1. О. фон Бисмарк-Шенгаузен. Воспоминания. Мемуары. Том 1-2. Аст, 2001.
2. У.Ю. Гладстон, Болгарские ужасы и восточный вопрос Автор: Гладстон У.Ю. Издательство: С.-Петерб. отд. Славян. ком. Год: 1876.
3. А.А. Григорьева, Панславизм: идеология и политика: 40-е годы XIX — начало XX века: Монография. Иркутск: Аспринт, 2013.
4. А.А. Григорьева, Становление российского панславизма в 40-80-е годы XIX века// Русская философия: история, методология, жизнь. Полтава: ООО «АСМИ», 2011.
5. В.Я. Гросул. Революционная Россия и освободительное движение на Балканах в 70-х гг. XIX в.//Новая и Новейшая история. - 1978. - №2.
6. С.И. Данченко. Развитие сербской государственности и Россия. - М., 1996.
7. Н.А. Дулина. Танзимат и Мустафа Решид-паша. М., 1984.
8. Н.Н. Дурново. К истории сербско-турецкой войны 1876 г. // Исторический вестник. - 1899. - № 2.
9. С.А. Жигарев. Русская политика в восточном вопросе (её история в XVI—XIX веках, критическая оценка и будущие задачи). Историко-юридические очерки. М., 1896, Т. I—II.
10. А.Г. Жомини. Россия и Европа в период Крымской кампании. Вестник Европы, 1886. №2-10.
11. А.Б.Зубов. Политическая культура Ливана: Прошлое и настоящее конфессиональной де­мократии//Народы Азии и Африки. 1983, №2.
12. В.О. Ключевский. Курс русской истории. Собрание сочинений в девяти томах. М.: Мысль, 1987—1990.
13. В.О.Ключевский. Краткое пособие по Русской истории. М., 1906.
14. И. Козьменко. Русское общество и Апрельское болгарское восстание 1876 года // «Вопросы истории», № 5, май 1947. стр.95-108
15. А.А. Корнилов. Курс Истории России XIX века. M., 2004.
16. А.А. Корнилов. Общественное движение в России при Александре II. М., 1909.
17. Д.А. Милютин. Дневник 1873-1882. Т.1. М.: Захаров, 2016.
18. С.Ф. Платонов. Лекции по Русской истории, М. 2000.
19. З. Стоянов. Записки о болгарских восстаниях (пер. с болг.). М., 1953.
20. С.С. Татищев. Император Александр II, его жизнь и царствование. Изд. А.С. Суворина, 1903. Переиздание в 2-х томах. М. Академический проект, 2018.
21. А.А. Улунян. Апрельское восстание 1876 г. в Болгарии и Россия. М., 1978.
22. Е.М. Феоктистов. За кулисами политики и литературы (1848-1896). М.: 1991.
23. П.А. Чихачев. Великие державы и Восточный вопрос. М.: Наука, 1970.
24. И.Л. Фадеева. Османская империя и англо-турецкие отношения в середине XIX в. М„ 1982.
25. Априлско възстание 1876 г. Сб. от документи и материали. тт. 1-3. / под ред. на проф. Ал. Бурмов. София, 1954—1956.
26. Славянское движение XIX-XX вв.: съезды, конгрессы совещания, манифесты, обращения. М., 1998
27. D.T. Bataković. The Serbs of Bosnia & Herzegovina: History and Politics. Paris: Dialogue, 1996.
A. Bitis. Russia and the Eastern Question: Army, Government and Society, 1815–1833, 2007.
28. R. Davison. Reform in the Ottoman Empire. 1856 - 1876. Princeton, 1963.
29. E. Engelhardt: La Turquie et le Tanzimât ou histoire des réformes dans l'Empire Ottoman depuis 1826 jusqu'à nos jours. 2 Bände. Cotillon, Paris 1882—1884.
30. H. İnalcık. The Middle East and the Balkans under the Ottoman Empire: Essays on Economy and Society. Indiana University Turkish Studies and Turkish Ministry of Culture Joint Series. Vol. 9. Bloomington, 1993.
31. A.H. de Jomini. Étude diplomatique sur la guerre de Crimée, par un ancien diplomate. (Париж, 1874; перепечатан в Петербурге в 1878 г.)
A. T. Gallagher. Outcast Europe: The Balkans, 1789-1989: From the Ottomans to Milosevic, 2013.
32. W. Langer. European Alliances and Alignments 1870–1890. 2nd ed., 1950.
A. A. Lobanov-Rostovsky. The Grinding Mill: Reminiscences of War and Revolution in Russia 1913—1920, Macmillan New York, 1935.
A. A. Lobanov-Rostovsky. Russia and Asia, Macmillan New York, 1933.
A. A. Lobanov-Rostovsky. Russia and Europe: 1789—1825. Durham, Duke University Press, 1947.
A. Lobanov-Rostovsky. Russia and Europe. 1825-1878. Ann Arbor. (Michigan), 1954.
33. J.A. MacGahan. The Turkish Atrocities in Bulgaria. Letters of the Special Commissioner of the Daily News, J.A. MacGahan, Esq. London, 1876. (русский перев. 1877).
34. R. Millman. Britain and the Eastern Question, 1875–78. Oxford University Press, 1979.
35. J. Milojkovic-Djuric. Panslavism and National Identity in the Balkans, 1830-1880. N.Y.: East European Monographs, 1994.
36. B.M. Petrovich. The Emergence of Russian Panslavism, 1856-1870. Columbia University Press, 1956.
37. M.S. Radoičić. Hercegovina i Crna Gora 1875-1878 (in Serbo-Croatian). Savez udruženja boraca NOR-a, Opštinski odbor, 1966.
38. G.H. Rupp. A Wavering Friendship: Russia and Austria, 1876-1878. Harvard University Press, 1941.
39. M.S Smith. The Eastern Question, 1774-1923, L. 1966.

1. Вступление

Дорогие друзья, мы начинаем лекцию, которая входит в завершающий цикл царствования Александра II. Великие реформы позади, а впереди война, которая во многом подорвала силу России и обусловила очень многое вплоть до Первой Мировой войны, Революции 1917-22 гг. и всего последующего. Да, именно Балканская война, о которой мы будем говорить в следующей лекции, создала все предпосылки для начала Первой Мировой войны. Мир очень не хотел, чтобы эта война произошла, но она произошла. А о том, как к ней двигалась Россия и как к ней двигалась Европа, речь пойдёт сейчас.

Как правило, о Балканской войне или Русско-турецкой войне (что будет более правильно сказано, ведь она велась и на Кавказском театре тоже) 1877-1878 годов говорят очень коротко и только в одном наклонении — что это была освободительная война славянских народов против османского ига, что Россия братски поддержала славян. Но на самом деле всё намного-намного сложнее и в некотором смысле даже совсем не так. И чтобы показать, как именно, мне пришлось посвятить специальную и большую лекцию предпосылкам этой Русско-турецкой войны, которую я назвал «Балканский кризис 1875-1877 годов».

Нам надо с вами вспомнить, что по Парижскому мирному договору марта 1856 года России и Турции было запрещено иметь флот, крепости и арсеналы на Чёрном море. Но статьи (11-я и 13-я), констатирующие это, были отменены в 1871 году на Лондонской конференции. А вот другие статьи Парижского договора продолжали действовать, и о них у нас рассказывают намного реже. В 8-й статье говорилось о том, что в случае если Россия вновь нападёт на Турцию, Англия и Австрия, являясь гарантами целостности Османской империи, дадут ей отпор. В миролюбие России не очень верили. Все помнили, что в 1853 году именно Россия напала на Османскую империю, и это послужило началом Восточной войны, которую у нас называют Крымской. Так вот, чтобы этого вновь не произошло, было выставлено условие не только нейтрализации Чёрного моря, но и условие о защите Англией и Австрией Османской империи. Это положение действовало, и турки чувствовали себя более спокойно, понимая, что они не один на один перед Россией.

Но при этом 9-я статья Парижского договора определяла, что христиане и мусульмане Османской империи должны иметь равные права. Османская империя в 1856 году перестала быть только мусульманским государством, а стала мусульманско-христианским (и даже шире — всеисповедным - были также иудаистские общины, алавитские, друзские, йезидские), и все подданные султана должны были быть равны. Таково было новое и твёрдое требование. И султан, подписавший Парижский договор, подписал также соответствующий фирман (указ) о равноправии всех исповеданий, и, в первую очередь, христиан и мусульман, в своей империи. Это был очень важный момент. Защищать Турцию Англия и Австрия были готовы, но только Турцию новую с равными правами для всех её религиозных и языковых сообществ.

Как же русские историки относились к периоду, предшествующему Русско-турецкой войне?

Вот мнение корифея русской истории Василия Осиповича Ключевского: «По условиям Парижского мира 18 марта 1856 г. … восточные христиане были поставлены под общее покровительство великих держав Европы и сама Турция, существование которой было формально признано необходимым для поддержания европейского равновесия, была принята в систему европейских держав, то есть стала под опеку тех же держав-покровительниц, как государство неполноправное. Так восточный вопрос в пределах Европы из русско-турецкого превратился в международный, обще-европейский… Совместный протекторат великих держав не умиротворил Востока, не примирил турецких христиан с магометанами, хотя Парижский трактат обязал Порту уравнять в правах первых с последними. Виды западно-европейской дипломатии на возрождение Турции посредством реформ и на удержание христианских народностей под её властью сокрушились о косность и религиозный фанатизм турок и о неудержимое стремление христиан к свободе». [Краткое пособие по русской истории, с. 147]

Здесь почти всё сказано верно, кроме оценочных определений, таких как — турки косные и религиозные фанатики, а христиане имеют высокое стремление к свободе. Между тем, можно сказать, и вы это увидите, что узкий национализм и религиозный шовинизм славянских народов во многом вызвал эту ужасную войну 1877-1878 годов — на самом деле первую в череде войн ХХ века. То есть Ключевский правильно описал обстоятельства, но дал оценки, соответствующие его времени, когда было понятно, что твои друзья всё делают хорошо, а твои враги всё делают плохо. Мы должны помнить, что Василий Осипович не дожил до двух Балканских войн и до Первой Мировой войны. Доживи, он со своим сильным историческим умом безусловно бы понял, что эти Балканские войны и Первая Мировая война являются прямым результатом того самого «неудержимого стремления христиан к свободе».

Сергей Фёдорович Платонов в своих лекциях, которые он редактировал прямо в год революции, в 1917 году, писал: «После Парижского мира 1856 г. «восточный вопрос» для России не потерял своей остроты. Русское правительство не могло отказаться от старого права покровительства и защиты православных подданных султана, тем более, что другие державы, приобретшие право протектората над балканскими славянами, мало заботились об устройстве их быта и об охране их безопасности. Нежелание турок смягчить своё управление в славянских областях, заселённых сербами и болгарами, вело за собой вмешательство русской дипломатии. Это вмешательство озлобляло турок и вызывало беспокойство и ревность со стороны Англии, так как Англия боялась соперничества России в Турции, как боялась его и в Средней Азии. Таким образом, мало-помалу создалась постоянная неприязнь между Англией и Россией по поводу балканских дел и тайная поддержка турок англичанами. Вступаясь в турецкие дела Россия всегда имела против себя Англию». [Лекции по Русской истории, М. 2000, с.733]

Здесь всё сказано совсем неправильно. Мы знаем, что Англия была одним из гарантов территориальной целостности турецкого государства и одновременно гарантом религиозного равноправия его народов. И то, что была какая-то ревность Англии к России, всё это чепуха. Но, к сожалению, именно эти слова профессора Платонова до сих пор повторяются на все лады многими нашими историками. На самом деле было иначе. И о том, как именно иначе, мы сейчас и поговорим.

2. Идеология панславизма

Нам с вами надо вспомнить то, что я рассказывал в лекциях о революции 1848 года (лекции 39 и 40). Именно тогда совсем не в России, а среди славян Габсбургской империи, в основном намного более развитых и культурных, чем русское общество 1840-х годов, родилась идеология панславизма. Да, панславизм — не русская идеология. Это идеология, которая появилась в Австрийском государстве как раз в тот момент, когда оно должно было стать Австро-Венгрией. Славяне там хотели, чтобы это государство стало триединой монархией Австрии, Венгрии и славянских народов.

2-12 июня 1848 года во дворце Жофин в Праге проходит съезд (конгресс) Славянских народов. В ответ на Всегерманский сейм во Франкфурте съезд принимает решение о создании славянского сообщества. Председатель съезда - Франтишек Палацкий — создатель австро-славизма — идеи властной автономии славян в Австрийской империи. Империя, как объявляют деятели конгресса, должна стать триединой – германо-мадьяро-славянской.

Большинство представителей славян (на съезде были представители славян не только из самой Австро-Венгрии, но и из других стран, в том числе из Сербии и Черногории) вовсе не хотели отделяться от Австро-Венгрии. Они прекрасно понимали, что Австрийское государство развито, и требовали в нём полного равноправия — такого же, какое получили венгры. Хотели, чтобы Империя была не двуединой, а триединой. И в этом смысле предлагали добавить на флаг Австрии славянские цвета. Вы помните, что флаг Австрии был красно-бело-красный, но после того, как Империя стала двуединой, нижнюю полосу разделили пополам на красную и зелёную, потому что флаг Венгрии красно-бело-зелёный. Так вот славяне хотели видеть на этом флаге и свои цвета — бело-сине-красный.

На состоявшемся съезде участники приняли обращение и утвердили гимн «Гей, славяне» — революционный гимн, который призывал к тому, чтобы в огне революции родилась славянская общность. Вот его последние слова:

«Гром и ад! Что ваша злоба,
Что все ваши ковы,
Коли жив наш дух славянский!
Коль мы в бой готовы!

Дал нам Бог язык особый —
Враг то разумеет:
Языка у нас вовеки
Вырвать не посмеет».

В соответствии с идеями того времени (национального романтизма) язык, этнос — это некая коллективная общность. Так тогда думали очень многие. А тот, кто против этого, — обязательно враг. А против, если мы говорим о славянах Австро-Венгрии, в первую очередь были германцы, в какой-то степени венгры, ревновавшие к славянам свой новый, равноправный с немцами и с таким трудом и кровью обретенный статус. В отношении славян Османской империи врагами считались турки.

Как вы помните, русское общество в те годы буквально проснулось как славянское. Отсюда и название «славянофилы». Это было общество Киреевского, Аксакова, Хомякова. Название не совсем справедливое для этого направления русской философии, но справедливое для общественной мысли. Общественным лидером славянофилов считался Михаил Погодин, а потом профессор Санкт-Петербургского университета и Санкт-Петербургской духовной академии Владимир Иванович Ламанский (1833-1914). Идея последнего была в противопоставлении (видите, обязательно противопоставление, обязательно конфликт, хотя бы идейный, хотя бы культурный) греко-славянского и романо-германского миров. Замечу, что после войны 1878 года популярность панславизма постепенно угасает, и вместо панславизма появляется уже славянский регионализм (балканский и иной).

Князь Андрей Анатольевич Лобанов-Ростовский (1892-1979), американский профессор, русский эмигрант, до того русский офицер, учившийся после Гражданской войны в École Libre des Sciences Politiques, как раз занимался проблемой отношений России и Европы, России и славянства. В своей книге «Russia and Europe: 1825—1878» он писал: «Говорить… о панславизме как некоей макиавеллистской политике, изобретённой и официально поддерживаемой русским правительством – полная бессмыслица… Идеология панславизма выражала настроение и мечту об освобождении всех славянских народов от иностранного владычества и создании некоей федерации между ними». [Russia and Europe. 1825-1878. Ann Arbor. 1954. P.258-259] Речь шла о создании или федерации славянских народов, или о равноправии славян с другими народами в Австрийской империи, но в любом случае это было, конечно, не создание русского государства. Наоборот, русские цари, вообще негативно относившиеся к любой революции, относились негативно и к славянскому революционному делу. Это можно сказать о Николае I и долгое время об Александре II.

Эпоха Великих реформ, как вы понимаете, открыла путь русскому общественному мнению. До этого русское общество молчало, теперь оно заговорило. И идея славянской общности стала очень модной. В Москве, в Киеве, в Одессе, в Петербурге были основаны славянские комитеты. В 1867 году проведены Славянская этнографическая выставка и съезд в Москве. Австрия была очень недовольна. Она хотела перехватить инициативу и быть объединителем славян вместе с венграми и немцами в одно многонациональное государство. Но здесь была одна сложность. Дело в том, что венгры и австрийцы — католики, а вот среди славян только часть исповедовало католическую веру: это чехи, словаки, словенцы, хорваты, поляки и отчасти украинцы Галиции. Другие же были православными, но они большей частью (кроме украинцев Буковины и русин Карпат) пока ещё не входили в состав Австрийского государства. Православные славяне особенно тянулись к России, желая там найти опору своим чаяньям. Каким? Очень простым. Они хотели независимости, то есть отделения от Турции и создания самостоятельных славянских государств.

Александр II, принимая славян из Австрии и Балкан во время съезда 1867 года, приветствовал их как «славянских братьев на родной славянской земле» (имея в виду — настоящая ваша родина в России), в чём для турок и для австрийцев был некий оттенок провокации. Что касается сербов и черногорцев, то это, возможно, было и так, и в какой-то степени они так о себе думали, но что касается чехов, тем более поляков, словенцев, то к ним это относилось в очень небольшой степени. Они всё-таки хотели остаться культурными народами Центральной Европы, не разрывая полностью связь с германским миром, входя в него своей равноправной частью.

3. Османская империя в политических воззрениях Европейских держав

После того, как была разрушена система турецкого диктата и в Османской империи султанским фирманом был введён принцип равноправия христиан и мусульман, определились некие позиции у мировых держав.

Англия выступала за целостность Османской империи и реформы в ней. Говорить, что Англии по каким-то причинам — торговым, коммерческим — была выгодна целостность Османской империи, совершенно неправильно. Британская империя прекрасно понимала то, что сейчас хорошо понимает и в чём в последнее время смог убедиться с полной ясностью весь культурный мир. Она понимала, что нерушимость государственных границ — это важнейший принцип политической стабильности. А стабильность — это, понятное дело, и торговля, и экономическое развитие, и культурное развитие, и, как сейчас говорят, свободное перемещение людей, товаров и идей. Именно поэтому Англия была за целостность Османской империи. Но и за реформы в ней. Меньше всего англичане хотели консервации средневекового мусульманского доминирования в Османской империи. Они выступали как раз за абсолютное осуществление парижских соглашений, равноправие и самоуправление всех народов, в первую очередь народов христианских.

Иначе смотрела на ситуацию Австрия. Австрийская империя вовсе не была враждебна славянам. Если бы она была таковой, она бы распалась. Никто славян там не держал за людей второго сорта и никто их там не давил. Они совершенно свободно, как вы помните, даже во время революции собрались на конгресс в Праге. Речь шла о другом. Австрия хотела сама стать центром объединения славян на Балканском полуострове. Это была глубокая мысль, связанная с тем, что Австрийский император считал себя наследником Римских императоров. И поэтому балканские владения древней Римской, а потом Византийской империи, он рассматривал как своё наследство. Речь, конечно, необязательно шла и скорее всего не шла о том, что все славянские территории войдут в состав Австро-Венгрии. Но Австрия хотела иметь такие союзные славянские государства, как Сербия, Черногория, Греция, возможно, Болгария. Они православные, они не в составе Австро-Венгрии, но они союзные с ней, а не с Россией — вот принцип австрийский.

Германия была далека от этой проблематики. Её волновало тогда другое. Только что, в 1871 году, объявившая себя империей, разгромив Францию во Франко-прусской войне, Германия Бисмарка мечтала быть гегемоном в Европе. Но Германия боялась французского реванша — она ведь отобрала у Франции Эльзас и Лотарингию. А больше всего на свете опасалась удара с двух сторон — от Франции и России. Поэтому ей хотелось иметь Россию надёжным союзником, в идеале, конечно, союзником младшим, как Австро-Венгрия, но это было бы слишком прекрасно. Бисмарк понимал, что Россия в то время — сильная страна, и на вторые роли она никогда не согласится. Поэтому иметь Российскую империю равным, но союзником — вот была главная задача Германии. И поэтому Германия была готова поддерживать практически все цели и инициативы России, чтобы привлечь ее к себе.

Если говорить о Франции, то после свержения монархии Наполеона III, поражения во Франко-прусской войне, она на какое-то время ушла с политической сцены и балканские вопросы стали её волновать в малой степени, хотя в эпоху Наполеона III заботили весьма.

Что же касается России, то позиция императорского правительства была однозначной — всячески избегать европейской войны из-за Турции. Россия чувствовала себя униженной после поражения в Крымской войне, с трудом восстановила свои права на Чёрном море, но она проводила Великие реформы, она преобразовывала в том числе армию и флот (вы помните, что военная реформа шла в 1870-е годы) и больше всего боялась войны. Тем более, что эта война была бы не только с Турцией, но и с Австрией, и с Англией. На это уж точно Александр II даже в страшном сне пойти не мог, поэтому Россия политическая, государственная жаждала мира.

4. Подъем революционного движения на Балканах

В это время усиливается революционное движение на самих Балканах. В 1858 году происходит восстание в Черногории, о котором я немного вам говорил. В 1859-1862 годах против воли Турции создаётся Объединённое княжество Молдовы и Валахии, которое называется Румынией. Сначала князем там становится местный дворянин Александр Иоанн Куза, но с 1866 года, убедившись, что румыны сами себе не могут поставить короля, князем назначается немецкий принц Карл Гогенцоллерн, и Румыния остаётся формально в составе Османской империи. Однако, я бы сказал, что на 90% это всё равно независимая страна.

В 1860 году в Ливане происходит спровоцированная внутренним конфликтом общин (не турецким правительством) резня христиан, в основном маронитов, друзами.

Друзы — это религиозное сообщество, не вполне мусульманское и не христианское, адепты которого исповедуют синкретическую религию, которая не имеет отношения к суннитскому исламу. Турки происходящей резне помешать не могли и, наверное, не очень хотели. Тогда Франция, ещё тогда императорская, требует защиты христиан-католиков, грозит высадкой десанта и высаживает его. В итоге Османская империя, которая находится в тот момент под протекторатом союзных держав и совсем не хочет один на один оставаться с Россией, идёт Франции навстречу. В 1861 году в Ливане вводится Органический регламент, который существовал потом многие годы. Очень интересная система. Губернатор Ливана назначается по согласованию с великими европейскими державами и только из христиан. Местный парламент формируется всеми общинами. Всё это стабилизирует ситуацию в Ливане до конца Первой мировой войны, по окончании которой Ливан попадает под французский мандат.

Итак, мы должны с вами запомнить, что реформы в Ливане привели к стабильной межконфессиональной государственности. Ливан, хоть и маленькая, но одна из самых сложных областей Османской империи, в которой бок о бок живут мусульмане сунниты, мусульмане шииты, друзы, христиане марониты, христиане греко-католики, христиане православные, армяне католики и армяне григориане. С помощью Органического регламента и без всякой оккупации (европейские войска были вскоре выведены) здесь удалось установить мир. И Османская империя, а потом и Младотурецкое движение не пытались его нарушить, потому что для турок самым главным была стабильность провинций империи. Любая разумная империя ищет внутренней стабильности своих провинций, пусть они заселены разным племенами и разным исповеданиями. Горный Ливан — модель удачного решения вопроса. Да, после демарша великих держав, регламент был разработан с их участием (кстати говоря, русские тоже принимали в этом участие и покровительствовали греко-православной общине в Ливане), но организовали всё сами турки. (А.Б.Зубов. Политическая культура Ливана: Прошлое и настоящее конфессиональной де­мократии//Народы Азии и Африки. 1983, №2).

В 1867 году, когда началось антитурецкое движение в Сербии, и турки могли его подавить, союзные державы предложили Турции вывести войска из Белграда и других сербских крепостей и оставить Сербию, как и Румынию, под номинальной властью Османской империи. То есть сделать так, чтобы Сербия только платила налоги в Константинополь и формально была внутри Турции, а в остальном была практически независимым государством между Австрийской империей и Османской империей. Турки под давлением стран-покровителей христиан на это соглашаются. Войска уходят. Сербия живёт мирной жизнью.

В 1867-1868 году происходит восстание на Крите. Как вы помните, Греция стала независимым государством с 1832 года, а Крит оставался в составе Османской империи. Англия только что, 30 мая 1864 г., передала Ионические острова под власть Греции. Критяне тоже хотят воссоединения с Элладой. Остров был практически полностью освобождён восставшими, но в ходе войны происходит трагедия. Около семисот женщин и стариков подорвали себя в крепости Аркади, не желая сдаваться туркам. Эта гибель мирных людей, пусть и не от руки турок, но в связи с ними, потрясла Европу. В итоге европейские державы настояли, а Турция согласилась на то, что Крит остаётся под властью Османской империи, но как автономная провинция. Остров после 1868 г. управляется греками, а турки могут находиться только в пяти его крепостях.

Как вы видите, дорогие друзья, Турция нелегко, не без конфликтов, не без крови, но идёт по пути постепенного осуществления идеи о равноправии христиан и мусульман. И христианские в основном области становятся самоуправляющимися.

5. «Черная точка»

Здесь надо заметить ещё один очень важный момент. Мы привыкли к современной этнической карте, когда в Болгарии живут болгары, в Сербии - сербы, в Черногории - черногорцы, но ведь так не было. Средневековье оставило в наследство Балканам, так же, как и Кавказу, большую перемешанность народов. Турки и славяне, турки и греки, мусульмане и христиане, православные и католики, сунниты и сектанты — все живут вперемежку в одной деревне и уж точно в соседних деревнях в одном санджаке (уезде). И в общем живут мирно, о чём нам говорят воспоминания непредвзятых писателей и религиозных деятелей того времени. Но, естественно, создание национального государства, турецкого, болгарского или греческого, тут же приводит к большим перемещениям людей. Многие представители других, «не-титульных», как мы привыкли говорить, народов вынуждены покидать свои места исторического проживания. Поэтому-то англичане и считали, что надо проводить реформы, но по возможности сохранять людей в местах их традиционного обитания. И это, как мы видим, более-менее осуществлялось в 1860-е – первой половине 1870-х гг.

Но в 1875 году произошёл взрыв.

Сергей Спиридонович Татищев в своей книге по истории царствования Александра II об этом так пишет: «Опасность войны или каких-либо международных столкновений, по-видимому, совершенно исчезла с политического горизонта Европы, когда небольшая черная точка показалась в северо-западном углу Балканского полуострова». [Александр II. т.2, с.320]

Понятно, что «чёрная точка» — это чёрное облако, предвестье урагана. А северо-западный угол — это Герцеговина (Херсег Санджак). Санджак — так в системе османского административного деления называется маленький уезд. Херсег — это герцог. Этим западным титулом наименовал себя воевода края Степан Вукчич в середине ХV века. И его край получил название от самозванного титула. Вскоре же после Вукчича, в 1482 году Герцеговина была присоединена к Османской империи. До этого, я напомню, этот край входил в Эпирский деспотат, до того – в Византийскую империю.

В 1853 году по новому административному делению был создан объединённый вилайет (это уже, скорее, губерния) Босния и Герцеговина. При этом Герцеговина пользовалась некоторой внутренней гражданской автономией. Это была в основном христианская область, хотя в ней жило немало и мусульман (как вы помните, и до сих пор живут - в этом одна из причин боснийской гражданской войны уже 1990-х годов).

Вожди автономной Герцеговины Йован Гутич, Симон Зечевич, Илья Стеванович, Тривко Грубачич, Продан Рупар и Пётр Радович в августе и сентябре 1874 года встретились и приняли решение начать подготовку к восстанию, заготовлять оружие и боеприпасы. Также было необходимо заручиться поддержкой Черногории (Герцеговина примыкает к Черногории). Срок начала восстания был определён на весну 1875 года. В чём было дело?

Дело было в том, что Османская империя в это время нуждалась в деньгах. Денег не было, налоги собирались плохо, и из-за опасности банкротства в 1875 году налоги должны были поднять. А налоги в Османской империи собирались в соответствии с религией налогоплательщика. Мусульмане платили закят, так называемую «жертву». Она была фиксированной, менять долю закята относительно дохода было нельзя. Каждый в зависимости от рода деятельности и уровня дохода платил совершенно определённый процент своих доходов государству. Об этом я подробнее рассказывал в курсе «История религии». Полученные деньги шли как бы на благотворительность. Считалось, что они идут на школы, на больницы или на них покупаются земли и доходы с этих земель идут на благотворительность (это так называемые вакуфные земли). Но для поддержки бюрократической системы Османской империи закят был не очень приспособлен. С немусульман брался «выкуп» - джизья. Обычай его определял примерно в десять процентов от дохода, но джизью, в отличие от закята, можно было и поднимать, и опускать, и этот налог шёл как раз на обычные нужды, на которые сейчас идут многие налоги в государстве: содержание бюрократии, военное дело. Сами немусульмане в армии не служили, соответственно, они платили джизью за то, что их охраняют.

Ну, и наконец, для христиан существовал ещё очень тяжёлый дополнительный налог — это церковная десятина. Никто от неё не отказывался. Её взимала Православная церковь очень строго и, надо сказать, неплохо на ней наживалась. Таким образом, на христианах лежал двойной налог — церковная десятина и джизья. Положение их было намного хуже, чем мусульман. Этим как раз хотели воспользоваться и до этого всегда пользовались заговорщики.

Александр Корнилов абсолютно честно пишет: «Они восстали главным образом вследствие неимоверного гнёта и притеснения со стороны турок, на почве экономической, частью в поземельном, а в особенности в податном отношении». [А.А. Корнилов. Курс истории России XIX века. – С.693-694]

Что касается поземельного отношения, то в Турции только-только стало вводиться частное землевладение, и подавляющее большинство христиан были не владельцами, а арендаторами земли, которой владели мусульманские феодалы или государство. А балканское население хотело уже, как и их «братья-славяне» в Австро-Венгрии, говорившие на том же сербско-хорватском языках, иметь частное землевладение. Что касается податных отношений, то в Турции была не просто система налогов, о которой я рассказал, но, поскольку страна унаследовала плохую систему коммуникаций, ещё и система налоговых откупов. То есть какой-то богатый человек, мусульманин или даже христианин, а иногда иудей, покупал право на собирание налогов в том или ином вилайете или санджаке. И собирал он, понятно, больше, чем полагалось (надо же было окупать свои собственные усилия). Это были те же мытари, которых ненавидели в Османской империи так же, как в своё время в Палестине эпохи Иисуса Христа. Откупщики эти не могли собирать закят, то есть мусульманский налог, потому что вакуфный налог был фиксирован. Они собирали только налоги с немусульман, то есть с христиан и иудеев. Соответственно, на христиан ложилось третье бремя. Джизья, церковная десятина и доход откупщика от собирания джизьи — всё это действительно делало налог крайне тяжёлым. Христиане должны были платить примерно в два, а иногда даже в два с половиной раза больше, чем их соседи мусульмане. Разумеется, это ставило их в крайне невыгодные экономические условия, и взаимный антагонизм христиан и мусульман из-за налогового неравенства был высок.

Здесь надо сказать, что в балканской историографии активно создавался образ невероятных религиозных и моральных притеснений христиан мусульманами в Османской империи. Писали, что христиане никаких прав не имели, их обворовывали, их женщин брали в гаремы, насиловали, собственность отбирали, она была ничем не защищена. Но это неправда. В мирное время никто такого не делал. Если это делали бандиты, то они и наказывались как бандиты. Османское правительство было заинтересовано в стабильности государства и, соответственно, в стабильности поступления налогов. Христиане же были главным источником налогов, значит, их деньги должны были быть гарантированы, а, понятное дело, с обворованных, замордованных людей много не возьмёшь. Поэтому мы должны понимать, что гнёт был, и действительно был велик, непропорционален, но он не был вседозволенностью рабовладельцев в отношении рабов, русских бар в отношении единоверных им крепостных. В эпохи революций (как, например, во время греческой революции 1820-х гг.) насилия действительно совершались, резня с обеих сторон имела место, но в мирное время ничего подобного не было, любое насилие пресекалось как уголовное преступление. Конечно, существовали свои проблемы. Скажем, при обвинении мусульманина христиане и другие немусульмане не могли выступать как свидетели, таковы были правила. Но христиане всегда находили мусульман, которые были готовы или из нравственных соображений, или за деньги давать показания в их пользу на любом судебном процессе. Так что всё это достаточно легко обходилось.

Восставшие хотели смягчения налогового гнёта и как минимум того же статуса самоуправляющейся провинции, какой недавно получила Сербия и ещё раньше - Румыния. Поэтому они стали вести переговоры с князем Черногории Николой Пéтровичем, который уже поддерживал восстание 1862 года Луки Вукаловича в Герцеговине, закончившееся неудачей.

Князь Никола Петрович в 1867-1869 годах специально отправился в международное турне по Европе, по пути всем европейским политикам доказывая и объясняя, что он не желает нового восстания. Он говорил и заговорщикам, что Россия их не поддержит, что Россия заинтересована в мире, что об этом ему сказал сам Русский царь, но подготовка продолжалась — заговорщики надеялись, что Россия не сможет остаться в стороне и в конце концов поможет. Да и на Австрию они тоже очень надеялись, потому что Австрия была заинтересована в том, чтобы и Босния, и Герцеговина попали под её влияние. Если вы посмотрите на карту, то увидите — турецкая Босния и Герцеговина своего рода клином вторгается в австрийские владения. Поэтому Австрия была бы не прочь, чтобы к северу от её провинции Далмации было какое-то дружественное ей и, быть может, автономное государство, вроде Румынии на Дунае, и поддерживала восставших.

Зимой 1874-1875 года заговорщики бежали от турок в Черногорию, потому что турки раскрыли сеть центров готовившегося восстания в Герцеговине. Подготовка к восстанию была перенесена в Черногорию и Далмацию, которая была под австрийской властью. А Черногория, с точки зрения черногорцев, была независимым государством, с точки же зрения турок — как и Сербия, государством вассальным, находящимся в составе Османской империи. Туда, в Черногорию и Далмацию, отправляли женщин, детей и стариков, чтобы в случае начала восстания они не пострадали от военных действий и возможной резни.

План освобождения был разработан элементарно. Задачу возлагали на сербского партизана и бандита Перо Тунгуза. Он, кстати говоря, с 1843 года учился в России, говорил про себя, что является капитаном русской армии (проверить последнее невозможно).

В 1875 году Тунгуз создал банду из полусотни хорошо вооружённых разбойников. Он нападал на турецкие почтовые отряды, которые должны были отвозить собранные налоги в Сараево, столицу Боснии и Герцеговины, а оттуда в Стамбул, забирал деньги, убивал или разгонял сборщиков налогов. Собранные деньги частично отдавал на восстание, частично раздавал крестьянам (мол, вы платите непомерные налоги кровопийцам-туркам, а я, как благородный Робин Гуд, эти деньги снова даю вам). На самом же деле это был обычный способ сделать крестьян соучастниками разбоя, но разбоя политического, потому как за Пером Тунгузом, естественно, стоял коллектив заговорщиков, имевших свой штаб в Черногории.

В ответ на нападение Тунгуза происходили карательные акции турок. И в результате 19 июня 1875 года в Герцеговине вспыхнуло восстание, которое, кстати говоря, возглавил католический священник Иван Мусич (Ivan Musić).

Формально началом восстания считается даже более ранняя дата — 5 июля. В тот день Перо Тунгуз напал на караван на Цетьной поляне, который как раз вёз собранные налоги. Начались военные действия. Тут же до полутысячи вооружённых и хорошо подготовленных герцеговинцев выступили против турок.

Турецкий отряд был не намного больше — в тысячу восемьсот солдат, сведенных в четыре пограничных батальона. Причём турки совершенно не готовились воевать в Герцеговине. Командиром их был Селим-паша. Губернатор Боснии и Герцеговины Дервиш-паша начал принимать срочные действия по нейтрализации восстания. В это же время разгорелся конфликт между Сербией и Черногорией — спорили, кому будет принадлежать освобождённая Герцеговина, да и Босния, после того, как турок из неё изгонят. Но турок изгнать не удалось. Турки начали наступать на повстанцев. Командиром повстанцев стал Пётр Вукотич, тесть черногорского князя (что, конечно, решало проблему, кому будет принадлежать Герцеговина). И с двух сторон то там, то тут начались акты христиан-мусульманской резни. Мусульмане мстили христианам, христиане мстили мусульманам. Полилась и мирная кровь, но пока в очень небольших масштабах.

6. Дипломатические усилия

9/22 августа Дмитрий Алексеевич Милютин впервые сделал в своём дневнике запись о событиях в Герцеговине: «В Герцеговине народное восстание принимает серьёзные размеры». [Д.А. Милютин. Дневник. Т.1, стр. 156.]

Вот именно тогда, в конце июля-начале августа 1875 года, начинаются усилия и русского правительства по умиротворению восстания. Александр не желает войны. Князь Горчаков не желает войны. В это время Александр Михайлович Горчаков находится в отпуске, и руководит ведомством иностранных дел барон Александр (Генрихович) Жомини (1814-1888) — действительный тайный советник, позже автор замечательной книги «Étude diplomatique sur la guerre de Crimée, par un ancien diplomate» (Париж, 1874; перепечатан в Петербурге в 1878 г.), на русском языке вышедшей в 1886 году под названием «Россия и Европа в период Крымской кампании». [Вестник Европы, 1886. №2-10]

Барон Жомини — человек, который ввёл в исторический оборот огромное количество документов. Сам он франко-швейцарец, сын Антуана-Анри (Генриха) Жомини, того самого бригадного генерала Наполеона, который считался очень крупным военным теоретиком. В 1813 году Жомини перешёл на русскую службу и был принят Александром с чином генерал-лейтенанта и генерал-адъютанта. Кстати, говоря, как раз о нём Денис Давыдов в своём известном стихотворении писал: «Жомини да Жомини, а об водке — ни полслова». Эти слова я помню с детства, но тогда я не мог понять, о каком Жомини идёт речь. Так вот о том самом Антуане-Анри Жомини.

По предложению барона Александра Жомини в Вене (именно в Вене, а не в Москве) создан «центр согласия» (un centre d'entente) трёх императорских дворов – Вены, Берлина и Санкт-Петербурга, дабы не допустить расширения беспорядков в Черногории. Придя к соглашению, три империи пригласили к участию иные державы.

Жомини писал французскому послу в Петербурге генералу Адольфу Эммануилу Шарлю ле Фло 2 августа 1875 года: «Речь идёт не о том, чтобы вмешаться во внутренние дела Турции; но державы могут действовать на обе стороны, чтобы побудить восставших к покорности, сербов и черногорцев к нейтралитету, Турцию к милосердию и справедливым преобразованиям. Это нравственное воздействие будет тем более действительно, чем единодушнее и тождественнее будет образ действий представителей держав». [С.С. Татищев. Александр II – с.321]

Как вы видите, барон Жомини действует совершенно в духе Парижского трактата 1856 года: реформы в Турции, никаких территориальных изменений, умиротворение, спокойствие.

Конечно, все державы на это откликнулись, война никому не была нужна. И с согласия Порты (напомню, что Порта — от фр. porte, итал. porta — «дверь», «врата», калька с осман. باب عالی‎ — Bâb-ı Âli — «высокие ворота», так называлось правительство Турции, поэтому, когда мы говорим Порта, то речь идёт о правительстве Османской империи) послали в Герцеговину комиссию, состоявшую из их местных консулов. Членам комиссии было поручено вступить в сношения с вожаками восстания вместе с турецким комиссаром, выяснить их жалобы и пожелания к Порте и потом ходатайствовать перед Стамбулом, чтобы эта проблема была решена. Восставшие отвергли эти предложения и потребовали, чтобы до приезда этой миссии было заключено перемирие, а реформы поставлены под контроль и ручательство держав. Оба эти требования восставших были отклонены Портой. Во-первых, потому что Порта успешно сражалась с восставшими. Во-вторых, потому что она не хотела, чтобы Герцеговина становилась независимым от неё протекторатом европейских держав. Турция хотела сохранить контроль над провинцией, но вместе с европейскими державами проводить в нём реформы. То есть вы видите — восстановлению мира в Герцеговине мешают не турки, не Россия, не «коварная» Англия, а заговорщики.

Одновременно, по совету русского посла в Константинополе очень влиятельного генерал-адьютанта графа Николая Павловича Игнатьева, Порта решила пойти на реформы в отношении своих христианских подданных сама, не дожидаясь нажима на неё великих держав. Указ (прадэ) султана Абдул-Азиза от 20 сентября и фирман от 30 октября 1875 года предоставляли христианским его подданным всевозможные облегчения в податях и налогах и гражданскую равноправность с мусульманами. То есть то, что формально было обещано уже в 1856 году, было подтверждено и расширено, а облегчения в податях и налогах осуществлены на деле.

Говоря об этих преобразованиях, Правительственный вестник Санкт-Петербурга 17 октября 1875 года указывал: «Можно быть уверенным, что бедственный порядок вещей, продолжавшийся доселе в Турции в ущерб интересам Порты, подданных её и Европы, должен будет прекратиться».

Вот такой оптимистический вывод. Как вы понимаете, этот «бедственный порядок», который в основном касается сборов налогов и неравноправия, будет прекращён, но прекращён и в интересах самой Османской империи, и в интересах её христианских подданных, и в интересах Европы, которая тоже хотела мира.

Однако Австрия боялась, что Босния и Герцеговина отойдут к Сербии и Черногории, и боялась не безосновательно, потому что Сербия и Черногория уже делили этот вилайет и никак не могли прийти к согласию, кому что отойдёт. Они обе хотели взять от этой провинции себе как можно больше. Австрия же боялась, что тогда на Балканах у ее границ создастся православное славянское государство, которое скорее будет в союзе с Россией, чем с Австрией, и которое будет притягивать к себе славянских подданных Австрийской империи.

Поэтому знаменитый граф Дьюла Андрáши, министр иностранных дел Австрии, предлагает провести международную конференцию. Австрия считала, что фирман султана ненадёжен и надо разработать условия отношений Порты и её христианских подданных в Вене. Скрытая цель — получить для Австрии право на вмешательство в дела Боснии и Герцеговины в случае продолжения смуты. То есть если эти условия будут приняты, но не будут выполняться, то Австрия, как ближайший гарант, может вмешаться. Кому ещё вмешиваться? Босния и Герцеговина выхода к морю практически не имеют и окружена Сербией, Черногорией, другими турецкими владениями и Австрией, поэтому вмешаться может только Австрия.

Австрия подозревала Россию в стремлении возобновить ситуацию Ункяр-Искелесийского договора от 26 июня 1833 года, по которому Российская империя объявлялась единственным защитником Османской империи. Теперь протекторат над Турцией был международный, и Россия не должна была стараться опять установить только свой. А граф Игнатьев, говоря о надобности для Турции самой проводить реформу, как бы создавал тень такой опасности. Поэтому Австрия говорит о необходимости созыва международной конференции, чтобы события в Боснии и Герцеговине были под контролем держав. И министр иностранных дел Российской империи князь Горчаков соглашается с планом Андраши.

Опять же надо помнить, что Австрия очень помогала повстанцам, принимала их семьи и раненых. Через Австрию и только через Австрию шёл поток русской помощи и деньгами, и добровольцами. И любое негативное отношение Австрии к восстанию (скажем, если бы австрийцы решили его не поддерживать) сделало бы восстание невозможным. Поэтому запомним, что Австрия не была против, она была за восстание, но хотела его направить в своё русло, не желая распада Османской империи, а желая её постепенного ослабления и перетекания центра власти над Балканами из Константинополя в Вену.

4 ноября 1875 года в русском «Правительственном вестнике» вышла следующая заметка: «Обнаружившиеся в некоторой части европейской печати опасения по поводу настоящих смут в Герцеговине не оправдываются ни общим политическим положением Европы, ни исключительным состоянием дел на Балканском полуострове. Никогда ещё Европа не находилась в положении более благоприятном, чем теперь, для успешного и мирного устранения всяких недоразумений, влияющих на её спокойствие. Три сильных державы Севера стремятся соединёнными усилиями, при содействии других европейских правительств, приискать мирное разрешение затруднений, возникших в Герцеговине, и никто не может помышлять о том, чтобы нарушить мир и выступить наперекор общим миролюбивым стремлениям. Таким образом, можно утвердительно сказать вновь, что как бы ни были прискорбны замешательства, ныне возникшие на Балканском полуострове и нарушившие спокойствие Европы, соединённые усилия трёх держав, с содействием других европейских кабинетов, дадут этим замешательствам исход, соответствующий настоящему миролюбивому настроению, и что, во всяком случае, мир Европы покоится так твердо на взаимном доверии и согласии великих держав, что в нарушении его не предвидится никакой опасности».

Это статья от 4 ноября 1875 года. Меньше, чем через полтора года, началась Русско-турецкая война. Вот как быстро всё может меняться в мире.

Какие же пять статей умиротворения в Герцеговине предъявил Дьюла Андраши? Вам может показаться, что это малозначимые вещи, но это не так, дорогие друзья, потому что мы сейчас тоже находимся в состоянии войны и должны понимать, как иногда небольшие ошибки могут приводить к катастрофическим последствиям. Поэтому я довольно подробно исследую эту ситуацию. Итак, вот эти пять статей:

1. Полная свобода вероисповедания;

2. Уничтожение практики отдачи волостей на откуп (речь идёт о фискальном откупе);

3. Употребление на местные нужды доходов областей (то есть всё, что области производят, за исключением минимума налогов, остаётся в областях на их развитие, — что совершенно разумно и, что, к сожалению, даже в России не соблюдается);

4. Учреждение смешанной комиссии из христиан и мусульман для наблюдения за осуществлением преобразований, как тех, что потребованы державами, так и тех, что объявлены Портой;

5. Улучшение аграрного положения сельского населения (имеется в виду передача в частную собственность земли тем людям, которые её возделывают).

Султан приглашался подтвердить свой фирман державам и намерение распространить пять пунктов на две восставшие области, то есть на Боснию и Герцеговину.

18 декабря 1875 года граф Андраши в циркулярном письме писал: «Этим способом христиане хотя и не получат ручательств в той форме, которой они, по-видимому, добиваются, но всё же найдут некоторое обеспечение в том, что необходимость реформ будет признана державами, перед которыми Порта обяжется привести их в исполнение». [С.С. Татищев. Александр II. – С.328]

Великий дипломат Андраши (его имя носит ныне главный проспект Будапешта) понимал, что такими миролюбивыми действиями он пролагает дорогу австрийскому влиянию в Боснии и Герцеговине без аннексии этого края, без отбирания его у Османской империи. Он сохраняет хорошие отношения и с Константинополем, куда и дальше будут поступать налоги, и, одновременно, со смешанным мусульмано-православно-католическим населением Боснии и Герцеговины.

2 октября 1875 года как бы в предзнаменование этого циркуляра Андраши султан издаёт по настоянию графа Игнатьева указ (ираде) о расширении прав христиан.

Все послы европейских держав в Константинополе поддержали эти требования, и Порта циркулярным письмом министра иностранных дел Мехмеда Рашид-паши 1 февраля 1876 года согласилась с ними.

Мехмед Рашид-паша — замечательный человек, великий реформатор эпохи Танзимата, губернатор (вали) Сирии, потом – министр иностранных дел. Это был культурный турецкий политик и дипломат, он учился в Париже. Вы видите, дорогие друзья, Турция, конечно, находится под контролем держав, но это соответствует интересам Османской империи. Османская империя хочет модернизироваться. Она вовсе не хочет находиться в состоянии средневековья и давно уже, с начала эпохи Танзимата (1839 г.), стремится из него выйти.

По указанию шести держав, но вполне охотно, турки в январе 1876 года предложили амнистию мятежникам, освобождение от десятины на год, от других налогов (от джизьи) на два года и помощь в ремонте разрушенных во время подавления восстания домов. Более того, христианам было дано право владеть землёй как собственностью, турецким войскам приказано находиться в шести крепостях и не становиться на постой в городах и деревнях, чтобы не возбуждать конфликты между христианским населением и турецкими войсками.

Как вы понимаете, османское правительство было готово идти на очень большие уступки. И вся проблема состояла в том, чтобы на всё это согласились повстанцы и, согласившись, разошлись по домам. Но восставшие герцеговинцы, несмотря на то, что терпели поражение, не соглашаются. И тогда, чтобы их убедить, австрийское правительство отправляет к восставшим наместника Далмации генерала барона Гаврило Родича. Уже из его фамилии и имени вы понимаете, что это славянин. И действительно, Гаврило Родич (1812-1890) — православный серб, глубоко верующий человек, большой ревнитель именно православной славянской общности. Его богословские рефлексии хорошо известны.

Помогая Родичу, заместитель министра иностранных дел России Николай Карлович Гирс просит Белград (столицу Сербии) и Цетинье (столицу Черногории) умерить свои аппетиты и не противиться общему плану великих держав. То есть Родич и Гирс оба понимают, что Сербия и Черногория имеют свои маленькие интересы: отхватить куски земли, подчинить Боснию и Герцеговину себе. Это, естественно, продолжит конфликт и приведёт к его разрастанию. Поэтому Сербию и Черногорию просят умерить аппетиты. Гирс предупреждает сербского князя Милана и черногорского князя Николая, что, если они не будут настаивать на умиротворении Боснии и Герцеговины на условиях великих держав, то Россия не будет защищать Сербию и Черногорию в случае возможных осложнений.

Итак, как вы видите, февраль месяц 1876 года (до войны остаётся год с небольшим) проходит в переговорах, где и Россия, и Австрия, имея, конечно, и свои цели, выступают за умиротворение, а вовсе не за освобождение Боснии и Герцеговины и вообще балканских земель от «османского ига». Ничего подобного. Да и «ига» никакого на самом деле нет. Но повстанцы под влиянием Черногории и Сербии отклонили согласие Порты и требования великих держав.

Чтобы пойти на какой-то компромисс и прекратить восстание, граф Игнатьев пытается убеждить султана Абдул-Азиза и верховного визиря — того самого Махмуда-пашу уступить Черногории кое-какие земли, дать ей гавань на Адриатике и тем самым исчерпать конфликт. Потому что ясно было, что за спиной герцеговинцев стоит черногорская власть. Именно она толкает их на продолжение борьбы с Турцией. Но все державы воспротивились передаче земель.

Только когда Порта всё же объявила амнистию и перемирие на двенадцать дней, заговорщики согласились встретиться с бароном Родичем. Встреча произошла в Суторине (ныне территория Черногории на границе с Боснией и Герцеговиной и хорватского Дубровника). На встрече вожди восставших объявили барону Родичу, что они не прекратят восстания, пока в Герцеговине не будут исполнены их требования. То есть вы видите, что эти герцеговинские сербы вовсе не несчастные гонимые, защищавшие жизни и честь своих соплеменников люди. Они выставляют ультиматум австрийскому посланнику губернатору Далмации, который, кстати говоря, принял огромное количество их семей к себе на временное поселение. Настолько у них большая фанаберия.

Перечислим требования повстанцев:

1. Треть земли отходит христианам в собственность.

2. Турецкие войска уходят из области и остаются только в шести крепостях.

3. Турция восстанавливает все дома и церкви, год снабжает край продовольствием и орудиями труда и на три года освобождает его от всех налогов.

4. Христиане остаются вооружёнными пока не будут разоружены все мусульмане и не будут осуществлены реформы.

5. Осуществление всех реформ по проекту графа Андраши и свободное возвращение по амнистии всех участников восстания.

6. Распоряжение средствами края под контролем европейской комиссии, чтобы избежать казнокрадства чиновниками Порты.

7. Русское и австрийское правительство назначат агентов во все шесть городов, где будут расквартированы турецкие войска для наблюдения за ними.

Боснийцы выдвинули те же требования, что и герцеговинцы, но Порта отказалась их даже рассматривать. И генерал Мухтар-паша возобновил военные действия. (Циркуляр МИД Порты от 1 апреля 1876 г.)

3 февраля 1876 года Дмитрий Алексеевич Милютин записывает в дневник: «Общие дела политические запутываются. Сегодня при докладе Государь говорил, что, несмотря на советы наши, сербский и черногорский князья вошли в соглашение между собой и отправили агентов в Грецию, чтобы заключить с нею оборонительный и наступательный союз. По-видимому, инсургенты не намерены слагать оружие, и с весною может вспыхнуть война на всём Балканском полуострове. Русское правительство заявило обоим князьям, что все последствия падут на их ответственность, и они могут не рассчитывать на помощь России. При таком обороте дела, угрожающем весьма серьёзными осложнениями, я спросил Государя, не полагает ли Его Величество нужным приступить к каким-нибудь предварительным приготовлениям по военной части (не забудем, Д.А.Милютин — военный министр — А.З.). Государь положительно выразил, что не видит никакой надобности, прибавив, что уже и без всяких с нашей стороны приготовлений не перестают распускать слухи о том, будто мы вооружаемся». [Дневник. 1873-1882. М.: Захаров, 2016, т.1, с. 185]

Но уже 28 февраля/12 марта 1876 года Милютин констатирует изменение отношения Государя и Горчакова к Балканскому кризису. Он говорит теперь, что надо разрубить «этот гордиев узел» (Т.1 с.193). Надо удержать Австрию от вмешательства и действовать самим, говорит Горчаков. Впрочем 25 марта Государь вновь говорит Д.А.Милютину – «Признаю войну в близком будущем невозможной, и совершенно уверен, что мы избегнем её» (Т.1, с.205). Как теперь мы знаем, это убеждение Александра II утверждалось на устных договоренностях трех императоров, обещавших политическую поддержку друг другу в Балканском кризисе.

Султан в ответ на поддержку Черногорией восстания хочет напасть на неё из Албании и Герцеговины. Россия теперь пугает Порту распадом её империи в случае этого шага. Горчаков заявляет это послам держав в Петербурге. С другой стороны, он говорит им, что Турция столь немощна, что она не сможет исполнить свои обещания повстанцам. У Турции «нет витальности», изысканно говорит Горчаков. Мне это напомнило фразы о том, что у Украины нет жизненной перспективы, как сейчас говорят наши правители. Надо сказать, очень скоро турки показали, что «витальности» у них ещё очень много.

Когда британский и турецкий послы попросили Горчакова удержать Черногорского князя от вмешательства в дела Герцеговины, Горчаков резко отказался поступать так. Он выслушал письменное обращение с просьбой султана и ответил турецкому послу: «То, что вы прочитали мне — роман, а я хочу истории». Такая вот хамская выходка со стороны великого русского дипломата. А Августу Спенсеру лорду Лофтусу, британскому послу в Петербурге, Горчаков объявил, что если Сербия и Черногория начнут действовать, Россия не будет их удерживать, сама, впрочем, строго сохраняя принцип невмешательства. Но тогда всеобщее восстание балканских христиан погубит Османскую империю. То есть Россия вроде бы на Османскую империю не нападает, Великобритании и Австрии объявлять войну России незачем, но сами балканские христиане сделают дело — они эту немощную, неспособную даже своё слово держать Османскую империю, этого, по слову покойного императора Николая Павловича, «больного человека Европы», разрушат и, поделив Балканы, создадут свои государства. Вот так стал говорить в марте 1876 года Горчаков, вот так до какой-то степени изменилось понимание Императора.

Англия обвиняла Россию в двурушничестве – русские агенты на Балканах распределяют среди восставших средства, выделяемые Славянскими комитетами, а Россия оправдывается, называя это «человеколюбием». Так посол в Петербурге Август Уильям Фредерик Спенсер лорд Лофтус писал министру иностранных дел Эдуарду Генри Стенли 15-му графу Дерби 17 февраля 1876 года.

Европейские державы единодушно (кроме России, которая к этому времени уже отошла от них) признали требования повстанцев чрезмерными и не подлежащими удовлетворению. А Горчаков признавал требования разумными, не ведущими к отделению Герцеговины от Османской империи или к её распадению. Вина на Турции, говорил Горчаков, - «Теперь слово остаётся за пушками, и надо выждать дней десять результатов боя». Он объяснял лорду Лофтусу, что Россия «не ищет себе территориальных приобретений и единственное чего она желает, это соблюдения мира в Европе и улучшения положения турецких христиан». (Докладные записки лорда Лофтуса графу Дерби от 2 и 8 апреля 1876 г.)

То есть Горчаков предлагал дозволить междоусобную войну славян и турок на Балканах, будучи совершенно уверен, что «лишенная витальности» Османская империя развалится от ударов сербов, черногорцев и герцеговинцев за несколько недель.

Турецкие мусульмане были крайне недовольны. Они возмущались тем, что державы не останавливают движение повстанцев, что Австрия его подпитывает, Россия его поддерживает, а Англия не говорит своего твёрдого «нет». Всё это идет вразрез с буквой Парижского трактата 1856 г. Если бы Австрия и Россия просто сказали повстанцам, Сербии и Черногории — всё, больше мы вас не поддерживаем, добровольцев не присылаем, средства не переводим, - то тогда восстание прекратилось бы практически сразу. Но Россия и Австрия так не делали. Они всё больше надеялись, что османская власть на Балканах рухнет не из-за внешнего нападения России или Австрии, а в результате внутренней, гражданской межнациональной войны.

В Салониках 24 апреля 1876 года происходит возмущение. Там какие-то мусульмане пристают к христианской греческой девушке, гонятся за ней. Она бросается во французское консульство. В это консульство прибывает немецкий вице-консул. Туда врываются разгневанные турки, убивают и вице-консула немецкого, и консула французского. Всё это, естественно, вызывает возмущение держав.

27-29 апреля 1876 года в Берлине происходят новые переговоры Андраши, Бисмарка и Горчакова. 1 мая 1876 года принята Берлинская декларация. Она объявляет желание «трех империй Севера» не допустить всеобщее восстание христиан на Балканах. Выдвигает предложение двухмесячного перемирия и одновременно осуществления требования восставших. Необходимо водворить «всеобщий мир, дабы остановить зло и воспрепятствовать его развитию». «Зло и его развитие» — это, естественно, всеобщее восстание на Балканах.

Бисмарк пригласил послов Англии, Франции и Италии и вместе с тремя министрами иностранных дел — австрийским, русским и германским — провёл совещание. Главную речь произнёс Горчаков. И речь его уже была исполнена слов о долге перед христианами, о чести христианских народов. То есть уже включилась риторика агрессии.

Франция и Италия (теперь она тоже великая держава) согласились на меморандум трёх императоров. А Англия отказалась его одобрить — она заявила, что нельзя требовать от Порты двухмесячного перемирия в то время, когда Сербия и Черногория поддерживают восстание. У Порты нет средств для восстановления домов и церквей герцеговинцев. Восстание начали сами герцеговинцы, пусть они и восстанавливают свои дома, разрушенные военными действиями. Реформы должна проводить Порта, а не комиссия из инсургентов и консулов. И если в случае неудач восставших державы захотят вмешаться, это только разогреет аппетиты Сербии и Черногории. Военная интервенция возможна только для защиты европейцев, а не граждан Оттоманской империи, христиан и мусульман, друг от друга.

7. Апрельское восстание в Болгарии 18 апреля-23 мая 1876 г.

В это время случается новое событие, которое как бы случайно, но на самом деле, безусловно, неслучайно, совпало с происходящим. Это событие — восстание в Болгарии.

Всё, что я сказал о положении боснийцев и герцеговинцев, вполне подходит и к болгарам. Такое же тяжёлое налогообложение, такое же отсутствие частной собственности на землю и в то же время достаточно мирное сосуществование турок мусульман и христиан в повседневной жизни. Но болгарские революционеры мечтают о независимом славянском государстве, о распаде Османской империи и о том, чтобы христианство не находилось больше под давлением ислама.

Восстание в Болгарии готовилось на территории Румынии, а потом и в самой Болгарии с 1869 года. В 1869 году знаменитый болгарский революционер Васил Левский и писатель и журналист Любен Каравелов создают в Бухаресте Болгарский революционный центральный комитет, вскоре переносят его деятельность в Болгарию, создав нелегальную «Внутреннюю революционную организацию». Очень многие из болгарских революционеров-националистов учились и жили до восстания в России, вращались в кружках революционной или либеральной русской интеллигенции. Образом таких болгар в России стал Дмитрий Никанорович Инсаров из романа И.С.Тургенева «Накануне» (1860 г.).

Васил Левский вообще интересная фигура. Он иеродиакон, то есть монах и диакон. Но в 1861 году двадцати четырёх лет от роду он объявляет себя расстригой, уходит из монастыря и становится светским человеком. Сами болгарские архимандриты хотели его подвергнуть прещениям, но под нажимом патриотов не стали этого делать. О какой защите православия может идти речь, когда так вот откровенно православные болгары нарушают основополагающие принципы Церкви?

В 1870 году Болгарская церковь объявила автокефалию от Вселенской патриархии. Это всё, естественно, ещё происходит в рамках Османской империи. Фанар (Константинопольский патриархат) не признаёт эту автокефалию. Однако, болгарская самостийная автокефалия отвечает принципам национализма, поэтому болгарские епископы и поддерживали Васила Левского — для них он был важен как патриот, а не как иеромонах. Ещё долго никто не будет поддерживать и считать законной Болгарскую церковь, и Русская церковь тоже, хотя неформально русские славянофилы будут иметь очень тесные контакты с болгарскими клириками.

Болгарский революционный центральный комитет засылает в Болгарию связных, называемых «апостолами», которые должны были организовывать население и заниматься подготовкой к восстанию. Во многих монастырях происходит и сбор оружия, и укрывание этих «апостолов». Как вы видите, как и в Боснии и Герцеговине — подготовка восстания идёт очень интенсивно.

22 сентября 1872 года Дмитр Обшти нападает на турецкую почту на Арабоканакском перевале. Была захвачена большая сумма денег, из которой что-то идёт на восстание, что-то раздаётся крестьянам в качестве возврата отобранных у них ранее незаконно средств. Но организаторы восстания, в том числе и Васил Левский, были пойманы турками и казнены через повешение по приговору суда в Софии 18 февраля 1873. Однако подготовка при этом продолжается. И новое восстание планируется на 11 мая 1876 года. Повышение налогов, восстание в Герцеговине и Боснии… Надо действовать и в Болгарии. Но начавшиеся аресты заставили заговорщиков выступить раньше — 19 апреля в Копривштице. Среди тех, кто пытался бороться с турками, был и двадцативосьмилетний революционер Христо Ботёв, который возглавил отряд, высадившийся с русского корабля «Радецкий» и в итоге погиб в бою с турками.

Это восстание вообще было малоудачное. Турки довольно быстро его подавили. И на свою голову османское правительство позволяет (именно позволяет) участвовать в этом подавлении и таким иррегулярным военным формированиям, которых даже сами турки называют «башибузуки», то есть сорвиголовы, в буквальном переводе «с дурной головой» или, как бы мы сейчас их назвали, безбашенные.

Это мусульмане, которые не подчиняются законам войны и якобы сражаются за ислам. А ведь в это время в самой Османской империи поднимается мусульманское радикальное движение. Что же султан уступает только христианам? – Говорят радикалы. - Того и гляди христиане будут иметь больше прав, чем мусульмане. И мусульмане требуют себе прав (как вы понимаете, общественное движение усиливается не только в России, но и в Турции в эпоху танзимата), но дикие их представители начинают сводить счёты со своими христианскими односельчанами и соседями. Тем более, что если мы говорим о Болгарии, то среди болгар было немало перешедших в ислам, так называемых помаков, которые поддерживали не восстание, а турок.

1-3 мая 1876 года под городом Филиппополисом (ныне Пловдив) в вилайете Эдирне (Андрианополь) происходит страшная Батакская резня — самое мрачное событие всего Балканского кризиса.

Батак был одним из центров восстания. Шли переговоры болгарских мусульман с болгарскими христианами о том, чтобы восставшие ушли из этого города. И вроде бы так и случилось, но многие поддерживающие повстанцев остались. В итоге башибузуки ворвались в Батак и вырезали практически всё селение, не щадя женщин, стариков и детей. Резнёй руководил башибузук Ахмед Ага. Погибло около пяти тысяч человек из семи тысяч жителей Батака. Турки были сами в ужасе. Не надо думать, что это были османскими властями инспирированные действия. Не надо переносить на события 1876 года страшные события геноцида 1915 года. Но, конечно, первая, сравнительно скромная по масштабам резня в Батаке — это была первая ласточка ужасов ХХ века. Сначала геноцид, потом Холокост, потом события в Югославии 1990-х годов и так до сего дня…

Турки тут же организовали комиссии для того, чтобы проверить, что произошло в Батаке. И комиссии эти возглавляли западные дипломаты. Секретарь британского посольства в Константинополе Уолтер Баринг (Walter Baring) был послан в июле 1876 года произвести дознание на месте. Баринг описывает убийство пяти тысяч человек в Батаке «как, возможно, самое отвратительное преступление, которое запятнало историю нынешнего столетия». Через четыре дня 23 июля Евгений Шуйлер (Eugene Schuyler), американский консул в Стамбуле, также провёл расследование на месте. Турки позволили ему сделать это и всячески помогали. Консула сопровождали журналист Януарий МакГахан, который потом сыграет очень большую роль во всей этой истории, немецкий журналист и русский дипломат князь Алексей Церетелев.

Инспекция этой группы продолжалась три месяца, доклад был опубликован в ноябре 1876 года. По этому докладу за время подавления восстания в Болгарии было разрушено 58 деревень, 5 монастырей и убито до 15 тысяч человек, включая и некоторое число мусульман (до 500). Речь идёт о мирных жителях, а не о военных. Доклад Баринга число жертв исчислял в 12 тысяч. В самом Батаке, как я уже сказал, было убито 5 тысяч из 7 тысяч жителей. Сами болгары называли несколько иные цифры: 30 тысяч человек при подавлении восстания было убито, сожжено 80 и разграблено 200 селений.

Американский журналист Мак-Гахан, посетивший эти места, написал статью, которая 23 июня 1876 года вышла в «Daily News» и потрясла мир. Она описывает все произошедшие в Болгарии зверства, статья есть в переводе, вы можете найти её и прочесть целиком, я же приведу небольшой кусок:

«Мы заглянули в церковь, которая почернела от горения деревянных конструкций, но не разрушена и даже не сильно пострадала. Это было низкое здание с низкой крышей, поддерживаемое тяжёлыми неправильной формы арками, которые, когда мы смотрели внутрь, казались едва достаточно высокими, чтобы под ними мог стоять высокий человек. То, что мы там увидели, было слишком пугающим для более чем поспешного взгляда. Огромное количество тел было частично сожжено там, и обугленные и почерневшие останки, казалось, заполняли его на полпути к низким темным сводам и делали их ещё ниже и темнее, лежали в состоянии разложения, на которое было слишком страшно смотреть. Я никогда не представлял себе ничего более ужасного. Мы все отвернулись, чувствуя тошноту и слабость, и, пошатываясь, вышли из страшного дома, радуясь, что снова оказались на улице. Мы ходили по этому месту и видели, как одно и то же повторялось снова и снова сотни раз. Скелеты мужчин с одеждой и плотью, все ещё свисающими и гниющими вместе; черепа женщин с волосами, волочащимися по пыли. Повсюду кости детей и младенцев. Здесь они показывают нам дом, где двадцать человек были сожжены заживо; там ещё один, где дюжина девушек нашла убежище и были убиты до последней, о чём красноречиво свидетельствуют их кости. Повсюду ужасы на ужасах...» [Daily News 23 июня 1876 г.]

3 апреля 2011 года погибшие в Батаке были причислены к лику святых. Но дискуссия о масштабах зверства продолжается, и в общем-то точных цифр мы не знаем до сих пор. Но для нас важно другое. После публикации статей Мак-Гахана лидер партии либералов (вигов) в британском Парламенте Уильям Эварт Гладстон издал брошюру под названием «Болгарские ужасы и Восточный вопрос». В ней он писал: «Я умоляю своих соотечественников, от которых это зависит гораздо больше, чем от любого другого народа в Европе, требовать и настаивать на том, чтобы наше правительство, которое работало в одном направлении, будет работать в другом, и приложит всю свою энергию, чтобы договориться с государствами Европы о прекращении турецкой исполнительной власти в Болгарии. Пусть теперь турки покончат со своими злоупотреблениями единственно возможным способом, а именно, унесут самих себя...»

За это (за то, чтобы турки ушли с Балкан и дали этим народам свободу) выступают такие видные деятели тогдашней Европы, как Чарлз Дарвин, Виктор Гюго, Джузеппе Гарибальди, Оскар Уайлд. Но это эмоциональное требование. Политики понимают, что это почти невозможно принимая во внимание перемешанность населения. Депортация турок дестабилизируют Балканы, а, следовательно, и Европу.

Премьер-министр консерваторов (тори) лорд Биконсфильд (Бенджамин Дизраэли) потребовал строгого наказания виновных и немедленного осуществления Портой коренных реформ. Если Виги требовали полной независимости для Боснии и Герцеговины и Болгарии, то Консерваторы говорили о реформах.

Надо вам сказать, на минуточку отвлекаясь, что, конечно, всё содеянное в Болгарии выглядит ужасно. И уже очень скоро (осенью 1876 года) русские официальные лица начнут говорить о варварстве турок. Но вот один маленький штрих из разговоров о подавлении польского восстания 1863 года. Евгений Феоктистов в своих воспоминаниях пишет, что главноуправляющий войсками в Царстве Польском граф Фридрих фон Берг говорил ему в августе 1863 года: «Со дня на день мы ждём поголовного восстания в городе. Впрочем, мы уже приняли необходимые меры на этот случай, и меры эти не только не составляют тайны, но я предоставляю вам право говорить о них во всеуслышание кому угодно… Всем начальникам войск приказано, при малейшей тревоге, занять по секретной диспозиции некоторые пункты в городе и, лишь только раздастся выстрел из какого-нибудь дома, врываться в этот дом и вырезывать без разбора всё его населения». [Е.М. Феоктистов. За кулисами политики и литературы, с.96] Та же самая резня. Слава Богу, она не осуществилась. На самого Берга 1 октября 1863 года было совершено покушение из дворца Замойских. Солдаты действительно ворвались во дворец, но никого там не «вырезали», а удовольствовались тем, что выкинули рояль (правда, это был рояль Шопена). Можно вспомнить и резню в Дели с намного большим числом жертв, которую учинили британцы в сентябре 1857 г. при подавлении Сипайского восстания. То есть готовность к жестокости была тогда на самом деле всеобщей.

8. Реакция Турции

Но что же в это время происходило в Турции?

Не надо забывать, что в Турции в это время, а именно с 1839 по 1876 год, шли реформы, которые известны в истории под названием Танзимат (осман. تنظيمات‎ — «упорядочение», «уложение»). Принципы этих реформ были изложены в Гюльханейском хатт-и-шерифе Абдул-Меджида от 3 ноября 1839 года. Их автором был Мустафа Решид-паша, министр иностранных дел Османской империи.

Танзимат предполагал неприкосновенность жизни, чести и имущества всех подданных не зависимо от их языка и веры, отказ от откупов, гласное судопроизводство. Сам молодой султан принёс присягу на верность этому хатт-и-шерифу. Проповедовалась идеология «османизма». Турки искренне стремились к созданию гражданской нации, где все турки (независимо от того, какая у них религия и кто они — славяне, тюрки, греки или арабы) — османы. У нас сейчас пытаются говорить, что это было одно лицемерие и обман, но это было не большее лицемерие и не больший обман, чем Великие реформы в Российской империи, проводимые Александром II.

В 1856 году иностранцам были даны права на владение собственностью и капиталами в Турции. Это было сделано в соответствии с положениями Парижского трактата. В правление султана Абдул-Азиза (1861-1876) были приняты закон о вилайетах, затем новые уголовный, земельный и гражданский кодексы (1869). Были созданы автономные провинции, в том числе Армения, и, кстати говоря, Босния и Герцеговина. Были созваны национальные ассамблеи (миллеты), которые принимали решения и управляли своими сообществами уже не в религиозном, а в гражданском отношении: армянским, греческим, сербским, болгарским. Сам великий визирь султана Абдула-Азиза Махмуд Недим (1818-1883) занимал прорусскую политику. Он верил России, знал, что она не выступит против Турции потому, что Турция защищена другими великими державами, и прислушивался к голосу России как сильной страны, с большим, кстати говоря, собственным мусульманским населением. Его даже в шутку звали Махмудовым или Недимовым — настолько он был внимателен к советам русского посла в Константинополе графа Николая Павловича Игнатьева.

Но 11 мая 1876 года в Турции вспыхнуло движение мусульманских патриотов против прорусской политики. Причина была в том, что Россия стала явно поддерживать повстанцев. Султан Абдул-Азиз под влиянием этих волнений отклонил новые требования черногорских повстанцев и назначил великим визирем вместо Махмуда Недима младотурка Мехмеда Рушди, а военным министром — маршала Хуссейна Авни. 30 мая 1876 года эти люди заставили султана отречься от престола как слишком мягкого и податливого Европе. А 4 июня он был убит. Формально его смерть была объявлена самоубийством.

Заговорщики стремились к реформам, к европеизации Турции, а вовсе не стремились в средневековье. Они сделали султаном старшего сына Абдул-Меджида Мурада. Под именем Мурада V он был возведён на престол, но оказался слабовольным пьяницей и был смещён в августе 1876 года и заменён султаном Абул-Хамидом II, который правил до 1909 года, до младотурецкой рефолюции.

Оба султана, и Мурад, и Абдул-Хамид, объявили амнистию восставшим и обещали ввести представительную конституцию. Забегая вперёд, скажу, что 23 декабря 1876 года министр юстиции Мидхат-паша представил султану Абдул-Хамиду II конституцию. Эта конституция была утверждена и называлась в обществе «Конституция Мидхата». То есть Турция готовилась и стала конституционной монархией намного раньше России — в декабре 1876 года.

9. Славянское движение в России в поддержку Боснии и Герцеговины

В России же в это время набирало силу движение в поддержку славянских братьев. И именно ему начинает всё больше и больше следовать император Александр II. С июня 1876 г. в Зимнем дворце всё чаще говорят о грядущей войне, хотя и продолжают ее опасаться. Тем не менее тайно снимается запрет с поставок оружия революционерам в Болгарию, Боснию и Герцеговину. Горчаков уже говорит «о неофициальной помощи турецким христианам, о пропуске к ним оружия и военных запасов под видом транзитного товара» [Д.А.Милютин. Дневник, т.1, с.234. Запись 15 июля 1876 г.]

15 июля 1876 г. военный министр Дмитрий Милютин был на докладе у Императора, только что приехавшего из Эмса, где он отдыхал с княгиней Екатериной Долгоруковой. Неожиданно для Дмитрия Алексеевича, Государь открыл ему свое сердце на Балканские события. Потрясенный генерал Милютин тщательно записал этот монолог Александра Николаевича в свой дневник: «Постоянно слышу я упреки, зачем мы остаемся в пассивном положении, зачем не подаем деятельной помощи славянам турецким. Спрашиваю тебя, благоразумно было бы нам, открыто вмешавшись в дело, подвергнуть Россию всем бедственным последствиям европейской войны? Я не менее других сочувствую несчастным христианам Турции, но ставлю выше всего интересы самой России… Конечно, если нас заставят воевать, мы будем воевать; но я не должен подавать ни малейшего повода к войне. Вся ответственность падет на тех, кто бросит вызов, и пусть тогда Бог решит дело. И потом не надо забывать, что секретный союз, заключенный мною с Германией и Австрией, есть исключительно союз оборонительный; союзники наши обязались принять нашу сторону, если мы будем атакованы; но они не сочтут себя обязанными поддерживать нас в случае инициативы с нашей стороны, в случае наступательных наших предприятий, и может выйти то же, что было в Крымскую войну – опять вся Европа опрокинется на нас… Может быть внешне я кажусь спокойным и равнодушным, но именно это и тяжело – показывать лицо спокойное, когда на душе такие тревожные заботы. Вот отчего я и худею, отчего и лечение мое в Эмсе не пошло в прок» [Д.А.Милютин. Дневник, 1873-1882. Том 1, - С.235-236]. Злые языки, в том числе и лейб-медик Сергей Петрович Боткин говорили, что лечение не пошло в прок из-за чрезмерного увлечения немолодого уже Императора молодыми женщинами - княгиней Долгоруковой, и не только [Д.А.Милютин. Дневник, 1873-1882. Том 1, - С.226, запись от 30 июня 1876], но сам Александр Николаевич считал иначе.

Александр Корнилов пишет, что «император Александр колебался очень сильно, он вовсе не желал войны, и принудило его к принятию решительных мер главным образом то настроение, которое овладело русским обществом вообще и теми сферами, которые имели доступ и в придворные круги, в частности». [А.А. Корнилов. Курс истории России… с.697]. Очень ратовала за всецелую помощь восставшим славянам и отвергнутая мужем императрица Мария Александровна. Государь боялся отстать от своего народа, страшился перестать быть выразителем его чаяний.

Как я уже говорил, в Москве и в Петербурге были созданы Славянские благотворительные комитеты. Они собирали через своих агентов обильные приношения, занимались помощью больным и раненым инсургентам, снабжением деньгами, пищей и одеждой беженцев в Сербии, Черногории и Далмации.

Татищев пишет, что «по мере того как разрасталось восстание, росло и сочувствие русского общества к братьям-славянам, жертвам турецкой жестокости». [С.С.Татищев. Император Александр II… - т.2. 346] Мы с вами понимаем, что особой жестокости не было, были проблемы. Но тем не менее движение было. После событий в Батаке оно просто стало захлёстывать Россию.

Русские западники, в том числе Иван Тургенев, призывали к освобождению славян. Славянофилы — к сплочению славян и православных народов Балкан под главенством России и воздвижению креста на храме святой Софии в Константинополе, который с 1453 был мечетью. Среди этих людей особо выделяется Фёдор Михайлович Достоевский.

«Все сословия, звания и состояния, не говоря уже об отдельных лицах, соревновались одно с другим в щедрых пожертвованиях». [С.С. Татищев, т.2. с.346] Сборы проводились в церквях с благословения духовного начальства. Чиновники разных ведомств путём подписки жертвовали часть своего жалования «на общеславянское дело». Общество попечения о больных и раненых воинах приняло на себя доставление средств в Боснию и Герцеговину, а потом в Сербию и Черногорию. Или же деньги прямо посылались в канцелярию императрицы Марии Александровны, супруги Александра II. Русский Красный Крест направил в Сербию и Черногорию санитарные отряды, снабдив их всем необходимым. То же сделали Санкт-Петербург, Москва и большинство иных городов Империи. Постоянно проводились торжественные проводы врачей на Балканы, молебны о ниспослании победы славянскому оружию. Газеты и журналы клеймили турок и воспевали братьев славян, пророча им скорую победу. Множество военных от солдат до генералов, уходя со службы устремились в Сербию и Черногорию. Вы, помните, что после самоубийства Анны, Алексей Кириллович Вронский, гвардейский офицер, едет добровольцем в Сербию. Литературный герой поступил так же, как и тысячи людей из плоти и крови.

С начала восстания в Боснии и Герцеговине и до осени 1876 Петербургский комитет собрал более восьмисот тысяч рублей пожертвований, московский — около семисот тысяч рублей. Русские добровольцы отправлялись на фронт тысячами, казацкие сотни шли с Дона целиком. Сукно и холст мундиров выдавали бесплатно с казенных складов. Председатель Московского славянского комитета Иван Сергеевич Аксаков послал в Ливадию предпринимателя Александра Александровича Пороховщикова (1834-1917) (его деревянная изба стоит в Староконюшенном переулке Москвы). Он был принят Государем 21 сентября. Александр был растроган до слёз словами посланца. «Ты понял важность исторической минуты!» — сказал он Пороховщикову.

Иван Сергеевич Тургенев пишет стихотворение «Крокет в Виндзоре», которое, учитывая популярность писателя, подливает масла в огонь. Речь в нём идёт о том, что кровь тысяч убитых болгар на королеве Виктории.

Сидит королева в Виндзорском бору…
Придворные дамы играют
В вошедшую в моду недавно игру;
Ту крокет игру называют.
Катают шары и в отмеченный круг
Их гонят так ловко и смело…
Глядит королева, смеется… и вдруг
Умолкла… лицо помертвело.

Ей чудится: вместо точеных шаров,
Гонимых лопаткой проворной —
Катаются целые сотни голов,
Обрызганных кровию черной…
То головы женщин, девиц и детей…
На лицах — следы истязаний,
И зверских обид, и звериных когтей —
Весь ужас предсмертных страданий.

И вот королевина младшая дочь —
Прелестная дева — катает
Одну из голов — и все далее, прочь —
И к царским ногам подгоняет.
Головка ребенка, в пушистых кудрях…
И ротик лепечет укоры…
И вскрикнула тут королева — и страх
Безумный застлал ее взоры.

«Мой доктор! На помощь! скорей!» И ему
Она поверяет виденье…
Но он ей в ответ: «Не дивлюсь ничему;
Газет вас расстроило чтенье.
Толкует нам „Таймс", как болгарский народ
Стал жертвой турецкого гнева…
Вот капли… примите… все это пройдет!»
И в замок идет королева.

Вернулась домой — и в раздумье стоит…
Склонились тяжелые вежды…
О ужас! кровавой струею залит
Весь край королевской одежды!
«Велю это смыть! Я хочу позабыть!
На помощь, британские реки!»
«Нет, ваше величество! Вам уж не смыть
Той крови невинной вовеки!»

Крокет в Виндзоре. Иван Тургенев, 1876 г.

Яков Петрович Полонский пишет стихотворение «Болгарка», в котором говорится о несчастной женщине — мужа и детей её убили, а саму женщину взял в гарем какой-то турецкий вельможа. И она молится:

«Приди же, спаситель! — бери города,
‎Где слышится крик муэзина,
И пусть в их дыму я задохнусь тогда
‎В надежде на Божьего Сына!..»

Как вы понимаете здесь и религия, и месть — всё воедино.

Волонтёрами отправились на фронт лучшие русские врачи Николай Васильевич Склифосовский, Николай Иванович Пирогов и Сергей Петрович Боткин, писатели Гаршин и Гиляровский. Шестидесятилетний Иван Тургенев говорил: «Будь я моложе, я сам бы туда поехал», а пятидесятилетний Лев Толстой писал, что «вся Россия там, и я должен идти».

В 1853-1856 годах русское общество было против войны. Евгений Михайлович Феоктистов писал в своих воспоминаниях: "До сих пор наша литература, вообще болтливая, отнюдь не отличающаяся сдержанностью, остерегалась упоминать об одном явлении, которое может показаться невероятным, а между тем не подлежит сомнению: говорю о том, что во время Крымской войны люди, стоявшие высоко и по своему образованию, и по своим нравственным качествам, желали не успеха России, а её поражения. Они ставили вопрос таким образом, что если бы император Николай восторжествовал над коалицией, то это послужило бы и оправданием, и узаконением на долгое время господствовавшей у нас ненавистной системы управления; мыслящим людям было невозможно мириться с этою системой; она безжалостно оскорбляла самые заветные их помыслы и стремления". ("За кулисами политики. 1848-1914. М.,2001. - с.30). Теперь же русское общество желает войны, стремится к ней и подталкивает к этой войне власть. Общественное мнение освободилось, расковалось, и оно за войну. Были голоса против, но их было немного.

Пётр Андреевич Вяземский пишет частное письмо Сергею Татищеву, своему свойственнику. Вот цитата из него: «Народ не может желать войны, а по недосмотрительности своей ведёт к войне. Война теперь может быть для нас не только вред, но и гибель… Хороши сербы! Россия стряхнула с себя татарское иго, а после наполеоновское своими руками, а не хныкала и не попрошайничала помощи у соседей… Сербы – сербами, а русские – русскими. В том-то и главная погрешность, главное недоразумение наше, что мы считаем себя более славянами, чем русскими. Русская кровь у нас на заднем плане, а впереди - славянолюбие. Единоверчество тут ничего не значит. Французы тоже единоверцы с поляками. А что говорили мы, когда французы вступались за мятежных поляков? Религиозная война хуже всякой войны и есть аномалия, анахронизм в наше время… Мы дразним и раздражаем, и совершенно бессовестно, Турцию санитарными отправлениями при барабанном бое, шампанском и разных криках, чуть ли не вприсядку, с бубнами и ложками. Всё это недостойно величия России… Много виновато и Общество покровительства раненым. Из христианского и евангельского подвига они сделали machine de guerre. Крест Спасителя обратили в пушку и стреляют из креста. Всё это неправильно, недобросовестно, просто нечестно». [С.С. Татищев. с. 347-349] Так пишет Вяземский, но его мнение — это мнение меньшинства.

10. Русская власть и Балканский кризис

Александр II после болгарской резни потребовал от Порты тех же реформ в Болгарии, что и в Боснии и Герцеговине. Горчаков уже не скрывал, что цель России — распад Османской империи в Европе. 2 июня 1876 года он пишет графу Шувалову в Лондон о том, что Османская империя уже фактически прекращает своё существование, но пока она не рухнула, надо поддерживать status quo на Балканах. [С.С. Татищев, т.2, с. 339-340]. Россия надеется без формального объявления войны Турции, которое по статьям Парижского договора может вызвать вмешательство Австрии и Англии, только внутренней смутой, но хорошо поддержанной русским обществом, обрушить владычество Османской империи в Европе. Такой, скажем прямо, коварный замысел.

Министр иностранных дел Великобритании лорд Дерби пишет, что слова Александра II не исполняются русским консулами на Балканах и русским обществом. В этом беда — общество вышло из повиновения Императору. (Депеша лорду Лофтусу от 2 июня 1876 г.)

Английское правительство просит невмешательства, а Царь не одобряет эту позицию. Он теперь говорит о чести христианских государей, о необходимости защитить христиан от фанатизма мусульман и требует передачи части земель Османской империи Черногории и Сербии. Тут уже и Австрия выступает против.

Ещё в середине августа 1875 года Сербия инспирировала восстание в Боснии. Теперь же, 20 июня 1876 г. Черногория и Сербия заключили военный союз и объявили Турции войну. Генерал Михаил Черняев, тот самый «ташкентский лев», хорошо известный своими сражениями с мусульманами в Средней Азии, возглавил сербскую армию и приказал сербским войскам вторгнуться в турецкие пределы с трёх сторон, а черногорский князь Николай ввёл черногорцев в южную Герцеговину. Другими отрядами командовали хорватские воеводы. Как и в 90-е годы ХХ века происходит спор за землю между сербами, черногорцами, хорватами и, понятно, мусульманами.

2 июля 1876 года известный революционер еще 1848 г., а теперь сербский воевода Голуба Бабич объявил о слиянии Боснии и Сербии. На этой почве происходят столкновения между Обреновичами и Карагеоргиевичами — двумя династиями, которые претендуют на власть в Сербии и, соответственно, в Боснии.

Командование сербскими войсками в Боснии принял сербский полковник Милета Деспотович. Сербия и Черногория объявили целью войны освобождение единоплеменников и единоверцев Балканского полуострова от многовекового османского ига. То есть вы видите, что идёт борьба балканских славянских государств, даже сербы и хорваты, одноязычные народы, соревнуются друг с другом за эти территории. Всё это ясно показывает, что, если с этих земель уйдёт Османская империя, наступит внутрибалканская смута.

26 июня/8 июля 1876 года Александр II и австрийский император Франц-Иосиф договорились в Рейхштадтском замке о строгом нейтралитете. А также о том, что в случае проигрыша Сербии и Черногории восстанавливается status quo, а в случае успеха Сербии и Черногории над Портой — Босния и Герцеговина передаются под контроль Австрии. Австрийцы просят, чтобы единое славянское государство к югу от Дуная ни в коем случае не создавалось бы. Александр просит, и об этом устанавливается устное соглашение, чтобы Румелия, Болгария и Албания, были автономными областями, а Фессалия, Эпир и Крит перешли Греции. Для себя Россия желает возвращения Южной Бессарабии - земли, которой владеет Румыния и которую Россия потеряла в 1856 году и приобретения порта Батума и его области в юго-восточном углу Черного моря.

Д.А.Милютин отмечает, что «Государь, по видимому, поощряет всё, что делается в пользу балканских славян со стороны частных лиц и общества, но остается в твёрдом намерении не оказывать никакого вмешательства официального». [Д.А. Милютин 8 августа 1876. Дневник, т.1, с.247]

Особым противником войны был министр финансов Михаил Христофорович фон Рейтерн. Он объяснял Государю, что русские финансы в плохом состоянии, что бюджет только в 1875 году впервые после Крымской войны был сведён без дефицита, что к тому же в 1875 году была засуха и из-за маловодья на реках урожай не могут вывозить к портам, так что вывоз хлеба к осени 1875 года уменьшился, что, если начнётся подготовка к войне, будет биржевая паника, банкротство банков, уход капиталов за границу.

Граф Рейтерн объявил, что в случае войны страну ждёт банкротство. И что сам он уйдёт в отставку и не будет управлять финансами России во время войны. «Но несмотря на все эти серьёзнейшие предостережения Рейтерна, — пишет Корнилов, — под влиянием славянофильской агитации, под влиянием общественного мнения, которое сильно было настроено в пользу войны после болгарских ужасов, император Александр все-таки решился воевать». [А.А. Корнилов, с.699]

11. Война и дипломатия – вторая половина 1876 г.

А война Сербии и Черногории с Турцией для славян шла всё хуже и хуже. Как вы помните, Горчаков говорил о том, что турки астеничны, что они не способны ничего делать. Так вот сербы с огромным трудом отбивались от турок, решительно наступавших по долинам рек Тимока, Моравы и Дрины.

12 августа 1876 сербский князь Милан попросил шесть великих держав «прекратить бессмысленное кровопролитие», которое, надо признаться, он сам и начал. Черногория присоединилась к этой просьбе. Англия взяла на себя посредничество в переговорах с Портой, а Горчаков через силу (он не хотел этого, он был уже весь в имперских устремлениях после обрушения османского владычества на Балканах) приказал графу Игнатьеву поддержать посреднические усилия. Но лорду Лофтусу он сказал: «Мы терпеливо ждали, чтобы Европа начала действовать. Но если ничего не будет сделано… то я ручаюсь Вам, что буду действовать в соответствии с достоинством и могуществом Империи… Но это ещё не будет война». [Депеша Лофтуса графу Дерби от 13 августа 1876]

В то же время германский император Вильгельм письмом уведомил Александра о своей полной поддержке его в Балканском вопросе. Россия нужна была Германии как надежный союзник.

Англия объявила свои условия мира: Сербия и Черногория в прежних границах и в прежнем статусе вассальных от Турции государств (учитывая поражение их армии, это для них было бы очень хорошо), местная автономия для Боснии и Герцеговины и для Болгарии (без превращения их в вассальные княжества). Об этом пишет граф Дерби послу в Константинополе сэру Генри Джорджу Элиоту 30 августа 1876 года. Но Горчаков, соглашаясь «в принципе» на эти требования, просит территориальных приращений для Черногории.

Османская империя согласилась на перемирие с 4 по 15 сентября. Россия предложила оккупировать Боснию и Герцеговину австрийскими, Болгарию — русскими войсками и войти в проливы союзным флотом. Англия была против. Державы выдвинули предложение о новом перемирии на шесть недель. И вдруг Турция предложила перемирие на полгода. Целых полгода без войны, и вот зачем они были нужны: в это время велись бы переговоры, а сама Турция приняла бы конституцию и созвала парламент. Англия горячо поддержала эти предложения Турции. Но Россия к удивлению всей Европы, отклонила их — слишком долго. «Россия не примет его (такое перемирие — А.З.) ни в каком случае», — пишет Горчаков Шувалову 2 октября 1876 года. Идеи конституции и парламент Горчакова совершенно не волнуют. Он боится, что за эти полгода произойдёт кризис в Сербии и Черногории, сменится правительство, сменятся князья, всё затихнет, власть в Османской империи стабилизируется, а никакого освобождения славян не произойдёт.

В результате такой позиции России военные действия возобновились, но всё стало ещё хуже для сербов. Они проигрывали одно сражение за другим. Последняя линия на Мораве с трудом удерживалась сербской армией и русскими добровольцами.

Формально Россия отказывалась от шестимесячного перемирия, чтобы как можно быстрее решить проблемы, но фактически, как пишет граф Дерби русскому послу в Лондоне Шувалову, «отказываясь от шестимесячного перемирия Россия желает создать повод к войне, на которую она уже решилась». Англия не хочет этой войны. Лорду Лофтусу было предписано ехать в Ливадию и лично у Императора узнать о намерениях России.

15 октября лорд Лофтус приезжает в Ялту, но Александр не хочет его принимать. 17 октября он был принят Горчаковым в Ореанде. Горчаков сказал Лофтусу, что положение серьёзное, но Россия требует автономии Боснии, Герцеговины и Болгарии, а также надзора за действиями Турции со стороны великих держав, что султан всё делает хорошо, но опасны фанатики, и в борьбе с этими фанатиками султану надо помочь.

Но это всё общие слова. На самом деле, с одной стороны, происходит полный разгром сербов, взятие турецкой армией Джуниса и Алексинца. Турецкие войска устремились на Белград. А с другой стороны, во второй половине сентября, не афишируя это, в России отдаётся приказ о мобилизации всех войск Одесского, Харьковского, Киевского и частично Кавказского округов, а 12 октября — четырёх дивизий Московского округа. В октябре 1876 года генерал Николай Николаевич Обручев составил военный план будущей Турецкой кампании.

3 октября, то есть задолго до беседы Горчакова с лордом Лофтусом, на императорском совещании в Ливадии, уже предусмотрено, что Константинополь будет занят русскими войсками, что Балканской армией командует великий князь Николай Николаевич, Кавказской — Михаил Николаевич. Балканской армии поставлена задача быстро пройти через Шипку и Андрианополь к Босфору. Россия, как всегда, когда она замышляет агрессию, надеется на блицкриг.

При этом Россия неожиданно выдвигает ультиматум Порте — перемирие в течение сорока восьми часов и после этого полтора месяца перемирия с прекращением боевых действий. Если Турция не прекратит боевые действия — отзыв посла и фактически начало войны. Турция принимает всё. Она прекращает боевые действия в Сербии и Черногории и объявляет полуторамесячное перемирие.

Только после этого, 21 октября Александр принимает в Ливадии британского посла и извещает его, что турки объявили перемирие. Говорит — видите, я добился своего, но сделал я это для того, чтобы турки не учинили резню в Сербии, как они сделали в Болгарии. Он согласен на английские условия и говорит, что захватывать Константинополь не имеет «ни желания, ни намерения», как писал в Лондон Лофтус. Но мы с вами знаем, что на самом деле 3 октября было принято решение о занятии Константинополя русскими войсками. Продолжается двуликая политика. Англию-то Россия боится, но надеется, что британское общественное мнение удержит её от войны с Россией если таковая начнется.

Англия требует независимости и территориальной целостности Турции, улучшения жизни турецких христиан. Россия на независимость Турции соглашается, но не соглашается на территориальную целостность Османской империи и требует освобождения христианских народов.

Понимая, что Россия идёт к войне, премьер-министр Граф Биконсфильд в речи на банкете лорда-мэра Лондона 28 октября 1876 года говорит: «Мир составляет сущность политики Англии, но если Англия хочет мира, то ни одна держава лучше её не приготовлена к войне, и если Англия решится на войну, то только за правое дело и, конечно, не прекратит её, пока право не восторжествует».

Одновременно 30 октября 1876 года император Александр выступает перед московским дворянством с зажигательной речью, в которой говорит об угрозе войны, чести, христианстве, достоинстве России и фактически о том, что война будет объявлена в ближайшее время: «Вам уже известно, что Турция покорилась моим требованиям о немедленном заключении перимирия, чтобы положить конец бесполезной резне в Сербии и Черногории… Я знаю, что вся Россия вместе со мной, принимает живейшее участие в страданиях наших братьев по вере и по происхождению; но для меня истинные интересы России дороже всего, и я желал бы до крайности щадить дорогую русскую кровь. Вот почему я старался и продолжаю стараться достигнуть мирным путем действительного улучшения быта всех христиан, населяющих Балканский полуостров… Если же это не состоится… то я имею твердое намерение действовать самостоятельно и уверен, что в таком случае вся Россия отзовется на мой призыв, когда я сочту это нужным и честь России того потребует. Уверен, что Москва, как всегда, подаст в том пример. Да поможет нам Бог исполнить наше святое призвание!» [С.С. Татищев, т.2. С.367]

Вторя Царю Иван Аксаков в Московском славянском комитете уже 6 марта 1877 года произносит тоже зажигательную речь, где вспоминает и герб Византии, и заветы Петра и Екатерины, и фактически говорит о кресте на святой Софии: «Да прейдет слава Царя-Освободителя далеко за русский рубеж, во благо нашим страждущим братьям, во благо человечеству, во славу истине Божией!... Слова Государя не были делом случайного, личного державного произволения. Это было наитие исторического духа. Он говорил как преемник царей, как преемник Ивана III, принявшего от Палеологов герб Византии и сочетавшего его с гербом Московским, - как преемник Петра и Екатерины, как венчанный блюститель древних преданий и непрерывавшегося исторического завета».

1 ноября в России был дан приказ о мобилизации, и армия вторжения была доведена до 546 тысяч человек. При этом циркуляр Горчакова послам говорит о том, что Россия сохраняет мир и эта армия нужна для сохранения мира и достоинства России, но не для войны, а также о том, что Турция готовит новые страшные резни всех христианских народов. Всё больше и больше дипломатические действия Горчакова напоминают авантюру: Россия готовится к войне, но объявляет о мире. А одна резня в Батаке перешла в его представлении в тотальную резню, которую готовит Турция буквально везде.

Принимая князя Черкасского, которому было поручено управление гражданской частью на подлежащей оккупации территории Болгарии, Царь сказал: «Там, за Дунаем следует ввести нечто в роде того, что было сделано нами в Царстве Польском». Вот такие планы у Русского императора.

21 октября/1 ноября 1876 года Сербия подписала соглашение о прекращении огня с Турцией. А 19 ноября великий князь Николай Николаевич, главнокомандующий российской Балканской армией, выехал в Кишинев в ставку. То есть с одной стороны — мир, с другой стороны — война. Одновременно идут тайные переговоры Румынии и России о конвенции и пропуске войск. Их вёл прибывший из Константинополя Александр Иванович Нелидов (кузен любовницы императора Николая Павловича Вареньки Нелидовой). Князь Румынский Карл Гогенцоллерн и премьер-министр Иона Братиану были за пропуск войск, а большинство министров — против. Договор был подписан за неделю до начала войны русским консулом в Бухаресте бароном Стюартом и министром иностранных дел Румынии Михаилом Когэлничану. Но подписывать его долго не хотели. В сентябре 1876 года Император предупреждал румын — если не подпишете согласие на пропуск войск, вы будете оккупированы как провинция Турции. Хорошо это вы решили — начать войну за освобождение христианских народов с оккупации христианской Румынии — отвечал ему Братиану. Но в итоге, ничего не поделаешь, соглашение было подписано.

При этом продолжаются разговоры о мире. Игнатьев с согласия Горчакова выдвигает одиннадцать новых очень жёстких требований к Турции 25-26 ноября 1876 года. Эти требования были одобрены с оговорками Австрии. Черногории были даны территории без выхода к морю. Сербия, почти разгромленная, осталась в прежних границах. Босния и Герцеговина объединялись. Болгария разделялась на два вилайета. Губернаторы назначались на пять лет с согласия держав. Утверждалось выборное начало местной власти, преобразование судов, полная свобода исповедания, равенство христиан с мусульманами в занятии всех должностей. Турецкие войска должны были оставаться в крепостях, местная жандармерия выбираться из христиан и мусульман в правильной пропорции к соотношению конфессиональных групп в каждом санджаке. Международная наблюдательная комиссия утверждалась для работы на один год. (Протокол Константинопольской конференции 9 декабря 1876 г.)

В это время в Турции принимается конституция (Конституция Мидхата), и Порта объявляет, что она сама желает провести эти реформы по всей империи и в интересах всех граждан, не только христиан. 8 января Турция согласилась на все условия, кроме назначения генерал-губернаторов с согласия держав и создания наблюдательной комиссии — это она сочла для себя оскорбительным. Но в знак протеста 15 января 1877 послы всех держав покинули Константинополь, возложив на Порту ответственность за гибельные для неё самой последствия её упорства.

В ответ великий визирь Ахмед Шафик Мидхад-паша предложил Сербии и Черногории вступить в непосредственные переговоры в Константинополе. Князья ответили согласием. И 16 февраля 1877 на принципе status quo ante bellum («положение, бывшее до войны») был подписан мир с Сербией. Европа вздохнула спокойно. С Черногорией возникли сложности (не в смысле территорий — Турция бы что-то дала Черногории) — Турция требовала, чтобы Черногория признала себя вассалом султана. Черногория делать это не хотела. Но об этом можно было бы договориться.

Россия объявила всем державам, что предпочитает мирный исход. Генерал Николай Павлович Игнатьев был направлен в столицы держав, чтобы говорить о том, как организовать мирное соглашение, а также согласовать уход русских войск из Бессарабии и их разоружение.

В это время Германия очень давила на Россию, толкая её к войне. Отто фон Бисмарк постоянно называл мирный договор дипломатической «заплаткой». «Германия не станет возражать, если последствием войны явится разрушение Оттоманской империи, которое вынудит Россию … к земельным присоединениям», — так сообщал Игнатьев слова Бисмарка Горчакову 16 марта 1877 года.

Фактически Бисмарк стал главной силой, после русского общества, толкающей Россию к войне. Почему? Да потому, что он, во-первых, понимал общественное мнение России — а оно хотело войны и освобождения Балкан. А во-вторых, понимал, что в результате войны Россия ослабнет и станет уже не равным Германии союзником, а союзником слабейшим, как Австрия. Тогда Германия, опираясь на двух своих слабейших союзников, Австрию и Россию, которые что-то отхватят у Турции, но в результате войны и испорченных отношений с Англией, безусловно, ослабнут, действительно станет гегемоном Европы. Вот такая коварная политика. При этом австрийцам Бисмарк говорил, что Россия хочет напасть на Австрию и держит армию в Бессарабии для этого нападения. И австрийцы этого очень боялись. В своих посмертно изданных мемуарах он признавался, что сам запустил эту интригу. [Воспоминания. Мемуары. Том 2Т.2, с.211-215]

Наконец, после долгих переговоров 19 марта 1877 года всеми державами был принят Лондонский протокол, который очень поощрял Турцию на пути реформ и договоренностей с Сербией и Черногорией, выражал горячую надежду на мир и улучшение жизни подданных под новой конституцией Оттоманской империи. Но, если улучшений не будет, державы оставляют за собой право на вмешательство. Граф Петр Шувалов особо предупреждал британский кабинет, что новая резня остановит любой мирный процесс. Граф Дерби объявлял, что если армии Турции и России не будут демобилизованы, то этот протокол как бы не существует.

19 марта 1877 года, то есть в тот же день, собрался первый оттоманский парламент — Генеральная ассамблея Османской империи (Меджлис-и-Умуми). Этот парламент из 115 депутатов (69 из них мусульмане, 46 немусульмане) отклонил протокол европейских держав, объявив, что сам желает проводить реформы, обеспечивать равноправие христианам и что в вопросах внутренней политики ему не нужен протекторат великих держав. В это время султаном была назначена и верхняя палата, невыборная (в ней было 26 сенаторов). И, одобренное двумя палатами, это решение парламента становилось законом. На основании этого решения, страшно опасного для Турции (это прекрасно понимал и султан, и великий визирь), следуя воле только что избранных депутатов, 28 марта/ 8 апреля Порта отвергла Лондонский протокол и оба заявления (России и Англии). Европа замерла в ужасе. Еще недавно казавшаяся невероятной война великих держав, становилась неминуемой.

7 апреля 1877 года Александр II выехал в Кишинёв и 12 апреля подписал там манифест с объявлением войны. Ни одна держава, в том числе Англия, этому не воспротивилась. Турция сама объявила себе приговор волей впервые в истории Турции избранного парламента.

Надо сказать, меньше чем через год, в феврале 1878 года, сразу после того, как война Турцией была проиграна, султан Абдул-Азиз распустил парламент (вторую его сессию), и больше парламент в Турции не собирался до 1909 года. А поступил он так потому, что парламент привёл Османскую империю к поражению и к потере значительной части ее земель. Но об этом мы поговорим в следующей нашей лекции, дорогие друзья.