
41. В.С. Соловьёв. Чтения о богочеловечестве. Рипол-Классик, 2020 г.
42. С.М. Соловьёв. Император Александр I. Политика, дипломатия. М., 1877.
43. С.М. Соловьёв. История падения Польши. М., 1863.
44. С.М. Соловьёв. История России с древнейших времён: в 6 кн. — СПб.: Товарищество «Общественная польза», 1851—1879.
45. С.М. Соловьёв. Общедоступные чтения по русской истории. М., 1874.
46. С.М. Соловьёв. Публичные чтения о Петре Великом. М., 1872.
47. С.М. Соловьёв. Учебная книга русской истории. 1-е изд. 1859; 10-е изд. 1900.
48. С.С. Татищев. Император Александр II, его жизнь и царствование. Изд. А.С. Суворина, 1903. Переиздание в 2-х томах. М. Академический проект, 2018.
49. А.С. Уваров. Меряне и их быт по курганным раскопкам: исследование гр. А. С. Уварова. - Москва : в Синодальной типографии, 1872.
50. Г. Флоровский. Пути русского богословия. Четвертое издание. С предисловием прот. И. Мейендорфа и указателем имён. — Paris: YMCA-Press, 1988.
51. А.А. Формозов. А. С. Уваров и его место в истории русской археологии // Российская археология. 1993. № 3.
52. Б.Н. Чичерин. Воспоминания Бориса Николаевича Чичерина : Москва сороковых годов / [Б. Н. Чичерин] ; вступ. ст. и примеч. С. В. Бахрушина. - [М.] : Изд. М. и С. Сабашниковых, 1929.
53. Архимандрит Феодор (А.М. Бухарев): pro et contra. Личность и творчество архимандрита Феодора (Бухарева) в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология. – СПб.: Изд-во РХГИ, 1997.
54. Андрей Николаевич Муравьев и российская дипломатия на Православном Востоке. Дипломатические записки и переписка / Составитель И.Ю. Смирнова. — М.: Индрик, 2019.
55. Белое духовенство и его интересы / Сост. под ред. Н. В. Елагина. — Санкт-Петербург : тип. Р. Голике, 1881.
56. G.L. Freeze. Russia: A History. Oxford-N.Y., 1997.
57. G. Hosking. Russian History. A very Short Introduction. Oxford. 2012.

1. Вступление

Дорогие друзья, эта лекция посвящена, если угодно, итогу Великих реформ. Мы уже подводили много промежуточных итогов — итог освобождения крестьян, земской реформы, но главный итог не в этом. Все эти действия, конечно, бесконечно важные сами по себе — и в смысле их социальной справедливости, их экономической и политической важности, - но всё же в некотором роде они имеют прикладное значение, потому что главное в человеке — это его духовная составляющая, его внутренняя свобода, способность к творчеству, что соединяет его с Самим Богом, способность искать пути, обретать знания и осуществлять самого себя. Таковы, собственно говоря, главные задачи, ради которых существует любая правильная политика. Неправильная политика существует ради ради власти, ради государства. А правильная политика существует ради человека. И если Великие реформы были действиями в правильном направлении, то тогда мы должны увидеть сдвиги, проявления на этом пути освобождения духа. Совсем не случайны такие слова апостола Павла — «где Дух Господень, там свобода» [2 Кор. 3:17]. И если действительно этим политическим действиям (а любые политические действия, конечно, несовершенны, часто даже ошибочны, иногда выглядят как шаг вперёд и два шага назад) тем не менее сопутствовал Божественный дух, то тогда мы должны увидеть плоды свободы. Вот об этом и пойдёт речь в сегодняшней лекции.

Прекрасный американский историк России Грегори Фриз перечисляет восемь Великих реформ. Первая из них — это, конечно, освобождение крестьян. Вторая — это местное самоуправление. Третья — реформа образования. Четвёртая — судебная реформа. Пятая — военная реформа. Шестая — городское самоуправление. Седьмая — это смягчение цензуры. И восьмая — церковная реформа. Обо всех реформах за исключением последней мы с вами уже говорили, а вот о восьмой речь пойдет в этой лекции.

Суммируя весь смысл этих реформ, Грегори Фриз пишет: «Многие реформы совершались из-за того, что среди либерального чиновничества существовало согласие, что не только крепостные, но и общество в широком смысле должно быть освобождено от уз государственной опеки, что только такое освобождение сможет раскрепостить живые силы саморазвития и прогресса. Было очевидно, что централизованное государство потерпело неудачу в создании стимулов общественного развития и потому свобода должна быть дарована обществу» [G.Freez ed. Russia: A History, - P.178]. Я думаю, это прекрасные слова.

Культуре эпохи Великих реформ принадлежат слова и другого современного англоязычного историка, которого я уже не раз цитировал, — Джеффри Хоскинга. Он как бы взглянул на всю эту проблему с другой точки зрения: «Русская высокая культура восприняла на себя некоторые функции отсутствовавших политических институтов. Далеко идущие разрушительные перемены индуцировались, по всеобщему убеждению, из-за границы, из Европы, частью которой Россия себя ощущала далеко не всецело. Власть права, капиталистическая экономика, рационализм, технический прогресс и городской буржуазный образ жизни – все это казалось чуждым большинству не вестернизированных русских, особенно из крестьян и духовного сословия. В этом смысле Россия это первая современная нация, которая выступила против Западной модернизации, утверждая ценности собственной общинной и религиозной жизни». [Geoffery Hosking. Russian History. - Р.77]

Начало этого умозаключения верно. Действительно, пока была тяжкая эпоха абсолютизма многие политические функции брала на себя культура. Поэтому такие писатели, как Толстой, Достоевский, Пушкин, Гоголь, были не просто высоко ценимыми создателями литературных шедевров, а именно законодателями дум. Все вы помните слова Пушкина из стихотворения к Плюсковой (1818 г.): «И неподкупный голос мой был эхо русского народа». Эту же традицию в ХХ веке пыталась нести дальше русская литература большевицкого периода, хорошая её часть, которая была против большевиков —Солженицын, Пастернак, Гроссман, Анна Ахматова. Но это уже другой разговор. А вот вторая часть процитированного умозаключения Хоскинга не верна, дорогие друзья. Дело в том, что русское общество не было антизападным, а в эпоху Великих реформ тем более. Поговорив в этой лекции об отдельных проявлениях культуры, мы увидим, что все люди тогда стремились учиться и получали образование на Западе, в лучших университетах, в лучших музыкальных и художественных школах. Они, естественно, закупали и читали много западных книг, изучали почти все европейские языки. То есть существовала огромная тяга к западной культуре и было прекрасное понимание того, что мы бесконечно отстали. Как я вам уже рассказывал в одной из первых лекций об эпохе Александра II, общее осознание было таково — за николаевскую эпоху мы очень отстали, нам надо подтянуться. А то, что русская культура искала какие-то своеобразные пути, как бы подчёркивала свою особенность и говорила в основном не о Западе, а о России, о древней Руси, о её истории, народной культуре, фольклоре — это правда, но это и естественно, ведь царила эпоха романтизма — эпоха, которая продолжалась во всей Европе и в которой было как много хорошего, так и много плохого. Эта эпоха, в общем, и привела в конечном счёте к Первой Мировой войне, став эпохой национализма, когда каждый считал свою нацию наилучшей. Но надо сказать, что среди русских людей с такими взглядами было, по-моему, меньше, чем среди англичан, французов или немцев. Панславизм или великорусский шовинизм были маргинальным явлением в русской культуре. Но это общее культурное явление как раз Европы, здесь Россия не была первой нацией против западной модернизации. Российская империя активнейшим образом модернизировалась во всех отношениях, совершенно не выступала против западных нововведений, стремилась утвердить свои культурные принципы, во многом подражая Западу, где-то облекая западные формы в свои одежды, где-то ценя и выявляя своё собственное, но не противопоставляя себя остальной Европе. Тенденция противопоставления России Западу (в какой-то степени от Хомякова до Данилевского и даже до Константина Леонтьева) была, но была, как я уже говорил, маргинальной.

А теперь после того, как мы убедились, что не всегда и не во всём можно согласиться с историческими рассуждениями английских коллег, обратимся к фактуре.

2. Библейский перевод

Неслучайно последней среди Великих реформ Грегори Фриз назвал церковную. Но я бы сказал даже у́же. Конечно, это была церковная реформа, но главным и воистину великим действием в ней было возвращение русскому обществу Библии. Вы помните по лекциям о царствовании Николая I и эпохе Александра I то, как разворачивалась борьба за русскую Библию. Сначала при Александре она стала издаваться, потом книги Библии на русском языке стали скрывать. Пятикнижие в переводе Герасима Павского было сожжено. При Николае I всё стало совсем плохо, закрыто, затянуто. Русский текст Священного Писания для людей был недоступен — и это ужасно. Вы помните, как мучился архимандрит Макарий (Глухарёв), наивный и светлый человек, который удивлялся, почему Священное Писание не допускают к русскому народу. А ведь на самом деле это очень важная вещь. Вы понимаете, для христианских народов Библия — это некий камертон правды. И если Священное писание в доступном виде людям не дают (далеко не все могут читать по-гречески, по латыни, а церковнославянский язык для подавляющего большинства людей очень плохо понятен), то значит - боятся правды.

И вот не успела закончиться николаевская эпоха, Библия тут же выходит на свет опять, но не без борьбы.

В 1856 году по случаю коронации Александра II святитель Филарет Московский (Дроздов) участвует в работе Синода в Москве. Он не ездил на заседания Синода в Петербург, не соглашаясь, в том числе, с запретом перевода Библии, но поскольку Синод происходит в Москве, в нём митрополит Филарет участие принимает.

Надо сказать, к этому времени синодалы деморализованы — эпоха Николая закончена, и уже к лету 1856 года становится понятно, что новое царствование — это царствование перемен, не говоря уже о реформах (они просто ещё не видны). И поэтому Синод по настоянию Филарета выносит решение «О доставлении православному народу способа читать Священное Писание для домашнего назидания, с удобнейшим, по возможности, разумением». Вот в таких изысканных словах сказана очень простая вещь — дать не богослужебно, а для домашнего пользования Библию на современном русском языке. Синод принимает это решение единогласно. Тогда обер-прокурором Синода был граф Александр Петрович Толстой (1801-1873) — очень своеобразный человек. Не на словах, а на самом деле аскет и подвижник, он, женившись в достаточно зрелом возрасте, жил со своей женой Анной княжной Грузинской как брат с сестрой, и оба они хотели уйти в монастырь. Александр Петрович был ближайшим другом Гоголя. И именно в его доме (дом сохранился, находится недалеко от Арбатской площади) Гоголь жил и умер.

А.П.Толстой находился в переписке со старцем Амвросием Оптинским. Когда в 1873 году Александр Петрович умирал в Женеве, афонские старцы специально прислали к нему отца Клемента Зедергольма для принятия последней исповеди. То есть это был духовный человек. Вроде бы всё хорошо с благочестивым обер-прокурором но, как говорится, здорово, да не очень — Александр Петрович был противником русского перевода Библии. Он считал, что русский перевод — это профанация Библии. Сам он прекрасно понимал славянский перевод и прочитал Библию на всех европейских языках, но не понимал, что простым русским людям нужен текст доступный и был противником Библии на русском, в чём был единодушен с уже престарелым Киевским митрополитом Филаретом (Амфитеатровым).

Митрополит Филарет (Амфитеатров) попросил архимандрита Антония и протоиерея Киевского Кафедрального Софийского собора профессора Ивана Михайловича Скворцова (1795-1863) написать письмо Императору против русского перевода Библии. Как раз митрополит Киевский, в отличие от своего тёзки Филарета Московского, был решительным противником русской Библии и в николаевское царствование делал всё возможное, чтобы этот вопрос был совершенно даже забыт. Вот что под его подписью передаётся Императору (письмо большое, я приведу здесь кусок): «Мысль русского перевода родилась отнюдь не в церкви русской, ни в иерархии, ни в народе, а точно также как и мысль о переводе на новогреческий язык (греческой Библии — А.З.), в Англии, гнездилище всех ересей, сект и революций, и перенесена оттуда Библейскими обществами и принята первоначально не в Святейшем Синоде, а в канцелярии обер-прокурора оного (Александра Николаевича Голицына — А.З.), и развита в огромных размерах в бывшем министерстве духовных дел. Такое начинание, а равно и последствия сего дела, ясно показывают, что на нём не было благословения свыше». Вот так вот решительно. Все мы сейчас читаем русскую Библию, но не знаем, что один из видных митрополитов русской Церкви считал, что это совершенно безблагодатная вещь, и писал об этом Государю.

Император направил эту записку Филарету Московскому, которого он очень уважал, и дождавшись, когда в 1857 году в декабре умер Филарет Киевский (вопрос из уважения к нему немного придержали), дело русской Библии возобновилось.

24 января 1858 года было принято решение Синода и уже в мае 1858 года вышло Высочайшее повеление об издании русской Библии. Вот она — ещё одна Великая реформа. К переводу были привлечены все духовные академии. Начать решили с Нового Завета. Общее редактирование перевода Нового Завета было поручено профессору Санкт-Петербургской духовной академии – Евграфу Ивановичу Ловягину (1822-1909). Высший надзор осуществлял Филарет Московский, который, несмотря на старость (он 1783 года рождения), очень ревностно следил за процессом и обсуждал новый перевод. Умер он, как вы помните, в 1867 году, то есть успел ещё почти десять лет поработать над изданием русской Библии.

И вот в 1860 году было издано русское Четвероевангелие. До этого издававшееся при Александре I, теперь оно было заново переведено и заново издано. В 1862 году — увидел свет полный Новый Завет, то есть Четвероевангелие, Деяния и Послания Апостолов и Апокалипсис. Были опубликованы ранее запрещённые переводы книг Ветхого Завета протоиерея Герасима Павского (1787-1863).

Вы помните, что несчастный отец Герасим, замечательный и, может быть, первый в России профессиональный библеист, переводчик с еврейского языка Ветхого Завета, два раза в жизни наблюдал за сожжением своих трудов. Именно сожжение, а не просто запрещение. Не дай Бог никому такого. Первый раз его работы были сожжены в 1825 году на кирпичном заводе Александро-Невской лавры в Петербурге. Второй раз — при Николае Павловиче, когда сохранившиеся тексты стали копировать и распространять, все они были собраны и тоже сожжены, и он опять всему этому был свидетель. Но, к счастью, Герасим Павский дожил до того, как в «Православном Обозрении», очень важном журнале, о котором я ещё буду говорить чуть позже, особыми приложениями с 1860 года начал издаваться его перевод. Он умер в 1863 году, увидев начало этих изданий, а продолжались они до 1867 года.

Тогда же были изданы раннее тоже совершенно запрещённые переводы книг Ветхого Завета архимандрита Макария (Глухарёва). С его замечательными, хотя и неидеальными с точки зрения языка, переводами, теперь могло познакомиться общество. Он не дожил до этого момента — умер в 1847 году.

Во всём этом был посыл такой — читайте, как делали раньше, а теперь мы будем делать, опираясь на прошлое, новый перевод.

Отец Георгий Флоровский, который посвятил целую главу своей книги «Пути русского богословия» богословию эпохи Великих реформ, пишет — то, что раннее запрещённые и сжигавшиеся по повелению русских царей книги Священного Писания теперь стали публиковаться в журналах для всеобщего обозрения — «это был очень живой и яркий симптом сдвига и поворота». [прот. Георгий Флоровский с. 351]

Над новым переводом Ветхого Завета стали работать многие профессора. В Киеве это профессор Михаил Спиридонович Гуляев (ум.1866), в Петербурге — профессор Моисей Александрович Голубев (1824-1869), Павел Иванович Савваитов (1815-1895), Даниил (Иосиф) Авраамович Хвольсон (1819-1911), который перешёл из иудаизма в православие в 1855 году, Евграф Иванович Ловягин (1822-1909), которого я уже упоминал (он занимался и Новым Заветом).

Издавал свои переводы с греческого и епископ Порфирий (Успенский) Чигиринский, известный востоковед, путешественник по Переднему Востоку, благодаря которому самый древний библейский текст — Синайский кодекс — попал в Россию и был назван Петербургским кодексом, пока его при Сталине не продали за 100 тысяч фунтов Великобритании. Порфирием Успенским была основана Иерусалимская миссия.

Многих смущало предпочтение Масоретского еврейского текста греческому. Напомню, что основной массив канонических книг Библии писался, естественно, на еврейском языке, но в III веке до Рождества Христова в Александрии он был переведён на греческий язык. Это так называемый «Перевод семидесяти толковников», и о нём я довольно подробно говорю в моей книге «Религия Библии. Христианство. История религиозных идей». [Никея, 2021, с.37-38] Важно, что именно этот перевод на греческий язык стал каноническим в Греческой Церкви и именно с него, а не с еврейского, делался славянский перевод Библии. Теперь же учёные стали говорить — давайте переведём Писание с оригинала. Но там были свои оговорки. Оригинальный еврейский текст не дошёл до нас — до нас дошли еврейские средневековые рукописи не ранее IХ века. Поэтому хоть еврейский текст и был первоначальным, многими при этом он считался ненадёжным источником.

По этому вопросу развернулась большая дискуссия. Знаменитый архиепископ Димитрий Муретов (1811-1883) Херсонский и Одесский, боясь конфликта с греками, говорил, что переводить на русский нужно с греческого. И не менее знаменитый епископ Феофан Говоров, которого мы знаем как затворника Феофана Вышенского, замечательный переводчик с греческого языка, также настаивал на том, чтобы переводить с греческого, а не с еврейского. Говорил даже, что если Библию всё же переведут с еврейского, то её постигнет участь переводов Павского, и он мечтает увидеть, как её жгут на Исаакиевской площади. Причём говорилось всё это публично, не в углу. Печаталось в газетах, журналах, в первую очередь в богословских, которые читали тысячи и тысячи людей. Страсти были накалены.

Епископ Феофан Затворник пишет: «Еврейская Библия к нам нейдет, потому что никогда не было ее в Церкви и в церковном употреблении. Поэтому принимать её — значит отступать от того, что всегда было в Церкви, то есть сдвигаться с коренного основания православия». Феофан — за русский перевод, но с греческого. «Церковь Божия не знала другого слова Божия кроме 70 толковников, и когда говорила, что Писание богодухновенно, разумела Писание именно в этом переводе», — пишет он в 1875 и 1876 годах в «Душеполезном чтении» [Г. Флоровский. Пути русского богословия. С.345]. Но к этому времени перевод с еврейского уже был готов.

Феофан даже сам хотел сделать перевод с греческого, но не успел. Он умер в 1894 году, и этот перевод завершил казанский профессор, почётный гражданин России (1913) Павел Александрович Юнгеров (1851-1921/22), который умер в Балаково под Казанью во время страшного голода 1921-1922 года. Мы даже не знаем точно, когда его не стало — в 1921 или 1922 году.

На статьи в «Душеполезном чтении» Феофану в «Православном обозрении» отвечал профессор Московской духовной академии, гебраист Павел Иванович Горский-Платонов (1835-1904). Он писал, что перевод Библии именно с еврейского «вносит свет во многое, что для многих было тёмным».

«Характерно, что весь спор идёт теперь совсем открыто, без всякого покрова административных тайн, — в периодической печати, а не в секретных комитетах, как прежде…», — замечает Флоровский [Флоровский. С. 352]. Вот дух времени — такой важный вопрос православного государства, как, с какого языка переводить Библию, обсуждается совершенно свободно и открыто. Неслыханная свобода!

Павел Иванович Горский-Платонов был первым редактором «Богословского вестника», который, кстати говоря, выходит до сих пор.

Павел Иванович вообще очень интересный человек. Почему он носил такую фамилию? Довольно много выдающихся русских деятелей Церкви и светских людей имеют составную фамилию со второй частью — Платонов (мы столкнёмся с такими ещё в этой же лекции) — и это не случайно. Так именовали тех, кто получил премию митрополита Платона (Лёвшина), знаменитого русского митрополита (1737 – 1812), который завещал своё состояние лучшим ученикам академии. Стипендиаты митрополита Платона назывались платониками и к их фамилиям прибавлялась фамилия Платонов. Первая же часть фамилии Павла Ивановича — Горский — досталась ему потому, что его отец, священник, служил в имении Горы и поэтому получил фамилию Горский.

Позже Павел Иванович Горский-Платонов станет городским головой Сергиева Посада. Мы с вами убедимся, что тогда церковные деятели не чуждались мира, активно шли в гласные городских Дум и на те или иные административные посты, но не чиновные, а выборные. Кстати говоря, внуком Горского-Платонова от его дочери Екатерины является печально знаменитый Андрей Александрович Жданов — подручный Сталина. Жданов вышел из культурной семьи — его мать была выпускницей консерватории, поэтому он удивлял своих подельников знанием культуры. А другим внуком Павла Ивановича Горского-Платонова уже от его сына Сергея был знаменитый астроном и рентгенолог Вадим Сергеевич Горский-Платонов, убитый в НКВД в 1937 году. Таковы русские судьбы.

Перевод Ветхого Завета начал выходить в 1868 году и был завершён, включая и неканонические книги, к 1875 году. В 1876 вышла первая полная русская Библия тиражом 24 тысячи экземпляров. Она была буквально расхватана. Второй тираж в том же числе экземпляров вышел на следующий год и тоже был быстро раскуплен. Запомним, дорогие друзья, 1876 год — это осуществление Великой реформы русской Библии.

Мы знаем, как Германия чтит Библию Лютера на немецком языке. Так вот нам надо так же чтить Библию на русском языке. Это такое же великое дело, как и Лютеровская Библия, которая фактически дала народу высший Священный текст и литературный немецкий язык. История Германии немыслима без неё. История России, увы, без русской Библии мыслима, потому что пройдёт немного времени и эти книги большевики будут сжигать, уничтожать. Добыть Библию в годы моей молодости было практически невозможно. Моя тётушка, с трудом сохранившая Новый Завет на русском языке 1916 года издания, передала мне его, когда я был подростком, как величайшую святыню и ценность. Наверное, отчасти благодаря этому я стал верующим человеком. Так что в 1876 году свершилось великое дело — запомним эту дату.

27 марта 1877 года император Александр Николаевич дал свой рескрипт Святейшему Синоду: «Молю Бога, да явит Он спасительную силу Своего Слова к преуспеянию православного русского народа в вере и благочестии, на котором зиждется истинное благо царств и народов». [С.С. Татищев. Александр II. – C.247-248]. То есть русская Библия, по мысли Царя, даст то слово, которое позволит русскому народу вырасти в вере и благочестии. Не обряды сами по себе, не даже таинства (а тогда они были очень редки — многие люди причащались всего раз в год, а то и раз в жизни), а именно Священное Писание на русском языке.

Вы помните, дорогие друзья, как в «Бесах» один из героев, старый либерал Степан Трофимович Верховенский, отец революционера Петра, обретя русский перевод Нового Завета, прижимает книгу к груди и говорит — это бесценно, это сделало меня новым человеком. Этим Достоевский отразил характерную реакцию всего русского общества того времени.

Благодаря переводу на русский язык складывается школа русских библеистов мирового уровня: это киевский учёный Иван Алексеевич Олесницкий (1855-1924), санкт-петербургский исследователь Фёдор Герасимович Елеонский (1836-1906), санкт-петербургский протоиерей Николай Петрович Вишняков (1841-1911) и другие. Все они — учёные мирового уровня, знатоки многих языков, участники международных библейских конгрессов. Русская библейская наука выходит на высший уровень.

3. Церковь

Среди исповедующего христианство народа Библия не может существовать сама по себе. Библия погружена в церковную жизнь и, соответственно, связана с клиром, со священниками, которые доносят эту Библию до народа. А состояние духовенства в России было ужасное. Семинарии находились в запустении. Сельское духовенство сохраняло в основном кастовый характер — приход переходил от отца к сыну или зятю как феодальное владение. Сельские священники были бедны, очень плохо обеспечивались и, как правило, находились в полной зависимости от помещика. Церковное управление и суд были коррумпированы и неэффективны.

Протоиерей Георгий Флоровский пишет: «Вопрос о церковных преобразованиях в эпоху Великих реформ был поставлен одним из первых. Положительные программы очень расходились и не были ясными. Но существовавшего порядка никто уже не защищал и не оправдывал… Общим было сознание "лжи церковной" и требование свободы и гласности…» [Г.Флоровский. Пути… с.332]

Михаил Никифорович Катков, сам человек верующий и ревностный, пишет 23 марта 1858 года докладную записку Евграфу Петровичу Ковалевскому, первому Министру народного просвещения, назначенному уже при Александре II, (до него был Николаевский Авраам Сергеевич Норов (1853-1858), назначенный ещё Николаем Павловичем).

В своей записке Катков указывает: «Нельзя без грусти видеть, как в русской мысли постепенно усиливается равнодушие к интересам религии. Это следствие тех преград, которыми хотят насильственно отделять высшие интересы от живой мысли и живого слова образованного русского общества… Где возможно повторять только казённые и стереотипные фразы, там теряется доверие к религиозному чувству, там всякий поневоле совестится выражать его, и русский писатель никогда не посмеет говорить публике тоном такого религиозного убеждения, каким могут говорить писатели других стран… Эта насильственная недоступность, в которую поставлены у нас все и интересы религии, и Церкви, есть главная причина того бесплодия, которым поражена русская мысль и всё наше образование…» [Г.Флоровский. Пути… с.326]

О том же пишет и влиятельный при дворе, представитель известной дворянской семьи Андрей Николаевич Муравьёв (1806-1874), брат Михаила Муравьёва (Виленского, которого называли «Муравьёвым-вешателем»), генерала Николая Муравьева(Карского), покорителя Карса, и декабриста Александра Муравьёва. Андрей Николаевич — духовный писатель, путешественник. Он ввёл понятие «Русская Фиваида», описывая монастыри русского Севера. Он путешествовал по Египту и Синаю, оставил замечательные записки об этих путешествиях и, кстати говоря, привёз из этих краёв некоторые удивительные иконы и рукописи. Он друг митрополита Филарета (Дроздова) и влиятельный человек в светских и церковных кругах.

В 1857 году он написал статью «О стеснительном положении Синодального действования», а в 1858 году — «О необходимых преобразованиях». Его сверстники называли Муравьёва «Русский Шатобриан». Это означало, что он, с одной стороны, утонченный аристократ, с другой стороны — исключительно печётся о нуждах Церкви.

С Андреем Муравьёвым были согласны митрополит Григорий Новгородский и Петербургский (Постников) и епископ Иннокентий (Вениаминов) Камчатский, в будущем — митрополит Московский. Их переписка очень интересна.

Муравьёв пишет о бедности духовенства, бюрократизме и формализме церковного управления, засилии в нём светской власти, о необходимости восстановить соборность, свободу и самодеятельность в Церкви. Что характерно — это дух времени. Святитель Филарет Московский отвечает: «Несчастие нашего времени то, что количество погрешностей и неосторожностей, накопленное не одним уже веком, едва ли не превышает силы и средства исправления». То есть, вы видите — начинается широкая дискуссия, обсуждение путей исправления церковной жизни. И этого никто не боится. Наоборот, некоторые становятся очень радикальны.

Другой Платонов — Никита Петрович Гиляров-Платонов (1824-1887) пишет статью «О первоначальном народном образовании» (Прибавления к журналу МДА за 1862 г.).

Он тоже платоник, а первая часть его фамилии — Гиляров — образована от латинского слова hilaris (весёлый). В 1855 году ещё в духе старого режима он был уволен из Московской духовной академии и из духовного сословия за научно-объективные исследования раскола. Но в духе нового режима его стали тут же привлекать и в духовную академию, и в журналы. Он сотрудничает с «Русской беседой» и «Русским вестником». Переводит на русский язык сочинения Хомякова, написанные по-французски. Его назначают, ценят, всюду привлекают, но снова изгоняют, потому что он нетерпимый человек и не склоняется ни перед кем. Он говорит ту правду, которую считает для себя истинной. Никита Петрович Гиляров-Платонов дослужился до статского советника. Он стал гласным Московской городской думы. Но как раз та самая статья «О первоначальном народном образовании» вызвала скандал. В ней он прямо пишет: «Православное духовенство есть сословие, намеренно униженное, на которое само государство смотрит с презрением». Даже в эпоху Александра II такой вердикт казался слишком жёстким. Митрополит Филарет вступился за автора, признавая суждения Никиты Петровича слишком резкими, но называя его искренним человеком и говоря, что по сути тот пишет правду. И хотя Гилярову-Платонову не раз доставалось, его слова и статьи, как и статьи Андрея Муравьёва, всё же возымели своё действие.

Были созданы специальные комиссии. В 1864 году учреждены приходские советы для сбора денег на нужды приходов. Дорогие друзья, когда сейчас у нас есть такой почти умерший и формальный орган, как приходской совет, мы должны помнить, что он создавался в эпоху Великих реформ в 1864 году одновременно с земским самоуправлением и создавался совсем не формально. Это была великая реформа общины, прихода, когда приход из вертикали — епископ-священник-потребитель треб (то есть народ) — пытались превратить и во многом превратили (правда, далеко не сразу) в общину, в которой не только и даже не столько священники, а сами члены общины, которые ходят в этот храм, которые в нём собирают деньги на священника, на утварь, на ремонт, на всё, что им нужно, определяют вместе священником всю жизнь храма. То есть вместо вертикали возникла горизонталь церковной жизни.

Реформа церковного образования 1867 года, о которой я ещё расскажу, модернизировала систему преподавания и открыла школы для молодёжи из всех общественных групп. Если до этого семинарии и женские епархиальные училища были абсолютно кастовыми школами для сословия духовенства, то теперь, не теряя особого статуса (духовенство в основном было бедным, а право учить своих детей хорошо и бесплатно это высоко ценимое право, и его никто у духовенства не отбирал), они открыли двери для всех. Любые родители, которые своему мальчику хотели дать духовное образование, будь то дворяне или крестьяне, могли отдать его за деньги в духовную школу.

Реформа прихода 1869 года объединила малочисленные приходы в более крупные, способные себя обеспечить. Было ликвидировано около двух тысяч приходов. Некоторые считали, что это преступление против Церкви, но на самом деле это, возможно, был единственный выход. Когда священник жил при храме, который находился в практически пустой деревне, где было всего несколько прихожан, то нищенствовал священник и нищенствовал храм — кому это было надо? Лучше было создать более крупные общины, которые будут управлять сразу несколькими храмами, распределяя между ними деньги, а сами храмы сделать приписными, куда священник приезжает время от времени. Так что на самом деле укрупнение прихода было правильным действием, хотя оно и вызвало некоторые негативные отзывы. Но, как вы понимаете, в условиях гласности ничего не вызывает однозначно положительных реакций, но и однозначно отрицательных тоже, а гласность расширялась и в духовных вопросах.

4. Потребность в гласности

В 1855 году при Казанской духовной академии стал выходить «Православный собеседник». Сначала это был миссионерский и противораскольничий журнал, но новый ректор архимандрит Иван Соколов с марта 1857 года превращает издание в толстый журнал строго церковного направления, который отзывается на все вопросы не только церковной, но и общественной жизни. Как говорил сам ректор Иван Соколов: «Церковь должна и готова,… чтобы огласить все концы и углы России, чтобы пробудить все чувства русской души, и во имя христианской истины и любви призвать всех сынов отечества к участию и содействию в общем великом деле возрождения». [Актовая речь Казанской духовной академии. 1856 г. Г. Флоровский с. 330]

«Великое дело духовного возрождения» касается не только узких клерикальных вопросов. Всё, что происходит в государстве — и освобождение крестьян, и самоуправление — это духовное возрождение.

1860 году в Москве тремя учёными священниками был основан журнал «Православное обозрение». Первый из них — Николай Сергиевский (1827-1892), профессор Московского университета, в последствие протопресвитер Успенского собора Кремля, духовник, кстати, Петра Яковлевича Чаадаева. Второй — Григорий Смирнов-Платонов (1825-1898), гласный Московской думы, с 1869 года главный редактор журнала. И третий — Пётр Преображенский (1828-1893), тоже гласный Московской думы, знаменитый специалист по Оригену, переводчик ранних Отцов Церкви – Юстина Философа и Иринея Лионского. Эти переводы лично я использую до сего дня — они очень хорошие. Он сделал также русские переводы апокрифических евангелий (в то время открывались новые тексты, и это было очень интересно), но цензуры не разрешила их печатать. Пётр Преображенский имел мощный философский склад ума.

Важным участником «Православного обозрения» был Александр Михайлович Иванцов-Платонов (1835-1894) — специалист по историографии раннего христианства, увлечённый сближением церквей. Владимир Сергеевич Соловьёв говорил о нём так: «Это был человек необыкновенно впечатлительный к нравственным мотивам, с большим чувством собственного достоинства соединявший редкую внимательность к чужим потребностям и нуждам». [М.А. Маслин. Русская философия. Энциклопедия]

«Иванцов-Платонов был человеком очень твёрдых и действительных убеждений. Учёная деятельность была для него религиозным призванием и потребностью». Он говорил о себе: «высший нравственный долг, дело совести, служение живому Богу». «У него был очень силён нравственно-общественный пафос. Он верил крепко, что христианство подлежит деятельному осуществлению и в жизни общественной, не только в личной… В реформах своего времени он угадывал «пути Царствия Божия», узнавал в них «лето Господне приятно», наставшее в силе…» [Г.Флоровский, с.338]

Вы видите, как эти люди Церкви, образованные и культурные, оценивали его. А ведь Александр Михайлович был молод, он 1835 года рождения, и в эпоху Великих реформ ему было всего 30 лет. Талантливейший учёный, он чувствует — дело Александра II не только политическое, но и духовное. Он был далёк от славянофилов в смысле выпячивании России как какого-то уникального хранителя каких-то уникальных ценностей, но его роднил с ними дух светлой и свободной веры, пафос христианской свободы и христианского просвещения.

У Ивана Аксакова в газете «Русь» Иванцов-Платонов печатал свои статьи «О русском церковном управлении» (1882), в которых подвергал жёсткой критике сам дух петербургского синодального строя и призывал к восстановлению патриаршества.

Журнал «Православное обозрение» печатался в Московском университете. В первом же номере было объявлено о его целях, и они тоже, дорогие друзья, абсолютно общественны. Этот факт очень важен для нашего понимания особенно сейчас, когда многие христиане пытаются сторониться от происходящего, говоря — я политикой не занимаюсь, я далёк от общественной жизни, я верующий человек... Чепуха всё это. Совершенно другим пафосом была проникнута намного более учёное, чем сейчас, христианское общество той, ушедшей, России.

Итак, в первом же номере журнала «Православное обозрение» в 1860 году о задачах журнала говорится: «Содействовать возбуждению внимания к религиозным потребностям и вопросам в русском обществе, представить опыты или, по крайней мере, заявить требование живого направления духовной науки, возможного в области православной веры, и вообще быть органом сближения между духовенством и обществом, между духовной наукой и жизнью»… «Здесь, по нашему разумению, прежде всего и помимо правительственных мер, нужен для духовенства собственный подвиг нравственного самопреобразования, — нужно, чтобы духовенство в своей среде и в области своего служения глубже прониклось нравственными началами и духом общественности, — нужно, чтобы оно из своей замкнутости серьезно пробудилось к сознанию общих и высших интересов православия».

Кстати говоря, в качестве ответа на то, что Россия как-то противопоставляла себя Западу, очень характерна публицистическая часть этого журнала. В ней большое внимание уделялось письмам с мест и особенно корреспонденциям из зарубежных приходов. Константин Петрович Кустодиев — сначала псаломщик, потом священник русской церкви в Мадриде, постоянно писал из Испании письма, в том числе и об испанской революции, тогда происходившей. Евгений Иванович Попов — душа русского прихода в Лондоне, также постоянно пишет корреспонденции и рассказывает о духовной жизни Англии. А он ведь не просто священник, он — консультант крупнейшего английского византолога Джона Нила, который в это время работает над историей Православной восточной церкви. То есть учёность, образованность и пафос помощи в преображении русского общества — всё соединялось.

В Петербурге выходит «Странник» и популярный журнал «Душеполезное чтение». В Киеве «Руководство для сельских пастырей» под редакцией протоиерея Петра Гавриловича Лебединцева, гласного Киевской городской Думы. Выходят труды Киевской духовной академии. В Одессе архиепископ Дмитрий (Муретов) и в Ярославле архиепископ Нил (Исакович) основывают первые Епархиальные ведомости. Их примеру быстро последовали многие епархии. И епархиальная газета становится нормой.

Замечательный человек — священник Александр Васильевич Гумилевский (1830-1869) организует в Санкт-Петербурге журнал «Дух Христианина». Он выходил недолго — в 1861 - 1864 годах, но само название очень характерно.

Александр Васильевич — один из первых русских организаторов широкой церковной благотворительности. Он действует, опираясь на великую княгиню Елену Павловну, которая нам с вами уже хорошо известна. Он служит в Христорождественской церкви в Песках. Он сторонник женского церковного служения и воссоздания Института диаконис с «деятельной молитвой». «Деятельная молитва» — это молитва действием, когда диакониссы занимаются помощью больным, помощью раненым во время войны, помощью старикам. Но диаконисы — это не просто добрые тётеньки, они соединены строжайшей духовной дисциплиной, хотя обета безбрачия от них и не требуется. Это прообраз международного Красного креста. Отец Александр создаёт целую сеть детских и старческих приютов. Он был крайне популярен. Его могила оказалась на Смоленском кладбище затерянной, но в 2006 году её чудесным образом нашли. Увидели кусок гранитного обелиска, а на его стенке строчки — что памятник поставлен от сестёр Христорождественской церкви. Поняли, кто может быть здесь похоронен, откопали камень, и оказалась действительно — на этом месте могила Александра Гумилевского.

В 1862 году в Харькове по инициативе митрополита Макария (Булгакова) начинает выходить «Духовный вестник».

В 1863 году в Москве при содействии митрополита Филарета создаётся «Общество любителей духовного просвещения», которое с 1871 года начинает издавать «Чтения». В приложении — русский перевод и греческий оригинал древних богослужебных текстов и творений древних Отцов. Подумайте сами, многим ли у нас сейчас нужен греческий оригинал? А тогда греческий язык и латынь преподавали в гимназиях. И многие гимназически образованные люди могли сверять русский, славянский и греческий текст. Уровень церковной культуры при таких условиях резко повышается. Вот оно правильное образование, которое мы совершенно утеряли. И важно заметить, что «большинство открытых тогда журналов, — как пишет отец Флоровский, — просуществовало до последней катастрофы», то есть до 1917 года [Флоровский, с. 335].

Потребность высказаться, ставить и обсуждать вопросы росла. Тогда, конечно, был и перехлёст. Были люди, которые уходили в жёсткую, я бы сказал, даже зубодробительную и нигилистическую полемику в церковной сфере. Но это неизбежно, этого никогда не стоит бояться. Наоборот, это нужно во все века, хотя, конечно, это, может быть, и не самое духовно полезное дело. Например, калязинский протоиерей Иоанн Степанович Беллюстин (1819-1890) был известен своими статьями о сельском духовенстве, где он просто камня на камне не оставлял от нашего сельского батюшки. Он пользовался антиклерикальным опытом Франции. И за свою резкую критику даже запрещался на короткое время в служении в 1879-1880 годах. Но Катков, сам человек более консервативный, издал книгу Иоанна Степановича о сельском духовенстве за границей даже без согласия автора. Исследование Беллюстина о Константине Великом вызвало неприятности политического характера, потому что он в своей книге критиковал идеи империи. Но, тем не менее, этот его труд потом был издан в Церковно-Общественном вестнике. Отец Иоанн Беллюстин был своего рода «протестантом восточного обряда», сторонником возвращения к первохристианской простоте, не понимавшим при этом до конца всё богатство традиции. Но что же, это неплохо. Он был искренний человек, и, конечно, мы должны знать отца Иоанна.

Вторым таким же жёстким критиком был Дмитрий Иванович Ростиславов (1809-1877), профессор Санкт-Петербургской духовной академии, исключительно популярный лектор в Рязани в 1860-1866 годах. Но и его печатали. Погодин опубликовал его записку «Об устройстве духовных училищ в России» в 1863 году. В 1866 году в Лейпциге вышло двухтомное исследование Ростиславова «Чёрное и белое духовенство в России» (В России напечатанное в 1874-75 гг. в Церковно-историческом вестнике). И хотя его осуждали за радикализм, при реформе семинарии в 1867 году, многое из работ Ростиславова было использовано. А с 1880 по 1895 год уже посмертно в журнале «Русская старина» издавались интереснейшие записки Дмитрия Ивановича, прочесть которые я советую любому, кто интересуется и положением Русской церкви в прошлом, и думает о её судьбе в будущем.

Интересный факт — хорошо известный нам граф Дмитрий Андреевич Толстой, который в 1865 году был назначен обер-прокурором Синода (не путать с Андреем Николаевичем Толстым) одновременно был и министром народного просвещения. То есть фактически воспроизвелось Двойное министерство князя Александра Николаевича Голицына эпохи Александра I. Флоровский относился к Дмитрию Андреевичу негативно и писал о нём: «Человек вряд ли верующий и вовсе не церковный, он не имел никакой склонности и сочувствия ко всем религиозным пережиткам и не скрывал своего пренебрежения к клиру и иерархии». [Флоровский, 342]

Это, конечно, печально, но в новых обстоятельствах это было и хорошо. Он, в отличие от своего однофамильца и даже дальнего родственника, не пытался проводить в церкви свою линию, направленную на, скажем, консервацию каких-то ценностей. Он давал церкви свободу. Единственное в чём, как министр просвещения, Толстой был настойчив, так это в том, что надо реформировать церковное духовное образование в духе гимназии, чтобы священник был не менее образован, чем выпускник гимназии. Разве Дмитрий Андреевич здесь не прав? Конечно, прав. И очень многие священники и даже епископы были с ним согласны. И именно в этом направлении шло реформирование духовной школы.

В это напряжённое время духовных конфликтов очень интересным явлением оказался архимандрит Фёдор (Александр Матвеевич) Бухарев (1824-1871) — человек искренний, глубоко верующий, ставший монахом по вере, очень популярный проповедник, особенно в Казани.

Александр Матвеевич был близок с Гоголем в последние годы. Писал ему по поводу «Выбранных мест из переписки с друзьями», поддерживал писателя. Опубликовал в Санкт-Петербурге в 1860 году сборник своих статей «О Православии в отношении к современности». Работой его жизни стали «Исследования Апокалипсиса». Но на этой работе он, если угодно, сломался. Потому что, как очень простой, искренний, наивный человек, он считал, что конец света уже наступает и пытался связать какие-то апокалипсические реалии с явлениями сегодняшнего дня. Уважая его, зная его духовность, митрополит Филарет всячески сдерживал архимандрита Федора, но сдержать не мог. В итоге книга «Исследования Апокалипсиса» была запрещена к публикации, а сам архимандрит Фёдор Бухарев в знак протеста решил сложить с себя и священный, и монашеский сан, после чего женился. Это была неслыханная вещь в Русской церкви. Понятное дело, что многие монахи, к сожалению, не соблюдали монашеских обетов в сфере отношений полов, но, по крайней мере, все это скрывали. А тут появился честный человек, который не хотел ничего скрывать и не хотел никому лгать.

Михаилу Погодину, который его поддерживал, Фёдор Бухарев пишет: «Имея за себя неподкупную историю, оправдывающую мое разъяснение Откровения, и правду Православия, раскрываемую в моем труде вместе с откровением и историею, я не мог и не могу согласиться с усиливающимися скрыть этот свет под спудом. Так, не будучи в силах оставаться в добросовестных отношениях по монашеству к высшим аввам (т.е. отцам — А.З.), я сложил с себя монашеский и священный сан,... мне и не хотелось фальшивить, оставаясь в монашестве, когда я внутренне всеми силами протестовал против тех, кого должен был по монашеству слушаться». [Архимандрит Феодор (А.М. Бухарев): pro et contra. СПб.: Изд-во РХГИ, 1997. с.332]

Но, по всей видимости, там была и обычная человеческая любовь. 31 июля 1863 года он подписал сложение сана и уже 16 августа этого же года женился на дочери Переславского помещика Сергея Ивановича Родышевского, Анне, с которой познакомился за год до того. Отец Анны, предводитель переславского дворянства, надеялся, что общение с ученым монахом отвадит дочь от революционных идей. А вышло иначе. Они прожили в бедности восемь лет на небольшую помощь друзей. Пережили смерть одиннадцатимесячной дочери. Федор Бухарев был мыслителем, честным, искренним, глубоко верующим человеком, за что его очень ценили, но, безусловно, оторванным от жизни. Фёдор Бухарев умер от туберкулёза в апреле 1871 года и был похоронен в Переславле-Залесском на Борисоглебском кладбище. К сожалению, могила его исчезла. Анна Сергеевна пережила мужа на много-много лет.

Архимандрит Фёдор Бухарев станет потом примером максимального антиклерикализма в церкви. О чём это говорит? Только о том, что искания шли в очень широкой палитре. Были люди, выходившие далеко за границы церковной нормы. Но, тем не менее, это были свободные искания.

Надо сказать, что во многом трагедия архимандрита Фёдора была вызвана другим интересным лицом Виктором Ипатьевичем Аскоченским (1813-1879), издателем «Домашней беседы». Этот был человек совершенно другого плана. Он не был монахом, но был тоже верующим человеком, только своеобразного направления. Виктор Ипатьевич во всём как бы анти-Евангелие. Его любимым персонажем был, как он сам говорил, «бедный Иуда». О нём Аскоченский постоянно писал. Говорил, Иуда был оклеветан невинно. Авторитет церковного предания он не ставил ни во что. И при этом постепенно стал невероятным охранителем.

Как говорил отец Георгий Флоровский, спор Бухарева с Аскоченским — это спор мечтательности и косности. А спор был вполне понятным, потому что Бухарев, тогда ещё архимандрит, был цензором, и работы Аскоченского из-за их антицерковной направленности пропускать не хотел. В ответ на это Аскоченский написал на него донос, потом второй, третий, и в итоге именно поэтому работу Бухарева об Апокалипсисе стали подробно исследовать и, в конце концов, запретили.

Василий Васильевич Розанов, который вообще очень восторгался Бухаревым, среди прочего пишет: «Среди огромных, подкапывающихся друг под друга авторитетов он вышел в сиянии, как священник из алтаря, с верой наивной и твердой и заговорил о Боге, о Христе, о Его искупительной за грехи мира жертве». «Архимандрит Феодор был каким-то чудом, занесённым в наш век. Аскет-созерцатель века VI или IX христианства…» [В.В. Розанов. Около церковных стен. Республика, 1995 С.246]

Бухарев восторгается свободой во Христе и в одном месте пишет, что на каждого человека, как созданного по образу Божию, можно смотреть как на досточтимую икону Божию. И это абсолютно правильные слова. Но что в ответ на них восклицает сумасшедший Аскоченский: «Как? стало быть и цыганки, и проститутки, и жиды, и канканерши – все это досточтимые иконы Самого Бога?..» Я ответил бы Аскоченскому — конечно же, да, но просто крайне исказившие свой образ. Так бы, наверное, ответил ему и отец Фёдор Бухарев. Но тогдашний Синод был смущён. Надо сказать, что Аскоченский кончил существенно хуже, чем отец Фёдор. Виктор Ипатьевич сошёл с ума, последние два года жизни провёл в лечебнице для душевнобольных и умер там в 1879 году.

5. Преобразование духовных школ

В 1857 году обер-прокурорские чиновники начали собирать сведения о современной системе духовного образования в Западной Европе — Англии, Франции, Германии. В 1858 году Император побывал в нескольких семинариях. В 1859 — по его инициативе была назначена экстренная ревизия духовно-учебных заведений. Ревизовал князь Сергей Николаевич Урусов (1816-1883), директор Духовно-Учебного управления. Ревизия продолжалась два года, до 1861 года, и выявила крайне неудовлетворительное состояние духовно-учебных заведений. Нужна была коренная реформа. Поэтому в Синоде был создан Комитет во главе с архиепископом Дмитрием Муретовым.

Ежегодный расход на духовные школы возрос с 2 миллионов рублей в 1855 до 5 миллионов в 1880 году. А ведь позади проигранная Крымская война, денег совсем не было. В Великие реформы вложения требовались большие, поэтому шёл расчёт каждой копейки. И всё же духовную школу государство поддержало.

Архиепископ Дмитрий Муретов предложил перестроить духовные школы в общеобразовательные гимназии духовного ведомства, приравненные по программе и правам к обычным гимназиям. Был разрешён свободный выход воспитанников из духовного звания. Он происходил и раньше. Выпускник духовной семинарии, сын священника или дьякона, принадлежал к духовному званию, но если он хотел пойти учиться дальше, стать чиновником или бизнесменом, то должен был выйти из духовного звания. Дмитрий Муретов и митрополит Филарет Московский были за такой выход. Фактические это было открытие мобильности в Церкви: в Церковь может идти любой человек становиться священником, монахом, и так же из духовного звания может уходить любой человек, который хочет заниматься чем-то другим. Кстати, многие крупнейшие светские учёные (какие-то из них даже получили личное или потомственное дворянство) начинали именно как лица духовного звания, но его потом покинули.

Филарет Московский говорил: «Невольник не богомольник, И к чему это порабощать свободных, когда и несвободным дают свободу?» То есть к чему порабощать, запрещать уходить в другие сословия детям духовенства. И это говорил уважаемый митрополит, сейчас - канонизированный святой.

Было предложено создать восьмилетнюю общеобразовательную гимназию духовного ведомства. После гимназии дать возможность юноше пройти четыре года духовной школы, так называемые пастырские классы, в которых готовили бы непосредственно священников, и куда можно было идти только по желанию. Там и аскетический дух, и большая строгость, и полный курс еврейского, латинского, греческого языка и философии.

В 1863 году семинаристам был открыт выход в университеты (то есть учащиеся семинарии могли идти студентами в университеты), но в 1879 году вновь закрыт по политическим причинам.

В 1866 году решили столь радикальную реформу не проводить и вернуться к достаточно либеральному уставу духовных школ 1814 года. Новые уставы были утверждены в 1867 году. В них было много нового. Свободный допуск со стороны, то есть учиться могли все, кто хочет. Люди любого возраста могли приходить вольнослушателями. Им надо было только сдать определённый экзамен, чтобы доказать, что они духовно-культурные люди, и тогда они допускались к любым лекциям. Кандидатов в ректоры определяло общее педагогическое собрание семинарии. Это очень важный момент. Духовная школа стала самоуправляющейся, но не полностью, как и, собственно, вся русская реформа самоуправления. Выбирала ректоров и деканов сама корпорация, но утверждал Синод. Синод мог утвердить, но мог не утвердить и предложить своего кандидата, однако, тем не менее, момент выборности был, и он уважался. К тому же теперь чаще ректорами избирали представителей белого духовенства или даже мирян, которые предполагали принять сан, а не монахов. Избирались и инспекторы академий. То есть, как вы видите, корпорация преподавателей стала определять всю жизнь семинарии.

Надо иметь в виду, что в тогдашней России был конфликт чёрного и белого духовенства. Их пути были различны. И всё духовенство, и даже обычные монахи, и белое духовенство не любили так называемое учёное монашество — формально это были монахи, но они не жили в монастырях аскетической жизнью, не соблюдали полностью всех заповедей и сразу же были ориентированы на получение епископского сана. По возможности в то время сами профессора старались таких людей заменять белым духовенством. А Синод этому не особенно противился.

Вместо Духовно-учебного управления при Синоде был открыт Учебный Комитет, который существует и до сего дня. Председателем комитета был назначен человек, отлично знавший жизнь европейского христианства, парижский протоиерей Иосиф Васильевич Васильев (1821-1882), который, кстати говоря, является и строителем русской церкви на улице Дарю (rue Daru) в Париже. Это назначение ясно показывает, что тянулись именно к европейским формам организации христианского образования — по типу католической, англиканской, лютеранской.

В 1868 году был опубликован (и опять обратите внимание — не в углу на кровле написан, а опубликован) проект устава духовных академий. Его широко обсуждали и церковные, и светские круги. Это было важно для всех, ведь духовная академия — это культурная элита Церкви. Устав был утверждён Императором с поправками 30 мая 1869 года.

В академиях создавались три отделения — богословское, церковно-историческое, церковно-практическое. Богословское отделение — это настоящее богословие. Не просто поучился богословию, а потом пошёл на сельский приход. Нет, ты остаёшься при академии или идёшь преподавать в семинарию, ты можешь принимать сан, можешь не принимать, можешь служить в каком-то городе, где есть семинария или академия, а можешь не служить, можешь быть светским лицом, но важно, что ты получаешь фундаментальное богословское образование на высшем западном уровне.

Второе отделение — церковно-историческое — тоже очень важное. Сейчас мы увидим, что историческая тема стала крайне нужной и важной в России. Русское общество в то время фактически выходит из беспамятства. Оно пытается понять себя в отдельности и понять себя в контексте широкой истории — истории других народов, других церквей. Изучение церковной истории очень важный момент. Опять же это не просто игра в бирюльки, пока ты не стал сельским попом, а целое глубокое направление. Выпускники церковно-исторических отделений будут нести историческое образование в семинарии, академии, на пасторские курсы, в гимназии.

Третье — церковно-практическое отделение — готовит академически образованных пастырей.

После третьего курса академии тех, кто не добирал баллов до 4,5 (всего было 5 баллов), отчисляли. Они могли становиться священниками со званием действительного студента академии. А самым талантливым предлагали остаться на четвёртый год и защитить магистерскую диссертацию. Но здесь была ещё одна новость — защита магистерской диссертации теперь стала публичной, как это было принято с защитой докторской диссертации в светском университете. Кто угодно мог прийти на защиту и задать вопросы выступающим. Защита диссертации превращалась в публичный акт, потому что общество тогда внимательно относилось к тому, как достойные люди становились стипендиатами, магистрантами или докторами. Часто дискуссия шла целый день или даже два дня. Такое было замечательное время.

Естественно, наука о церкви тоже стала очень быстро развиваться. Специалисты по Русской церкви ректор Московской духовной академии протоиерей Александр Васильевич Горский (1812-1875), Евгений Евсигнеевич Голубинский (1834-1912), специалисты по древней церкви Алексей Петрович Лебедев (1845-1908), Иван Егорович Троицкий (1832-1902) и Василий Васильевич Болотов (1853-1900) — всё это люди, которые являются сокровищем русской церковной мысли. Это действительно крупнейшие учёные, труды которых до сих пор изучают.

6. Расцвет исторической науки

Как Русская церковь стремится к самопознанию, точно так же и общество стремится к самопознанию. Ещё при императоре Николае Павловиче в 1834 году в Санкт-Петербурге создаётся Археографическая комиссия. Начинают выходить - «Полное собрание русских летописей», «Дополнение к Актам историческим». Издание собрания русских летописей продолжается до сего дня. Археографические комиссии создаются в Киеве — в 1843 году, в Вильно — в 1863 году, в Тифлисе — в 1864 году. Изучаются архивы. Одно за другим создаются различные исторические общества. В 1877 году образовано общество любителей древней письменности. К 1916 году им опубликовано 188 выпусков «Памятников древней письменности». Основываются исторические журналы. «Русский архив» — Петром Ивановичем Бартенёвым (1829-1912) в 1863 году. Кстати, Бартенёв консультировал Льва Николаевича Толстого при написании «Войны и мира», чтобы описание было исторически релевантным. Генерал Сергей Николаевич Шубинский начинает издавать журнал «Древняя и Новая Россия» (1875-1881), с 1881 года — «Исторический вестник».

В 1859 году создаётся Императорская Археологическая комиссия. И в 1869 году проходит Первый археологический съезд. Такие съезды проводятся потом раз в три года и финансирует их из своих средств отец нашей археологии — граф Алексей Сергеевич Уваров (1825-1884), сын Сергея Семёновича Уварова, министра народного просвещения эпохи Николая Павловича.

Алексей Сергеевич отказался от дипломатической карьеры, слушал лекции в Гейдельберге и Берлине. Начал раскопки сначала в Ольвии и в Крыму. По результатам раскопок близ Суздаля пишет книгу «Меряне и их быт по курганным раскопкам». Он — основатель Московского исторического общества в 1864 году, инициатор создания и первый директор Исторического музея в Москве. В 1873 году Уваров делает очень важное открытие — он обнаруживает и описывает Фатьяновскую культуру (Фатьяново — местечко в Ярославской губернии) бронзового века (III тысячелетие до Р. Х.) - исключительно интересную и современную мегалитам культуру на территории центральной России.

Алексей Сергеевич прожил до 1884 года, и его жизнь была очень интенсивной интеллектуально. Его прекрасную усадьбу в Поречье большевики и война сильно разрушили. А когда-то «Порецкий Музеум» Уваровых с роскошным собранием книг, ценностей и предметов искусства славился как один из лучших музеев России.

Если археология связана с именем Уварова, то архивное дело связано с именем академика Николая Васильевича Калачова (1819-1885). Развитие архивного дела — это тоже эпоха Великих реформ. По инициативе Николая Васильевича в 1877 году открывается Археологический институт, готовивший архивистов и археологов.

Н.В.Калачов — издатель «Юридического вестника». Он подготовил крестьянскую судебную реформу. Он — председатель общества любителей российской словесности, гласный Московской думы, первый председатель Московского юридического общества, начавшего деятельность с января 1863 г. при Московском университете. Калачов — исследователь и издатель Русской правды, то есть он занимается юридическими памятниками глубокой древности и одновременно современности. Николай Васильевич — сторонник введения в наше гражданское судопроизводство обычного права народов России. Он очень подробно изучает это обычное право не только русского народа, а многих других народов Российской империи. Этот замечательный человек похоронен в своём имении Волхонщина Сердобского уезда Саратовской губернии.

Ещё один замечательный человек — Дмитрий Яковлевич Самоквасов (1843-1911), крупнейший археолог, известный тем, что вёл раскопки так называемой Чёрной могилы под Черниговом в 1873 году (курган Х века, в котором по легенде был погребен основатель Чернигова князь Чёрный). Именно Дмитрий Яковлевич ввёл в русский язык понятие городища как укреплённого поселения.

Но и, конечно, в эпоху Великих реформ трудились наши великие историки. Это — Сергей Михайлович Соловьёв (1820-1879), сын священника, профессор, с 1871 по 1877 год ректор Московского университета.

Мы все знаем его двадцатидевятитомную «Историю России», первый том которой выходит после трёх лет работы в 1851 году, а последний — уже после смерти автора в 1879 году. Он хотел довести повествование до своего времени, но не успел. Жизнь его была короткой — всего 59 лет - но очень интенсивной. Преподавание, ректорская деятельность, работа в архивах и каждый год том «Истории России» — вот так работал этот удивительный человек. А ещё каждое воскресение утром он на литургии в храме, каждый субботний вечер в театре, в опере или в балете, а по воскресным вечерам — приём гостей.

Кстати говоря, Соловьёв вводит периодизацию русской истории, которая в целом принята до сего дня, хотя не все с ней соглашаются и порой забывают о первом периоде. Периодизация Сергея Михайловича такова: Новгородский период, Киевский период, Владимирский период, Московский период, Петербургский период.

Этот по-настоящему великий учёный в 1877 году подал в отставку из-за охранительных контрреформ в Университете. Борис Николаевич Чичерин по этому поводу писал: «Катков и Толстой (Дмитрий Толстой — А.З.) с их клевретами выжили наконец из университета и этого достойного, всеми уважаемого и крайне умеренного человека. Честность и наука были опасным знаменем, от которого надобно было отделаться всеми силами». [Б.Н. Чичерин. Воспоминания… Изд. М. и С. Сабашниковых, 1929. с.249]

Разумеется, Чичерин здесь желчен, даже очень, но борьба между духовной свободой и абсолютистским охранительством действительно продолжалась. Однако, это была борьба, в которой именно духовная и политическая свобода шли в наступление, а охранительство, пусть с боями, но отходило. Это характерно для всего царствования Александра II.

У С.М.Соловьёва, кроме его знаменитой «Истории» есть целый ряд крупных работ, которые фактически дополняют основной труд и вообще должны были издаваться вместе с ним. Это «История падения Польши» (М., 1863), актуальная тогда книга, написанная в связи со Вторым Польским восстанием; «Император Александр I. Политика, дипломатия» (М., 1877), которой мы с вами широко пользовались; «Учебная книга русской истории» (М.,1859); «Общедоступные чтения по русской истории» (М., 1874); и, конечно, «Публичные чтения о Петре Великом» (М., 1872). Я не согласен с Соловьёвым в оценке Петра Великого, но то, что эта книга замечательная и великая - с этим я совершенно согласен. Что касается «Общедоступных чтений по русской истории», то, если Библия — это книга, необходимая для духовного формирования русского человека, «Общедоступные чтения» Соловьёва — это книга, совершенно необходимая для исторического формирования русского человека. Всё-таки «История России» — очень тяжёлая и сложная. И её двадцать девять томов даже историки, как правило, не могут прочесть от корки до корки.

Сменил Соловьёва в общественном звании «первого историка России» Василий Иосифович Ключевский (1841-1911) — академик, потом тайный советник, но тоже сын сельского священника, поначалу бедный, казённо-штатный студент, но с 1882 года профессор Московского университета. В отличие от Соловьёва, который был лектором довольно слабым, Ключевский — лектор блестящий. Он — человек либеральных взглядов. Конечно, всем известен его девятитомный курс русской истории, но его первая большая работа была посвящена Боярским соборам (издана в 1880-1881 году) и напрямую связана с идеей соборности, имея ввиду преобразование современных Ключевскому политических порядков в России, о котором тогда в русском обществе мечтали многие.

Ещё один крупный историк — Константин Николаевич Бестужев-Рюмин (1829-1897).

Его дядя Михаил Бестужев — один из казнённых декабристов. Константин Николаевич начал свою научную деятельность молодым человеком с перевода очень модной тогда книги «История цивилизации в Англии» (1863-64) фактические своего современника Генри Томаса Бокля (1821-1862). Он преподавал русскую историю великому князю Александру Александровичу, будущему императору. Бестужев-Рюмин — знаменитый исследовать русского летописания. Его же перу принадлежат два очень интересных тома русской истории — первый том описывает период до конца XV века (1877), второй том охватывает эпоху Василия III и Ивана Грозного (1885), а также работы по смутному времени. Если Соловьёв проводил линию единства русского государства от эпохи к эпохе, и для него самым главным была линия преемства центральной власти от Новгорода до, в конечном счёте, Петербурга, а Ключевский вообще больше интересовался социальной историей, то Бестужев-Рюмин проводил совершенно другую линию — линию федерализма и подчёркивал разнообразие русских традиций. Он тщательно изучал историю и культурный уклад отдельных княжеств, таких как Тверское, Рязанское, чтобы показать, что Россия многообразна. И политически тоже был сторонником федерализации России.

Ещё в большей степени сторонником федерализации России был Николай Иванович Костомаров (1817-1885), в первую очередь известный по его «Русской истории в жизнеописаниях её главнейших деятелей». Это действительно известная работа, но есть другие.

Жизнь Костомарова была непростой. Он был крепостным собственного отца. Дело в том, что его мать, крепостная девушка Татьяна Мельникова, была принуждена его отцом, уже немолодым человеком, к сожительству и в семнадцать лет родила Николая Ивановича. Отец в 1828 году был убит своими крепостными за свирепость. Мать Костомарова получила вольную. И он уже учился в университете свободно. Но ему тоже не везло. Его книгу/диссертацию «о значении унии в Западной России» при Николае I в 1842 году велено было сжечь из-за неудачных выражений. Через два года после этого она защитил новую диссертацию «О русской народной поэзии».

Сам выходец из внутренней России, он был буквально вдохновлён идеей украинства и своеобразием украинского народа и вообще идеей многообразия России. Если для Соловьёва центральная тема — эта последовательность периодов, то для Николая Ивановича Костомарова — это многообразие исторического опыта. Поэтому он вступает в Кирилло-Мефодиево братство вместе с Тарасом Григорьевичем Шевченко и Пантелеймоном Александровичем Кулешом. И поэтому он оказывается арестованным и проводит 1848 год в Петропавловской крепости, а потом отправляется в ссылку в Саратов. Но новое царствование открывает возможности и ему. Лекции Костомарова пользовались неслыханным успехом. Он не был блестящим лектором, но материал, которым он делился, был настолько интересным, что люди валом валили его слушать. Любовь к летописям, умение читать их, вычленять в них правду и отделять её от идеологии — это была его любимая тема, и огромное количество русских людей, в том числе и историков, было научено им и любви к летописному материалу, и критическому отношению к нему.

Николай Иванович говорил: «Вступая на кафедру, я задался мыслью в своих лекциях выдвинуть на первый план народную жизнь во всех её частных проявлениях… Русское государство складывалось из частей, которые прежде жили собственной независимой жизнью, и долго после того жизнь частей высказывалась отличными стремлениями в общем государственном строе. Найти и уловить эти особенности народной жизни частей русского государства составляло для меня задачу моих занятий историей». [Н.И. Костомаров. Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей: в 2 т. СПб, 1896—1903]

Костомаров печатался в украинофильском журнале «Основа». В статье 1861 года в третьем номере этого журнала он говорил о двух русских народностях. Не о том, что украинцы — это часть русского народа, как сейчас говорят даже официально, а о том, что есть две русские народности, и они равны (а во многом, возможно, нынешняя украинская народность выше, глубже и богаче великорусской народности). «Оказывается, что русская народность не едина; их две, а кто знает, может быть их откроется и более, и, тем не менее, они — русские», — писал он. [Н.И. Костомаров. Две русские народности. Основа. СПб., 1861. №3. - С.33-80] «В первой половине нашей истории» является «в совокупности шести главных народностей, именно: 1) Южнорусской, 2) Северской, 3) Великорусской, 4) Белорусской, 5) Псковской и 6) Новгородской». [Н. И. Костомаров. Мысли о федеративном начале в Древней Руси. СПб, 1861]

Кстати говоря, Костомаров отстаивал право Украины быть Украиной в ответ на притязания не только Великороссии, но и Польши. И с польскими историками вёл не менее решительную полемику, утверждая, что Украина — это самостоятельное образование, не великорусское и не польское.

Ещё Николай Иванович очень много внимания уделял Новгороду. Его книга «Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада» крайне интересна (переиздана в 1994 году под названием «Русские республики»). Очень рекомендую её прочесть. Кстати говоря, Костомаров обнаружил братскую могилу новгородцев на реке Шелонь, погибших в битве 1471 года на южном берегу озера Ильменя. Эта битва положила конец независимости Новгорода.

Этому замечательному человеку с 1862 года было воспрещено чтение лекций и преподавание в университетах, потому что он читал не то, что нравилось власти. Власти не желали развития ни украинства, ни федерализма. Однако научную деятельность Костомаров продолжал, никто его не арестовывал, не сажал. Он печатался, выступал с публичными лекциями там, где мог. Стал одним из замечательных русских историков. Другие его тоже очень интересные работы — это «Смутное время Московского государства» и «Последние годы Речи Посполитой».

7. Филология и философия

Конечно, в этом нашем культурном обзоре, неизбежно поверхностном, надо обязательно вспомнить Владимира Ивановича Даля, словарём которого мы все пользуемся, как правило, считая этот словарь наилучшим русским толковым словарём.

Даль родился в Луганске и подписывался как «Казак Луганский». Но он не был коренным жителем Донбасса. Его отец Йохан Христиан, библиотекарь Екатерины II, был датчанином, лютеранином, знатоком многих языков. Мать – немка Юлиана Фрейтаг, очень культурная женщина. И сам Владимир Иванович Даль был и военным, и хирургом, и гомеопатом - очень разносторонней личностью. Его «Толковый словарь живого великорусского языка» — это ведь тоже время Великих реформ (он вышел в 1861-1868 гг.) «Живой народный язык, — пишет Даль, — сберёгший в жизненной свежести дух, который придаёт языку стройность, силу, ясность, целость и красоту, должен послужить источником и сокровищницей для развития образованной русской речи». Видите, и он, этот датчанин, смотрит в будущее России и хочет, чтобы это будущее было культурным, язык был богат, а русская речь образованной.

Вторая работа Даля тоже эпохи Великих реформ — это собрание «Пословицы русского народа», которое вышло в 1862 году. Кстати, незадолго до смерти Владимир Иванович перешёл в православие из лютеранства.

Основоположником настоящей (не школьной, а настоящей) русской философии, как строя мысли и правильного аналитического рассуждения, безусловно, является Владимир Сергеевич Соловьёв. Сын Сергея Михайловича Соловьёва. И богослов, и философ.

Владимир Сергеевич Соловьёв родился в 1853 году и умер в 1900 году, прожив короткую жизнь. На период Великих реформ приходится его первое замечательное творение — «Чтения о богочеловечестве», то есть о движении человечества к осознанию своего божественного естества. Лекции, которые составили это произведение, он читал в 1878 году в Соляном городке Санкт-Петербурга с 29 января по конец марта. А 6 апреля 1880 года Владимир Сергеевич защитил докторскую диссертацию «Критика отвлечённых начал». Еще один его значительный труд — «Лекции по истории философии» (1880-1882 гг.)

Потом, из-за того, что он дал совет Александру III не казнить убийц своего отца, проявить христианское милосердие, он был отставлен от кафедры и запрещён в преподавании в университетах. И последнюю часть жизни, начиная с 1882 года, провёл как свободный философ. Трудно сказать, что было бы, если бы Александр III послушал этого мудрого человека… Может быть, было бы лучше? Кто знает. Но самобытную русскую философию обычно начинают именно с Владимира Соловьева.

8. Развитие естественных и точных наук

В 1859 году возникло общество русских физиологов — так называемое «Пироговское общество». В 1866 году — Русское технологическое общество. В 1868 году — Русское химическое общество. В 1869 году Дмитрий Иванович Менделеев (1834-1907) объявил об открытии им периодической системы элементов. И опять же — всё это Великие реформы. Причём Менделеев, которого мы порой воспринимаем как уникальное явление в затхлой русской жизни, был не уникальным явлением, хотя и первым из многих, и жизнь тогда была совсем не затхлой. Дело в том, что в Санкт-Петербурге в это время существовало целое сообщество активно работавших выдающихся русских химиков — это Николай Николаевич Бекетов (1827-1911), Александр Михайлович Бутлеров (1828-1886), ректор Казанского университета, Николай Александрович Меншуткин (1842-1907), Владимир Васильевич Марковников (1838-1904). Целая плеяда крупных химиков, которые работали именно в это время и совершили ряд выдающихся открытий.

Крупнейшим физиком России эпохи Великих реформ был Александр Григорьевич Столетов (1839-1896), который в 1870 году основал первую физическую лабораторию в Московском университете. Его учениками являются Николай Алексеевич Умов и знаменитый физик Пётр Николаевич Лебедев.

Инженерами-изобретателями были Александр Николаевич Лодыгин (лампа накаливания, 1873 год) и Павел Николаевич Яблочков (дуговая электрическая лампа с параллельным угольным стержнем, 1875 год). Эти открытия были не втуне. Лампы накаливания использовались в Петербурге, а лампами Яблочкова был освещён Париж.

Математическая школа эпохи Великих реформ — это, конечно, Пафнутий Львович Чебышёв (1821-1894), Николай Васильевич Бугаев (1837-1903), создатель Московского математического общества, и, конечно, наш замечательный математик Софья Васильевна Ковалевская (1850-1891), дочь генерал-лейтенанта Корвин-Круковского и Елизаветы Шуберт.

Её муж, фамилию которого она носила, — учёный-геолог, палеонтолог и зоолог, основатель эволюционной палеонтологии, доктор философии Владимир Онуфриевич Ковалевский, брат замечательного русского биолога, ординарного профессора Александра Онуфриевича Ковалевского (1840-1901). Изначально брак Софьи и Владимира был фиктивный. По правилам того времени учиться в университете в Европе русской женщине можно было только с разрешения мужа или отца. Отец разрешения не давал, и Софья Васильевна вышла замуж за просвещённого молодого учёного и получила разрешение от него. Но, как часто бывает в фиктивном браке, между супругами со временем возникла любовь, и они много лет жили уже в настоящем браке, у них родился ребёнок. В 1874 году Софья Васильевна стала доктором философии Гёттингена, а в 1881 году уже в Петербурге стала доцентом математического общества. С 1884 года она — профессор в Стокгольмской высшей школе. К этому времени её муж, увы, покончил жизнь самоубийством.

В конце 1880-х годов близким другом Софьи Васильевны был однофамилец её мужа социолог Максим Ковалевский, который сделал ей предложение. Но второй раз замуж выходить она не захотела. В 1894 году она умерла от плеврита. Похоронена Софья Васильевна в Стокгольме.

9. Культура

Конечно, мы все знаем главные имена произведений русской культуры, литературы, музыки, но не всегда задумываемся о том, что и они были созданы во время Великих реформ. «Война и мир» Льва Николаевича Толстого — 1867-1869 год, «Анна Каренина» — 1873-1877 год. «Записки из мёртвого дома» Фёдора Михайловича Достоевского — 1860-1861 год, его «Униженные и оскорблённые» — 1861 год, «Преступление и наказание» — 1866 год, «Идиот» — 1868 год, «Бесы», пророческие «Бесы» — 1871-1872 год, последний роман Достоевского «Братья Карамазовы» — 1879-1880 год.

И хотя у Фёдора Михайловича, особенно в дневниках, много всего понамешено и не всё всем нравится, но его финальная речь на открытии памятника Пушкину 1880 года для нас особенно значима: «Назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное… стать настоящим русским, значит стать братом всех людей». То есть он говорит не о том, что русские самые лучшие, самые главные, самые талантливые, а о том, что русские должны стать частью мира, стать частью Европы, а не отделяться ото всех, чего сейчас хотят некоторые не очень разумные политики. Вот такое завещание нам оставил Достоевский, умерший в январе 1881 года.

Как и Достоевский, который является настоящим певцом реформ, Иван Сергеевич Тургенев — тоже певец реформ. И, как и Достоевский, он — критик революционного нигилистического направления. Его «Рудин» — это 1856 год, «Дворянское гнездо» — 1859 год, «Накануне» — 1860 год, «Отцы и дети» — 1862 года, «Дым» — 1867 года, «Новь» — 1877 год.

Главное произведение Ивана Александровича Гончарова: «Обломов» — 1859 год, его же «Обрыв» — 1869 год.

Александр Николаевич Островский, автор 40 драм, создал свою знаменитую «Грозу» в 1859 году. Пьеса «Свои люди — сочтёмся» была написана ещё при Николае Павловиче, но на эту драму жаловались, за неё он был жестоко репрессирован, Николай I лично приказал ничего из написанного Островским на сцене не ставить и вообще отправить Александра Николаевича под надзор полиции. Но в 1861 году пьеса была поставлена. А в 1870-е годы Островский начинает писать исторические драмы и, кстати, очень неплохие — «Козьма Захарьич Минин-Сухорук», «Дмитрий самозванец и Василий Шуйский» и другие. В этом выражается и его желание восстановить историческую память.

Лучший роман Николая Семеновича Лескова «Соборяне» — это 1872 год, «Леди Макбет Мценского уезда» — 1864 год, роман «На ножах», в котором описывается русское нигилистическое подполье, — 1870-1871 год. Этот роман создан практически одновременно с «Бесами».

Русская культура отзывалась на нигилистический вызов, понимая, что на самом деле вызов этот — бомба, которая может уничтожить Россию и уж тем более реформы. Так и случилось: эта бомба действительно уничтожила реформы, а потом и Россию.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, Алексей Константинович Толстой, Федор Иванович Тютчев, Афанасий Афанасьевич Фет и, конечно, Николай Алексеевич Некрасов — всё это тоже Великие реформы.

Если говорить о музыке, то Михаил Иванович Глинка, как его называли — «Пушкин в музыке», это ещё, конечно, эпоха Николая Павловича («Руслан и Людмила» — 1842 год, «Жизнь за царя» — 1836 год). Но уже следующее поколение, которое сделало русскую музыку ценнейшем элементом европейской музыкальной культуры, это эпоха Великих реформ.

В 1857 году создаётся «Могучая кучка» Балакирева, которая выступает против академического стиля в музыке. Её составляют музыканты, композиторы, но не профессиональные, все они — люди других профессий. Цезарь Кюри — генерал, Модест Петрович Мусоргский — офицер. «Борис Годунов» Мусоргского написан в 1872 году, «Хованщина» — в 1880 году. Это народные музыкальные драмы. Александр Порфирьевич Бородин – химик. Его «Князь Игорь» — это тоже вспоминание русского прошлого, - «Слово о полку Игореве».

«Псковитянка» Николач Андреевича Римского-Корсакова — это 1872 год. Кстати говоря, Римский-Корсаков завершал неоконченные произведения Мусоргского — и «Хованщину», и «Бориса Годунова». Бог дал ему более долгую жизнь — он жил и прекрасно работал до 1908 года.

Антон Григорьевич Рубинштейн в 1859 году создаёт «Русское музыкальное общество» и Петербургскую консерваторию. А Николай Григорьевич Рубинштейн, его брат, — Московскую консерваторию. Противоположная консерватории Свободная школа музыки в Петербурге была создана в 1862 году. И наконец, Пётр Ильич Чайковский. Это всё Великие реформы. Его «Лебединое озеро» создано в 1876 году.

Так что вы видите — политическое освобождение, социальное освобождение неразрывно и неотрывно от освобождения религиозного, культурного и чисто научного. Дух народа пробуждается. Великое духовное пробуждение — вот то, что породили Великие реформы. Это то, что должно было создать новую Россию и уже начало её создавать. И тем более тяжко, дорогие друзья, что всё это было срублено на корню в революционные 1917-1922 и последующие большевицкие годы. И до сих пор мы не являемся наследниками этого великого прошлого, а скорее смотрим на него так, как современные арабы Египта глядят на великие пирамиды, как бы говоря — прекрасно, но что-то мы совсем ничего в этом не понимаем. Я думаю, что задача будущей России состоит в том, чтобы восстановить эту культурную связь с лучшей эпохой русского прошлого, и в духе общественной и политической свободы достичь нового подъёма религиозной, культурной и научной жизни.