1. Вступление

Эта лекция посвящена обострению отношений правительства и общества в последние годы царствования Александра II после того, как была и выиграна и, одновременно, проиграна Русско-турецкая война. Как вы помните, изначально русские люди отнеслись к этой войне с огромным энтузиазмом, фактически они и вынудили Царя начать военные действия. Александр не хотел конфронтации с Турцией, но русское общество требовало помочь братьям славянам освободить Балканы. Однако завершение случившегося и Берлинский конгресс вызвали глубокое огорчение в русском обществе. Плоды Русско-турецкой войны, как можно было ожидать любому здравомыслящему человеку, разбирающемуся в международных отношениях, были совсем не такими, о каких мечтали. И самое главное — вновь созданные освобождённые страны, Болгария, Румыния, Сербия, очень быстро, буквально в течение двух-трех лет отошли от России и стали союзниками западных государств, более развитых и более надёжных, да и внутренне больше подходивших Балканам, потому что тоже являлись парламентскими государствами с народным представительством. Россия же по-прежнему была абсолютистской, и даже в Болгарии, в Сербии и в Румынии это казалось каким-то диким анахронизмом — абсолютизм в конце ХIХ века.

2. Либеральное оппозиционное движение

Вы помните — министр финансов Михаил Христофорович граф фон Рейтерн после окончания войны 7 июля 1878 года вышел в отставку, как пишет Александр Корнилов, «не считая для себя возможным принять ликвидацию того ухудшения финансовых отношений, которое вызвано было войной». [А.А. Корнилов. История России… с. 710]

Русская экономика действительно страшно пошатнулась и несколько лет испытывала очень тяжёлые кризисные явления. Уровень жизни народа упал. В либеральном общественном движении и мнении огромное значение имело то, что и совсем новая страна Болгария, и обновлённая, объявившая независимость Румыния, и Сербия — все были парламентскими государствами. По воле русского императора в освобождённых странах были введены парламентские институты, а в России продолжался абсолютизм. Как такое может быть? Почему «дикой» Болгарии сам царь дал парламент, а России, безусловно, её освободившей и более культурной, он отказывает в этом?

Тверское земство как раз после победы в войне пишет в своем адресе Императору: «Государь Император в своих заботах о благе освобождённого от турецкого ига болгарского народа признал необходимым даровать ему истинное самоуправление, неприкосновенность прав личности, независимость суда, свободу печати. Земство Тверской губернии смеет надеяться, что Русский народ с такою полною готовностью, с такой беззаветною любовью к своему Царю-Освободителю, несший все тяжести войны, воспользуется теми же благами, которые одни могут дать ему возможность выйти, по слову государеву, на путь постепенного, мирного и законного развития» [А.А. Корнилов. История России… с. 707]. Эта мысль вдохновляла новое земское движение, которому было уже пятнадцать лет, во всей России.

В Киеве и Харькове состоялись съезды земцев, на которых принимались примерно те же заявления и звучали те же речи, что и в этом адресе Тверского земства. Либеральные земские деятели пытались договориться с правительством и убедить революционеров, - а революционное движение в России продолжалось, и об этом я чуть позже буду говорить - в том, что надо идти на реформы, чтобы общество снова стало единым с властью, как это было как раз в годы Великих реформ в 1861 - 1868 годах. Нельзя опять пролагать ров между гражданскими свободами и властью, а абсолютизм именно такой ров и создаёт, предполагая, что русские люди, в отличие от болгар или румын, — это дети, которыми надо управлять, не спрашивая их о том, чего они сами хотят.

Иван Ильич Петрункевич, деятель Черниговского земства, в будущем член Партии Народной Свободы, известнейший общественный деятель, который, прожив долгую жизнь, умер в 1928 году в Чехословакии, выступил в январе 1879 года на заседании Черниговского земства со следующей речью: «Думать, что идеи, в том числе и анархические, можно остановить мерами строгости, значит игнорировать историю развития и распространения идей… …Чтобы сознательно идти к своей задаче и чтобы уяснить, что может сделать земство, то есть сам русский народ, для излечения опасного недуга, необходимо обратиться к анализу причин его породивших. Таких главных причин, наряду с другими менее важными, по мнению земства три: 1. Организация средних и высших учебных заведений. 2. Отсутствие свободы слова и печати. 3. Отсутствие среди русского обществ чувства законности. …Борьба с разрушительными идеями была бы возможна лишь в том случае, когда бы общество располагало соответственными орудиями. Эти орудия: слово, печать, свобода мнений и свободная наука. В то время когда анархические идеи распространяются и тайною печатью, и устной пропагандой, общество лишено средств откровенно выражать свои мнения. Общественного мнения не существует, ибо нет органа для его выражения, нет печати, которая, не руководясь страхом административных взысканий, грозящих ей, а имея в виду интерес общества, его мирное развитие, его насущные потребности и возможные опасности, пробуждала бы чувство самостоятельности, чувство самосохранения и поддержания основ, на которых зиждется государственный строй».

Рассматривая в дальнейшей части своей речи положение русского общества, в котором оно оказалось после Великих реформ, при власти, отступившей от духа свободы к духу полицейского произвола, Петрункевич заканчивает своё выступление словами: «Таково положение русского общества. Не обладая чувством, заставляющим подчиняться закону, не имея общественного мнения, обуздывающего всякие личные, несогласные с общественными интересами стремления, лишённое свободы критики возникающих среди него идей, — русское общество представляет разобщённую, инертную массу, способную поглощать всё, но неспособную к борьбе. Поэтому земство Черниговской губернии с невыразимым огорчением констатирует своё полное бессилие принять какие-либо практические меры в борьбе со злом (зло — это революционная деятельность – А.Б.) и считает своим гражданским долгом довести об этом до сведения правительства». Вот такое заявление делает Черниговское земство. Что же происходит потом?

Иван Ильич Петрункевич не был приглашен в Петербург, с ним не побеседовал ни министр внутренних дел, ни сам Государь. Нет. За эту речь он, образованный человек, адвокат, был сослан в крошечный уездный городок Варнавин Костромской губернии, а с лета 1880 года по 1883 год находился под гласным надзором в Смоленске.

Из-за таких преследований, в 1879-1880 годах земские съезды начинают проводиться, как и у революционеров, конспиративно. Самый крупный такой, можно сказать, подпольный съезд земцев, которые вовсе не собирались свергать власть, состоялся в Москве в начале 1879 года.

То есть земское движение, которому в 1864 г. были даны большие возможности и права, в том числе финансовые, которое должно было консолидировать, демократически организовать русское общество и помогать ему строить самое себя, теперь, задавленное государственной опекой, вынуждено прятаться от государства. Потому что любое свободное слово, в котором содержится хоть гран критики, встречается репрессиями, как в случае с Петрункевичем. А ведь это происходит на фоне исключительно быстрого распространения социалистических идей в России.

3. Социалистические идеи

Идеи социализма, о которых мы много говорили раньше, зародившиеся в Европе и сформулированные публично в 1820-1830 годы, стали знаменем национальных революций 1848 года и, наконец, проявили себя во всей полноте в Парижской Коммуне весной 1871 года. Русские интеллектуалы играли в их формулировании и распространении большую роль. Это в первую очередь, конечно, Александр Герцен и Михаил Бакунин.

Идеи были несложны. В сущности, вся социалистическая идея и её цели для России того времени (1870-х годов) могут быть выражены одной фразой Герцена: «Сохранить общину и освободить личность, распространить сельское и волостное самоуправление на города, на государство в целом, поддерживая при этом национальное единство, развить частные права и сохранить неделимость земли — вот основной вопрос революции».

Здесь самое главное — это неделимость земли. Земля, по убеждению социалистов, не должна быть в частном пользовании. Земля должна быть в общинном, в общественном пользовании.

Социалисты разделялись тогда на два направления. Одни говорили, что средства производства должны быть общими, но плоды труда должны распределяться по мере вклада людей — кто больше работает, тот больше получает. Такова была идея Бакунина. А анархо-коммунисты, и наиболее известный из них итальянец Эррико Малатеста, утверждали, что надо не только иметь общие средства производства, но и распределять плоды труда тоже поровну, независимо от того, сколько работает человек — много или мало.

Вот эти на самом деле совсем не хитрые принципы вдохновили русскую молодёжь. Не потому, что русская молодёжь глубоко изучала социализм, прошла искус либерализма, философии романтизма, Гегеля… Ничего подобного. Большинство этих молодых людей, и мы сейчас увидим биографии некоторых из них, были очень плохо образованы, но в них было чувство, которое всегда владеет молодёжью в эпохи застоя — в общем, у нас и сейчас такая эпоха застоя, поэтому мы должны это хорошо понимать — это чувство, что некуда потратить свои молодые силы, молодую энергию. Далеко не все могут удовлетвориться только скучной карьерой и развлечениями с выпивкой и женщинами. Многим хочется намного большего — делать добро другим, делать что-то великое, вечное, а институциональных форм для этого нет. В эпоху Великих реформ они вроде бы появились. Тогда молодёжь бросилась в земское движение, в освобождение крестьян, и радикалы, как мы знаем, получали совсем небольшую поддержку. Но после покушения на Александра II в 1866 году, совершённого Каракозовым, общественное развитие остановилось, императорская власть стала не развивать земство, а, напротив, урезать, ограничивать его в правах. Власти испугались размаха общественной деятельности. Понимаете, сначала власть расковала силы общества, а потом сама же устрашилась этого освобождённого исполина и попыталась его снова связать уже не цепями абсолютизма, а какими-то верёвками юридических ограничений, которые, естественно, рвались довольно легко.

Примерно то же самое мы можем сказать и о событиях, которые произошли через сто лет после рассматриваемых нами. Я имею в виду знаменитую студенческую революцию в Европе и в Америке конца 60-х и начала 70-х годов ХХ века. Кажется — богатые страны, демократия, молодые люди могут делать любую карьеру, а они выходят с портретами Мао Цзэдуна, Че Гевары, Ленина и Сталина. Почему? В чём тут дело? Разумеется, причина не в том, что они хотели тиранической диктатуры. Их не устраивал сложившийся порядок. Вторая Мировая война преодолена. В Европе построен демократический мир, которому уже двадцать пять лет. Выросло новое поколение, которое хочет некоторых положительных идеалов для своей деятельности. А положительных идеалов у этого нового поколения нет. На самом деле они, конечно, есть — это и развитие стран Третьего мира, и борьба с бедностью, которая тогда была актуальной в Европе, и борьба за равенство афроамериканцев и белых американцев, и борьба против насилия в Соединённых Штатах, и многое-многое другое. Но власть не решается направить общество в нужное русло. Она опять отстаёт от общества. Она более консервативна, чем общество. И молодёжь начинает бунтовать.

То же самое произошло в России в 1870-е годы. Сначала огромная энергия направилась на освобождение славян — то самое болезненное дело, о котором мы говорили в предыдущих лекциях, но и оно совсем не так осуществилось, как мечтали в России. И теперь эти молодые люди бросились в революцию. Надо изменить весь общественный порядок, чтобы в обществе было хорошо, — вот, собственно говоря, в этом была их главная идея. А модная социалистическая мысль, которая пришда в Россию с Марксом, Герценом, Бакуниным, дала этой идее теоретическую рамку, подобную рамке марксизма, маоизма и Че Гевары в конце 60-х и начале 70-х годов ХХ века.

Надо сказать, что эта революционная деятельность ни к чему особо не привела. В 1860-е годы пытались поджигать города, но это вызвало только озлобление обывателей. А в 1870-е годы, ещё до Русско-турецкой войны, революционеры (в большинстве своём молодёжь, которая успела побывать студенческой, но в силу тех или иных причин, участия в революционной деятельности или нехватки средств для обучения, была исключена из университетов) попытались сразу нести идеи социализма рабочим крупных городов, убеждая их, что их обкрадывают, что надо требовать большую зарплату за свою работу, ограничивать права владельцев предприятий и фактически переходить к контролю над производством. Простые рабочие, в основной массе малообразованные вчерашние крестьяне, плохо понимали, о чём им говорят социалисты, и не стремились следовать за новой идеей. А квалифицированным рабочим, которых было немного, и которые получали за свой труд неплохие деньги, тем более было слушать социалистов незачем.

С весны 1874 года началось массовое движение в крестьянскую среду или, как его тогда называли, «хождение в народ». Те же самые молодые люди, мужчины и женщины, одев крестьянское платье, притворившись коробейниками или став земскими служащими, учителями, фельдшерами, акушерками, шли в деревню и объясняли крестьянам, что земля должна быть общей, плоды труда должны распределяться поровну. Но крестьяне, только что получившие землю в собственность в результате Великой реформы и чуть привыкшие к этому за последние десять лет, оставались неприязненно глухи к этой пропаганде социализма. Пропагандистов выдавали властям. Крестьяне не были дураками, они понимали, что социалисты фактически предлагают им вернуться в состояние, когда вся собственность принадлежала помещику. Теперь она будет принадлежать непонятно кому. Всем — это значит никому.

Николай Александрович Морозов, известный революционер и ходок в народ, внебрачный сын мологского помещика и дочери кузнеца, проживший долгую жизнь (1854-1946) и умерший в СССР в звании почетного академика, награжденный двумя орденами Ленина, написавший в своё время, сидя в крепости, «Откровения в грозе и буре», в которых попытался переосмыслить всю историю и сказать, что древность выдумана (время от времени русских людей осеняют такие «великие» мысли), оставил при всём этом интереснейшие для нас воспоминания. В них он признаётся, что, описывая крестьянам светлое будущее, сами пропагандисты в него не верили, понимали, что это сказка и на самом деле будет совсем не так. Он рассказывает, что, обращаясь к крестьянам и пытаясь убедить их в том, что надо вернуться к общему владению землёй, социалисты, неверующие люди, использовали следующий аргумент: «Ведь земля Божия? Общая?» И слышали в ответ от крестьян: «Божия там, где никто не живёт. А где люди — там она человеческая». Это были разумные слова людей, недавно получивших землю в собственность. Такая реакция крестьян постепенно вызывала разочарование в «хождении в народ». Тем более что ходоков крестьяне выдавали за такие разговоры властям.

В мае 1874 года был раскрыт Саратовский кружок, и через него выявлена практически вся народническая сеть, широко распространившаяся по России от Одессы и Киева до Урала. Раскрыли эту сеть жандармский генерал-лейтенант Иван Львович Слёзкин (известный и раскрытием Нечаевского кружка) и прокурор Саратовской судебной палаты Жихарев. К дознанию были привлечены как обвиняемые 612 мужчин и 158 женщин и оставлены под стражей 265. Как видите, это большие цифры.

Но это не отменяет социалистическое брожение среди интеллигентной молодёжи. Она терпит фиаско в своём диалоге с народом, ради которого, собственно, и действует (речь-то идёт о правах трудящегося народа на собственность и плоды своего труда), но остаётся активной, потому что, как я уже говорил, жаждет найти поле для своей деятельности и не находит его. Отсюда политические выступления и, можно сказать, отчаянная деятельность этих молодых людей. Простые люди их не слушают, хотя они всё пытаются и пытаются достучаться до них с идеями, которые простому человеческому уму совершенно не близки. Представьте себе, что сейчас по домам Москвы кто-то будет ходить и предлагать сделать всю жилплощадь общей или все частные автомобили общими. Понятное дело, таких гостей погонят взашей. То же самое было и тогда. Из крестьян и рабочих слушали студентов единицы, а студенты продолжали действовать.

Количество высланных по политическим делам, в основном за агитацию социализма, с 1875 по 1879 год, то есть перед войной и после войны, выросло в четыре раза. Многие революционные активисты, ища приложения своих молодых сил, уехали на Балканскую войну: мужчины в качестве воинов и фельдшеров, женщины — сестёр милосердия. Но в 1878 году они возвращаются, и начинается новый подъём.

В деле о студенческой демонстрации на Казанской площади 1876 года, которое слушается в январе 1877 года, — 21 подсудимый. Дело о кружке московских пропагандистов — 50 подсудимых. Дело южнорусского рабочего союза — 15 подсудимых. 6 локальных дел по России — 24 подсудимых.

За 1875-1877 годы приговор был вынесен 110 обвиняемым, из них 16 приговорены к каторге, 28 — к ссылке на поселение, 5 — к отдаче в арестантские роты, 21 — к тюремному заключению, к выговору — 1, оправданы — 39.

Мы видим, что в целом приговоры несуровые, оправданий было много. Власть надеется на то, что студенты перестанут заниматься глупостями. Но поскольку перспектив для созидательной деятельности нет, значительная часть общества поддерживает как раз революционеров.

4. «Процесс ста девяноста трёх» и разгорание революционного движения

В сентябре 1877–январе 1878 года проходит процесс «О революционной пропаганде в Империи». В нём 193 подсудимых. Этот «процесс ста девяноста трёх», о котором мы ещё не раз будем вспоминать, крупный, но итог его был довольно мягкий. Если не считать буквально нескольких приговорённых к каторге, то самое суровое наказание получили 38 человек — ссылку в Сибирь, а остальные, почти 150 человек были признаны Сенатом невиновными или отпущены сразу после конца процесса, так как месяцы нахождения в крепости во время рассмотрения их дел были зачтены подсудимым за отбывание наказания. То есть из серьёзного процесса о революционной пропаганде в Империи были как-то наказаны 38 человек из 193-х. Это, кстати говоря, очень ясно иллюстрирует, сколь другим было русское правосудие тогда, в эпоху Великих реформ, в отличие от сегодняшнего, когда почти нет оправдательных приговоров, а наказания, как правило, невероятно суровы. И уж тем более от коммунистического, когда процессы были по ложным обвинениям, людей убивали вообще ни за что, а оправданий было ничтожно мало.

Итак, как мы видим, Великие реформы создали другую атмосферу в обществе. Но остановка в осуществлении реформ оказалась очень опасной — это как остановка реки. Понимаете, если мы хотим, чтобы река давала энергию, надо строить плотину, гидроэлектростанцию, и тогда сила речной воды будет давать электрическую энергию, свет и возможность развивать экономику. Но если просто загородить реку и никак энергию воды не использовать, то тогда она зальёт огромное количество полей и лесов. Навредит, а не поможет. То же самое с молодёжным движением. Если молодёжи не дать перспективу созидательной деятельности, а просто ограничивать её полицейскими мерами, то в итоге произойдёт большое ухудшение общественной жизни. Так и случилось в России. Хотя меры наказаний студенчества были несуровыми, это не успокоило, а ещё больше распалило молодёжь — её особо не наказывали, но при этом не предлагали возможных направлений деятельности, где она бы могла приложить свои силы, осуществить свои идеальные устремления.

24 января 1878 года, на следующий день после вынесения приговора по делу 193-х, мелкопоместная польская дворянка Вера Ивановна Засулич (1849-1919) выстрелом из пистолета тяжело ранила Санкт-Петербургского градоначальника генерал-адъютанта Фёдора Фёдоровича Трепова, придя к нему на приём. Она объявила, что сделала это потому, что Трепов оскорбил Алексея Боголюбова (из семьи священника Области Войска Донского, закончил семинарию и ветеринарный институт), одного из молодых людей, задержанных во время демонстрации на площади Казанского собора в Санкт-Петербурге в декабре 1876 года и находившегося в крепости. И оскорбил так — за то, что Алексей Степанович не снял шапку перед Фёдором Фёдоровичем, Трепов потребовал, чтобы молодого человека пороли. Причём, сначала Боголюбов вроде бы поприветствовал Трепова, но, когда во время прогулки в крепости увидел градоначальника ещё раз, повторно здороваться не стал (два раза «здравствуйте» на протяжении одного часа не говорят). Трепов пришёл в ярость, сбил шапку с головы Боголюбова и велел его выпороть. Слух об этом приказе распространился по всей тюрьме и буквально всех сидящих там революционеров, а их было довольно много, привёл в состояние столбняка, женщин — в состояние истерики. Алексей Степанович Боголюбов ни слова не сказал, вытерпел наказание, но после его исполнения впал в мрачное помешательство и через несколько лет умер. Естественно, это было ужасно. И это было нарушение закона. Это нарушало закон о запрете телесных наказаний, который был объявлен Императором 17 апреля 1863 года. Поэтому действия Веры Засулич, в общем, понятны.

Веру Засулич, конечно, задержали и арестовали. Ожидалось, что стрелявшей дадут пятнадцать-двадцать лет тюрьмы. Но суд присяжных, а тогда даже такие политические дела судил суд присяжных, 31 марта/12 апреля 1878 года оправдал революционерку. Оправдал именно из-за тех самых обстоятельств — со стороны Трепова имело место нарушение закона, а сама Вера Ивановна находилась в не вполне вменяемом состоянии, когда в него стреляла. Председателем суда был известнейший юрист Анатолий Федорович Кони (1844-1927), а адвокатом Засулич — Пётр Акимович Александров.

Суд оправдывает человека, который покушался на убийство крупного государственного деятеля — Петербургского градоначальника, генерала от кавалерии. Когда сейчас суд за ничто приговаривает к страшным срокам, мы можем представить насколько свободней был суд эпохи Великих реформ. Приговор был восторженно встречен публикой. Вера Засулич была освобождена в зале суда. На следующий день приговор присяжных был опротестован Петербургской судебной палатой, но было уже поздно – Засулич тут же перешла на нелегальное положение и уехала за границу.

Произошедшее не прекратило общего революционного движения. Наоборот, оправдание Веры Засулич ещё более возбудило настроения к антиправительственной деятельности, деятельности для создания новой страны, в которой уже не будет абсолютизма, не будет монархического произвола, а будет общинная собственность и народоправство.

Революционеры настолько почувствовали свою силу, что стали оказывать вооруженное сопротивление полиции и войскам, причём серьёзное. 30 января 1878 в Одессе полиция и вызванные ею для помощи войска несколько часов не могли взять конспиративную квартиру, где собирался кружок Ивана Мартыновича Ковальского (1850-1878), из-за умелой обороны Ковальского и его друзей с помощью огнестрельного и холодного оружия. Опять же, кто такой Иван Мартынович Ковальский? Сын сельского священника. Исключён за неуплату с первого курса Новороссийского университета, проходил по делу 193-х, но был отпущен. Теперь же, после его задержания, пользуясь тем, что Одесса, как город в прифронтовой полосе, в январе 1878 года ещё находилась на военном положении (ещё шла Русско-турецкая война), Ковальского приговаривают к смертной казни и 2 августа расстреливают. Семь его сообщников были осуждены на каторгу или тюрьму. После объявления приговора перед зданием суда началась перестрелка между сочувствующими Ковальскому молодыми людьми и полицией. Два демонстранта были убиты, несколько солдат и полицейских ранены. После этого проведены широкие аресты.

1 февраля 1878 года в Ростове-на-Дону был убит рабочий, заподозренный революционерами в доносе. То есть сами революционеры привели приговор в исполнение. Помните, как в «Бесах» Достоевского убийство Ивана Шатова. Мы видим, что вал насилия нарастает.

23 февраля 1878 года было совершено покушение на товарища (т.е. заместителя) Киевского прокурора Котляревского. Покушение было неудачным. Но после этого по Киеву стали расклеивать листовки с угрозами, что если не будут прекращены преследования революционеров, то террористические акты будут продолжаться. Полиция начала задерживать тех, кто расклеивал листовки, а расклеивающие листовки начали стрелять в полицию. Россия приближалась к состоянию гражданской войны. Хотя революционеров немного, самое большее тысяча, но эти молодые люди, желающие положительной деятельности, были очень активны, и, в отличие от многих революционеров большевистского типа, которые очень боялись за свою жизнь, были готовы своей жизнью жертвовать. Потом из этого движения выросла партия социалистов-революционеров, террористов по определению, и они действительно были безжалостны не только к случайным погибшим, но и к самим себе.

В начале марта 1878 года происходят волнения в Киевском Свято-Владимирском университете. Исключено 120 студентов, из них 15 выслано административно в северные губернии. При проезде высланных через Москву московское студенчество устроило им триумфальную встречу. А охотнорядцы, то есть торговцы московского центра (вы помните, что Университет в Москве находился и до сих пор находится в Охотном ряду) набросились на студентов с криками «Бей изменников русского царя!». Начинается самосуд. Две части общества, консервативная и революционная, сталкиваются не в судах, не в общественной деятельности, не на выборах в земство, а напрямую.

Усиливаются волнения и в Санкт-Петербургском университете. В результате всего этого был пересмотрен приговор по делу ста девяноста трёх в сторону усиления наказания. Многих теперь арестовали вторично и сослали в Сибирь на каторгу. Но революционеры легко убегают. Полицейский порядок в России довольно патриархальный, и уехать из ссылки под чужим именем, по чужому паспорту, сбежать с этапа и перейти на нелегальное положение ничего не стоило. Всё это вместе взятое приводит к тому, что перешедшие на нелегальное положение, живущие под псевдонимами, как бы исчезнувшие для полиции люди, составляют наиболее радикальную часть революционного движения.

4 августа 1878 года в Санкт-Петербурге ударом кинжала среди бела дня убит начальник III отделения и шеф жандармов генерал-адъютант Николай Владимирович Мезенцов. Убийца — известный в будущем писатель Сергей Михайлович Степняк-Кравчинский — умудрился скрыться с места преступления и уехать за границу в Швейцарию.

Позднее в своей брошюре «Смерть за смерть» он назвал это убийство местью за расстрел Ковальского. «Мы — социалисты, — писал он. — Цель наша — разрушение существующего экономического строя, уничтожение экономического неравенства, составляющего, по нашему убеждению, корень всех страданий человечества. […] Мы считаем, что не политическое рабство порождает экономическое, а наоборот». [Грозовая туча России… С.М. Степняк-Кравчинский в воспоминаниях современников. М, 2001] Наш враг, писал он, буржуазия. Вот так, как вы видите, очень примитивно, мыслит этот человек. Ничего в этом софистикизированного нет. Серьёзное размышление любого экономиста показало бы всю несостоятельность этих идей и планов, но этими идеями и планами люди не только одухотворяются, но ради них они совершают убийства, рискуют собственной жизнью и, главное, многие этим людям очень сочувствуют, потому что социалистические идеи в той или иной степени распространены среди либерального земства. Да, культурные земцы понимали, что полное осуществление социализма невозможно, но они понимали и другое — надо, чтобы эти идеи могли выражаться открыто и могли проигрывать другим, более конструктивным, в законной политической борьбе, а не навязываться обществу путём насилия, когда никакая электоральная и парламентская борьба невозможна.

Народовольцы требуют от власти прекратить их преследовать, в противном случае угрожают новыми терактами. Власть совершенно не знает, что делать. Она не понимает сути этого нового разлившегося по России революционного движения. Откуда оно? Почему? Она склонна давать ему какие-то мистические объяснения, считает революционеров сатанистами, людьми, отошедшими от Бога, не понимая, что это молодёжь, которая жаждет приложения своих сил в положительной сфере, но не находит такой возможности.

В указе Сенату от 9 августа 1878 г. Император объявлял: «Повторяющиеся в последнее время случаи государственных преступлений, явного неповиновения и сопротивления властям, от правительства установленным и целый ряд злодеяний, направленных против должностных лиц, при обстоятельном расследовании сих преступлений несомненно свидетельствуют о существовании круга тайных злоумышленников, которые, под влиянием социально-революционных и других разрушительных учений, стремятся к ниспровержению всего государственного строя. Отвергая необходимость всякого общественного порядка, неприкосновенность собственности, святость семейного союза и даже саму веру в Бога, злодеи эти для достижения своих преступных целей не останавливаются ни перед какими средствами, сколь бы гнусны и безнравственны они ни были, и дерзким совершением самых коварных злодеяний возмущают общественное спокойствие и угрожают безопасности властей, правительством установленных».

20 августа 1878 г. в «Правительственном вестнике» был опубликован призыв к обществу сотрудничать в борьбе с крамолой. «Русский народ и его лучшие представители должны на деле показать, что в среде их нет места подобным преступникам, что они действительно считают их отверженниками и что каждый верноподданный русского Государя будет всеми зависящими от него мерами способствовать правительству искоренению нашего общего внутреннего врага», — было написано в этой статье.

Вы видите — появляется выражение «враг внутренний», которое будет под разными именами появляться до сего дня в нашей общественной жизни. А враг внутренний — это же на самом деле наши дети, братья и сёстры, которые по тем или иным причинам были выброшены из колеса жизни. Конечно, ограничивая радикалов, им надо помочь вернуться в общество не помилованиями, а политическими реформами. Однако высшие власти Империи этого не понимают и только усиливают репрессивные меры.

В том же августе 1878 года были принято решение о создании двух особых пересыльных тюрем в европейской части России, в которые будут отправляться политические преступники с целью пресечь для них возможность революционизировать обычных уголовников, а также о создании особых поселений, фактически концентрационных лагерей в Якутской области для революционеров.

Позже, во время Первой Мировой войны, полицейские будут объяснять, что у России два врага. Враг внешний — немцы, австрийцы, и враг внутренний — это «студенты и интеллигенты». Об этом мне еще рассказывал мой дед, в то время молодой банковский служащий, окончивший Высшее коммерческое училище в Москве. Такие объяснения он слышал сам из уст властей на призывном пункте, куда явился как вольноопределяющийся.

Вот таков ужас — новый образованный слой становится «внутренним врагом», потому что его не умеют применить, не умеют направить и не умеют вдохновить. Абсолютистский порядок, при котором царь относится к подданным как к детям, уже не вдохновляет культурное образованное общество. Так же как молодые люди в пубертатном возрасте устраивают восстания против родителей и не хотят им подчиняться, так же и молодая часть общества, получив некоторое образование, не хочет подчиняться опеке абсолютистской власти, а стремится сама для себя быть силой и учителем, и выбирает при этом радикальные средства.

5. Ответ власти

Студенты продолжают бунтовать. Осенью 1878 года происходят волнения студентов в Харькове и в Санкт-Петербурге, особенно в Военно-медицинской академии. Несколько сотен молодых людей исключены и сосланы.

Каков же ответ власти? Власть рассматривает возможность ограничить приём студентов из разночинцев и не агитировать в пользу образования. Весной и летом 1879 года прошли прения в Государственном совете и в Комитете министров Империи. В июне 1879 года министр финансов Грейг, сменивший Рейтерна, говорил: «Если доступность высшего образования и составляет потребность нынешнего века, то едва ли правильно искусственно возбуждать стремление к нему в России». Допустим, Грейг — консерватор и реакционер, но вот решение Комитета министров от 3 июля 1879 года, вынесенное в результате этого заседания: «Предоставить подлежащим министрам, в ведении коих находятся высшие учебные заведения, принять к руководству изъяснённое общее начало о положительном вреде искусственного возбуждения в России стремления к высшему образованию с тем, чтобы каждый из них (т.е. министров — А.З.) принял по своему ведомству меры, коими могут быть достигнуты успешные результаты в смысле ослабления означенного явления». [С.С. Татищев. Александр II. 2 т. – с.664]

В этих витиеватых бюрократических фразах на самом деле заключён очень простой смысл — необходимо ограничить приём студентов в высшие учебные заведения, для того, чтобы кто попало в них не шёл, потому что студенты опасны.

Представляете, в стране, где в то время оставалось безграмотным большинство населения, в стране, в которой так не хватало квалифицированных врачей, инженеров, юристов и даже людей для занятия высших должностей, пытаются ограничить число студентов и остудить желание поступать в университеты, чтобы не было революционной деятельности. Единственный способ, который находит власть, — запрещать. Мы потом опять с этим встретимся, когда будем говорить об Александре III и его пресловутом указе о кухаркиных детях, но мы видим, что ещё при Александре II все эти вещи обсуждаются и принимаются. Причём министр образования граф Толстой активно поддерживает всё это. И фактически становится не министром просвещения, а министром затмения.

Однако ничего из этого тогда — ни ограничение приёма в университеты, ни постройку концентрационных лагерей и пересыльных тюрем — осуществить не удалось. Это были метания власти, проекты, возникавшие и исчезавшие в бюрократической пучине.

6. Новые покушения

А между тем разрушительная деятельность революционной молодёжи продолжалась. 9 февраля 1879 года был убит выстрелом из револьвера Харьковский губернатор князь Дмитрий Николаевич Кропоткин, двоюродный брат известного анархиста Петра Кропоткина. Убийца — член исполкома «Земли и воли» Григорий Давидович Гольденберг, — был арестован и впоследствии выдал почти всех своих сторонников, что помогло выявить и арестовать значительную часть сети «Народной воли».

Сам Пётр Кропоткин в своих «Записках революционера» пишет: «В Харькове был убит генерал-губернатор, мой двоюродный брат, Дмитрий Кропоткин, когда он возвращался из театра. Центральная тюрьма, где началась первая голодовка, и где он прибег к искусственному кормлению (заключённых — А.З.), находилась в его ведении. В сущности, он был не злой человек; я знаю, что лично он скорее симпатизировал политическим (то есть революционерам — А.З.); но он был человек бесхарактерный, притом придворный, флигель-адъютант царя, и поэтому предпочёл не вмешиваться, так как одно его слово могло бы остановить жестокое обращение с заключёнными. Но теперь он одобрил поведение тюремщиков, и харьковская молодёжь до такой степени была возмущена обращением с заключёнными, что по нём стреляли и смертельно ранили».

Вот так пишет Пётр Кропоткин, и эти его слова важны — сам по себе князь Дмитрий Кропоткин был добрым и сочувствующим революционерам человеком, близким по взглядам самому знаменитому анархисту, но он находился во власти и поэтому не прекратил жестокое отношение к каким-то заключённым, объявившим голодовку, и в результате был убит. То есть мы видим, что это не противостояние фанатиков империи и абсолютизма с одной стороны и прогрессивных революционеров с другой. Ничего подобного. Всё общество более или менее прогрессивно и хочет перемен. Просто для осуществления этих перемен есть разные методы. Но представители власти с высоты престола испугались и сдерживают перемены. Слишком сильно открыли шлюзы в эпоху Великих реформ в 60-е годы, думают они, и теперь решили их прикрыть. Но опять же, когда шлюзы прикрывают, то вал воды через оставшуюся щель становится мощней и разрушительней. Шлюзы нужно с известной осторожностью открывать, но как это сделать, власть не понимает. Она находится в растерянности, а террористические акты продолжаются. Революционеры, жертвуя своей жизнью, идут на всё новые и новые покушения.

13 марта 1879 года произошло покушение на нового шефа жандармов Александра Ивановича Дрентельна. Покушавшийся — Лев Филиппович Мирский. Слава Богу, оно было неудачным.

А 2/14 апреля 1879 года в светлый понедельник, то есть в понедельник после дня Пасхи, было совершено покушение на государя Александра Николаевича. Дворянин Александр Константинович Соловьёв подошёл к Императору во время прогулки и шесть раз почти в упор выстрелил в него. Не попал ни разу. На суде сказал, что действовал в духе «Земли и воли», порвал с религией. Как выяснило следствие, конец страстной седмицы, то есть дни накануне покушения, он провёл у проститутки. Александр Константинович Соловьёв был повешен 28 мая на Смоленском поле.

Деятельность революционеров в глазах правительства становится настолько опасной (ведь только чудо спасает императора Александра, — то, что Соловьёв не умел стрелять), что уже 7 апреля в ответ на это покушение созданы шесть временных генерал-губернаторств, на которые разделена почти вся европейская Россия и в которых вводятся чрезвычайные правила по преследованию, аресту, содержанию, суду и наказанию для революционеров. Губернаторами в них назначены уважаемые обществом, заслуженные генералы Русско-турецкой войны. В Одессу — Тотлебен, в Петербург — Гурко, в Харьков — генерал от кавалерии, генерал-адъютант, армянский князь и граф Российской империи Микаэль Тариэлович Лорис-Меликов (19 октября 1824, Тифлис – 24 декабря 1888, Ницца).

Микаэль Тариэлович Лорис-Меликов сравнительно молодой ещё человек. С 1832 года — в русском дворянстве. Он разбил Ахмеда Мухтар-пашу в Аджарии после того, как потерпел от него поражение на Зевинских высотах. Он взял Карс, осадил Эрзерум и за успехи в Русско-турецкой войне был награждён орденом св. Георгия 2-й степени, что очень редко.

Также Микаэль Тариэлович проявил себя во время борьбы с чумой в 1878-1879 годах. Дело в том, что в те годы на Нижней Волге в Енотаевском уезде вдруг обнаружился очаг чумы — так называемая «Ветлянская чума». Это было неожиданно. Считалось, что в России чумы нет, что её только случайно могут завозить из Азии, а тут вдруг — очаг в Европейской части России. Для решения этой проблемы, угрожавшей всей Европе, была создана международная медицинская комиссия во главе с немецким врачом Берлинским профессором Августом Гиршем. Но понятное дело, профессора не могут организовывать санитарные кордоны. Для этих целей на Нижней Волге было создано особое генерал-губернаторство (ещё до того Харьковского, о котором шла речь выше), куда назначили Лорис-Меликова. Микаэль Тариэлович блестяще справился со своей задачей. Чума не распространилась из Енотаевского уезда. И, учитывая смертоносность болезни, погибло не так много людей — всего 364 человека. Но самое поразительное, что из отпущенных Лорис-Меликову на борьбу с чумой четырёх миллионов рублей он вернул назад в казначейство три миллиона семьсот тысяч, сказав, что для прекращения эпидемии понадобилось только триста тысяч. После того, как была ликвидирована чумная опасность, он сам попросил о ликвидации генерал-губернаторства за ненадобностью. Император был настолько поражён его честностью (Лорис-Меликов не присвоил себе ни копейки), эффективностью его деятельности и его нежеланием продолжать оставаться крупным начальником (а временное генерал-губернаторство на Нижней Волге объединяло Астраханскую и Саратовскую губернии), что за все заслуги и, в первую очередь, конечно, за победу над чумой, повелел принять Микаэля Тариэловича в корпорацию ордена Александра Невского, одного из высших орденов Российской империи.

Став Харьковским генерал-губернатором, Лорис-Меликов также проявлял не только жестокость в отношении к революционерам. Надо сказать, вообще большой жестокости не было — была строгость. Но главное — он пытался оградить местное население Восточной Украины и приграничных областей России (тогда Харьковское генерал-губернаторство включало и то, и то) от революционной деятельности, сделать так, чтобы обыватели не испытывали давления со стороны революционеров и в своей повседневной жизни не подвергались косвенным репрессиям со стороны властей, которые этих революционеров преследовали. От военного управления в Харькове Микаэль Тариэлович стремился как можно быстрее перейти к гражданскому, и говорил, что главное орудие в борьбе с революционерами — это школьный учитель, который сумеет объяснить и открыть подросткам правильные цели жизни. Разумеется, о политике, парламенте он не говорил, но считал, что цели жизни должны быть созидательными, не тупиковыми и не разрушительными, а захватывающими молодого человека желанием делать добро. И главное условие для осуществления таких целей — молодые люди должны видеть, что это добро делается самими чиновниками, управителями, генерал-губернаторами и, наконец, самим царём. Именно положительный пример власти устремит молодёжь к созидательной деятельности, и тогда революционное дело постепенно сойдёт на нет. Замечу, что так много говорю о Лорис-Меликове сейчас потому, что он будет важной фигурой в материале и следующей нашей лекции.

Однако в это время само народничество, само социалистическое движение молодёжи «Земли и воли», «Народной воли» тоже меняет программу от анархо-синдикализма, то есть стремления освободить народ от власти бюрократии, помещиков, капиталистов к политическому направлению. Интерес переходит к политике и теперь социалисты считают, что надо изменить общество в целом.

Александр Корнилов «Истории России ХIХ века» пишет: «В среде революционеров всё настойчивее развивается мысль о необходимости для получения возможности бороться за осуществление своего социалистического идеала, отвоевать прежде всего, по крайней мере, элементарные условия политической свободы» [А.А. Корнилов, с. 708]. А как их отвоевать у абсолютистской власти? Метод революционеры видят один - только террором, только силой.

Этому посвящены съезды народников «Земли и воли». 15-17 июня 1879 года в Липецке происходит съезд сторонников радикального террора. Лидер — Андрей Иванович Желябов (1851-1881). На момент съезда ему двадцать восемь лет. Желябов родился в семье крепостных дворовых людей в селе Горностаевка в Крыму на Керченском полуострове, окончил Керченскую мужскую гимназию на деньги своего помещика Нелидова с серебряной медалью. То есть вы видите, крепостное право упразднено, и этот тот случай, когда помещик хотел сделать молодого человека, своего бывшего крепостного, образованным и по настоящему свободным. Желябов неплохо учился и в 1869 году поступил в Новороссийский университет в Одессе, но в 1871 году был из него исключён за участие в студенческих волнениях. Оправдан по делу 193-х в 1878 году. Увлечённый революционными идеями и исключительно, судя по его запискам, самолюбивый и амбиционный человек, Желябов мечтает встать во главе противостояния с царём, стать как бы анти-царём и убить Государя.

В Липецке был создан «исполнительный комитет социально-революционной партии» для террористической борьбы с властью. Для того, чтобы их не уличили в подпольной деятельности, революционеры (участников было одиннадцать, мужчины и женщины) проводили время на пикниках, катались на лодках на Петровском пруду в Липецке. Именно тогда внутри «Земли и воли» была создана «Народная воля» с лозунгом «Свобода или смерть!».

После этого происходит Воронежский съезд «Земли и воли», куда народовольцы приезжают уже как сложившаяся группа. В Воронежском съезде участвовало девятнадцать человек - Александр Дмитриевич Михайлов, Александр Александрович Квятковский, хорошо известный нам Георгий Валентинович Плеханов, Мария Ошанина, Вера Фигнер, Сергей Андреевич Харизоменов, по происхождению грек, который после съезда отошёл от радикализма и занялся изучением кустарных промыслов и статистикой, и, конечно, Андрей Иванович Желябов.

Опять же гуляли в Ботаническом саду Воронежа, проводили время на пикниках, на природе, а на самом деле обсуждали планы террористических актов, которые должны были увенчаться цареубийством. Основная задача собравшихся — подготовка социально-экономического переворота, утверждающего народные идеалы анархии и коллективизма, дезорганизация правительства методом террора. Цареубийство получило поддержку съезда. Осудив террор, Плеханов и Харизоменов вышли из «Земли и воли» и покинули съезд.

В августе Плеханов и так называемые деревенщики, то есть сторонники хождения «в народ» создали организацию «Чёрный передел», а сторонники террора — «Народную волю». Обе эти организации имели подпольные типографии в Петербурге. И обе эти типографии были разгромлены в январе 1880 года. Несколько десятков человек за участие в подпольной типографской деятельности было арестовано. До разгрома члены организаций успели издать только несколько номеров газет и несколько прокламаций.

7. Взрыв в Зимнем дворце

Но несмотря на аресты, землевольцы не прекращают своей деятельности. 5/17 февраля 1880 года в 18:22 происходит страшный взрыв в Зимнем дворце. Погибли одиннадцать солдат лейб-гвардии Финляндского полка, пятьдесят шесть человек были ранены.

Взрыв был под помещением большой столовой, в которой в 18:00 собирались на обед члены царской семьи и гости, в том числе брат Императрицы Александр-Людвиг принц Гессенский и его сын князь Болгарский Александр Баттенбергский. Взорвались два пуда динамита. Когда следствие стало разбираться в случившемся, то довольно быстро стало понятно — взрыв произошёл в комнате рабочего-краснодеревщика, члена «Народной воли» Степана Николаевича Халтурина (1856-1882), который до этого был известен как организатор Северо-русского рабочего союза. Сам он происходил из семьи богатых крестьян деревни Халевинской Вятской губернии. Учился и был уволен из Вятской учительской семинарии. Динамит к нему приносил Андрей Иванович Желябов. А хранил взрывчатку Халтурин у себя под подушкой, а потом в сундуке.

Интересно, что комнатёнку Халтурина, которая находилась на два этаже ниже как раз под столовой Зимнего дворца, обыскивали несколько раз, но делали это так бегло и формально, что ничего подозрительного не нашли. Взрыв, как выяснилось, готовился полгода и был точно рассчитан. После произошедшего Халтурин успел скрыться. Если бы покушение Халтурина удалось «то жертвой его стали бы не только император Александр, — как пишет Александр Корнилов, — но и вся царская фамилия, и получилось бы такое положение, что уничтожены были бы вместе с императором и все законные наследники Государя, и, таким образом, в сущности говоря, по произволу кучки людей мог бы возникнуть вопрос, совершенно неожиданный для всей страны, или об избрании новой династии, или, как мечтали революционеры, о полной перемене формы правления». [А.А. Корнилов, с.713]

Но Бог сохранил и императора Александра, и всю его семью, и князя Александра Баттенбергского, и его отца принца Гессенского. Так случилось, что в этот день поезд, на котором ехали гости, опоздал, и в тот момент, когда по расчётам Халтурина все должны были собраться на обед (он же через два этажа посмотреть не мог, - зажёг шнур к динамиту в своей комнате и ушёл), Император и его семья как раз встречали приехавших принцев в гостиной. Взрыв раздался, но никто из царской семьи и гостей не пострадал. Чистая случайность. Полиция работала из рук вон плохо. Халтурин уже был известен как революционер, он жил под другой фамилией, втёрся в доверие, сначала был принят как умелый мастер на царскую яхту «Ливадия», потом работал в Зимнем дворце и всё с единственной целью — уничтожить царскую семью. Он выполнял задание Желябова и «Народной воли», сознательно шёл на убийство. Позже он был арестован. Следствие установило, что до взрыва он объяснял рабочим следующее: «Падёт царь, падёт и царизм, наступит новая эра, эра свободы. Смерть Александра II принесёт с собой политическую свободу, а при политической свободе рабочее движение пойдёт у нас не по-прежнему. Тогда у нас будут не такие союзы, с рабочими же газетами не нужно будет прятаться». [Цит. по: Черная книга имен, которым не место на карте России. М., «Посев», 2004]

На самом деле, как вы понимаете, планы были намного более широкие — захватить власть и устроить новый режим, причём, безусловно, тоталитарный. Мы знаем, что народовольцы Желябова мечтали народ, если угодно, всунуть в социализм. Считали — пан или пропал, то есть или они победят и таким образом будет установлен новый режим, которым они будут управлять, или они погибнут.

Император был глубоко потрясён взрывом в Зимнем дворце. Семьям погибших солдат были выплачены большие деньги. Была устроена братская могила, а над ней установлен памятник героям Финляндцам. Хотя это было опасно, Александр принял участие в захоронении погибших солдат. Он поблагодарил Финляндский полк за мужество, ведь раненые и искалеченные, но выжившие солдаты, оставались на своих постах до того, как их сменил караул. То есть были готовы защищать особу царя даже после взрыва.

Во время следствия обнаружилось, что при аресте одного из народовольцев ещё до взрыва у него в бумагах был найден план Зимнего дворца. И на этом плане крестиком была отмечена столовая. Всё было рассчитано заранее, но вовремя на это никто из полиции не обратил внимание.

Что же касается Халтурина, то жизнь его сложилась следующим образом. Он зажёг шнур и убежал из дворца, и найти его не могли. Что тоже, кстати говоря, характеризует тогдашнее состояние полиции. Уже при новом царе 18 марта 1882 года в Одессе террористами был убит прокурор Василий Степанович Стрельников. Убийца Николай Алексеевич Желваков и помогавший ему человек, который выдавал себя за извозчика и должен был увезти террориста с места убийства, были схвачены народом, арестованы и 22 марта 1882 года казнены. Позже выяснилось, что казнённым извозчиком под совершенно другим именем был тот самый Халтурин, устроивший взрыв в Зимнем дворце.

Надо сказать, что Ленин очень ценил Халтурина. В своём кабинете в Кремле он поставил два портрета: Маркса и Халтурина. Многие улицы и города России были переименованы в честь Халтурина, в частности город Орлов Вятской губернии, в уезде которого родился и жил террорист, до 1992 года носил название Халтурин, улица Миллионная в Петербурге была названа улицей Халтурина, а также теперешний Соборный спуск в Харькове именовался спуском Халтурина (характерное название). Так что, как вы видите, это был герой всего советского периода.

8. Положение общества в России и возможные решения

Общество на эти революционные действия желало найти правильный ответ. Дмитрий Алексеевич Милютин в своём дневнике 22 января 1880 года, то есть буквально накануне взрыва в Зимнем дворце, пишет: «Никогда ещё не было предоставлено столько безграничного произвола администрации и полиции. Но одними этими полицейскими мерами, террором и насилием едва ли можно прекратить революционную подпольную работу, принявшую уже такие значительные размеры. Трудно искоренить зло, когда ни в одном слое общества правительство не находит ни сочувствия, ни искренней поддержки. Грустно видеть, какими мерами считается необходимым охранять особу Государя, который ездит не иначе, как окружённый конвоем. Шеф жандармов, генерал-губернатор, градоначальник и даже министр внутренних дел также ездят по городу с казаками». [Д.А. Милютин. Дневник 22 января 1880. с.241] Это пишет, между прочим, военный министр и пишет в свой дневник — надо не полицейскими ограничительными мерами бороться с революционным движением, а иначе.

Александр Корнилов в своей книге высказывает примерно то же: «С одной стороны, революционеры, убеждённые в своём ослеплении, что удачное покушение на жизнь Царя послужит сигналом для народной революции, которая коренным образом изменит все условия политической и социальной жизни в России, — причём выбить их из этого ослепления было совершенно невозможно никакими доводами рассудка, а с другой стороны, растерявшееся правительство, не сумевшее найти для себя какой-либо точки опоры в населении, с нуждами и правами которого оно не привыкло считаться, судорожно принимавшее различные репрессивные меры, которые только обостряли борьбу не на жизнь, а на смерть с революционерами и ставили в то же время в нестерпимое положение жизнь мирных обывателей, испытывавших на себе всю тяжесть осадного положения и произвола грубых и бесцеремонных сатрапов и полицейских агентов. Таково было незавидное положение России и русского общества в эти поистине трудные годы». [А.А. Корнилов. с. 711]

Как вы видите, русский историк 10-х годов ХХ века и министр правительства Александра II, очевидец, говорят об одном и том же.

Но какое же решение, какую альтернативу могла предложить государству и обществу власть в это время? Вот об этой последней попытке альтернативы и последней великой реформе, которая не состоялась, мы с вами, дорогие друзья, и поговорим на следующей, последней лекции об эпохе Александра II.